Shot Glass of Tears

Луи вздыхает глубоко, стараясь усмирить бушующий в груди шторм. — Удачи, — Канун шлепает его по плечу, голос звучит как издалека. Это все, что нужно Луиджи, чтобы сделать следующий шаг. Первый полет. Не просто перелет — это его скачок в неизвестность. Волнение взбалтывает его изнутри, словно коктейль эмоций, пока диспетчер не обрубает эту волну, объявляя посадку в Бразилию. Глаза Гука раскрываются настежь, рука сжимает билет до боли. Пора. Не оглядываясь, не прощаясь, Гук тащит за собой чемоданчик, теснясь среди толпы пассажиров. Со стороны он, наверное, выглядит как щенок, которого забыли на остановке, но его сердце бьется в унисон с мечтой — Бразилия, Рио, апрель. Пересадки смазывают границы времени. Гук держится на плаву на энергетиках, а его рубашка, украшенная лотосами, прилипает к коже от пота. Все изменяется, когда он вытаскивает фотоаппарат — подарок Кануна. Через объектив он ищет красоту в обыденности: рассветы над аэропортами, самолеты за стеклом. Каждый кадр — это не просто фото, это частицы его пути, эмоций, встреч. Гук, с фотоаппаратом на шее, уже не тот, кто стоял на пороге аэропорта. Он — путешественник, собирающий миры через призму своего взгляда. После бесконечных часов в небе, пересадок, которые слились в одно длинное мгновение, Луиджи, наконец, касается земли Рио. Усталость от долгого путешествия еще не дает о себе знать — адреналин в его крови от новых впечатлений борется с утомлением. Держась за поручень чемодана, он следует потоку людей к выходу из аэропорта, который кажется ему гигантом на фоне привычного Сеульского. Аэропорт встречает его мозаикой лиц, культур, языков. В этом хаосе движений и звуков Луи на мгновение теряется, останавливаясь среди коридора, пока толпа обходит его стороной. В руках он инстинктивно сжимает фотоаппарат, готовый увековечить свои первые впечатления о Бразилии. Направляясь к выходу, он поднимает камеру к глазам. Объектив остро настраивается на детали перед ним: асфальт, по которому безудержно мчатся машины, мелькающий за ними пляж и пальмы, покорно наклоняющиеся под натиском ветра. Захватывающая картина, готовая стать первой в его новой коллекции фотографий, застывает в окуляре. Но в тот момент, когда Луи собирается нажать на кнопку спуска, реальность непредсказуемо вторгается в идеально скомпонованный кадр. Перед ним внезапно появляется человек, смывая собой весь пейзаж, который Луи так старательно пытался запечатлеть. — Какого… — Луиджи начинает, но его слова обрываются, когда он сталкивается с взглядом, полным удивления и радости. — О! Ты кореец! — восклицает незнакомец, его глаза блестят от волнения. — Привет, — Чонгук отвечает несколько неловко, его раздражение исчезает, как будто его никогда и не было. Перед ним стоит молодой парень, кореец, возможно, его ровесник, но с явно местным колоритом. — Я Чонгук. — Джек. Джек небрежно вытирает правую руку о футболку, словно она была грязной, и протягивает ее Чонгуку в знак знакомства. Чонгук, с некоторой неуверенностью, отвечает на рукопожатие, и тут же Джек начинает взбалмошно махать руками, заставляя Чонгука с некоторым трудом освободить свою руку. — Не смотри так, — говорит Джек с улыбкой, достойной сумасшедшего. — Как? — Как будто я ненормальный, — Джек выпаливает с легкой обидой. — А, так я фотограф. Изучаю местности. Мне пока не все понятно, — Луи пытается внести ясность, указывая на свой фотоаппарат. — Так сам Бог меня послал к тебе, амигос! — восклицает Джек, и его внезапная радость так сильна, что он хочет обнять Чонгука. Но Чонгук ловко отталкивает его, вежливо намекая на личное пространство. — Ладно, обнимашки на потом. Итак, Гуки, ты по адресу. Я знаю каждую щель Рио, да благословит его Бог, де Жанейро. И помогу тебе чем смогу! — Джек гордо объявляет, его глаза искрятся серьезностью и энтузиазмом. Чонгук на мгновение замирает, взвешивая это заманчивое предложение. Он считает Джека странным, даже немного сумасшедшим, но в глубине души чувствует, что этот кореец, возможно, действительно может помочь ему на этом незнакомом пути. — Но мы ведь незнакомцы. С чего бы тебе помогать мне? — Как это? Амиго, ты меня обижаешь. Я ведь Джек, твой почти что близкий друг. А ты Чонгук, так или я ошибаюсь? — Джек закидывает руку Чонгуку на плечо и крепко прижимает его к себе, его улыбка неловка, но искренняя.

