Мертвые ждут за высокой стеной
Когда небо умрёт, защищая покой
Время придёт, возвращайся домой
Здесь каждый убьёт за тебя
Жизнь за тебя отдаст
Тёмные стены, покрытые вековым слоем пыли и плесенью... Пахли сыростью. По ним ползали насекомые, отвратительно двигая своими усиками и заползая в каждую щель, которую только могли найти. Было бы отвратительно, но она уже настолько сильно привыкла к этому запаху и обитателям места, что перестала морщить нос каждый раз, как прислонялась к ледяному камню. Он обжигал нежную кожу, будто бы оставлял горящие следы на теле. Несколько раз мелькала мысль, что она не заслужила такого отношения к себе, но тут же обрывалась. Дело далеко было не в её вине… А в зависти. Глупой и по-человечески простой. И это заставляло презрительно скривить лицо, когда девушка возвращалась к бесконечным мыслям. Больше ей ничего не оставалось. Сколько времени уже прошло с того момента, как она попала сюда? Месяцы? Далеко нет. Она сбилась на том моменте, как насчитала двадцать лет. Дальше уже не было смысла пытаться возобновлять столь интересное занятие. Очевидно, что из своей клетки она не выйдет уже никогда. Приходилось находить новые развлечения, чтобы совсем не зачахнуть. Первое время она делала это потому, что развлечений в узкой камере не было. Да и опасно было рядом с ней оставлять какие-либо предметы для тех, кто так жестоко и от собственной алчности поместил её сюда. Любой предмет в её руках мог стать опасным для чужой жизни. На то были свои причины. Боги-хранители способны на многие вещи. Порой, они могли воскрешать даже мёртвых. Но цена для этого была слишком высокой. Их любили и боготворили люди. Нуждались в защите и благословении. Словно дети искали поддержки у своего божества. Хранители же помогали им: спасали урожай в особо тяжёлое время, отводили от селений пожары и всякую нечисть. Помогали советом. Они были их опорой. Поддержкой. Неоценимой помощью. Из груди вырывается тяжёлый вздох, когда прядь волос, что отросли невероятной длины, падает на лицо. Сил, чтобы убрать её, не было. Как и просто банально принять другое положение в пространстве. Ноги и руки чувствовались так, будто не принадлежали ей самой. Губы уже давно растрескались и неприятно саднили при прикосновении к ним. Со стороны, наверное, богиня смотрелась ничтожно и жалко — в разорванном платье, пыли и грязи. Коротать бессмертные года в тёмном углу не в силах пошевелиться. Самый ужасный исход для божественного создания.Она не привыкла быть бесполезной и жалкой.
Она всегда была людской опорой и делала все, чтобы они жили счастливо.
— Ты выглядишь глупо, ты в курсе? В помещение вплывает русоволосая женщина. В волосы её вплетены кроваво-красные розы. Лицо искривлены в глумливой улыбке. Одна из тех заговорщиков, которым не хватало власти в Даждьграде. Третьесортная богиня, которая охраняла границы и подчинялась её приказам. Когда-то. Богиня лишь смотрит свирепо на пришедшую: горло пересохло, голосовые связки с трудом могли воспроизвести хоть звук на счастье пришедшей. Не придётся выслушивать бесконечные ругательства. — Молчишь. Твоё право. Но вот что интересно... Пока ты прозябаешь в камере, на твоих землях проливается кровь. Мятеж, — гостья хохочет до противного громко. — Попалась в ловушку из-за собственной дурости. Влюбиться в человеческую девчонку. Стыд и позор. Еще и богиней себя называла. Ничего сделать не можешь. Если бы у неё была возможность — то она бы незамедлительно сломала парочку костей в теле Дины, но увы. В какой-то степени она права — хранительница ничего не могла сделать из-за цепей, что были заговорены на ограничение и поглощение магии. Сколько бы не пыталась богиня — никак не получалось сломать оковы. Они только сильнее впитывали магическую мощь и ослабляли