Seine bösartige Königin

Любовь Никиты чистая, живая и не порочная. Она пахнет весной, чаем, книгами, тёплым пледом. Она - словно оттепель после зимы, глоток свежего воздуха после долгой травли. Объятия его живые и тёплые; его сердце, готовое вырваться из груди, бешено стучит, ведь его обкусанные мальчишеские губы целуют холодную щеку Катерины. Катерина боится думать, когда находится с ним, она не сравнивает его с Воландом, она боится. Боится гнева мужа, боится, что он может сделать, поэтому не думает, не вспоминает и до дрожи боится однажды увидеть его, когда опять идёт к Никите. Их поездка в Москву затянулась. Прошло три месяца. Тёплое лето начинала сменять холодная осень, которая принесла Катерине озноб, хандру и очередное отсутствие мужа в ужасной квартире №50. Катерина ни о чем не думала, когда однажды в августовский вечер пришла к Никите домой в первый раз. "Один раз - это ведь не десять" — подумала она и после приходила еще намного больше, чем десять раз. Так и пошло потом. Она приходила после завтрака, уходила после ужина, и всегда боялась, что Воланд неожиданно сможет нагрянуть в их очередной временный дом и не застать там Катерину, а только Геллу, которая бессмысленно разведет руками и отчеканит: "Катерина Ивановна не изволила сообщить, куда направилась…". И тогда гнев Воланда будет направлен вовсе не на Геллу; сначала Катерина; но её он любит, а потому обойдётся лишь злым взглядом, да быстрым возвращением вниз, туда, что считалось за дом, ну и по итогу жертвой всего станет Никита. Там уже и сам Бог ведать не сможет, что Воланду будет угодно с ним творить. Любовь Катерины к Никите была непонятна, черна, жестока и опасна. Её любовь не пахла, а если и пахла, то только кладбищем, сигаретами, да криком вороньем, ибо только такой исход от её любви есть. Катерина только делала вид, что радовалась его тёплым, трепетным, нежным и аккуратным поцелуям, но внутри чувствовала себя как никогда паршиво. Катерина чувствовала себя тогда якорем. Тяжёлым, чёрным, обросшим плесенью якорем. Она тянула Никиту на дно, а тот, как дурак, хватался за этот якорь, цеплялся и ногами, и руками и падал вниз ещё быстрее. Катерина знала, что тянет его на самое дно, где, непременно, он однажды будет и, конечно, задохнется от своего положения. Она злилась на себя, что была так эгоистична; злилась на него, что он так глупо себя протестует и не плывёт на поверхность, не спасает. Тонет и тонет! Тонет вместе с ней! А Катерине воздух уже не нужен был, Катерина уже давно утонула, так же цеплялась. Да и сейчас она цепляется, продолжая быть на дне вместе с ним. И когда Катерина задумывается над этим, сразу задаётся вопросом: "Стоит ли эта её любовь длинною в год одной человеческой жизни?". Никита с уверенностью и любовью - чистой и сильной, какая только бывает на свете, - ответил было, что стоит. Эти редкие счастливые для одинокого мальчика моменты с Катериной стоили бы одной человеческой жизни, его жизни. Сама Катерина прожила уже достаточно, чтобы сказать, что это все глупости. На её глазах за эти короткие 26 лет умирало множество людей по такой причине. Но это всё потом; все будет потом. Сейчас Катерина опять боялась думать и поэтому старалась не думать вовсе, глядя на Никиту, который читал вслух ей новую пьесу, размахивая рукописью, ходя по комнате из стороны в сторону. — И вот дальше я ещё не написал. — Он запускает руку в волосы, разочарованно выдыхает и опускается на старый диван рядом с Катериной. — Мне нравится. — Катерина улыбается, обнимает его за плечо, заглядывает в его темно-зеленые глаза, которые сияют от любви к ней. И Катерине опять становится невыносимо стыдно. Её муж дьявол, но разве дьявол заслуживает такого гнусного предательства? — Я допишу её как можно быстрее, что бы ты смогла увидеть на сцене, — он мечтательно улыбается, сначала глядя на бумагу, а потом на Катерину. Никита аккуратно берет её ледяную руку в свою горячую кисть и подносит к таким же тёплым губам. — Ты героиня каждой моей пьесы и каждого моего рассказа. — Глаза его светлые, чистые. Катерина смотрит в них и ей она кажутся до дрожи ласковыми. Сколько же любви к ней в его чистой душе? — Ужин уже прошёл. — Тихо молвит Катерина, поглядывая на старые часы, которые висели на стене. Ей стыдно, что она сейчас портит такой момент. Никита заметно поникает на глазах, опускает плечи и крепче сжимает её холодную ладонь. — Ты снова уходишь. — Шепчет