***

Кулак Луиджи внезапно опускается на полицейский стол с такой силой, что даже мужчина в форме, привыкший к напряженным ситуациям, невольно вздрагивает. — Сколько можно объяснять?! — голос Луи на грани крика, в его глазах — отчаяние, смешанное с гневом. — Он украл мой фотоаппарат, раскошелил мой кошелек полностью, забрал мой паспорт, и я остался ни с чем! Сотрудник полиции, сохраняя профессиональное спокойствие, призывает его к порядку. — Мы все понимаем, но просим сохранить спокойствие. Опишите преступника, — говорит он, удерживая в руках блокнот и ручку, готовый зафиксировать любую деталь, которую сможет предоставить Чонгук. Чонгук чувствует, как отчаяние захлестывает его с новой силой, и он вздыхает так тяжело, будто пытается отгонять от себя беспомощность. Ему хочется вырвать волосы на голове от бессилия и разочарования. Его телефон, последняя связь с миром, уже разрядился, добавляя к общему чувству изоляции. Единственная удача в этом несчастье — телефон, который, к счастью, остался в заднем кармане его шорт. Похоже, воришка не решился его доставать, что хоть как-то утешает Чонгука в этой критической ситуации. Лицо Гука искажено гаммой эмоций — от ярости до полного отчаяния. Взгляд, который он бросает на полицейского, полон мольбы о понимании и срочной помощи. Чонгук, напрягая каждую мышцу своего тела, пытается восстановить в памяти образ вора, его лицо, одежду, манеру держаться. — Молодой парень азиатского происхождения, примерно моего возраста, — начинает он, его голос колеблется от волнения, но он старается держаться уверенно. — У него коричневые глаза, гладкая кожа и короткие темные волосы с челкой, небрежно скрытые под головной повязкой с узором. Круглый подбородок, ровный нос среднего размера и платок на шее, — Чонгук жестикулирует, пытаясь словами нарисовать картину, чтобы полицейский мог лучше представить вора. На его лице читается исключительная сосредоточенность, в то время как руки, невольно, описывают контуры воровского образа в воздухе. Сотрудник полиции, который до этого внимательно вглядывался в каждое слово Чонгука, вдруг прекращает писать и испускает недовольный хмык. — Ясно. Опять этот Джек Потрошитель, — произносит он с иронией, откладывая в сторону блокнот и ручку. Его реакция заставляет Чонгука замереть в недоумении. — Что значит «ясно»? — спрашивает Чонгук, не понимая, куда клонит полицейский. В его горле пересохло от волнения и разговора, и он жадно желает глотка воды. Сотрудник полиции, закуривая сигарету, начинает объяснять с нервным смехом: — В местности его знают под разными именами: Джек, Сантьего, Санчос, Радриго. Он всегда придумывает такие смешные имена. — Он делает глубокую затяжку, словно пытаясь смягчить напряжение этой информацией. — Но больше всего он известен как Вивьен. Ты попался под мошенничество местного преступника и не пойманного Ви. Аэропорт под его надзором, тебе еще повезло, что тебя не обокрал Хосе, его соратник. Бывало, что туристы приходили без штанов, в одних трусах из-за этого Хосе. — Подождите, что? — голос Луи дрожит от возмущения, его лицо искажается недоверием и разочарованием. — И что теперь? Вы его не сможете поймать и засудить? Сотрудник полиции, его лицо непроницаемо, голос спокоен, словно он повторяет заученный текст: — Слушайте, мы делаем все, что в наших силах. Но нашему отделу не удавалось поймать этого Вивьена и его собратьев. Советуем вернуться в консульство и потребовать помощи. Чонгука так и проводят с отделения, без какого-либо оказания помощи. Он чувствует себя брошенным, забытым, как будто его проблемы — лишь песчинка в бесконечной пустыне бюрократии. Эта безысходность кажется ему знакомой: он переживал подобное, когда его отчислили из университета, когда его сбила машина, пытаясь перебежать дорогу, когда Канун спустил все накопленные деньги на «беспроигрышную» ставку. В каждом случае Луиджи ощущал себя магнитом для неприятностей, и, похоже, Бразилия не стала исключением. Сейчас, стоя один на улице, далеко от дома, без денег и документов, Луиджи чувствует себя уязвимым как никогда. Как поступить дальше, как обратиться за помощью в консульство, если он даже не знает, с чего начать? Его путь к полицейскому участку был долгим и изнурительным — пешком, полагаясь на инструкции прохожих, которые указывали ему дорогу. С каждым шагом, отдаляясь от полицейского участка, Чонгук ощущает, как его телефон в кармане напоминает о себе мертвым весом — безжизненным и бесполезным в данный момент. Но его внимание быстро переключается на более насущные проблемы — голод. С момента его последней пересадки в Милане прошло уже 13 часов, а желудок недвусмысленно напоминает о себе громким урчанием. Губы пересохли, а во рту — неприятная сухость, которая кричит о жажде. Рио в апреле обрушивает на город все свое жаркое великолепие. Солнце, безжалостно палящее даже в самых надежных укрытиях тени, заставляет Чонгука мечтать о прохладном душе и стакане воды, наполненном до краев льдом. Наконец, преодолев несколько километров пешком, Луи оказывается на местном рынке, который словно переносит его в другую реальность. Огромный навес, как защитный купол, укрывает его от палящих лучей солнца. Под этим искусственным небом раскинулся калейдоскоп жизни и цвета. Разнообразие фруктов поражает воображение: они словно яркие вкрапления света, тщательно выстроенные в ряды. Золотистые бананы соседствуют с пламенеющими манго, папайей, окрашенной в нежные