тело. Удар по гордости ощущался особенно остро. — Ты была могущественной девой. Лучшей воительницей континента... Да чего уж там — всего божественного пантеона. Люди души в тебе не чаяли, — гостья подходит к обессиленной девушке и присаживается рядом. — Чем же ты думала, Милас? Хотелось сказать, что думала она головой. Что думала только о своём народе. Но... В конце пути она сбивается. И понимает это. Нарцисс, самоуверенная и никогда не проигрывающая богиня лишь дважды была обречена на провал: полюбив человека и попавшись в руки сброду бесполезных божков.***
Встречи — это стечение множества случайностей, что люди смело называют судьбой. Некоторые из них приводят к радостным и ярким воспоминаниям, что как всплески красок заполняют каждый уголочек твоего тела. Люди и их воспоминания порождают предметы искусства: сколько же картин посвящены музам? А сколько статуй было высечено, чтобы сохранить хрупкий образ юных дев и юношей, что так сильно запали в сердце творца? Их было не счесть. Ксения любила рассматривать творения своих детей. Удивительно... Сколько же могут создать эти порой беспомощные существа. Хранительница долго задавалась вопросом о том, как же кто-то приземленный может создать вещи, которые приближали их к богам. Ведь искусство — это поистине божественное творение и хранило в себе не только мощный посыл, но и большое количество магической энергии. Искусство почиталось. Считали одной из самых возвышенных вещей, ведь только по-настоящему талантливые люди творили чудеса. Поразительно. Это вызывало недюжинный интерес и заставляло богов спускаться в мир людей. Вот и сейчас она наблюдала за одним из земных детей, что с помощью металлических инструментов создавал лик никому неизвестного юноши. Интересно, кем был этот человек? Первая любовь? Или просто случайный человек? Рыжие волосы то и дело лезли ей на лицо, из-за чего девушка постоянно хмурилась и смахивала их в сторону. Это вызывало добрую улыбку у богини и тихий смех. Забавные эти люди, но оттого за ними было интересно наблюдать, наложив пару иллюзий. Помогало не обращать внимание на себя. Тихий стук металла по камню расслаблял и Милас, что удобно устроилась рядом с оконной рамой, рассматривала каждое движение рук. В начале статуя была больше похожа на что-то непонятное, обобщённое. Но с каждым ударом приобретала всё новые и новые детали, углубляла свой смысл, заставляя Ксению удовлетворённо хмыкать и время от времени подходить ближе. Правда, она все равно возвращалась в свою изначальную позицию. Не хотелось мешать, хоть и была она для хозяйки мастерской скорее "бесплотным духом". — Анна, ты снова занимаешься ерундой? Лучше бы помогла матери со сбором урожая, — мужчина, что произнёс эти слова, головой качает. Как-то само собой богиня отмечает, что они с девушкой чертовски похожи: один цвет волос, изгиб губ, нос... Отец, по всей видимости. Для старшего брата он был слишком стар: пару белоснежных прядей украшали, шикарную копну волос и лицо покрыто паутиной морщин. Старение не щадило человеческих детей. — Это не ерунда, отец. Быть скульптором при богах — почетное занятие, — девушка возмущенно сверкает глазами. В них пламя дьявольское полыхает. Художники за работой — страшно воодушевлённые люди. — С чего ты вообще взяла, что попадёшь на службу к нашему великому Хранителю? В голосе пренебрежение. Совершенная уверенность в том, что девушка провалится. Ксения чувствует это сразу и неосознанно брови сводит к переносице сильнее. — Я просто знаю. Если не верить в свои силы и не совершенствоваться, то ничего не получится. Мужчина головой качает. В его глазах осуждение и непонимание позиции собственного ребенка. И богиня примерно понимает, почему так. В человеческом мире всё до одури просто — женщина выходит