—
За смертью есть другая жизнь. Она совсем другая, не привычная для нас — людей. Эта жизнь буквально заоблачная, светлая и чистая, словно хрусталь. Тихая капель, бьющаяся о неизвестную поверхность; пение птиц; вкусные фрукты, которые позолочены и будто нарисованы, но точно съедобны. Не сходящее солнце, что в любое время греет продрогшие мертвенные души. На земле нельзя найти такого же умиротворенного места. Здесь за облаками чувствуется спокойствие и размеренный ход загранной жизни. Можно ходить в кафе памяти, которое почти за каждым углом рая. Такие кафе часто спасали умерших от скуки или мучений. Феликс заглядывал туда почти каждый день, просиживая часами за воспоминаниям с Хёном. Его никогда за это не осуждали, потому что каждый понимал его без слов — совсем юный парнишка, которому ещё не исполнилось шестнадцати, потерял любовь. Возможно, она ещё первая, долгожданная и платоническая. Но всё произошло не в пользу Ёна — пришлось оставить любимого одного. Феликс порхает к любимому кафе, которое совсем близко к его дому. Он складывает крылья и заходит внутрь. Там сидят другие души и вспоминают что-то своё. Никто не всматривается в чужие жизни, потому что это было запрещено. Ёнбоку от этого было легче, ему не стоит тревожиться о своей земной жизни. Он подходит к стойке, где стоит его знакомый — Чан. Из-за частого посещения они знали друг друга и приветливо улыбались, что выглядело почти одинаково. — Здравствуй, Феликс. Сегодня как обычно? Ёнбок кивает и смотрит на Бан Чана. Тот кого-то напоминает ему, но Ли не может понять кого именно. Он немного задумывается и смотрит куда-то за знакомого. Парень пропадает в своих мыслях и совсем не слышит голос мужчины. Когда он касается Ёна, мальчишка дёргается и поднимает взгляд, мыча что-то неразборчивое. — Феликс, место за третьим столиком твоё, — Чан смеётся рассеянности Ёнбока и опускает взгляд в свои бумаги. Блондин только хихикает и идёт к назначенному столику. На нём уже лежит пара наушников и толстая книга, насчитывавшая более триста страниц. Ликс улыбается ей и садится за стол на удобное кресло. Сразу надев наушники, он берёт книгу и открывает её на закладке. Буквы размываются и по бумажным страницам расстилается цветное изображение, а в наушниках воспроизводятся звуки и диалоги.—
— Хён, быстрее! Феликс оберегал Хёнджина от грозы и гнал его домой. Он не хотел заболеть и тем более не хотел, чтобы болел Хван. Ведь время на лечение не было, потому что скоро начинаются итоговые контрольные, а приходить на каникулах совсем не хотелось. — Бегу я, солнце, — парень чуть отставал, но следовал за Феликсом. Кроссовки хлюпали по лужам, их не удавалось миновать, ноги мокли и вся зипка покрыта небольшими точками-каплями от дождя. Они добежали до дома Хёнджина и были этому очень рады. Открыв дверь, Джин пропустил Ёнбока внутрь, а потом сам зашёл. Глубоко дыша, парень стягивал с себя зип-кофту и кидал её на плечо. «Это было быстро». Феликс тянулся к Хёнджину, чтобы оставить поцелуй на щеке, но оставил только мокрое и тягучее: «Хё-ё-ён» почти у самых губ.—
Это воспоминание грело лучше солнца. Они потом всё-таки заболели, но это была лёгкая простуда, и они успели вылечится. Правда не все контрольные они написали хорошо…—