оттенки утреннего рассвета, и ананасами, чьи колючие зеленые шапки украшают эту экзотическую выставку. Над головами покупателей лениво плывет тень от пальмовых листьев, отбрасывая на навесы мерцающие узоры, создавая ощущение тропического леса прямо посреди городской суеты. Лицо Чонгука оживляется при виде этого разнообразия, глаза загораются жадностью и любопытством. Он впитывает ароматы, звуки, краски рынка, позволяя им на мгновение отвлечь его от навалившихся проблем. Голод и жажда, казалось бы, отступают, когда он смотрит на этот пиршество жизни и свежести, забывая на время о своих бедах. Ароматы зрелого манго, цитрусовых, пряностей смешиваются с легким морским бризом, создавая ощущение, будто сам океан решил наполнить воздух свежестью и прохладой. Чонгук ощущает голод еще острее, его желудок сжимается в ожидании, но в его глазах не мелькает ни малейшей мысли о краже. Он предпочтет столкнуться с самыми суровыми последствиями, чем позволить себе посягнуть на чужое. С тяжелым вздохом он присаживается на картонные коробки, устало опуская голову в руки. Его ноги гудят от бесконечного блуждания, а разум — от вопросов без ответов. Луи мысленно обращается к своей матери в молитве. Он знает, она видит его издалека, со своего места за облаками. Мысль о том, что мать никогда его не покинет, даже сейчас, когда он так далеко от дома, наполняет его сердце спокойствием. Он закрывает глаза, пытаясь воскресить в памяти ее лицо, ее слова, тон ее голоса — все то, что могло бы дать ему силы продолжать. Голоса внезапно разрезают воздух, вливаясь в мозаику звуков рыночной площади. — E aí pessoal? — Encontrei outro. — Excelentemente! Чонгук отрывается от своих мыслей, когда замечает группу молодых людей, образовавших круг вокруг чего-то или кого-то, ведя оживленную беседу. Среди них он выделяет еще одного корейца. Удивление заставляет его вздрогнуть, и без доли сомнения он подходит к нему. Опыт подсказывает Чонгуку, что это может быть рискованным, но необходимость действовать перевешивает. — Эй, — его голос резко разрезает воздушное пространство между ними, привлекая внимание всей группы. — Ты говоришь по-корейски? — Ты мне, кара*? — кореец, обращаясь к Чонгуку, сужает глаза, оценивая его. — Да. Тебе, — голос Чонгука наполнен недовольством. — Меня зовут Луи. Я ищу местного бандита Вивьена, — он устремляет свой взгляд на корейца, пытаясь прочесть его реакцию. — И? — Ты знаешь его? Он украл у меня все! — Чонгук пытается удержать контроль над ситуацией, его взгляд не отходит от собеседника. — Слушай, ми кара, знать не знаю твоего Вивьена. Тебе явно не ко мне. Но если хочешь помощи, ты лишь попроси, — кореец разводит руки в жесте, который одновременно выражает беззаботность и готовность помочь, на его лице появляется добрая улыбка. — Я Хосе. Местные меня хорошо знают. Способность Чонгука сохранять невозмутимость в лице разоблачения оказывается на удивление крепкой. Он чувствует, как подтверждаются его подозрения о связи этой группы с мошенником, и в глубине души благодарит свою маму за неожиданную помощь в этой встрече. Его решимость добраться до Джека и лично разобраться с ним укрепляется с каждой секундой. — Рад знакомству. Извиняюсь за грубость, — Чонгук смягчает свой взгляд, стараясь облегчить напряжение. — Я впервые в Рио, и меня тут же обманули и украли мои вещи. Еще я голоден и хочу пить. — В его голосе слышится не только усталость, но и надежда на помощь. Хосе, наблюдая за Чонгуком, улыбается с добродушной загадочностью и шепчет что-то своим друзьям. Мгновение спустя они расходятся, оставляя Хосе и Чонгука наедине. — Мой дорогой, Луи, я помогу тебе чем смогу. Мы бразильцы — гостеприимный народ, а ты кореец, тогда тем более не оставим тебя в беде! — Хосе вдруг оживляется, его энергия и энтузиазм заражают. — Даю слово Бойтаты* — ты в надежных руках. Хосе, ухватив Чонгука за локоть, направляет его сквозь толпу в самое сердце рыночной суеты, где торговля кипит с особенной силой. С легкостью и непринужденностью, которые могли бы вызвать зависть у любого жулика, Хосе останавливается у разных лавок, где его руки быстро схватывают ананас, маролу (вид салата), манго и мамаю. Действия Хосе настолько ловки, что кажется, будто он играет в своеобразную игру, не обращая внимания на возможные последствия своего воровства, складывая фрукты в свою барсетку. Чонгук, следуя за ним, не отводит взгляда, пытаясь предугадать, не обманет ли его новый знакомый. Он старается запечатлеть в памяти каждую деталь внешности Хосе, используя свою фотографическую память. Возраст Хосе, на несколько лет превышающий возраст Чонгука, его крепко сбитое тело и кожа, усыпанная татуировками от кончиков пальцев до шеи, — все это делает его фигуру запоминающейся. Татуировки, просвечивающие сквозь его полупрозрачную белую майку, придают ему особенно угрожающий вид, делая его похожим на человека, которого стоило бы