desire

Сказал бы кто Пугоду раньше, что жизнь — нахальная сука, он бы не поверил. У него с жизнью отношения если и не обоюдно любовные, то хотя бы приятельские. Пугод счастливчик, каких поискать, и каждый день он проживает в свое удовольствие. Он любит эту жизнь так, как не любят родных матерей. Он любит эту жизнь так, что верит во взаимность с её стороны. Сказал бы кто Пугоду раньше, что однажды он попадет в такую ситуацию… Он бы посмеялся и забыл. Но всё было до ужаса реально. Старый и тесный лифт, застрявший между четвертым и пятым, мигающая лампа над головой… А ещё три сильных тела, от контакта с которыми никак не уйти, не прижавшись случайно к чьей-то груди. Пугоду не по себе от того, в насколько компрометирующем положении он сейчас находится, взмокший от волнения и чего-то неизвестного в самом тёмном уголке души, что сидело смирно все двадцать лет его счастливой жизни. Он комкает в руках подол куртки, стараясь держать руки как можно ближе к телу и дышит как можно реже. Возможно, о нём вскоре забудут и сделают вид, что его тут нет. Что это не он так бесцеремонно влетел в закрывающийся лифт, игнорируя надпись на стене о том, что в кабине должно находиться не больше трёх человек. Но он смотрит в пол, и даже так чувствует затылком три пронзительных взгляда на себе. И убеждается в правоте Булгакова, который однажды написал: «Бойтесь своих желаний».

///

С Модди Пугод не дружил. Он даже имени его не знал первые несколько месяцев их странного… необщения и потому за глаза называл просто Сосед. Зато мог наизусть рассказать чужой распорядок дня и догадывался о специфике работы. С Модди Пугод не разговаривал. Он лишь смотрел с расстояния в лестничную клетку, провожал с балкона взглядом силуэт на улице, наблюдал с дальних стеллажей магазина в их доме, пока Модди расплачивался на кассе смятой наличкой из заднего кармана джинс. С Модди Пугод не имел ничего общего. Ничего общего, кроме разве что города, района, улицы, подъезда и этажа. И на этом, пожалуй, всё. С Модди Пугод играл в гляделки уже ровно семнадцать месяцев, с того момента как чуть не убил его своим чемоданом, пока заносил вещи в только купленную квартиру и совершенно не видел куда шёл и что было у него на пути. И Модди тогда даже не разозлился, не обозвал конченым или безмозглым, не спустил его вместе с вещами по лестнице (хотя имел на это полное право). Модди осмотрел его с ног до головы, затем взял из чужих безвольных рук тяжеленный чемодан, будто тот ничего не весил, кивнул в сторону двери, вокруг которой уже стояла груда коробок, спросил «туда?» и, получив кивок, понёс к указанному месту прямо на плече. Те несчастные пятнадцать секунд их первого и единственного взаимодействия словами через рот Пугод запомнил надолго. И чужую будто вылепленную по образу Давида спину, обтянутую обычной серой футболкой, запомнил тоже. Пугод видел Модди слишком часто, чтобы можно было выбросить его из головы. Настолько, что уже мог прикинуть в голове примерный рост, размер одежды, марку геля для душа… Одним словом, многое. И Модди видел Пугода тоже, но, в отличие от последнего, смотрел с нескрываемым интересом, а не прятал взгляд сразу же, как только напарывался на ответный. Иногда даже улыбался, хитро так, будто знал всё про всё. И про то, что Пугод специально вставал пораньше в тёплое время года и завтракал на балконе, откуда открывался вид на весь двор, и провожал сонными глазами его силуэт. И про то, что Пугод уже давно выучил когда он возвращается с работы, и потому в это время ошивался где-то на улице или же выходил за покупками, чтобы «случайно» столкнуться у двери подъезда или в лифте и улыбнуться неловко-обворожительно, а потом чувствовать между лопаток отпечаток чужого взгляда. А ещё у Модди были друзья, которые появлялись на пороге его квартиры