замуж за мужчину, занимается хозяйством и рожает детей. Позиция совершенно абсурдная. Многие из самых влиятельных богов были женщинами, но почему-то людям это было невдомёк. Даже саму Милас считали мужчиной, что самое забавное. Патриархат процветал и пах, словно самые зловонные цветы. Лицо своё богиня на людях не показывала и общалась исключительно с помощью иллюзий: так было проще. Именем, что дали ей при рождении она не представлялась и взяла себе божественное, по которому особо не поймёшь — женщина ли боже... Можно было без опаски гулять по человеческому миру и воочию видеть то, как все они живут и ведут свой быт. К людям Милас была благосклоннее, чем к богам, что её окружали. Её ненавидели. Ей завидовали. Были многочисленные покушения на жизнь. Но Воительница Юга лишь смеялась в лицо неудачникам и играючи давила их. Будто бы все эти божки были назойливыми жуками. — Прекрати быть настолько наивной, дочь. Тебя ждёт семья, заботы и хлопоты. Оставь бесполезное занятие. Милас хмурится, когда видит тень обиды и разочарование на лице девушки и подходит чуть ближе. Не заслуживала Анна такого отношения. Богиня чувствовала, что ей суждено было стать великим человеком. — Оно не бесполезное! Это искусство! — но закончить ей так и не дали. — Это дурость. Только и всего. — Необразованный человечишка... — глаза богини сощуриваются, но она не имела права просто так возникать у них на глазах. Она не должна раскрывать свою личность. Но немного напугать — вполне в её силах. С деревянной полки падает цветок в глиняном горшке. Последний разбивается на множество осколков с неровными краями. Звук удара и того, как осколки разлетаются по помещению, пугает сидевшую до этого в углу кошку, и она с шипением уносится куда подальше. — Боже милостивый... — Ты разгневал Хранителя, отец. В подтверждение Милас скидывает пару свитков со стола и смотрит за побледневшим мужчиной. Оттенок кожи его был сходен оттенку полотна, на котором художники создавали свои шедевры. Он действительно был напуган. А Анна, судя по всему, считала это знаком того, что она делала всё правильно. Она выглядела по-детски наивно и одновременно уверенной во всём, что делала. Несвойственное для многих человеческих дев качество. Она была уверена, что их Хранитель оберегал её от невзгод. И была чертовски права, хоть и не знала этого наверняка. И наблюдавшая за ней богиня улыбалась, пока перепуганный мужчина с тихим " занимайся чем хочешь" — уходил из комнаты. — И вот стоило ему со мной ругаться? — Анна закатывает глаза, возвращаясь к своей работе. Не стоило. Но мужчина был уверен в том, что его позиция — единственно правильное суждение. — Продолжай делать то, что велит твоё сердце. Милас к плечу чужому притрагивается, на ухо произносит эту фразу, от чего девчонка вздрагивает, но к тому моменту, как она поворачивается, богиня растворяется, будто бы её тут и не было. Но фантомное прикосновение ощущается так чётко, что пугает до трясущихся коленок. А тихий смех, будто бы колокольный звон, заставляет прижать руки к груди.***
— Милас! Крик с другой стороны площадки не пугает, но заставляет обреченно вздохнуть и сделать вид, будто бы это не она. Но разве от Анжи можно было сбежать? Богиня веселья всегда настигала её в самое неожиданное время и требовала внимания от своей божественной сестры. Темноволосая, с хорошей фигурой и красивыми чертами лица. Она одна из тех, кто прятал своё лицо от людей, чтобы наслаждаться мирской жизнью. Любила ходить по увеселительным заведениям и вино. Очень много вина. Девушка не являлась богиней-хранителем. Она была помощником и верным другом, которая находилась рядом. Пускай она и была сумасбродна — её ум и смекалку отрицать не следовало. — Ты кричишь так, что змей бы испуганно унёсся