он, прижимаясь своим лбом к её. Катерина грустно усмехается и гладит его по русым волосам. Он ещё такой мальчик. Юный и глупый. — Так нужно, милый мой. — Так же тихо говорит Катерина, словно объясняет это маленькому ребёнку. — Когда ты сможешь остаться навсегда? — Все также, не повышая голоса, спрашивает он и заглядывает в глаза Катерины. С такой верностью, словно преданный пёс. Катерина уже было открыла рот, понимая, что сейчас нужно сказать: "Никогда". Она замужем, её муж – дьявол, сам Сатана. Да, в конце концов, Катерина же давно мертва! Она не может ему сейчас соврать, не может рассказать правду, вся её жизнь, словно бред сумасшедшего писателя. — Мне нужно идти. — Катерина аккуратно убирает свою руку от него. Никита остаётся сидеть на диване, грустно смотрит ей в след. Катерина доходит до того места, где, как бы, находится прихожая, - квартира слишком маленькая. Надевает черное пальто, завязывает изумрудный шарф на шею, застегивает молнию от высоких замшевых сапог на ногах, и натягивает кожаные перчатки. Она выпрямляется, на ощупь поправляет волосы на голове. Катерина поворачивается, глядя на Никиту, старается придать своему холодному взгляду темных очей хоть немного тепла. Она сначала целует тыльную сторону ладони, а потом посылает ему этот робкий воздушный поцелуй. Он натянуто улыбается, но в его душе все равно все горит от счастья и любви к этой ведьме с отвратительной серенью в руках. — Катя! — Никита резко вскакивает с дивана, хочет побежать к ней, обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать её к мужу-старику. Но он стоит на месте, зная, что её муж никуда не денется и вскоре Катерина уедет с ним назад в Берлин. — Завтра, мы встретимся завтра? Давай там, на Патриарших прудах. — Он смотрит ей в глаза - верно-верно, словно самый на свете преданный пёс, готовый идти за Катериной куда угодно; наверное, даже в преисподнею. — Встретимся. Конечно, встретимся. — Катерина мягко улыбается, старается вложить в свой мёртвый взгляд всю свою нежность к нему. Катерина наконец-то выходит из квартиры, закрывает за собой дверь и быстро спускается с четвёртого этажа. До квартиры №50 она идёт почти пешком: идёт пешком на остановку, садится в трамвай, каким трамваем переехали, того мужчину с Патриарших прудов. Катерину передергивает. Она садится возле окна и прислоняется к холодной поверхности лбом; прикрывает глаза. Она вспоминает Воланда. Вспоминает его холодные руки, холодные губы, мёртвый взгляд, в который он старается вложить любовь к ней. Катерина вспоминает, что сердце у Воланда тоже не бьётся. Неужели Никита видит Катерину такой же, как и она видит Воланда? Удивляется холоду её тела; поражается мёртвому взгляду, даже когда Катерина смеётся; каждый раз прислушивается, стараясь услышать стук сердца, которое замолкло навсегда ещё 25 лет назад. Катерина сама прикрывает глаза, почти зажмуривается, пытается услышать стук своего сердца или хотя бы примерно вспомнить, как оно билось тогда; но она не слышит и даже не помнит. До слуха только доносится скрип тормозов трамвая, его гудок и езда по рельсам. Катерина кусает губу и дотрагивается рукой до того места, где раньше стучало сердце, а в глазах замирают слезы. Сколько "если бы" у неё было сейчас, не пойди она тогда в парк. Катерина заходит в их с Воландом временную спальню в квартире №50. Она сбрасывает сапоги, аккуратно ставит их в уголок. Тянет руки назад, за спину, что бы растянуть маленькие пуговицы на спине и снять неудобное платье. Катерина, делая все это, непрерывно смотрит на кресло, стоящее у горящего камина. Она знает, что он сидит там и ждёт её. Сегодня Катрин опоздала. Катерина вздрагивает от неожиданности, когда его холодные пальцы начинают быстро расстегивать пуговицы, а затем дотрагиваются до обнажённой спины. Воланд убирает тёмные пряди с одного плеча, открывает шею и касается холодными губами до бархатной кожи. Такой же холодной кожи. — Где ты была? — Воланд продолжает покрывать шею холодными поцелуями. Стягивая платье с её тела, прижимает к себе, хочет, чтобы его Катерина в нем растворилась. — Я гуляла. — тут же врёт Катерина. Он узнает ложь, почувствует ее из-за дрожи от страха. Но Воланд улыбается, разворачивает к себе и целует, пропуская пальцы сквозь тёмные пряди. Катерина кладет ладони на его щеки, заглядывает верной собачкой в глаза. Любовь Воланда смертельная, опасная, ядовитая, но что делать, если Катерина уже прошла эту любовь? Она уже отравилась, она уже умерла. Сейчас любовь Воланда стала нежной, холодной, но всё равно пылающей. Вечность для них не срок. Вечность - их дитя, их третья спутница. — Мне горестно без тебя, Воланд. — тихо шепчет Катерина, прикрывая глаза. — Моя милая Катюша, — он улыбается ещё шире. Ведёт Катерину за собой к кровати, нависает над ней, словно хищный зверь, готовый растерзать жертву, что так глупо идёт за ним — мой вклад в дела окончен. Теперь нам нужно будет подождать вместе совсем немного.