Ты мне тоже

Каждый раз одно и то же. Всё одни и те же рожи, Что кричат и критикуют, Хоть не знают ничего. Я опять сижу в подъезде, Разрываются соцсети, Пишут девушки и дети, Но мне нужно лишь одно. Лишь его глаза, как бездны, Чёрный омут, где чертей Сосчитать уж невозможно. Я влюблён в него безбожно. Он не знает, он не видит. Если вдруг его обидят, То я стану вмиг стеной. Твёрдой, каменной, стальной. Это всё необратимо. В голове лишь он, лишь Дима. И проходит жизнь вся мимо Как большая пантомима. Снова куча пёстрых строчек, Куча разных заморочек, Но никто ведь не увидит, Про кого же я пишу. Я опять один сижу...

Эти строки пришли в голову сами собой. В них, возможно, не было особо рифмы, но был смысл. И пусть тот, про кого это всё написано, никогда не увидит этот стих, но эмоции выплеснуть это помогает на все сто. Он бы никогда не смог признаться. Какая любовь? Они оба мужчины, с разницей в возрасте тринадцать лет, тем более, Дима ясно дал понять, что в его вкусе азиаточки с плётками, но явно не "что-то непонятное сорокалетнее". Спустя полчаса подобных мыслей, что роились в голове, как пчёлы, медиум зашёл в квартиру. Снова один. Чтобы не сходить с ума в этой давящей тишине, Саша включил музыку. Как по волшебству, в колонке заиграла песня, что очень хорошо описывала его моральное состояние. Вечером, в холоде, в маленькой комнате В этом злом городе я тону в омуте. Тут на телефон пришло сообщение. Нутром чувствуя, что это что-то важное, мужчина тут же схватил гаджет и посмотрел, кто же ему написал. Дима. —«Саш, привет. Слушай, тут один интересный заказ поступил, но мне кажется, это больше по твоей части, чем по моей. Не хочешь составить мне компанию?» В голове была парочка вопросов. А может, не парочка. Почему написал именно ему, а не Олегу? Он ведь его "брат от другой мамы", не Саша. Имеет ли эта просьба какой-то подтекст, или чернокнижник просто просит помощи, ведь боится сам не справиться? Или это лишний повод встретиться вдвоём, без лишних людей? А может, Матвеев хочет просто понаблюдать за его работой, чтобы что-то подчерпнуть для своих практик? Вопросов много, ответов нет. Как и всегда. В любом случае, отказываться было бы глупо, учитывая, что сама Вселенная в этот момент ему благоволит, поэтому старший Шепс сразу же написал, что только рад будет помочь. На следующий день, вечером, ребята отправились на заказ. Место, куда они направились, находилось в Подмосковье. Это была глухая деревушка, где осталось не так уж много жителей. Оно и понятно: молодёжь рвалась в большой город, а старики медленно, но верно вымирали. Здешних жителей стали беспокоить странные вещи, такие как перемещения предметов без постороннего вмешательства, странные шорохи и чьё-то пение из заброшенной церквушки по ночам. Так как внимание всё было сосредоточено на работе, экстрасенсы особо между собой не разговаривали на отстранённые темы, концентрируясь на проблеме. Они обошли всю деревню, после чего заглянули в ту самую церковь. Как и предполагалось, неупокоенные души просто пытались связаться с живыми родственниками. Умершие просто не понимали того, что их больше нет. Пришлось делать особый ритуал, чтобы отправить эти души на вечный покой. Домой ехали уставшие, но довольные результатом. Теперь жители деревни не боялись. Уставший Дима, сев рядом, положил голову медиуму на плечо. —Спасибо тебе, Саш. Я бы сам не справился. Знаешь... Последовала небольшая пауза. —...мне с тобой очень легко и приятно находиться. Я не знаю, как это объяснить, просто мне комфортно в твоём обществе. Это будто был знак, что хватит откладывать, нужно уже просто всё высказать, что медиум и решил сделать. —Дим... Мне тоже с тобой хорошо. Ты прекрасный человек, отличный экстрасенс и просто восхитительный парень. Ты... Нравишься мне очень. Во всех смыслах. Тут парень аккуратно взял старшего кончиками пальцев за подбородок и аккуратно повернул его голову к себе, после чего нежно коснулся его губ своими. Отстранившись, Матвеев тихо ответил. —ты мне тоже, Саш. Уже очень давно. Больше ничего не говоря, чернокнижник положил голову назад на Сашино плечо и аккуратно взял его за руку. Больше за эту поездку они не обмолвились ни словом, но это было и не нужно. Тот поцелуй сказал им обоим намного больше, чем тысячи слов.