опасаться. Хосе выглядит как настоящий преступник, и Чонгук удивлен, что местные стражи порядка до сих пор не смогли его поймать. Внешность Хосе — высокого, слегка загорелого парня с азиатскими корнями — должна была бы выделять его среди толпы, но, кажется, он научился искусно скрываться на виду. Хосе, уверенно шагая, ведет Чонгука по направлению к мосту, где раскрывается захватывающий вид на весь город, словно он уложен прямо перед ними. Предложив присесть на широкий парапет, они спускают ноги, игнорируя небольшой страх высоты, который пытается овладеть Чонгуком. Но взгляд юноши не скользит к реке ниже; вместо этого он фиксируется на горизонте перед ним. — Мы на мосту Нитерой. Вид что надо, согласись, — Хосе, полный восхищения, вглядывается в панораму города. Вдруг, словно вспомнив о чем-то важном, он обращается к своей барсетке, извлекает украденные ранее фрукты и предлагает их Чонгуку. — Да, бери! Я не голоден. Наемся вечером, — говорит он, улыбаясь в предвкушении чего-то приятного. — А что вечером? — Чонгук, преодолевая стыд и голод, принимает фрукты и начинает с манго. — Да ты что! Ми кара, сегодня ведь Тирадентес, — Хосе взрывается громким восклицанием, но замечая недоумение на лице Чонгука, вздыхает и объясняет: — Ну, Тирадентас, был такой дантист когда-то, борец за независимость колониальной Бразилии. В этот день все собираются на площади, отдают честь герою и устраивают фестивали. Там будет все — угощения, праздность, цветы и музыка. Когда до Чонгука доходит осознание, что в связи с праздником консульство закрыто, его обуревает легкий панический страх. — Получается, консульство сегодня не работает? — он чуть не подавился кусочком ананаса. — Что я буду делать-то?! Мне даже негде ночевать. Хосе, в свойственной ему манере, пытается разрядить обстановку, массируя плечи Чонгука: — Да расслабься ты. Релакс, ду ю андерстенд? — Но его попытки успокоить парня встречают резкую реакцию — Чонгук отшатывается, отталкивая его руки. — Какие же вы туристы проблемные. Ты думаешь Хосе оставит тебя на улице? — Хосе смеется, пытаясь оставаться оптимистичным. Чонгук, взволнованный и обеспокоенный, начинает гневаться на судьбу за то, что он оказался в таком положении. Внутренне он клянется не отпускать Хосе и следовать за ним, убежденный, что тот знает, где находится Вивьен. Спустя некоторое время, насладившись панорамным видом, они отправляются в отдаленный район города. Здесь дома стоят очень близко друг к другу, улицы узкие и лишены веселой музыки или счастливых лиц. Местные жители кивают Хосе в знак приветствия, в то время как на Чонгука они смотрят с недоверием и подозрением, что вызывает у него ощущение дискомфорта. Маленькие мальчишки с энергией и страстью играют в футбол на улице, поднимая за собой облака песка. Проходя мимо них, Чонгук едва удерживается на ногах, когда мяч буквально сбивает его с толку. Хосе, в свою очередь, успевает пошалить, подергав одного из мальчиков за волосы, демонстрируя свою роль старшего брата и покровителя для местных. В этом районе Хосе явно чувствует себя как дома, его принимают как одного из своих, что контрастирует с вниманием, которое Чонгук привлекает к себе. Пересекая еще один угол, они входят в уединенный дворик, где между стенами домов натянута веревка для белья. Хосе, не теряя времени, уверенно маневрирует между висящими вещами, продолжая свой путь. Их окружают мусорные баки и изношенные диваны, из которых наружу торчат пружины, создавая пейзаж упадка и забвения. После быстрого взгляда назад, Хосе подает громкий свист. Отклик не заставляет себя ждать: с балкона одного из домов появляется фигура в капюшоне и маске. Парень энергично перепрыгивает через балконный парапет и оказывается на пожарной лестнице, которая под его весом кажется готовой вот-вот рухнуть. С ловкостью каскадера он спускается вниз и приземляется рядом с ними. — Это кто? — парень в капюшоне с критическим взглядом оценивает Чонгука. — Еще одного сорванца привез? — Я не сорванец! — Чонгук реагирует с раздражением. — Релакс, типо. Это Луиджи, — Хосе улыбается от уха до уха, представляя Чонгука. — А это мой амиго, бразер фром эназер мазер, Шугар. — Он обнимает друга за плечи, выражая радость. Переходя на бразильский португальский, они обмениваются фразами, которые Чонгук не в состоянии разобрать. Из мимики Шугара ясно, что он не в восторге от появления неожиданного гостя. Однако Хосе, не утрачивая своего хитрого блеска в глазах, что-то жестикулирует руками, пытаясь убедить друга. Шугар сначала морщится, затем, почесывая затылок в замешательстве, внезапно протягивает руку для рукопожатия, сигнализируя о заключении некой таинственной сделки. — Чего стоим? Нас ждет приятный вечер в кругу шикарных танцовщиц Рио! — Хосе, не скрывая восторга, начинает пританцовывать на месте, словно уже чувствует ритмы карнавала. — Еще раз назовешь меня Шугар, я тебе колени