прочь сию же секунду, — Ксения руки на груди скрещивает, бровь одну приподнимает, только взглядом вопрос задавая. Анжи понимает всё сразу: становится чуть более серьезной и выпрямляется. Кажется, что было, о чем беспокоиться. Не часто темноволосую удавалось встретить в подобном расположении духа в обычное время. — На Восточных землях начинается война. Слишком близко к границе Даждьграда. Боги начинают беспокоиться, — голос у богини хоть и серьёзный, но глаза обеспокоенно осматривают собеседницу. Все они боялись этого, хоть и понимали, что конфликт неизбежен. Что рано или поздно реки крови окропят землю. — Пока это напрямую не касается наших земель — будем просто наблюдать за происходящим, — Ксения хмурится, оборачиваясь к одной из статуй. Смотрит, вглядываясь в каждую трещинку, которую оставило время. Её действительно не интересовали другие земли. У них были свои хранители и то, что происходило за пределами необъятных земель Юга не было её прямой обязанностью. В конце концов они боги. И если конфликт придет на их земли — они сделают всё, чтобы обезопасить своих детей. — Дария просит о помощи. Ей больше не к кому обратиться. — У нее есть та пустоголовая девчонка-воительница. Думаю, что они и без нашей помощи вполне справятся, — голос Ксении не терпит возражения. Если они сейчас впутаются в этот конфликт, то велика вероятность, что тогда война их точно не обойдет стороной. И вот тогда-то... горы трупов начнут появляться одна за другой уже на землях Даждьграда. — Думаешь, нас обойдет стороной? — Я сделаю всё, чтобы отвести беду. Непоколебимая уверенность в словах совсем немного успокаивала темноволосую. Но на душе всё равно было как-то неспокойно. Беда чувствовалась особенно сильно. Только вот богиня понять не могла... Откуда же придет напасть. Может, просто воображение разыгралось?***
Жизнь на улицах кипит: люди бегают по своим делам, перебрасываются фразами со знакомыми, которых случайно встречают. Смеются над какими-то шутками, кажется. А ещё обсуждают серьёзные житейские вопросы. Милас наслаждалась этой атмосферой и поглощала позитивную энергию, едва заметно улыбаясь и прогуливаясь по переулкам и главным улицам. Её никто не видел и это было удобно. Она могла без зазрения совести подсматривать за работой кузнеца в его лавке или подслушивать разговоры благородных барышень рядом с лавочками с украшениями. От последних можно было узнать абсолютно всё: последние сплетни о том, кто кому изменил или же происходящие среди знати волнения. Неплохое развлечение для заскучавшей богини. — Прошу прощения, кажется, это вы обронили. Милас не сразу осознает, что обращаются именно к ней и в начале осматривается. Но глаза знакомой девчонки-скульпторши смотрят прямиком на лицо богини, а рука протягивает ей небольшой медальон, размером с монету. — Ты… Меня видишь? — голос звучит с подозрением, от чего Анна глазами хлопает удивлённо и смущённо отводит взгляд от необычной собеседницы. — Вы странная, — девчонка все же решается взглянуть прямо в глаза собеседнице и заливается ярким румянцем. Неожиданная незнакомка выглядит совершенной, словно излюбленные ей скульптуры. Словно бы девушка высечена из камня. Поистине прекрасного. — Ну тогда ты еще более странная, раз говоришь со мной, — богиня бровь одну приподнимает, смахивая невидимую пыль с ткани своего одеяния. Девушка не понимала, что со стороны казалось, что она разговаривает с воздухом. Остальные не видели Ксению. Для них она была словно одно ничего. Неосязаемое и невидимое. Только вот почему-то Анна перестала поддаваться божественным иллюзиям? Или просто магия богини решила, что не хочет скрываться от любопытного создания? Всё же Милас уже долго наблюдала за рыжеволосой. — Я Анна, а вы? — Можешь называть меня Ксения. На лице девушки появляется яркая улыбка, а богиня чувствует, будто бы под ребрами начинает что-то тянуть. Что-то подозрительное. Медальон Милас не забирает. Оставляет его смертной, что явно против подарка от новой знакомой, но богиня непреклонна.***