— Джинни, милый мой, бог с ней, с этой историей. Она тебе ничего не сделает, ты же всё равно у нас физмат. История эта тебе не так уж нужна будет, — Ли обнял парня и начал гладить его спину. Это было настолько нежно, что мурашки пробежали по телу. — Ох, Бок-и, эта история мне всё испортила! У меня бы похвальный лист был, если бы эта бабка мне четыре не влепила! — закончить восьмой класс с похвальным листом так и не удалось Хвану, как и прошлые года. Эта самая проклинаемая учительница истории портила Хёну все оценки, как только пришла. То есть с конца пятого класса. Но он снова себе обещал хорошо сдать экзамен, дабы хоть что-то было идеально.—
Хорошие времена восьмого класса особенно отложились в памяти Ликса. Это были времена начала отношений Феликса и Хёнджина. Совсем робких и, иногда, неловких, но слишком родных и милых. Они тогда только начинали понимать, что противоположный пол их совсем не привлекает. А они сами тянутся друг другу и чувствуют желание целовать места чуть ниже губ из-за стеснения. А когда Хван успешно закончил первое полугодие девятого класса, Брат подарил ему прекрасный инструмент — гитару. Ёнбок любил слушать игру на гитаре, поэтому, когда не был уставшим, с радостью слушал каждую песню посвящённую ему. Он помнит первые эмоции Хвана, что были по-детски радостными.—
— Бок-и, Бок-и! Смотри, какая красивая! Мне так нравится, что не могу перестать любоваться. А звук-то какой… Я теперь буду под твоими окнами серенады петь, — Хёнджин держал в руках классическую чёрную гитару. Она была с лаковым прикрытием и нейлоновыми струнами. — Ох мой милый Джинни, не надо мне под окнами петь, — Ликс рассмеялся и потянулся на чужой кровати. — Лучше посиди дома, поспи, а когда будет свободное время сыграй что-нибудь. Схема точно проверена. Феликс почти засыпал и зевал, хотя рядом была буря эмоций. Он улыбался и прикрывал глаза, смотря на милого Хвана рядом. Тот же с интересом рассматривал каждый сантиметр гитары.—
И всё же, Хёнджин потом научился играть на гитаре и пел о любви для Ли. А тот, в свою очередь, засыпал под приятный голос, похожий на колыбельную. Это были драгоценные моменты, которые Ёнбок очень любил. И одно из них была самая первая ночь вместе. Она была дома у Хёна, после того, как они делали плакат к мероприятию. Феликсу помнится, что они очень устали в тот день и просто ластились друг к другу.—
— Хён-и, — Ёнбок тихо звал Хвана и вздыхал от усталости. Его руки измазаны в грифеле простого карандаша, фломастерах и акварели. Он тянет пальцы к лицу Хёнджина, чтобы устроить их на щеке и нежно погладить большим пальцем. Это удаётся Ликсу, и он видит улыбку Хёна. Она расслабленная и милая, какая в принципе всегда бывает. Феликс проводит по щеке, а после по нижней губе. — М-м? — парень тянул в ответ для Ли. Он приоткрыл глаза и завёл руку за его спину. Устроив её на талии Ёна, Хёнджин потянул парнишку к себе. — А я тебя люблю, — сказал Феликс, уже будучи немного смущённым от таких объятий Хёна. Он посмотрел на чужие губы и улыбнулся. — Я не меньше люблю тебя, мой солнечный мальчик, — Хван немного нахмурил нос и двинулся ближе, проявляя инициативу. Хёнджин аккуратно целует губы Ликса и проводит такой же, как и у Ли, измазанной рукой по коже на пояснице. Он чувствует, как по Ёнбоку пробегают мурашки и отстраняется. Брюнет тихо смеётся и улыбается Феликсу. Двинувшись ближе, Хван шепчет: «Сладких снов» и укладывается спать, отпуская талию Ли.—