примерно раз в месяц с банками пива и пакетами вредной еды наперевес, и с ними Пугод, по какому-то сумасшедшему стечению обстоятельств, говорил гораздо чаще, чем с соседом. Их двое, они определённо точно коллеги Модди, они выше Пугода на целую голову и у одного из них вероятно проблемы с головой. У того самого, который, застав его однажды, замыкающего дверь своей квартиры, на весь этаж заорал «Привет, красавчик, хочешь познакомиться?». Как раз в тот момент, когда Модди открыл дверь своей квартиры и застал эту сцену. А когда Пугод, подобно краснеющей девице, поспешил к лестнице, прикрыв глаза волосами, к нему обратился уже второй со словами «Заходи к нам на чай», и в подтверждение погремел жестянками из-под алкоголя в пакете. — Я не пью, — сказал тогда Пугод, очень тихо и скомкано, что его, скорее всего, даже не услышали, и припустил по ступенькам дальше, совсем забыв про лифт. Эти зазывания «на чай» происходили каждый месяц. И каждый месяц Пугод отмазывался. Потому что это не всерьез, потому что это всё шутки ради, потому что он даже имён их не знает… — Меня зовут Блс, это Обси, а с Модди ты уже знаком. Он нам рассказывал о тебе. Кстати, а как тебя зовут? — было сказано ему однажды прямо в лоб, прямо у лифта, из которого Пугод только вышел и чуть было не зашёл обратно. — Пугод, — то ли от шока, то ли… от шока, он вот так просто назвал своё имя, будто ему угрожали пистолетом у виска. На деле же, эти двое снова стояли у двери Модди и ждали, пока им откроют. Замерев от неожиданности на мгновенье, он невольно прошёлся взглядом по ним. А посмотреть определённо было на что. Но тут его сосед открыл дверь и двое ввалились внутрь. Напоследок Обси обернулся к нему и с улыбкой сказал: — У тебя кажется слюна по подбородку течёт. Пугод потратил весь вечер на то, чтобы обдумать произошедшее. Постарался досконально воспроизвести в голове чужие образы, от которых внутри полыхнуло жаром. Ему стало даже неловко от того, как он иногда залипает на них и рассматривает красивые и сильные тела, спрятанные под кожанками, дутыми куртками или безмерными кофтами обязательно xxl потому что… Потому что все трое как на подбор были около двух метров ростом, скорее всего в качестве хобби тягали железо в зале, а на своих плечах, подобно Атланту, могли бы держать небосвод. И ещё эта фраза, брошенная невзначай «Он нам рассказывал о тебе» ввела в какой-то дикий ступор. Пугод чувствовал себя ребенком, которого дразнили подарком, но так его и не давали, и теперь он был вынужден изводиться от желания узнать, что же такое успел поведать Модди о нём. Было ли это что-то хорошее? А может наоборот? Возможно, что такими вечерами за банками пива они проходились по нему вдоль и поперёк, и Модди рассказывал о всех их практически ежедневных стычках. Пугод почти верил, что его скромный интерес однажды окажется взаимным, и что Модди всё-таки как-нибудь обронит при встрече «доброе утро» или хотя бы «привет», а потом они окажутся у кого-нибудь из них в квартире, а лучше сразу в постели, где Пугод сможет унять зудящий интерес и будет трогать и гладить его тело ладонями или губами, наслаждаясь тем, что вся эта красота предоставлена ему в личное пользование. А Модди обязательно будет позволять ему делать с собой всё, что заблагорассудится. Пугод почти верил, что ещё немного и он сам сделает первый шаг. Выловит Модди в магазине, начнёт ненавязчивый диалог, какой бывает между соседями, а потом они окажутся у кого-нибудь из них в квартире, а лучше сразу в постели, и потом… Впрочем, все его планы и мечты о нормальном знакомстве идут по пизде в этот несчастный вечер, когда ему что-то ударяет в голову и вместо того, чтобы дождаться лифт или подняться пешком, он подлетает к закрывающимся дверям и вскакивает внутрь в последний момент, растолкав Обси и Блса локтями, и