прострелю, — серьезно и без тени улыбки предупреждает Шуга, прежде чем резко исчезнуть сквозь лабиринт одеял, ведущих обратно на улицу. Чонгук без слов следует за ними, вслушиваясь в рассказы Хосе о том, как они направляются на пляж Копакабана. Мысль о том, что он скоро окажется на этом знаменитом пляже во время праздников, заставляет его сердце биться быстрее. Эмоции переполняют его, и он едва удерживается от восторженного вздоха. По пути на центральную станцию на трамвае Чонгук удается хоть немного насладиться видами города. Хосе, будто живой гид, не умолкает ни на секунду, рассказывая обо всем подряд — от каждого камня на улице до исторических зданий. Луи поражен его любовью к Бразилии, кажется, будто Хосе готов отдать за нее душу. Шуга, в свою очередь, остается молчаливым. Его скучающий взгляд и замкнутость контрастируют с бесконечной болтовней Хосе. Он явно слышал эти истории не один и не два раза, и его явное безразличие к очередному повторению подчеркивает его отношение к происходящему. Чонгук, наблюдая за этим дуэтом, не может не удивляться их разнородности, задаваясь вопросом, как такие разные люди могли стать друзьями. Час спустя и вот они уже на Копакабане, месте, куда съезжается вся молодежь Рио. День Тирадентес в этом году отмечается с особым размахом: с раннего утра до позднего вечера пляж оживлен, а сейчас, в разгар обеда, атмосфера настолько наэлектризована, что в воздухе чувствуется каждая нота бразильских ритмов, под которые танцуют группы молодых людей на песке. Хосе словно расцветает на глазах, когда к нему подходит пара девушек, приветствуя его необычайно страстными поцелуями. Сцена настолько открытая и непринужденная, что Чонгук почувствовал себя словно персонажем из киноленты, где главные герои беззаботно наслаждаются моментом. Шуга, в свою очередь, кажется, не заинтересован в таких знакомствах. Он направляется к барам, где готовят освежающие напитки, и Чонгук, оценив ситуацию, решает последовать за ним. Среди всех персонажей этого дня Шуга показался ему самым земным и, возможно, наиболее разумным собеседником. Подходя к бару, Шуга бросает бармену пару монет и заказывает напиток, что-то произнося похожее на «cerveja». Затем он облокачивается на стойку, устремляя свой взгляд в сторону моря. В его постуре читается задумчивость, словно он на мгновение отстраняется от всего вокруг, потопая в собственных раздумьях. Луиджи невольно находит отголосок меланхолии Шуги. Он осознаёт, что уже 16 часов как он не выходил на связь с близкими. В его голове мелькают мысли о Кануне, беспокоится ли тот о нём, переживает ли за брата. Луиджи знает, что если бы на Кануне нашлись какие-то беды, он бы без раздумий купил билет — без разницы куда, лишь бы быть рядом с братом. Теперь, вдали от дома, Луиджи осознаёт, что все его стремление к путешествиям и новым ощущениям угасло; он жаждет вернуться в Сеул, от которого так стремился убежать. Возможно, его действительно настигла карма: первое большое путешествие за последние 23 года оставило в его душе лишь травму, которую он не сможет забыть. Оставшееся время до вечера они проводят на пляже. Хосе вовлечён в игру в волейбол, энергично размахивая руками и погружённый в игру со своей командой. Шуга, кажется, выбрал более спокойное занятие — он расслабленно расположился на шезлонге с напитком в руке, создавая иллюзию дремоты. Однако Чонгук ощущает на себе его пристальный взгляд. Шуга, несмотря на видимую беззаботность, точно следит за каждым его движением, не позволяя ему скрыться из поля зрения. Как только наступает вечер, и Хосе, уже в приподнятом настроении от танцев и общения с друзьями, подходит к Шуге. Вокруг них уже собралась новая группа молодых людей — кажется, словно вся молодежь района знала, что эти двое будут на пляже. Они собрались вокруг, словно акулы, привлечённые волнением. Чонгук остаётся в стороне от этой компании, и, кажется, никто особо и не стремится вовлечь его в разговор. Луиджи не испытывает желания присоединяться; он остаётся наедине со своими мыслями, наблюдая за сценой с некоторым отстранением. — Encontramo-nos no portão da estátua, — голос Хосе разносится по округе, и его слова становятся сигналом к действию. В мгновение ока все рассеиваются в разные стороны, оставляя Луиджи в недоумении посреди шумного вечера на Копакабане. Луи пытается собрать в кучу свои мысли, стремясь понять динамику текущего момента. Его взгляд блуждает среди уходящих спин, пытаясь разгадать, что именно задумали его новые знакомые. Он осознает, что его доверие к этим ребятам, которых он в уме называет бандитами, остается на крайне низком уровне. В глубине души Луиджи кипит от желания столкнуться лицом к лицу с тем мошенником, который оставил его без ценных вещей. Если только хватит сил, он готов выразить всю свою «благодарность» за такое «гостеприимство» прямо в лицо виновнику. — Ну все, выдвигаемся в площадь. Скоро