Любовь Хёнджина точна была искренняя, может даже и неиссякаемая. Он постоянно тянулся мальчишке с солнечной улыбкой и таким же солнечным именем — Феликс. И Ли вовсе не уступал в этом Хёну. Они постоянно заботились друг о друге и о плохом даже не хотели думать. Их любовь была чистая, словно капля слезы. Такие капли часто скатывались с щёк Джина. В силу своей чувствительности, Хён очень эмоционально переживал и положительные, и отрицательные моменты. От этого Феликс всегда смеялся и целовал мокрые щёки своего парня. Сейчас Хвану этого не хватает. Не хватает Ёнбока, который снова аккуратно погладит по голове и нежно обнимет. Ему приходится сидеть на истории совсем поникшим, не чувствуя поддержки вообще. Хён смотрел в листок тетради, где написаны даты. Он думал о плохом исходе своей жизни. Ему было слишком больно от всего, что было после Феликса. Хван ведёт пальцем по бумаге, вычерчивая крест. После, он укладывает голову на руку, которую он вытянул на парте. Но звенит надоедливый звонок. Это означает пора собирать вещи и уходить из кабинета, ведь скоро здесь обоснуется другой класс. Хван устало кидает учебник в портфель и, вздыхая, выходит из кабинета. Его догоняет Джисон и уже идёт в шаг с другом. Джи видит, что Хён всё такой же: непонятный, бледный, уставший и пессимистичный. Но Хан не теряет надежды на его восстановление. — Хён-и, отпусти ты уже это всё. Никто из вас двоих не виноват, такова была судьба Феликса, — Джисон говорил подобное каждый день, но когда не видел отклика просто переводил тему. А Хван быстро шагает к лестнице, чтобы наконец запихнуть в рот что-нибудь поесть. Он трёт глаза и иногда смотрит на Джисона, который старается изо всех сил. С лица Хёнджина не сходил отёк ещё с утра, хотя уже скоро будет два часа дня. Хан немного улыбается и спускается по лестнице, следуя за другом. — Сон-и, твоя поддержка… так себе. Если бы ты побыл на моём месте, то не думаю, что ты бы вообще жил сейчас. Джин заходит в столовую, где абсолютно пусто. Все классы уже поели, но Хёна это не смущало, и он шёл к столу с чаем. Он взял один и встал у окна. Столовщицы не обратили на парней внимания и продолжили заниматься своими делами. — Так, о чём мы, Ханни? — Хван отпил чая и немного поднял бровь вместе с головой. На Джина упал солнечный свет и показал опухшие синяки под глазами, обвисшую кожу щёк и пару прыщей на лбу. Если сравнивать Хёнджина с Джисоном, то Хан выглядел жаждущим жить, а вот у Хвана это желание пропало уже пару месяцев назад. Такое состояние отпугивало окружающих, а родители Джина только вздыхали и советовали что-то своё. Тот, конечно, не слушал родителей и просто запирался в комнате, надеясь найти спокойствие. — Да так… Лучше расскажи, что у тебя по контрольной по физике, — Хан снова не видит толку что-то говорить Хёнджину насчёт Феликса, поэтому переводит тему. Как и всегда.—
Хван сидит в своей комнате. Перед ним на столе лежат нож и пачка успокоительных. А в голове крутятся воспоминания, здравые мысли и мысли о смерти. — Смерть же это не так страшно, да? — бормочет Хён себе под нос смотрит в окно, рядом со столом. Он тянет руку к голове и крутит прядь волос между пальцев. В горле встаёт ком, но Джин ничего не делает, только сглатывает и думает. Хёнджин переводит взгляд на полку, в которой валяется ручка и лист бумаги. Хван готовил их для такого дня. Он готовился к своей осознанной смерти, несмотря на своего друга и любимых родителей. Хён точно не протянет ещё хотя бы полгода, поэтому и решает уйти. Насовсем уйти из мира. Он встаёт и, пряча нож в тумбочке, идёт на кухню. Там сидят родители и пьют чай. Хван тоже бы хотел выпить домашнего зелёного чая, но зачем? Хён не видит в этом нужности и просто садится за стол. — Сынок, как ты? Как дела? Как в школе? — женщина заправляет прядь волос за ухо и немного тревожно смотрит на Хёна. Но Джин не отвечает. Он пустыми глазами смотрит на мать и