угодив практически в объятия стоящего у дальней стенки Модди. А теперь стоит с пристыженно опущенной головой в нагнетающей тишине, уже размышляя о том, в какую реку эти трое выкинут его тело, когда они наконец выберутся отсюда. — И что будем делать, Пугод? — спрашивает вдруг Блс таким хриплым и вкрадчивым голосом прямо в его висок. Он кажется говорит что-то ещё, шутит и смеётся, Обси вместе с ним, но Пугод может думать лишь о том, что кулаки Модди касаются его поясницы, и его плечи зажаты между Обси и Блсом, что он чувствует даже, как они дышат, а особенно смеются. — Тебе плохо? — спрашивает кто-то, коснувшись локтя, и Пугод тут же выпрямляется, и натыкается на чёрные — господи, почему он смотрит с таким прищуром — глаза Обси. — Нормально, — получается откровенно сипло, и он снова смотрит в пол, надеясь скрыть раскрасневшееся лицо от любопытных взоров. Жаль только, что помимо щёк у него краснеют ещё и неприкрытые волосами уши. Кажется, уставший стоять на одном месте Модди меняет позицию, откидываясь спиной на стенку. Его ноги вдруг упираются в ноги Пугода, и как бы сильно не хотелось податься назад отступить, ему было попросту некуда. Блс встаёт полубоком, оттесняя Пугода в сторону, и тот вынужден теперь вжаться в грудь Обси. Слышно, как щелкают старые кнопки на панели и Блс начинает говорить в приёмник, но все слова сливаются в единый гул, смешанный с шумом крови в ушах. Руки Обси лежат у Пугода на локтях, так бесцеремонно и совсем необязательно, и его грудная клетка движется на каждом вдохе, что Пугод чувствует всей спиной. Ему даже кажется, что что-то упирается ему в бедро, но он списывает всё на обострённые из-за духоты и замкнутого пространства чувства. — У нас есть десять минут, — улавливает он краем уха. Блс снова суетится, вертится из стороны в сторону и наконец опирается на стену так же, как и Модди, и теперь у Пугода ещё меньше доступного места, куда бы он мог поставить ноги. Он чувствует себя загнанным в ловушку зверем, которого окружили хищники покрупнее. — Проведём их с пользой, — подаёт голос молчавший до этого Модди. Пугод слышит его всего лишь второй раз, и почти стёршееся воспоминание о том, как он звучит, становится ярче. Колени слабеют до смехотворного быстро. Пугод хотел бы слышать этот голос чаще. Хотел бы испытать на себе все его оттенки, даже такие нейтрально-пустые и серые, как сейчас, не выражающие ничего, не представляющие возможности разгадать что скрыто под ними. — Чего ты хочешь прямо сейчас? — спрашивает Обси ему на ухо, уже почти обнимая поперёк талии. Переждав волну мурашек, прокатившуюся вдоль всего тела, Пугод старается как можно более нормальным голосом ответить: — Выйти отсюда. — А потом? — Блс скалится, сложив руки на груди. К выкрученным на максимум чувствам добавляется какое-то новое, инородное. Что-то обжигающее скользит по бедру, осторожно поднимается выше и теперь обхватывает за талию. Пугод кусает губу, проглатывая неосознанный стон. Модди смотрит прямо на него, считывая каждую эмоцию. Он, Пугод знает, замечает, как проскальзывает язык по пересохшим вмиг губам. Горячая рука забирается под одежду и теперь касается обнажённой кожи. Пугод начинает дышать чаще. — Глупый вопрос, — отвечает Модди вместо него. Безвольной куклой Пугод угождает в его объятия, а Модди не сомневается ни в чём и продолжает методично ощупывать спину и бока, горячо дыша ему прямо в затылок. Блс и Обси нависают над ним и в четыре руки задирают подол кофты до самого подбородка, тут же начиная гладить его покрывшуюся мурашками нежную кожу груди и живота. Совсем забытый пакет с коробкой хлопьев выпадает из ослабевших пальцев, но никто не обращает ровно никакого внимания. У Пугода вся жизнь проносится перед глазами, и он допускает мысль, что на самом деле находится сейчас на грани