Live and thrive

      Какое-то время они оба просто наблюдали, собирали информацию о Мэйсоне, даже думали натравить на него Фредди, но это создало бы слишком много шума. Этот человек должен был сгинуть тихо, без следов и, желательно, навсегда.       Ганнибал нанял частного детектива, который накопал много грязи. Впрочем, это их мало интересовало. Мэйсон в этой и прошлой жизни успел сделать достаточно, чтобы Уилл сумел получить удовольствие от его криков и вида крови, стекающей по его высококлассным шмоткам и беспомощному телу. Главное — они теперь знали куда тот ездит, со сколькими охранниками, как и насколько часто. Кроме того, Ганнибал и правда посетил их ферму в качестве приглашённого гостя. После он долго рассказывал об особенностях животноводства, о поросёнке, которого купил у чрезвычайно восторженного Айзака. Уилл ожидал главного, но партнёр, очевидно, решил растянуть удовольствие от прослушивания собственного голоса.       Терпение Уилла иссякло, высохло, словно маленький пруд в засушливое лето. Он прикрывает глаза и намеревается не открывать их до тех пор, пока Ганнибал не закончит восхищаться породами свиней.       — Ты, конечно же, вовсе не об этом хотел услышать, — внезапно прерывает свою речь Ганнибал, выглядя при этом слишком довольным собой. — Я думал, тебе любопытно, что у нас на ужин.       — Очевидно, не Вёрджер, — сквозь зубы выдыхает Уилл, открывая глаза и буравя Ганнибала усталым и злым взглядом.       — Я бы побрезговал его есть, — тонко улыбается Ганнибал. — И Айзака, и Мэйсона, — продолжает он. — Айзак представляет собой чрезвычайно умного человека в вопросах животноводства, однако эмоционально ограниченного до состояния тупости. Традиционалист и консерватор, гомофоб, едва ли не отрекающийся от дочери из-за ориентации и тут же считающий, что женщин нельзя пускать в бизнес и в хоть сколько-нибудь важные дела. Этот махровый сексизм из его уст звучит убийственно претенциозно и столь же безумно, потому что буквально любая женщина из сотни его служанок и домработниц могла бы его убить, и это не составило бы ей большого труда. Однако же, в особенной жестокости его обвинить не получается.       — Он не насильник… — медленно делает вывод Уилл. — Как вышло, что его сын — да?       — Мэйсон — антисоциальный психопат, словно из учебника, — пожимает плечами Ганнибал. — Мы столкнулись в конюшне. Он возвращался со своей конной прогулки. Без охраны и без каких-либо вещей.       Уилл ухмыляется. Раз в неделю Мэйсон проводил весь день в своём домике у озера, куда ездил исключительно один и на лошади. Это был неплохой вариант, если так подумать. Однако же, слишком очевидный.       — Что с их охранной системой? — спрашивает он дальше, принимая из рук партнёра бокал с виски.       Ганнибал садится на подлокотник кресла Уилла и всматривается в горящие поленья в камине. Их обдаёт теплом, и некоторое время слышна лишь тишина, уютная, окутывающая спокойствием и растворяющая в себе остатки злости от длительного напряжения.       — Камеры повсюду, — начинает перечислять Ганнибал, — не только на въезде, а по всей территории вокруг поместья. Внутри множество охраны, все с оружием. Ходят по двое, работают не в две, а в три смены, никогда не оставляют место пустым. Свою показательную растрёпанность Айзак компенсировал паранойяльным построением системы безопасности. Есть возможность обесточить всю их линию, но, скорее всего, на этот случай у них есть генераторы как минимум на несколько суток. Словом, и войти и выйти оттуда незамеченными крайне тяжело.       Уилл хмыкает и прислоняется к тёплому боку Ганнибала, тут же чувствуя, как пальцы начинают массировать кожу его затылка и перебирать волосы. Ему приходит в голову, что Ганнибал уже один раз вырвался из лап Мэйсона, но тогда не было цели уйти незамеченным. Ганнибал убил десятки людей в тот день, не моргнув даже глазом, и все знали кто он и как он ушёл. Здесь же этот вариант не подходил. Кроме того, охрана фермы была хлеще, чем система в больнице Чилтона. Потому что в больницу для душевнобольных преступников Ганнибал проник незамеченным, не оставив ни единого следа. Зато оставив переломанного Абеля. Впрочем, это было делом прошлым. Сейчас же Гидеона, казалось, мало интересовал Ганнибала. Теперь его новой мышкой для игры был Мэйсон, и Уилл не то, что бы потворствовал этому, он самодовольно и с большим упорством направлял все мысли и чаяния Ганнибала именно в эту сторону. Устранить Мэйсона было важно не только и не столько для нормальной жизни Аланы и Марго, сколько для своего собственного покоя.       — Ты всё ещё уверен? — любопытствует Ганнибал и смотрит на него внимательно, слишком серьёзно, чтобы это можно было счесть за шутку.       Уилл снова поднимает взгляд. Он устал злиться на недоверие, на проверки. Но с Ганнибалом либо по его правилам, либо никак.       — Много ли для тебя значат клятвы, Ганнибал? — Взгляд прямо в глаза. Его Вендиго с достоинством это выдерживает.       — Я всегда исполняю свои. И жду того же от других людей, — спустя секунду отвечает Ганнибал и смотрит испытующе, заинтригованно, но вопросов не задаёт, предлагая Уиллу самому продолжить мысль.       — В болезни и здравии, в богатстве и бедности, в жизни и, — Уилл хмыкает, — в посмертии. Я твой, а ты мой. Такая клятва удовлетворила бы тебя?       Он видит, как зрачки Ганнибала на доли секунды расширяются от удивления. Видит, как Ганнибал хмурится, сбитый с толку, не знающий, как на такое реагировать, но понявший совершенно прекрасно, что эти слова означают.       — Я не прошу дать ответ прямо сейчас, — тут же говорит Уилл, давая партнёру место для манёвра.       Но Ганнибал смотрит на него так, словно собирается украсть его душу. Хотя, почему собирается? Она давно уже отдана добровольно, ещё когда Уилл решил принести Ганнибалу труп Рэндалла.       — Я начну смотреть кольца с завтрашнего дня, — отчего-то осипшим голосом отвечает Ганнибал.       — Хорошо.       Уилл тянет Ганнибала на себя, целует влажно, дышит горячо и сжимает так сильно, как только может.       «Ты — мой», — говорят эти объятия.       «Ты — мой», — стоит за каждым толчком, каждым укусом, каждой лаской Уилла.       «Только мой», — говорят следы тех же укусов, засосов, царапин на теле Ганнибала, которые тот рассмотрит только завтра. А сейчас Уилл вынуждает его только стонать и поддаваться навстречу, подставляться под жадные губы и зубы и не кончать, пока Уилл не скажет твёрдое «да».       После этого они больше не поднимали тему брака вслух, не обсуждали кольца или церемонию. Но только что-то неуловимо изменилось в поведении Ганнибала, как будто он, не до конца осознававший ранее всю серьёзность Уилла по отношению к нему, наконец прозрел. Язык его тела говорил о большей расслабленности, чем раньше. Разговоры получили конкретику, пусть и жутковатую, хоть и не для Уилла. И Ганнибал явно разрабатывал план относительно него, но не как раньше — через манипуляции, жестокость и боль. Тут скорее было что-то тёплое и заботливое, так непохожее на всё, что несла в себе прошлая жизнь.       Ганнибал купил ему чашку. Как и всё в его доме, она также была образцово-элегантной, похожей на кубок, из прозрачного жаростойкого стекла. Но это была чашка Уилла, просто потому что на ней красовался прозрачный Корги, выполненный невероятно детально, то ли из стекла, то ли из какого-то прозрачного полимера. Ганнибал бы никогда не купил что-то подобное для себя. Из этой чашки Уилл пил кофе по утрам и долго, задумчиво смотрел на сонного партнёра, ещё не проснувшегося до конца, с неуложенными волосами, кутающегося в свой красный свитер. Уиллу нравилось приносить плед из гостиной и укрывать плечи Ганнибала им, видя расфокусированный, но благодарный взгляд.       Были и неудобства, безусловно, у того факта, что Уилл незаметно для себя почти переехал в дом Ганнибала. Общение с собаками резко сократилось, хотя он ездил домой минимум дважды в день, и к тому же его соседка кормила и выпускала псов, а иногда и Ганнибал вызывался побыть их компанией, что было особенно приятно. Уилл ни на секунду не боялся, что Ганнибал им навредит. И в прошлом, когда их отношения были куда сложнее и запутаннее, полные обвинений, Ганнибал кормил его собак исправно, обращался с ними хорошо и даже вежливо. И стая Уилла относилась к нему хорошо уже тогда, а сейчас они и вовсе его обожали. И даже Уинстон, привязанный к Уиллу куда больше остальных, теперь был ласков и с Ганнибалом тоже. И это всё вылилось в несколько странный результат.       