немного поднимает брови, как бы желая сказать, что не стоит так сильно беспокоиться. Хван потирает глаза и переводит взгляд на отца. Тот же нахмурился и уткнулся в свою кружку. Это было привычно и нормально, так что Джин не удивился. — Хёнджин-и, хочешь я тебе чай налью? Женщина немного подхватывается и тянется за кружкой, чтобы навести чай. Но Хван останавливает её и просит сесть. — Мам, не нужно, я не хочу чай, — парень смотрит на мать и поджимает губы. — Я уже лучше, только глаза немного болят после ночи. В школе как обычно, так что всё в порядке. Фактически Хён не врёт и успокаивает женщину. На это отец хмыкает и отпивает чай. Такая реакция отца порадовала Хёнджина, и он принял это всё за добрый знак. Парень поднялся из-за стола и потянулся к матери, обнимая её. Он вздыхает и целует её в щёку. Прошептав: «Всё наладится, мам», Джин отпустил её и подошёл к отцу. Мужчина не любил, когда Хёнджин вёл себя, «как баба», но понимал, почему он так делал. Хван по-дружески обнимает его плечо и немного грустно смеётся. Отец же протягивает руку своему сыну и жмёт её. Хён уже отходит от родителей и в проходе оборачивается. — Я пойду посплю… — Джин улыбается и смотрит на взрослых. На глаза накатываются слёзы, но он держится до последнего. — Мам, пап, я люблю вас. Хёнджин улизнул с кухни, скрыв красные глаза. Из них потихоньку начинают падать хрустальные капли. Парень подставляет под них ладони, чтобы не пачкать одежду. Он закрывается в комнате и садится за стол. Взяв листок с ручкой, Джин расписывает её в уголке и жмурится, чтобы очистить глаза от слёз. Рука немного трясётся, но пишет каждую мысль, которую хочет донести Хёнджин для родителей и Джисона: «Привет, мама и папа. Я правда не хотел делать вам больно… Начал Джин и обвёл каждую букву по-жирнее. Он хотел, чтобы они поняли его эмоции. Посмотря на результат, парень остался довольным и продолжил писать: …Мне тоже больно. Прошу, скажите Джисону большое спасибо за долгие годы дружбы. Ещё скажите, что он самый прекрасный товарищ, которого я встречал. А сами не плачьте, я всё равно не выдержал бы долго. Думаю, вы всё поймёте. Особенно ты, пап. Ты знаешь меня лучше всех, так что не стоит кого-то винить. Но даже если сильно хочется, то вините только меня или Феликса. Уже не важно. Люблю вас.» Сложив этот листок, Хён написал на нём «для родных» и положил посередине стола. Он отодвинул успокоительные и смахнул с щек слёзы. Хван взял в руки блистер и начал вылавливать таблетки. Он насчитал почти два десятка штук и разделил их на несколько частей. Закидывая каждую из них поочерёдно, Хёнджин запивал таблетки лимонадом, который стоял на столе уже пару дней. Как только он выпил успокоительные до единой штуки, парень посмотрел на часы. Через пару минут можно будет или повторить приём таблеток или сразу сбежать. Хван встаёт и достаёт нож из тумбочки. Он суёт его в карман, отчего лезвие трётся от ткань и кожу. — Надеюсь, всё получится. Хочу быть рядом, мой Бок-и… Джин чувствует слабость и сонливость — таблетки подействовали. Он открывает окно и тянет сетку на себя, стараясь её снять. Лучшим решением было убежать и попасть под машину, чтобы успокоиться. Сетка рвётся, а крепление ломается. Хёнджин же, оставляя последние чувства в своей комнате, выпрыгивает и выбегает босиком на снег. Ноги мёрзнут, да и всё тело тоже. Парень выбегает на дорогу, где сейчас идёт активное движение. Он не боится и с улыбкой падает по машину. Водитель же в испуге выворачивает руль и жмёт тормоз. От этого задняя машина не успевает