смерти, а всё происходящее — его больные фантазии о самом сокровенном. Но влажные кусачие поцелуи Модди на шее ощущаются слишком реальными, чтобы можно было списать всё на игру воображения. Он дёргается от вполне ощутимой боли, расползающейся вместе с теплом от тех мест, где Модди впивается зубами. И тут же стонет сквозь плотно сомкнутые губы, потому что его штаны стягивают до колен вместе с бельём, и две ладони — одна сухая и твёрдая, вторая с грубыми мозолями — уже вовсю исследуют только обнажённую девственно-чистую кожу. Нежный поцелуй в челюсть, и вместе с тем — пальцами между ягодиц, ещё не проникая, но уже надавливая. Модди перехватывает поперёк груди и прижимает ещё ближе к себе. Пугод наконец стонет в голос высоко, но Блс накрывает его рот своим, заглушая любые звуки. Он не целуется даже, скорее просто играется, постоянно отстраняясь и не позволяя углубить поцелуй, хотя Пугоду хочется. Просто до смерти хочется попробовать, вкусить, спровоцировать и заставить сорваться. Модди кажется самым спокойным. Он не даёт Пугоду вертеть головой, не даёт развернуться лицом и крепко держит в своих объятиях, пока распаляет тело своими прикосновениями. Он уже будто знает, куда и как надо надавить, где прикоснуться, где сжать, чтобы Пугод обмяк и обессиленно откинул голову ему на плечо и расставил ноги шире, насколько это вообще возможно в таких стеснённых условиях. Обси берёт его за подбородок, и, дождавшись, пока Пугод сфокусирует взгляд на его лице, проводит пальцем по нижней губе, чуть оттягивая, и шепчет так проникновенно: — Открой рот, Пугод, побудь хорошим мальчиком. Лёгшие на язык два пальца он облизывает послушно, глаза в глаза с Обси, который дышит тяжело и жадно наблюдает за тем, как Пугод томно опускает веки с трепещущими ресницами, слушает, как тихие влажные стоны вылетают из лёгких на рваных выдохах, стоит Модди в очередной раз провести с нажимом по плоти. Занятый ощупыванием чужих бёдер Блс вдруг чертыхается, говорит «время», и остальные замирают, один только Пугод не сразу понимает, что при всём желании они не смогут закончить начатое здесь, и уже совсем скоро их должны вытащить отсюда. Он хочет натянуть штаны обратно и привести себя хоть в какой-то нормальный вид, но Модди и тут решает за всех сразу. — Один раз успеем, — в голосе — сталь, а в глазах — решимость, и не обязательно оборачиваться, чтобы убедиться. — Нет, не успеем… Вдруг не успеем? Давайте подождём, — пытается Пугод, хотя, честно, кончить хочется неимоверно, и ощутить на себе прикосновения всех троих — тоже. Ему кажется, что он не протянет и минуты, но здравый смысл просыпается так не вовремя. Модди не отвечает. По крайней мере ему. Лишь бросает команду держать за руки, а сам снова прижимается вплотную и обхватывает снизу. Обси заводит кисть ему за спину и всё ещё влажными пальцами нащупывает вход. Заглушить крик удаётся в плечо Блса, который держит одной рукой за запястья так, что не пошевелиться. Пугода трясёт от переизбытка ощущений, от того, что времени мало и в любой момент их могут достать отсюда. Но ему так нечеловечески хорошо, как не было ни разу до этого. И это в тысячу раз лучше, чем любые влажные сны, после которых Пугод просыпался со стыдливым румянцем, со спутанными мыслями и стойким чувством разочарования от того, что всё происходившее у него перед глазами — просто плод фантазии. Реальный Модди, не тот послушный и податливый Модди, который виделся ему во снах, а настоящий и бескомпромиссный, водящий кулаком по его члену, сжимающий талию властно и сильно, не позволяющий отстраниться и уйти от прикосновений, тяжело дышит и упирается стояком ему в бедро. — Господи, — сипит Пугод, захлёбываясь в шумных вздохах, уже будучи на самой грани. Он подаётся назад, и пальцы Обси оказываются ещё глубже, тут же выскальзывая. А потом