Берег

Игорь задыхался от бешенства и отчаяния. Он злобно глотал подступающие слёзы и стискивал зубы, чтобы не начать орать на всех зверем. Его не взяли в училище. Всех ребят из их девятого «Б», кто тоже подавал документы — взяли. Кроме него. Конечно, он в последние несколько лет сильно съехал в плане успеваемости. Но даже не это было главной проблемой. «Неблагополучный», «проблемы в семье», «плохие привычки», «скатился», «а каким был раньше!..» — каким-то зловонным шлейфом волочилось за парнем следом, как налипшая паутина. Он сжимал кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладонь. Хотелось сделать больно — кому угодно, да хоть бы даже себе. Не получалось уместить свою обиду и горечь внутри. Жгучий стыд — за себя и за мать, пустившую свою жизнь на самотёк, тяжкое чувство вины — непонятно за что — да за всё на свете, как обычно. Одно сплошное отрицание, бесконечное «не». Не-нависть. Не-справедливость. «Нет» — отказ. Он стоял на высоком берегу за городским санаторием. Желтоватая прошлогодняя трава весело колыхалась на тёплом ветру, щекотала ноги, будто звала поиграть своего давнего друга — симпатичного мальчишку с растрёпанными чёрными волосами. Будто засыпала вопросами: «Эй, давай поиграем? Смотри, какая тёплая весна, смотри, как блестит и как быстро бежит вода в реке! Догонишь? Догони!» А Игорь смотрел на сверкающие всполохи на воде и щурился — не от яркого солнца, а от жгущих глаза злых слез. Все было зря. Он ни на что не годился. От него и так все шарахались, кто только может… Кто только…? Он вдруг подумал о Сереге, и ему с новой болью вспомнился испуганный взгляд, которым тот проводил его, широким шагом выходящего из класса. Стало ещё больше стыдно. Как теперь показаться ему на глаза. Сергей собирался через два года поступать в академию. И всё у него будет хорошо и правильно, потому что он хороший, потому что так и должно быть. А у него, у Катамаранова, больше не будет ничего хорошо, ничего правильно. Всё будто искривилось — пространство, время, и как он не целится, как ни старается — постоянно промахивается. Как будто у него действительно прицел сбит. Все его таланты и способности словно остались укрыты толстым и пыльным шерстяным одеялом. Всем стало все равно, все закрыли глаза и просто перестали смотреть в его сторону. Сбитый самолет-истребитель под брезентом — вот кем он себя чувствовал. Незаслуженно раненый, незаслуженно списанный со счетов. Лишённый хоть какой-то поддержки. Он судорожно вдохнул, с горечью ощущая на языке аромат майских цветов. Додумать свою отчаянную мысль он не успел — за спиной громко хрустнула ветка. Он быстро обернулся с четко очерченной целью — вмазать незадачливому преследователю, но весь его пыл, словно буйная волна, разбился мелкими брызгами о сияющий, неподвижно стоящий на камнях маяк. — Серега? — растерянно и тихо спросил Игорь. Жилин остановился в паре шагов и внимательно смотрел на друга, видимо, оценивая его состояние и свои шансы на успех в оказании ему помощи или чего бы там ни было. Игорь вдруг почувствовал жуткое опустошающее разочарование и снова отвернулся. Он не хотел видеть жалость. Не хотел, чтобы Серега относился к нему, как к какому-то ущербному. От этой мысли стало ещё больнее и ещё обиднее. Сзади послышались два коротких шага и Игорь почувствовал, как волосы на затылке колышет чужое тёплое дыхание. Серёжа подрос за последние пару лет и стал на полголовы выше Игоря. Катамаранову это тоже не добавляло уверенности, надо признать. — Серёг, не надо, а? — парень сглотнул, пытаясь унять дрожь в голосе. — Я не щенок, не надо меня жалеть. Ответа не было. Но он вдруг почувствовал волну тепла по всей спине и понял, что Серёжа подвинулся к нему почти вплотную. Слева от Игоря появилась рука, сжимающая что-то в ладони. — Делать мне больше нечего, кроме как тебя жалеть, — нарочито насмешливо сказал Жилин. Затем позвал тихо: — Горь… Мальчик раскрыл ладонь. Игорь уставился на маленький блестящий кораблик — любимый Серегин значок, который тот носил всю младшую и среднюю школу. Жилин кашлянул, чтобы себя подбодрить: — Возьми. Пусть будет с тобой. Чтобы ты всегда помнил, что я рядом, — он медленно вдохнул, пытаясь скрыть волнение, и продолжил: — Я знаю, какой ты. Ты самый лучший. И тебя незачем жалеть. Ты всегда будешь самым лучшим. Потому что ты никогда не сдаёшься и не боишься ничего. Поэтому у тебя всё будет так, как и должно быть. Тебе всё по плечу. Я знаю, я видел. Игорь дрогнувшими пальцами аккуратно взял с ладони друга значок. Посмотрел на него немного, затем сжал крепко в кулаке и прижал к губам. В глазах защипало с новой силой. В затылок шумно и горячо выдохнули. И тут же Игорь почувствовал, что Серёжа ткнулся ему в волосы носом, смешно фыркая из-за щекочущих непослушных прядей. Катамаранов не мог не заулыбаться, в буквальном смысле чувствуя затылком мягкую Серегину улыбку. Он прикрыл глаза, расслабляясь, нашарил за спиной тёплую ладонь друга и крепко сжал в своей. Сердце взволнованно затрепетало. Наверное, если Серёжа так думает, значит, так и есть. Во всяком случае, Игорь очень постарается сделать так, чтобы Сережины слова и забота не были напрасными. Пока есть хоть кто-то, кто в него верит, Катамаранов всегда будет. Есть, ради чего. Он не подведёт.