He is my poison and antidote

Хаус точно не знает, когда это началось – может быть неделю назад? Месяц? Год? Может быть. А может быть, с тех пор, как он взял его на работу? Он не знает. Чейз – бушующий ураган, безбашенно ворвавшийся в жизнь Хауса, самым наглым образом заставляющий его чувствовать себя так, как он никогда не чувствовал. Это определенно не та первая, оставившая свои глубокие шрамы любовь, что Хаус испытывал со Стейси. Не та любовь, что он испытывал с Кадди. Не то чувство дружбы, что он испытывал с Уилсоном. Это другое. Что то другое. И это заставляет мозг Хауса сводить самого себя с ума, заставлять делать странные поступки, и думать о том, о чем его разум в нормальном состоянии никогда бы не допустил даже мысли. Хаус пытается преодолеть это, делает все, чтобы не думать об этом. Пытается не встречаться с Чейзом, избегает его, но, конечно, в пределах разумного, потому что если он перестарается, то кто-нибудь это заметит. А этого допустить нельзя. Для всех Хаус должен оставаться Хаусом. Тем же ублюдком-манипулятором, которому все равно на других людей, тем же лжецом, наркоманом, мизантропом, гением – в конце концов. Но сейчас это не получается. Не получается думать правильно, здраво рассуждать. Не получается, потому что в любом случае все внимание Грегори переключается на Чейза. Во время обсуждения смертельно больного человека Хаус витает в облаках, думая о том, как же черт возьми шикарно выглядит Чейз под яркими лучами солнца, кои падают на его лицо сбоку, выставляя на показ мягкие черты лица, блондинистые волосы, белоснежные зубы – если он улыбается. И эта улыбка сногсшибательна. Она сводит с ума. Хаус сходит с ума. И это нельзя остановить. Любовь – это яд. Самый натуральный, самый настоящий, который могли придумать в истории человечества. Любовь парализует, превращает даже самого холодного гения – в чертового идиота, который не может мыслить рационально. И если из этого гения не вывести яд вовремя, – то ему конец. И ведь не каждый знает, что именно послужит противоядием, а если и узнает, то только тогда, когда время истечет, и красные цифры покажут 00:00. Хаусу конец, потому что яд уже в его организме, и потому что давать антидот уже слишком поздно. Любовь – как медленная бомба с яркими цифрами, кои отсчитывают минуты до твоей кончины. И самое отвратительное то, что ты никогда не сможешь взглянуть и узнать время. Ты сможешь его понять только тогда, когда уже будет оставаться секунда до взрыва, от которого не спрячешься. Но Хаус не так прост. Он не сдастся так легко. Пусть его попытки и тщетны, он не будет опускать руки, потому что это – удел слабых. Грегори пытается подобрать действенный аналог настоящему лекарству – в этот раз это алкоголь, в следующий – какая-то молодая девчонка в разноцветном клубе с громкой музыкой, которая подходит первая и начинает флиртовать, а в третий – когда уже понимаешь, что ничего не помогает, – это викодин. И это последняя надежда. И если раньше эта последняя надежда давала хотя бы шанс, то в этот раз – взрыв. А что после взрыва? После него.. ничего. Пустота. Пропасть. Пропасть, в которую падает разум и сердце, – если оно есть. Но проблема в том, что у такого как Хаус его нет. Так он думал сам до этого падения. Если бы его и впрямь не было, то он бы не чувствовал чего-то подобного. Не почувствовал, что алкоголь больше помогает. Секс больше не помогает. Викодин больше не помогает. Он бы не познал этого отвратительного чувства беспомощности. Или это не немощность? Хаус сам не помнит, как поздно ночью говорит Роберту задержаться в его кабинете. Чейз его отравляет. И противоядие – это сам яд.