начнутся автофестивали, — Хосе обращается к Луи с решительным взглядом, полным предвкушения вечерних событий. Его глаза искрятся от волнения и ожидания приключений. — А ты, мой кара, если выживешь до утра, считай тебя сам Тирадентес благословил, — с хохотом добавляет он, дружески хлопая Луиджи по спине. Шуга, словно закрытая книга, не произносит ни слова, лишь молчаливо продвигается вперед, стараясь стряхнуть с себя песок с пляжа Копакабана. Их путь к площади лежит через городские улицы, и Чонгук не может избавиться от ощущения, что их наблюдают. Он оглядывается по сторонам, чувствуя чужие взгляды. Его руки начинают дрожать, а в голове крутятся лишь мысли о выживании до утра. Тем временем Хосе, воплощение спокойствия и уверенности, продолжает свой путь с легкостью. Он уверенно шагает вперед, обменивается подмигиваниями с проходящими мимо дамами, которые, как и они, направляются к месту проведения фестиваля. По мере приближения к «площади», которая, как оказалось, является узкой односторонней улицей, ограниченной ограждениями и охраняемой полицией, Чонгук ощущает все большее притеснение. Толпа собирается вокруг, создавая ощущение стесненности и ожидания. Хосе держит Чонгука за запястье, обеспечивая, чтобы тот не отстал в этом человеческом потоке. Улица, трансформированная в арену для автофестиваля, готова встретить участников. Машины, украшенные в самые разные и яркие тематики, отражающие уникальный бразильский колорит, скоро должны пройти по этому импровизированному параду. Луи застывает в благоговейном восхищении, когда перед его глазами разворачивается живая картина, прежде доступная ему только через экраны. День Тирадентес в самом сердце Бразилии озаряется волшебством: ночь наполняется тысячами огней, а воздух вибрирует от ритмов барабанов и завораживающих мелодий самбы. Карнавальное шествие, медленное и величественное, словно танец света и цвета, проходит перед множеством очарованных зрителей. Огромные фигуры на платформах, украшенные до невозможности перьями и блестками, оживают воображение, перенося зрителей в мир героев и мифов. Одна из платформ, сияющая золотом и пурпуром, несет на себе статую свободы — мощный символ борьбы за независимость, отдавая дань уважения Жоакиму Жозе да Силва Ксавьеру, более известному как Тирадентес. Вокруг этой платформы танцоры в блестящих костюмах кружатся, словно звезды вокруг луны, воплощая через свои движения радость и страсть, которые сгущают атмосферу единства и праздника. Их танец — это не просто выступление; это стихия, объединяющая всех присутствующих в единый ритм жизни и свободы. Лицо Луи отражает чистое изумление и глубокое трепетное восприятие этого момента. Его глаза расширены от удивления, а улыбка, что играет на его губах, выражает неподдельную радость и восхищение. Чонгук позволяет себе отдохнуть и полностью погрузиться в атмосферу праздника, встречая каждую новую платформу громкими аплодисментами. Каждая из них уникальна, но все вместе они отражают единство и дух Бразилии, объединяя разнообразие культур в единое целое. — Сейчас запустят фейерверки, — Хосе, внезапно появившись рядом, говорит прямо у Чонгука на ухо, его голос перекрывает все вокруг. С хитрой улыбкой и подмигиванием он добавляет: — Тебе понравится, — и так же быстро исчезает в оживленной толпе. Чонгук пытается уловить взглядом исчезающих Хосе и Шугу, но безуспешно. И вот, когда фейерверки начинают украшать ночное небо, оглушительный звук взрывов и волна эмоций от толпы заставляют его сердце биться быстрее. В этот момент возникает ощущение тревоги, и оно усиливается, когда он чувствует чьи-то руки на своем плече. — Вот он, Ви, — объявляет перед ним громадный мужчина с заметным английским акцентом. — Мужики, вы что-то попутали. Я не Ви, я Луи, — пытается отстояться Чонгук, делая шаг назад, но тут же сталкивается со спиной другого человека. Он оказывается окруженным со всех сторон. Под огромным давлением руки, которая сжимает его за шкирку, Чонгук оказывается в опасной близости к лицу своего обвинителя. — Да нам плевать, Ви ты или Луи, на твои удочки попадаются только идиоты, — громоздкий мужчина не оставляет Чонгуку иллюзий относительно серьезности ситуации, добавляя, что Чонгука якобы сдал его же брат за смехотворные 600 реалов. Непредвиденная реакция Чонгука — взрывной смех — вызывает недоумение у его противников. Они обмениваются растерянными взглядами, пытаясь понять, как их жертва может находить что-то смешное в такой напряженной обстановке. — Этот Хосе вас вокруг пальца обвел, как младенца, — между смехом удается выдавить Чонгуку. — Вы че, еще не въехали, какой из меня Вивьен? Вопреки всему, бандиты продолжают колебаться, не зная, как реагировать, в то время как их главарь все еще крепко держит Луи за воротник. — Что ты несешь, сосунок, — в конце концов, главарь толкает его за плечи, и Чонгук оказывается на земле, буквально на грани