снова внутрь, до самых костяшек. Пугод жмурится, не способный уже стоять на ногах, и Блс перехватывает его руки, закидывая их себе за шею. Теперь он ещё ближе, а его тело ощущается раскалённым металлом, согревает голую кожу всем собой и практически вплавляет в себя. Он шепчет ему что-то на ухо и держит руку на затылке. Пугод притирается ещё ближе, кончиком носа — прямо в шею, где отчётливо бьётся пульс. — Ну же, кончай, — хрипит таким незнакомым и низким голосом, совсем не тем звонким и весёлым, какой Пугод слышал постоянно. — Ты ведь так этого хотел. Оргазм накрывает с головой. Притупляет все чувства и на мгновенье выкидывает за рамки этого мира. Пугод не помнит даже, когда в последний раз испытывал подобное, и потому ещё целую минуту практически висит в чужих руках. Он наблюдает как будто со стороны, как его приводят в более менее нормальный вид, лишь изредка реагирует на просьбы поднять руку или переступить на другую ногу. Он не помнит даже, как и когда прибыл лифтёр, единственное, что отложилось в памяти — это как Модди приобнимает его за плечи в таком показушно дружеском жесте, улыбается так непривычно, когда отвечает на вопросы управляющего, прибежавшего проверить, все ли целы. Пугод следит за ним, прикусив губу. И ловит ответные тёмные взгляды. А потом они оказываются в квартире Модди, как и мечтал когда-то Пугод, и всё идёт ровно по плану: сначала квартира, а потом постель, куда его заваливают и тут же начинают раздевать, на этот раз доводя дело до конца. Пугоду очень хотелось бы рассмотреть интерьер. Узнать, чем живёт объект его низменных желаний, по какому принципу расставляет книги в стеллаже, чем питается и как готовит, что делает в свободное время и каким, в конце концов, шампунем пользуется. Но у Пугода из возможностей — только встать на четвереньки под голодные взгляды и прогнуться в спине, давая рассмотреть себя со всех ракурсов. У него из возможностей — стонать уже во весь голос, когда у Модди кончается терпение его растягивать, и он наконец вставляет, а точнее — буквально натягивает на себя. У Пугода из груди — не то крик, не то стон, и он падает грудью на постель. Модди не даёт привыкнуть к себе, практически сразу подаётся назад, оставляя внутри лишь головку, и снова входит так, что смазка хлюпает на всю комнату. Руку на шее Пугод чувствует не сразу. Только тогда, когда Модди чуть сдавливает, недостаточно, чтобы полностью перекрыть кислород, но этого вполне хватает для лёгкого головокружения. Пугод сжимается из-за новых, совершенно непривычных ощущений, а Модди за спиной выдыхает звучно, совсем немного замедляясь. Ему помогают приподняться и удержаться — уже на коленях — руки Блса. Пугод утыкается лбом в твёрдый пресс и непослушными пальцами расстёгивает ширинку. Член удобно ложится в руку. Пугод ведёт от основания вверх, сжимая едва ощутимо, затем проводит языком, а Блс гладит его по голове, произнося такое приторное «умница». Он оттягивает за волосы и проводит влажной головкой по блестящим от смазки губам. Пугод ведёт ими по уздечке, смотрит в глаза пьяно и наконец берёт в рот. Чуть не давится, потому что Модди в какой-то момент начинает драть его так, что кровать жалобно скрипит. Он стонет низко сквозь сжатые зубы и трахает его так хорошо, на каждом толчке проезжаясь по простате. Блс спускает ему прямо на лицо через пару минут со стоном от того, что наконец получил долгожданную разрядку. Размазывает по щекам семя, и Пугода буквально ломает от того, насколько происходящее неправильное и грязное. И ещё от того, насколько ему это нравится. В какой-то момент его переворачивают на спину. Модди закидывает чужие ноги себе на плечи, и входит вновь, на этот раз двигаясь уже медленнее, с оттяжкой, до самого упора. Его ладонь проходится по чужому животу вверх, накрывает грудь совсем