Из Куантико Уилл едет поздно — ему пришлось оставаться на консультации перед экзаменами студентов. Ехать до дома не осталось никаких сил, так что он с трудом добирается до Балтимора, намереваясь упасть в руки Ганнибалу и, скорее всего, отключиться от усталости. Но в коридоре, стоит ему только снять пальто, он встречается с внимательным взглядом карих глаз, пушистыми торчащими ушами и рьяно виляющим хвостом.       Уилл присаживается перед Уинстоном, чтобы погладить его в виде приветствия.       — Ну и что ты тут делаешь? — задаёт он вопрос, не ожидая, конечно, ответа. Тем не менее, он его получает.       — Я перевозил несколько пакетов на заднем сидении, и он проскользнул внутрь, — хмыкает Ганнибал, выходя из кухни и вытирая руки полотенцем. На нём так обожаемый Уиллом мягкий свитер и фартук. Он явно трудился над ужином в этот самый момент. Не то, что бы Уилл думает, что ему хватит сил на ужин… — Я заметил его только посреди дороги домой. Пришлось возвращаться.       Уилл хмурится и поднимает голову, чтобы посмотреть на Ганнибала.       — Зачем? Уинстона же ты всё равно не оставил, — тянет Уилл, чувствуя, как туго работает мышление из-за усталости и истощения.       Работа в Куантико нехорошо перемежалась с расследованием дела с Джеком, и он слишком мало спал последнюю неделю. Ел тоже слишком мало. Если бы не Ганнибал, то, вероятно, забывал бы поесть вообще.       — Вернулся за остальными, — тихо говорит Ганнибал. — Подумал, отчаянный шаг Уинстона вполне соответствовал настроению всей твоей… семьи, — корректно, как и всегда, поясняет и явно ожидает реакции Уилла, глядя на него почти в упор.       — Ты… — Уилл ловит себя на том, что не может ничего сформулировать. В голове сплошные фейерверки из удовольствия, благодарности, теплоты и любви. — Ганнибал! — смеётся он и качает головой.       Это так неожиданно, так не характерно, спонтанно и… Уилл внезапно понимает: его чувства взаимны. Всё, чего он добивался многие месяцы, было перед ним теперь. Ганнибал осторожно шагнул на лёд сближения, признал себя влюблённым, привязанным настолько, что пошёл против своих принципов, привычек и норм, чтобы забрать собак Уилла. Не отмахнулся от них, не предложил раздать, а принял как часть семьи, как часть Уилла, неприкосновенную. Это уже было больше, чем Уилл мог надеяться, начиная строить эту линию времени заново.       — Ты самое невероятное существо, которое я когда-либо встречал, — шепчет Уилл надтреснуто.       Остаётся только уткнуться Ганнибалу в плечо и обвить руками его талию, чтобы почувствовать тепло его тела, ставшего родным.       — Подумал, это покажет моё согласие стать твоим мужем куда лучше колец, — поддразнивает Ганнибал, — но кольца тоже есть, если тебе интересно.       Уилл смеётся ему в плечо. Вот уж и правда, кольца его волновали меньше всего.       И в очередной раз убеждаясь, какой Ганнибал человек, Уилл узнал уже вечером, что комната напротив их спальни, бывшая одной из гостевых, теперь превратилась в спальню для собак. Новые пуфики под размер каждой, несколько фонтанчиков, множество игрушек, как привезённых из дома Уилла, так и новых, только купленных. Все псы в ошейниках с GPS, с именными бирками, на задней стороне которых был номер Уилла и адрес Ганнибала.       — Это выглядит как тщательно спланированная перевозка собак, а вовсе не случайность, — заключает Уилл, глядя на сонных питомцев, уютно устроившихся на пуфиках. Именных. Ганнибал не был бы собой, не будь и они именными тоже.       — Я планировал, — кивает Ганнибал, не пытаясь оправдаться. — Просто не сегодня. Волею случая ты практически постоянно ночуешь здесь, большая часть твоих вещей здесь, как техника, как и книги. Собаки были последним шагом, к которому я, разумеется, счёл нужным подготовиться.       — Волею случая? — фыркает Уилл.       Дом Ганнибала и правда удобнее, ближе к работе. Хотя он и будет скучать по бескрайним просторам Вулф-Трапа, но чисто с технической точки зрения Ганнибал прав. И он бы абсолютно точно не стал этого делать, если бы сомневался в согласии Уилла.       Единственное, что осталось им для достижения гармонии, — совместная охота. И они уже планировали последнюю ноту своей симфонии.