того, чтобы его затоптали прохожие. В этот критический момент Чонгук, не теряя присутствия духа, указывает вверх на один из небоскребов. — О! Вон, на крыше домов, Вивьен, — его голос пронзительно режет ночь, привлекая внимание всех вокруг. Мимика лиц бандитов выражает смесь недоумения и внезапной заинтересованности. Их глаза мгновенно направляются туда, куда указывает Чонгук, пытаясь в ускользающем свете фейерверков увидеть фигуру, которую они так долго искали. Как только Чонгук отвлекает внимание бандитов, указывая на небоскреб, его план мгновенно вступает в силу. В тот момент, когда их взгляды обращены вверх, ожидая увидеть силуэт Вивьена, Чонгук использует эту паузу для бегства. Он быстро пробирается на четвереньках между ногами ничего не подозревающей толпы, каждый его шаг — это борьба за выживание. Руки его затоптаны танцующими на карнавале людьми, а удары под живот только добавляют решимости преодолеть этот путь до конца. Когда он наконец удаляется на безопасное расстояние от места встречи и встает на ноги, думая, что в толпе его точно не найдут, его взгляд встречает знакомую фигуру. — Ты… — прошептал Луи, узнавая в танцующем под ритмы карнавальной песни парне того самого Потрошителя. Перед ним стоял молодой человек в синей футболке с повязкой на голове, полностью поглощенный музыкой. Словно вспышка молнии, гнев охватывает Луи, и он, не в силах сдержать эмоции, кричит: — Ублюдок! — и вцепляется в длинные волосы мошенника. Чонгук с такой силой тянет их назад, что Вивьен чуть не теряет равновесие, пытаясь устоять на ногах. Вивьен, ошеломленный неожиданной атакой, пытается разглядеть лицо своего нападающего. Шокированный, он узнает в Луи того самого парня, которого обокрал утром. — Отпусти, — орет Ви, борясь за каждый вдох, когда Чонгук с яростью буквально пытается выдернуть его волосы из корней. В этом хаосе они слышат пронзительный свист, который Вивьен узнает мгновенно. — Отпусти! Пусти, я сказал, сейчас нас обеих прикончат на карнавале! — Ви впадает в серьезность, и его слова заставляют Луи немного ослабить хватку. Сомнения начинают роиться в его голове. — Ты врешь. Опять собираешься удрать, — шипит Чонгук, едва веря его словам. — Слушай, амиго, я отдам тебе все, все до копейки верну, только отпусти. Иначе Санчос и его псы нас сожрут и кости выкинут в море! — умоляет Ви, его глаза полны паники и страха. В момент, когда Чонгук осознает всю серьезность ситуации, его выражение лица мгновенно меняется. Отчетливо понимая угрозу, он инстинктивно схватывает Вивьена за рукав и начинает тащить его в сторону выхода с площади. Вивьен, тревожно оглядываясь по сторонам и боясь за свою жизнь, покорно следует за Чонгуком, который, хотя и не знает точного направления, но движется с решимостью. Чонгук полагается на свою интуицию, стремясь пробиться через толпу к относительной безопасности, прежде чем начать искать убежище. Независимо от того, насколько Чонгук зол на Вивьена за его преступления, в его сердце не находится места для желания его смерти. Воспитанный матерью на принципах сострадания и человечности, он не может допустить, чтобы группа головорезов расправилась с человеком, невзирая на его поступки. С этой мыслью Чонгук крепко ухватил Вивьена за запястье, своими решительными глазами быстро отыскивая путь к спасению. Его взгляд упал на узкий переулок между зданиями, куда они и направились, обходя стороной праздничную толпу. Однако перед ними возвышались металлические ограждения, непреодолимые без подготовки и ловкости. — Ловите их! — раздался взывающий крик сзади, и к ним начали приближаться другие преследователи. Вивьен охватывает ощущение отчаяния, понимая, что рассвет встречать ему, возможно, уже не суждено. В отчаянном жесте самопожертвования он берет инициативу на себя, становясь перед Чонгуком щитом от возможной угрозы. Он понимает, что виноват перед Санчосом и что втянуть Чонгука в эту историю было его ошибкой. — Слушайте, — голос Вивьена дрожит от страха и волнения, когда он обращается к своим преследователям. — Санчос, я не хотел. Но этот парень не виноват. Клянусь Сантой Марией. Санчос стоит перед ними, олицетворение ярости и ненависти, его глаза горят обещанием мести. — Ты и твой дружок посмели меня обмануть, я с вас шкуру сдеру и живодерам отдам. Я из ваших кож сделаю ковер и буду топтать каждый чертовый день, — его слова пронизывают воздух, как холодный ветер. Из кармана кожаной куртки он достает бабочку и водит ею по щетине, словно разминается перед грядущим действом. Страх окутывает Вивьена, и он мысленно прощается с каждым, кого знал, приготовившись к худшему. В этот момент прорывается звук сирены, заставляя всех замереть. — Полицейская сирена? — вздрагивают головорезы, погруженные в растерянность. Санчос, кажется, единственный, кто не теряет самообладание, но приказывает своим людям проверить обстановку. В это время, пользуясь моментом