Покой

Обладать бессмертием, казалось бы, подарок небес. Но так ли это хорошо, когда каждый день тебя съедает изнутри сумасшедшая боль? Навряд ли. Именно так частенько думают города во времена войн. И осажденный Ленинград не был исключением. Шел 1943 год, война длится уже второй год и ничего не меняется. Все также Германия продолжает наседать на город сильнее и сильнее. Романов наблюдал за всем происходящим из окна квартиры на Невском проспекте. Половина дома была разрушена, но в одной из более-менее пригодных для жизни, остался Саша. С каждым новым упавшим на улице человеком, Ленинграду становилось все больнее. Морально. Физически его убивали снаряды, падающие с неба. Он периодически корчился, после очередного взрыва в центре или на окраине города. Единственное, что окрашивало хоть какими-то яркими красками день — Москва. Миша всегда приходил в одно и то же время, в один и тот же день — четверг. Благодаря этому Ленинград мог различать дни недели. Да, он давно сбился с календарного исчисления, вероятно, как и многие в городе. Московский появлялся у Романова, чтобы разделить с ним боль. Москва пытается помочь, как может, в года его юности каждый был сам за себя и его никто не старался поддержать. Он не хотел, чтобы Саша чувствовал ту же злость на людей, как когда-то ее чувствовал Миша. И вот они, долгожданные шаги вдоль длинного этажа. Хруст валяющихся на кирпичном полу стекол и в проходе, где раньше была дверь, появляется, одетый в военную форму, Москва. Он прошел в комнату, находившуюся напротив входа. Это была кухня, где как раз и сидел в ожидании Романов. За пару лет нестабильного питания, а зачастую и голода продолжительностью от суток, до четырех, Саша сильно исхудал. Он и без того не отличался большим весом, а в добавок к голодовкам, у него еле присутствовала жировая оболочка. Многим на подобное смотреть было больно, и Михаил Московский не являлся исключением. Но он понимал — сейчас времена такие. Голодные. Романов о чем-то задумался, смотрел в окно, потому и не заметил Мишу. — Обычно ты всегда меня встречаешь. Больше не скучаешь по мне? — он облокотился о холодную стену и усмехнулся. Разумеется, как только Московский дал знать о своем присутствии, Саша моментально обернулся. В его серых глазах появились слезы, а на лице улыбка. Такая реакция была самой частой, при встрече с Москвой последние пару лет. Психически невыносимо тяжелые и болезненные дни постоянно сопровождались истязанием тела изнутри, будто Ленинград заживо жгли. И вот, один раз в семь дней ему удавалось, пускай и ненадолго, но отойти от этих адских мучений. Это было самым настоящим счастьем. Увидев Московского, Саша тут же подскочил со старой табуреточки и подбежал к нему, бросаясь на шею с крепкими объятиями. — Я всегда скучаю, — говорить было сложно. Хоть молодой человек и выдавил из себя несколько слов, горло все равно предательски поддалось боли. Московский обнял одной рукой Сашу и прижал к себе. Когда они находились в объятиях, каждый ощущал особое спокойствие. От нахождения Миши в помещении, у Романова будто камень с души падал, сразу становилось легко. А Московский таял от холодных прикосновений к спине или шее, ему это приносило особое удовольствие. Потому каждый из них чувствовал внутреннее умиротворение. Жаль, этот момент не может длиться оставшуюся вечность. — Как на фронте? — Романов отпустил Мишу и вновь сел на табурет возле окна. — Без изменений. Стараемся как можем, — он подошел к молодому человеку, снял со своих плеч серую шинель и одел на Сашу, — тебе она явно нужнее. Военные действия сильно сказались на психическом состоянии Москвы. В глубине души он продолжал оставаться тем заботливым, милосердным Мишей, но на данный момент его внешняя оболочка говорила об обратном. Он главнокомандующий советскими войсками, поэтому обязан держать непоколебимо строгое и глубокомысленное выражение лица. Саша долго не мог принять отказ Московского выражать положительные эмоции, хотя в конце концов смирился. Но часто молодой человек замечал старые привычки, хорошие, доброжелательные привычки и убеждался в своих мыслях — его Мишу ничто не сможет сломать. Пусть даже внешне он не показывает своего беспокойства о здоровье Ленинграда, но все же где-то глубоко в подсознании, ему хочется обнять, обогреть и накормить Сашеньку. Тихое «Спасибо» раздалось в пустом помещении. Ленинград поднялся со своего места и предложил его занять Московскому, тот не отказался. Саша встал позади, облокотившись о разбитую оконную раму, он начал вглядываться в красные глаза Миши. Его лицо казалось безразличным, будто он был пацаном, которого отец насильно заставил читать книги, а не играть с друзьями в футбол. А алый оттенок радужки