Милас всё чаще и чаще покидала территорию своего храма, чтобы понаблюдать за работой Анны, которая при каждой удобной возможности просила Ксению навестить её. Богиня просто не могла отказать в столь маленькой просьбе девушке. Да и общество юной девы было ей только в радость. Скука отступала, и богиня начала ощущать себя так, будто бы была человеком. Одним из тех, которых она оберегала. — Почему ты занимаешься именно этим? Этот вопрос Милас задаёт спустя некоторое время от их официального знакомства. Небо окрашивалось нежно-розовым. Солнце стремилось спрятаться, чтобы отдохнуть от насущных проблем. Освящать необъятные земли ведь тоже работа, как и охрана людского спокойствия богами. — Потому что это созидание. А еще камень вечен, — голос Анны звучит беззаботно, расслабленно. Она просто наслаждалась последними лучиками солнца и расплескивала ногами воду. Это место Милас нашла случайно: небольшой заброшенный помост рядом с речкой. Он почти полностью зарос растениями, а ветви деревьев выгодно укрывали его от любопытных глаз случайных путников. Тут было спокойно и кроме тихого стрекота не доносилось ни звука. — Камень не вечен. Говорят же, что вода камень точит, — Милас хмыкает, поворачиваясь в сторону рыжеволосой. Небольшие веснушки на носу, что морщился время от времени, выглядели очаровательно. Она и сама была словно солнце: светлая, иногда пугающая своей верой в чудо и хорошее. Наивная, словно бы ребёнок. Но в этом было её особое очарование, которое захватывало богиню с головой. И это раздражало богов в её окружении, ведь Милас всё чаще и чаще отлучалась, оставляя их развлекаться одних. Не собиралась впутываться в интриги. Её это уже давно перестало интересовать. Вся эта борьба за место под солнцем и постоянно требующие одобрения мелкие божки лишь заставляли раздражаться и в очередной раз сбежать с глаз долой. — Ты вновь пытаешься разбить мою веру в чудо? — Анна дует губы, больше походя на пятилетку, чем на взрослую и зрелую девушку, которую еще немного и можно выдавать замуж. Разговоры о последнем, к слову, вызывали в богине непонятные чувства, которые она пыталась придавить насмерть. Проткнуть острой иглой, чтобы они бились в предсмертных конвульсиях. Она боялась, что в конец станет такой же, как и люди. Что познает приземлённые чувства. Ведь всё это — слабость для богов, которая может закончиться очень и очень плохо. Человеческий век скоротечен. Анна постареет, а Милас... Она так и останется неизменно молодой, пока прекрасное лицо рыжеволосой начнёт покрываться сетью тонких морщинок, что со временем всё больше и больше начнут углубляться. — Нет. Учу суровой реальности, — богиня хмыкает, после чего на неё водой брызгают в отместку за такую учёбу. — Я тебя сейчас искупаю в речке. Анна смеётся заливисто, что даже почти всегда серьёзная Ксения начинает улыбаться, прикрывая глаза. Может, человеческий век и скоротечен... Но он ярок и красочен, словно взрыв. Если бы она только могла быть человеком, то с удовольствием бы провела свой век с Анной. Держаться за руки с человеческим дитя неожиданно приятно. Тепло по телу разливается, словно нега. А еще вид на раскрасневшуюся от внезапного порыва богини девушку заставляет улыбнуться. Сладкий привкус остаётся едва невесомым еще некоторое время после их встречи.***
На пороге ад, на пороге рой Гончие алчут и требуют кровь Земли горят, орды горой Смерть их влечёт, будто свежая плоть В книгах о мертвых нет слова «любовь» Летопись смерти — лишь кровь и вино