— Тихо шепчет ей Воланд. Катерина осознает его слова. Он закончил со своей частью дел; значит, теперь в игру вступала свита, а Воланд будет здесь, с Катериной - и днем, и ночью. Катерина внутренне содрогается - её встречам с Никитой пришёл конец. * * * Германия, Берлин. 1904 год. Уже третий день Катерина не появлялась дома. Она не понимала и не осознавала, сколько была в доме Волада; не знала, сколько времени, какой уже день недели. В стенах его дома время в один миг перестало существовать. Влюблённые часов не замечают. Точно так же и Катерина пропала, не замечая времени. Ей казалось, что больше ничего другого не существовало в мире. Только они с Воландом, предавшиеся яду плотских утех. Она лежала в его объятьях на кушетке, отбитой красной мягкой тканью, и с кошачьим наслаждением подавалась навстречу лучам майского солнца, которые проникали в комнату сквозь панорамные окна спальни. На Катерине была его белая хлопчатая рубашка на воротнике, которой остался след её помады ещё с того вечера. Катерине нравилось с ним целоваться; нравилось, когда его руки свободно гуляли по её телу, вновь изучая каждый сантиметр и запоминая, где особенно было приятно, где Катерина дергалась: кусала губы, тихо вздыхала; нравилась дрожь, которая табуном пробегала по всему ее телу, когда холодные руки Воланда касались бледной разгоряченной от возбуждения кожи. — Я не хочу уходить. Хочу так вечность лежать здесь с тобой. — Легонько шептала Катерина ему на ухо, пока Воланд покрывал её шею холодными поцелуями.— Моя любовь... Моя погибель. — Вечность, meine Liebe, — так же тихо шептал Воланд, проводя носом по шее и вдыхая желанный аромат — вечности у нас будет ещё много. Ты даже представить не можешь насколько. Катерина и вправду не могла представить насколько много её будет. Она считала слова Воланда метафорой, эпитетом, красивым и поэтическим выражением о его любви к ней. Она их забыла в тот же момент, даже не понимая, что он говорил серьёзно. Их роман длился относительно не долго. Всего неделя. Катерине хватило восьми дней, что бы понять, что она не может без него жить, дышать и нормально существовать. Воланду понадобился всего один час, чтобы понять, что он выбрал именно её среди остальных. — Я не знала, что любить можно так сильно. Не знала, что за такое короткий период времени можно прикипеть к любимому человеку телом, сердцем, душой и разумом: понять, что ты без него "ничто" и жизнь твоя не имеет смысла, пока ты вновь не встретишь его, не обнимаешь, не вдохнешь запах, который яростно искал, проходя по улицам. — Шептала Катерина Воланду так же сидя в его объятиях, прижимаясь к нему с желанием раствориться в любимом, не замечая времени, с бешено бьющимся от любви сердцем.Казалось, что тогда оно старалось отбить каждый удар, будто бы знало, что скоро эту возможность отберут навсегда. — Катюша, — нежно шептал её имя Воланд, подносил к губам стакан с коньяком - выпивал, и гладил Катерину по темным волосам, — моя милая Катюша. Мне хватило часа, чтобы понять, что я уже выбрал тебя. Ты ещё давно стала принадлежать мне, моя милая порочная королева. В силу своей юношеской глупости, неопытности и влюблённости, что обвила её разум дьявольскими силами, Катерина считала все его речи проявлением огромной и крепкой любви, игнорируя странные фразы, его странную манеру поведения, отсутствие фамилии и каких либо данных, ледяные, словно у трупа, руки, сердце, которое никогда не билось, да и вообще странную свиту, что окружала своего мессира. Катерина могла только лежать в его объятиях, наслаждаться его холодными поцелуями и смотреть в камин, а потом засыпать, оставаться ещё на несколько дней в его доме, в его комнате и в его объятиях. Лишь бы быть с ним, остального ей не надо было. А в голове почему-то постоянно крутилось, словно зависшая пластинка на определённом моменте: "Я выбрал тебя среди прочих."