остановиться и врезается в чужую. Водитель первого автомобиля кричит и рвётся на улицу. Он надеется, что Хван жив, но сам парень надеется. Джин почти не дышит и истекает кровью. А мужчина-водитель звонит в скорую, не обращая внимания на то, что происходит с неизвестным ему парнем. Хёнджин тянет руку к карману и вытаскивает нож. Его рука трясётся, но медленно поднимается. Парень собирает все свои силы и, выдыхая в последний раз, втыкает нож себе в грудь. Боль невыносимая и адская, которая расходится по всему телу. А после пустота. Больше ничего нет: ни Хёнджина, ни жизни, ничего.—
В глаза бьёт ужасно яркий свет, будто прямо перед Хёном солнце. Он лежит на неизвестной ему постели и хмурится от всей светлости вокруг. Парень ворочается на бок и чувствует, что за спиной мешается что-то очень большое. Он открывает глаза и тянут руку за спину, чтобы посмотреть что там. Хван касается пальцами чего-то пушистого, но твёрдого. Он оборачивается и видит крыло. Оно большое и красивой формы, что нравится парню. Хоть и это всё так неожиданно, ему нравится. — Здравствуй, Хван Хёнджин, — к кровати подошла девушка. У неё были прекрасные, немного розоватые крылья, которые она расправила. Волосы у неё были распущены, а руки аккуратно сложены на поясе. Хёнджин улыбнулся ей и постарался сесть. — Здравствуйте, — Джин потирал глаза и неумело вставал. — Я Хон Ынче, твоя проводница из рая. Сегодня я обязана показать твой дом и райскую жизнь, — Ынче помогала парню, подставляя руку к Хёнджину, который хотел ухватиться за что-нибудь. — Я рад познакомиться, — Хван сразу падает вниз, а девушка улыбается этому. После, она помогает подняться и учит его порхать и ходить. У Джина получается это не сразу, но он учится и делает успехи. Когда девушка убедилась, что с новой прибывшей душой всё в норме, она вывела Хвана из помещения. — В раю много чего есть, но в основном это дома, в которых живут ангелы, кафе памяти и пара магазинчиков, где можно купить одежду или что-либо для увлечений, — Хон подвела Хёнджина к нескольким домам, что стояли в ряд. — Твой под номером «325». Рядом у тебя есть соседи: Ли Феликс с номером «324» и Бан Чан с номером «326». Надеюсь ты с ними поладишь. Как только Джин услышал, что его сосед Феликс, он почувствовал невероятные ощущения. Его боль ушла, от понимания того, что Ёнбок наконец-то будет рядом. Он вздохнул и подошёл к небольшому бежевому забору. Он относился к дому «324», поэтому парень не боялся, что его владелец будет ругаться. Хван ведёт по забору рукой и сглатывает, думая только о своём Ли. — Ой, извините. Можете не трогать мой забор? — к Хёну подбегает ангел. Его голос слишком сильно похож на голос Ликса. Хван хмурится, но поднимает взгляд на чужое лицо. А нет… Оно вовсе не чужое: перед Хёнджином стоял Феликс. Немного расстроенный, но всё с теми же веснушчатыми щеками и добрыми угольными глазами. Хван улыбается и смотрит на Ёнбока, будто он самый прекрасный на всём свете. Хотя, для Джина так и есть — его Бок-и самый лучший и любимый. Он тянет руку к Ликсу и касается шёлковой ткани, которая похожа на одну большую рубашку, только без пуговиц. — Мой солнечный мальчик, я сильно скучал, — Хён хочет плакать, но слёз не выходит. Он улыбается и не отводит взгляда от Феликса. — Хён? — Ликс меняется в лице и расплывается в улыбке. Он тянет Джина на себя и обнимает, совсем не желая отпускать. — Я то, как скучал, Хён-и… А за смертью есть жизнь. Она настоящая и чистая. Точно такая же, как и любовь парней-школьников — Хван Хёнджина и Ли Феликса.