Разгоралось пламя, которое люди не способны были подавить. Оно сметало все на своем пути, с каждым часом поднимаясь всё выше. Становясь губительнее, злее. Горели дома, леса... Люди сгорали, оставляя после себя отвратительный запах горелой плоти. И самое страшное, что именно сами люди были виновниками происходящего. Потому что не умели быть всепрощающими, бескорыстными. Не в их это природе. Используй или будешь использованным. Война сметала на своем пути всё, да так стремительно, что оставалось только молиться... И пытаться бороться за право жить на этой земле. Милас до последнего была уверена, что Юг не пострадает. Что её люди будут радостно улыбаться наступающему дню, а не тонуть в лужах крови и задыхаться от удушающего дыма. Не было предпосылок к тому, что армия вступит на земли Даждьграда. Они были нейтральны и не поддерживали ни одну из сторон, хоть и бои проводились совсем рядом. Они не могли ничего сделать. — Нужно посмотреть, что с полями. В прошлом году к концу сезона начиналась засуха. И... — фразу Милас закончить не успевает. Грохот со стороны входа не пугает, но заставляет напрячься. Дина врывается в храм, что-то лепечет неразборчиво и тогда, кажется, внутри богини что-то надламывается. Так болезненно и внезапно, что из легких вышибает весь оставшийся воздух, а руки с силой сжимают свитки с отчетами о прошедших сборах. — Деметрий и его войско... Поселение горит... Жертв много... Боги не имели права вмешиваться в войны, являя свой лик народу. Они могли лишь влиять извне. Это было правило. Закон. Но раз его нарушили, то Милас оставаться в стороне не могла. И не собиралась. С места срывается резко. Дина среагировать не успевает, пытается что-то сказать, но остаётся не услышанной. Она мчалась изо всех сил, слыша вдогонку крики Анжи, что практически срывала голос. Богиня пыталась остановить Милас, пыталась догнать. Но это было бесполезно. Тщетно. Перед глазами пелена из страха и ярости, что смешались между собой. Только бы добежать до границы, где заканчивался храм. Где она могла применять свою силу без риска распасться на миллионы клочков. Хотя, сейчас даже это не пугало. Нападение на её земли. Её людей. И где-то среди них Анна со своими наивными глазами обсидианового оттенка. Она ни разу не видела войны, как и остальные проживающие на землях Южной воительницы люди. Они слишком долго были под её защитой и не знали невзгод. Только она успевает ступить за границу храма, как тотчас растворяется в дымке и Анжи растерянно замирает. Что-то было здесь совсем не так. Она чувствовала, что где-то был подвох. Что-то не так. Но что? Почему сердце в грудной клетке бешено бьётся, а голос внутри кричит о том, что всё это не просто так. Врага провели на их территорию. Кто-то из приближённых, кто мог найти брешь в защите. Но довести мысль до логичного завершения богиня не успевает. Резкий удар по затылку вызывает вскрик. В глазах темнеет слишком стремительно, но разглядеть высокомерное лицо речной богини она успевает. Анжи не может пошевелиться, понимает, что удар был нанесён чем-то зачарованным. Опасным. Высасывающим из неё силы. И с каждой прошедшей секундой ей становилось все хуже. Предатель среди них. Как же глупо это все получается. Пантеон рушится, словно ненадежный дом под действием природы. И главное кто? Дина, которая как никто другой пыталась помочь и завоевать доверие Милас. — И пусть все горит так, как никогда не горело.***