замешательства, Чонгук действует быстро и решительно. Он тянет Вивьена к ближайшему мусорному баку, используя его как подступ к ограждению. Своим высоким ростом он дотягивается до верха ограждения и одной рукой подтягивает себя, ловко взбираясь на него и садясь на корточки. Когда бандиты начинают приближаться, Вивьен остается замерзшим на мусорном баке. Чонгук, не теряя ни секунды, протягивает ему руку. Вивьен, вопреки всему страху и сомнениям, мгновенно откликается на этот жест помощи. Чонгук снова прилагает все силы, чтобы подтянуть его, в то время как руки бандитов едва не касаются обуви Вивьена. Перепрыгнув через ограждение, Луиджи и Вивьен оказываются на свободе. В отчаянии Санчос командует своим подопечным: — Черт бы вас всех побрал! Ловите этих щенков! Вивьен, переполненный адреналином, смотрит на Чонгука с недоверием и восхищением одновременно, его смех звучит как музыка после долгой тишины. Они бегут, отдаляясь от псов Санчоса, и каждый шаг уносит их всё дальше от опасности. После изнурительного бегства Вивьен, ловя каждый вздох, говорит: — Подожди, я знаю где можно спрятаться. — Его тело сгорблено от усталости. — Может уже отпустишь мою руку? — просит он, пытаясь перевести дыхание. — Чтобы ты сбежал? — с сомнением отвечает Чонгук, не готовый рисковать. — Куда я сбегу? Не видишь, что ли? — Вивьен с преувеличенной театральностью демонстрирует свою усталость и отсутствие спортивной формы. Его внешний вид и изнурённость говорят сами за себя: он не представляет угрозы в таком состоянии. Чонгук, недоверчиво прищурившись, внимательно осматривает Вивьена. Заметив его не самую спортивную фигуру, он, в конце концов, решает отпустить захваченную руку. Вивьен, немного отдышавшись и вернув себе дыхание, быстро восстанавливается и предлагает Чонгуку идти за ним. Спустившись на несколько кварталов вниз, они подходят к заброшенному зданию, по внешнему виду, напоминающему банк. Внутри, пробираясь глубже, Чонгук замечает свет, исходящий от костра в огромном заброшенном холле. В центре, на старом диване, развалившись, сидят Хосе и некий парень, погруженные в игру на телефоне. Шуга, стоящий у костра, встречает взгляд Чонгука испепеляющим взором. Вокруг них перемещаются еще трое парней, которые также обращают внимание на Вивьена и Чонгука. — С дуба рухнул сюда его приводить? — гневно шипит Шуга, приближаясь к Вивьену настолько близко, что можно почувствовать напряжение в воздухе. — Угомонись, — твердо встречает его Вивьен, глаза которого сверлят собеседника. — Он мне жизнь спас, пока вы тут прохлаждались. Я может и не вернулся бы сегодня домой. Шуга с иронией в голосе и раздражением в взгляде обращается к Вивьену: — А кто просил тебя появляться на фестивале? — Его голос отдается эхом по заброшенному зданию, а руки разведены в стороны в жесте обвинения. — Сидел бы тихо, Санчос бы и внимания не обратил. И что теперь, хочешь, чтобы и нас кормом для собак сделали? Хосе, пытаясь сгладить обстановку, подходит к Шуге и, касаясь его за грудь, призывает к спокойствию: — Релакс, типо. Нам всем надо хорошенько расслабиться. Шуга, явно недовольный ходом разговора, глубоко вздыхает и, толкая плечом Чонгука на проходе, направляется к выходу. Вивьен, в свою очередь, подходит к сундуку и извлекает оттуда чемодан и фотоаппарат Чонгука. — Вот, все твои вещи. Кошелек в чемодане, проверь все, — говорит он, протягивая вещи Чонгуку. Хосе, с легкостью меняющий обстановку на более расслабленную, шутит: — А ты целеустремленный малый. Искал — нашел. Да ещё и жизнь моему брату спас. — Вытаскивая сигарету, он зажигает её спичкой и дымит прямо в лицо Чонгука, от чего тот пытается отвернуться от душного дыма. Однако, когда он дымит прямо в лицо Чонгука, последний решительно захватывает Хосе за шею, притягивая его ближе. В глазах Хосе мелькает удивление и недоумение от такого резкого поворота. — Слышь, «типок», — Чонгук шепчет с силой и угрозой, словно играя в покер высших ставок. — Я тебя и твою шпану сам сдам Санчосу. Я понял, что полиция бессильна, но тут даже лучше. Тот бес не угомонится, пока шкуру с вас не сдерет. — Так чего ты Ви там не оставил на растерзание? — Его взгляд пронизывает, но в его словах звучит не только вызов, но и признание собственных проигрыша. — Мы квиты. Ты спас моего брата, а я позволю тебе остаться у нас, пока не улетишь, и дам свою защиту. Чонгук встречается взглядом с Хосе, наполнен странной смесью напряжения и взаимного понимания. Несмотря на все, Хосе обещает защиту и предлагает представить Чонгуку настоящий Рио, его слова звучат искренне, несмотря на недавние попытки обмана. Чонгук, не без иронии, принимает предложение. Его взгляд скользит по Хосе, пытаясь разгадать, чего стоит его слово. Затем он быстро проверяет свои вещи в чемодане и радуется, обнаружив фотоаппарат целым и невредимым. Вивьен, недовольный развитием событий, кричит «cretino» и удаляется на этаж выше.