навевал страх. Даже Москва не заметил, в какой конкретный момент его рассудок канул в пропасть, но продолжается борьба его «личностей» уже порядком полутора года. Саша часто боялся Мишу из-за его внезапной смены характера, а глаза будто все громче кричали фразу: «Один неверный шаг и я тебя убью». Подул холодный ветер, и Саша поежился от неприятных мурашек по телу, выходя тем самым из своих мыслей. Не июнь месяц все же. Самый разгар зимы — середина января, в это время температура на градуснике опускается до -27°С. Но, повезло, сейчас теплая шинель хоть как-то согревала, поэтому, Сашка окутался ею еще больше. — Миш, о чем ты мечтаешь? — Спокойно поспать, без мыслей, что в любую минуту нацисты могут меня расстрелять, — тихо и монотонно ответил тот. Миша никогда так быстро не отвечал на подобные вопросы, но, быть может, это действительно то, чего он искренне хочет — мирного сна, — а ты? — Выпить кружку чая, — он повернулся лицом к Мише, его глаза переливались красными цветами на свету. Завораживающее зрелище. Саша подошел к Московскому и дал тому положить на свою грудную клетку голову. Миша вслушивался в ритмичные удары сердца и все боялся, что когда-нибудь перестанет их слышать. От одной мысли о смерти Ленинграда мужчину передернуло. Страх моментально охватил все тело и больше ему уже не нужен был ни спокойный сон, ни тихое небо над головой. Ему нужен только он. Паренек, который сейчас гладит его блондинистые волосы, перебирая прядь за прядью, иногда наматывая их на палец или два. Парень, чей организм вот-вот заставит его упасть в голодный обморок из-за недостатка пищи. Он был ему как родной. Ни о чем Михаил Московский не мечтает столь же сильно, как вновь увидеть улыбку на лице Александра Романова. Миша обхватил хрупкое тело молодого человека и вжался в его грудь. Сердце бешено забилось, дыхание начало прерываться, буря эмоций, среди которых страх и необъяснимое чувство скорой потери, окутали Московского. Но ему нужно держать себя в руках. Нельзя позволить эмоциям взять верх, надо быть сильным. — Мишенька, тише, — его голос прозвучал так ласково, что все страшные представления в миг испарились. Саша здесь и не собирается покидать его. Романов наизусть знал Мишу, он мог по одному только вздоху определить, в каком тот настроении. Иногда это играло на руку, а иногда наоборот. Сейчас же Ленинград был на выигрышной стороне. Ему сразу удалось раскусить подступающую панику Московского, что за собой повело и действия для успокоения. Так Саша еще около получаса гладил мягкую макушку Миши и тихо напевал какую-то мелодию. С истечением времени Москва окончательно успокоился и расслабленно наслаждался времяпровождением. Внезапная сирена прозвучала в городе. А это значило только одно — скоро вновь будут сбрасывать снаряды на улицы Ленинграда. Московский не раз видел, как корчился от боли, кричал, срывая голос, Саша, когда бомбили город. Он всегда был с ним рядом. По крайней мере, старался. Где-то вдалеке послышался взрыв. — Миша, — тихо произнёс Романов, морщась, — мне больно. После этой фразы Московский тут же встал со всего места, поднял Сашу на руки и побежал в спальную комнату. Там он положил молодого человека на кровать и сел рядом. Все это время Романов сворачивался в клубок, мычал, стонал от боли. Все тело жгло. Его душераздирающие крики раздавались на весь этаж, если не на два. А Миша только и мог, что смотреть со слезами на глазах и сжимать ладонь Саши все сильнее и сильнее, как то взаимно делал и Ленинград. Вскоре бомбардировка закончилась, а это значило, что и страданиям Саши конец. На неопределенное время. Весь диван был исцарапан, словно не человек только что драл его, а дикая кошка, кончики пальцев Ленинграда были измазаны в крови. По щекам текли прозрачные слезы, а голос окончательно охрип. Москва придвинулся к Романову и крепко обнял его обессиленное тело. Вы могли бы подумать, что Миша будто безразлично относиться к таким моментам. Но, могу вас уверить, Саша сам его просил не лезть.

— Держи меня за руку. Пожалуйста

— Саш, ты в порядке? В вечернем полумраке лежали двое молодых людей. Один из них замер, не думая шевелиться, а другой склонился над телом. — Насколько в порядке тот, кто каждые дни испытывает невыносимую боль и даже не может покончить с собой? — крехтя, ответил Ленинград. — Дорогой, тебе нужно отдохнуть, — поморщившись, произнёс Московский и уложил Сашу на диван. Он сел рядом с еле живым телом, накрыл его сверху теплой шинелью и погладил по голове. — Миша, — тихо начать Романов, — скажи, что ты меня любишь. Москва усмехнулся и нагнулся к лицу Саши. Он коснулся его холодных искусанных до крови губ своими. Медленно отстранившись, он произнёс: «Я тебя люблю».