мимолётно. Пугод хочет прикоснуться к себе. Смотря в глаза, он с опаской ведёт рукой к вновь стоящему члену, и ему никто не препятствует. Он плавится от того, как плотно его окружили со всех сторон, заласкивая его тело и не оставляя ни единого нетронутого места. Руки Блса сменяются на поцелуи Обси. Тот даёт делать с собой всё, что захочется Пугоду, и потому послушно размыкает рот, чувствуя робкие попытки коснуться губ языком. Пугод тает от контраста ощущений, от того, как Обси трепетно и нежно целует его, лишая воздуха, а Модди снова начинает сбиваться с изначального темпа, а от былой размеренности не остаётся и следа. Второй оргазм настигает Пугода постепенно. Нет нужды торопиться, нет ощущения, что у них совсем нет времени. Он кончает почти одновременно с Модди, который вжимается в него, нависает, практически складывая Пугода пополам, и тот чувствует глубоко внутри разливающееся тепло, притуплённое тонким латексом. После этого он чувствует себя выжатым досуха. Тянет руки к всё ещё сидящему рядом Обси, слабыми пальцами цепляется за одежду, а потом отсасывает, пропуская до горла. Послушно сглатывает, когда Обси кончает, и после ещё долго целуется с ним. Пугода едва хватает на то, чтобы доплестись до душа. Мышцы дрожат, и всё норовят подвести, поэтому Пугод опирается о холодную раковину, смотрит на себя в зеркало и почти не узнаёт. Всё, начиная от шеи и заканчивая коленями, покрыто уже набирающими цвет следами. Какая жуть. Пугод в восторге. Он не узнает и своё лицо, на котором стойкий отпечаток удовлетворения, и его не скрыть ничем. Даже несмотря на помятый вид и общую усталость, Пугод сыт как никогда. В тот момент, когда он плещет в лицо холодной водой, к нему заходит Модди. Смотрит в его глаза через зеркало бесконечные две секунды, а потом подходит и обнимает со спины. Модди берёт его снова, закинув одну ногу на каменную столешницу, держит за волосы и заставляет смотреть. На собственное лицо, искажённое блаженством, в чужие тёмные глаза, в которых плещется что-то запредельное и нечитаемое. Модди не спешит. Он движется неторопливо, давая прочувствовать каждый сантиметр. Болезненно-чувствительный после двух оргазмов Пугод не думает, что сможет кончить. Ему приятно, безусловно, но он держится из последних сил, и каждое прикосновение к простате проходится по телу как разряд тока. Модди чуть отстраняется и поворачивает его голову, придерживая за челюсть так, чтобы можно было установить зрительный контакт. Приказывает тихо, но чётко: — Сделай это без рук. Не подчиниться ему Пугод не может. А когда его губы накрывают чужие в голодном поцелуе, когда Модди подаётся внутрь под таким правильным углом и задерживается на мгновенье, Пугода буквально скручивает от сухого оргазма. Он дрожит в сильных руках, всхлипывает и скулит, потому что Модди всё ещё внутри, и это ощущается так остро. Модди оставляет его одного, когда тот снова может стоять на ногах. А когда Пугод выходит из душа, такой же голый, не нашедший запасного полотенца, ни Обси, ни Блса уже нет. Есть только Модди, протянувший ему в руки одну из своих огромных футболок. — Оставайся, — предлагает, не настаивая и не прогоняя. Пугод соглашается без раздумий, и натягивает на мокрое тело хлопковую ткань. Футболка достаёт ему до середины бедра. Модди ведёт за собой на кухню. Пугоду хочется посмеяться от того, насколько нелепа эта ситуация, насколько нелеп он, сидящей в чужой одежде, в чужой квартире, с человеком, с которым разговаривал лишь однажды, который буквально недавно трахал его в соседней комнате со своими друзьями. А теперь так мило заваривал чай и спрашивал, чего хочет Пугод на обед. Соседи не должны знакомиться таким образом, хотя бы не в таком порядке действий, но Пугоду уже без разницы. У него исполнилось одно желание, и он уже загадал себе новое.