— Нет... Нет. Некогда уютный, наполненный запахами домашней кухни, дом семьи Анны был разрушен до самого основания. Вокруг куски стен, осколки от статуи, которую девушка так и не успела закончить. И ни единой души. Живой души. Богиня в панике оглядывает руины, с ужасом рот прикрывает, когда видит изуродованное тело матери семейства. Руки и ноги ее вывернуты под неестественным углом, а из грудной клетки торчала остро заточенная стрела. Она была похожа на поломанную статую. Такая же бледная, обескровленная. Безжизненная. Милас кулаки беспомощно сжимает, ныряя в толпу людей, что в панике пытаются покинуть город и найти хоть какое-нибудь безопасное место. И кричат. Молят своего Хранителя помочь. Ксения никогда не думала, что придется явить себя перед перепуганными жителями Даждьграда. Что ей придется расправить крылья и с горьким и протяжным криком броситься в сторону человеческого войска. Люди в ужасе взирали на свою богиню, которая один за одним уничтожала вражеское войско, посмевшее позариться на её дом и его обитателей. Боль разрывала грудную клетку, а перед глазами пелена красная, заслонявшее абсолютно всё.***
— Забавно, что твоя девчонка так глупо погибла. Перерезать глотку ей было проще простого, — Дина хмыкает, присаживаясь на стул, что был единственным предметом мебели в затемнённой комнате. Если бы Милас могла, то она с радостью бы порвала ее на сотню мелких кусочков. Но, к сожалению, богиня была далеко не в выгодном положении. Видно, что ее заточительница хотела сказать что-то ещё, но не успевает. Лицо её в гримасе злобы искажается. Причина для этого была. За пределами темницы шум непонятный, стражники вскрикивают. Ксения из всех остатков своих сил напрягается. Что происходит? И она могла гадать дальше, хоть ей и было уже практически всё равно. Пусть даже смерть настигнет её в данную секунду. Она устала существовать, бесцельно блуждая взглядом по стенам и жить в своем сознании. Воспоминания грели и не давали сойти с ума окончательно. Неизвестный врывается стремительно, сорвав с петель дверь. Дина напрягается разом, вставая в защитную стойку. Но в сравнении с остальными богами она была совсем слабой. Не была воительницей и бегала на побегушках у более могущественных существ. Может поэтому она сразу оказывается обездвиженной? Смотрит на нарушителя спокойствия с яростью, пытается встать с места. Но ударная волна прошла по всему телу вновь. — Какого черта?! Кто ты?! — Твоя смерть, предательница. Сотня лет потребовалась для того, чтобы вычислить всех тех, что заточили воительницу Юга. У Милас ощущение, что она бредит. Что её фантазии о прошлом завели богиню не туда, когда капюшон с головы незваного гостя падает, а огненно-рыжие волосы, что до этого были спрятаны, спадают на тёмную ткань плаща. Было ощущение, что они и правда горели ярким пламенем. Анна не могла быть живой. Разве это было возможно? Все это иллюзия? — Этого быть не может! — Дина кричит, срывает голосовые связки. — Ты человек! — Была человеком, пока вера людей не породила нового бога, чтобы спасти предыдущего. Даже мёртвые молили о возвращении их хранителя, — голос девушки сочится ядом, пока она наступает на Дину, что воет волком, когда чужая рука на шее тонкой смыкается и давит, перекрывая доступ к кислороду. Ксения вглядывается в лицо, что утратило детскую наивность. Не было тех округлых щек. Взамен их чётко выделялись скулы. Взгляд был холодным, отстранённым. Но не в момент, когда обсидиан вглядывался в лицо хранителя. Тогда там вспыхивала тревога и сожаление. Сожаление о потерянных годах, что пришлось провести Милас здесь. Потому что не должен бог, которого все так любят, находится в темнице. Незаслуженно. От смешливой, мечтательной Анны не осталось ничего, и вся её фигура сквозит уверенностью. Теперь Милас уверена, что всё это — совсем точно не было сном. Темнота протягивает свои щупальца к богине, позволяя погрузиться в сон, пока её освобождают от вечных оков. Время вернуться туда, где её все ждут.Время придёт, не цепляйся за лёд Твоё небо умрёт, охраняя покой Время придёт, возвращайся домой Здесь каждый убьёт за тебя Жизнь за тебя отдаст