Цугцванг

Положа руку на сердце, Питер Марьяна не очень любила. Как город — да, в нём, полном красоты, культуры и истории, можно было часами, забыв о еде и отдыхе, ходить и любоваться, напитываться его духом. Однако как место силы Петербург никогда не привлекал её. Она любила живое, сырое, природное, где человек приложил свою руку минимально — лишь облагородил или, лучше, не касался вовсе. Для её магии Питер пах кровью, болью и смертями сотен тысяч, миллионов людей, что погибли во время строительства града Петрова и позже, в войну, в чудовищную блокаду. Подпитаться у его земли для шаманки означало бы вдохнуть в себя столько энергии леты, сколько физическое тело могло и не вынести. Неудивительно, что шаманы не селились тут, предпочитая другие, даже порой более северные города. А вот тем, кто с мёртвыми работал, в культурной столице самое раздолье. Неудивительно, что Вика обреталась именно в Питере. Правда, это же и означало, что для того, чтобы увидеться с ней, Марьяне пришлось бы на сутки-двое побыть обычным человеком, без ауры и сил, что, с другой стороны, не так уж и плохо. Девятимесячные съёмки вымотали её и досуха опустошили весь внутренний резерв; пауза и передышка — как раз то, чего ей недоставало. Кто-то восполнял силы, занявшись домашними делами и работой (право слово, до этого проекта Марьяна и понятия не имела, что Шепс в придачу ко всем прочим своим тараканам ещё и такой трудоголик), она же решила сменить обстановку и попутешествовать. Финансы и время позволяли, а отдых — он везде отдых. Вика, что характерно, от предложения встретиться не уклонилась, но и домой не позвала. Семьёй прикрываться, как обычно, не стала, просто небрежно, в ходе телефонного разговора, упомянула, что погода вроде бы наконец стабилизировалась, и сейчас самое то посидеть где-нибудь на крытой веранде с видом на Неву, выпить глинтвейнчика или просто чаю. Готова была даже поделиться одним своим любимым местечком. Марьяна не стала настаивать. Она всего лишь гостья — что в городе, что на этой колдовской земле, что для Райдос. Однако заметочку мысленную сделала и касательно места встречи, и касательно предлагаемого времяпрепровождения. Учитывая, что она совсем недавно, так получилось, побывала ещё и у Саши, совпадение выходило... весьма интересным. Предложенное Викой кафе и вправду оказалось на берегу Невы, с панорамными стеклянными окнами и огромными газовыми горелками, поддерживавшими на веранде приемлемую температуру, чтобы можно было сидеть, раздевшись. Яся сразу же сгоняла им всем троим за чаем — подавали его вместо большой чашки в большущей банке, долго хранившей тепло, — и через несколько минут, обменявшись парой дежурных фраз и пригубив пряный, вкусный напиток (возвративший Марьяну в мыслях на какое-то время в одну конкретную московскую квартиру), они уже общались как старые закадычные подруги, державшиеся вместе ещё со школьной скамьи. Когда исчезло напряжение еженедельных соревнований и психозы готического зала, случавшиеся у кого-нибудь каждую съёмку, отпала надобность кому-то что-то доказывать, а Виктория ещё и успокоилась после своего третьего места (которое, не нужно быть экстрасенсом, она считала абсолютно несправедливым), она была обычной, приятной и спокойной женщиной. Мудрой, уверенной, сильной, причём, силой той русской бабы, что и в горящую избу войдёт, и коня на скаку остановит. Марьяна тянула через трубочку пахнущий бергамотом, лимоном и травами чай и под неспешную беседу Яси с Викой, куда ещё сходить, и думала о двух вещах: что за весь период «Битвы сильнейших» никому из всех, считая её саму, экстрасенсов и в голову не пришло, какого коня в своё время остановила Райдос и до сих пор удерживала в поводу, ну и почему конкретно это заведение Вика называла своим любимым. Когда обладаешь способностями от магии, зачастую то, что лежит на поверхности и не требует применения сил, ускользает от понимания. Так произошло и тут. Наверное, Марьяна бы не догадалась ни в жизнь, если бы не недавняя встреча с Сашей. Встреча, во время которой он, достаточно закрытый человек — самый закрытый и невозможный человек из всех, какие попадались на её пути! — осознанно или нет, дал столько намёков, подсказок и иносказательных ответов, что не связал бы всё воедино разве что только ничего не смысливший в любви человек. А уж шаманка, способная заглянуть на второй, третий слой бытия, и вовсе была обречена стать невольной хранительницей чужой тайны. Глядя на Викторию, обхватившую банку с чаем донельзя знакомым жестом и временами после глотка проваливавшуюся куда-то внутрь себя, Марьяна только тихо вздыхала. В такие моменты ей казалось, что быть простым человеком и не видеть того, что не хотели бы показывать другие люди, — это гораздо лучше её судьбы. По крайней мере, не пришлось бы мучить своё сердце, видя... видя оборванные красные нити на руках этих двоих, с которыми её свела «Битва». Фигурально оборванные, разумеется, фигурально. Марьяна знала, что ничего подобного, никаких нитей не увидит даже после тысячи практик. Но боль была очевидна у обоих. Разве что один варился в ней и лишь сейчас отпускал, а другая давно оставила всё позади, иногда возвращаясь. И даже Бог, наверное, не знал, какое решение было правильным. — Жаль, что ты ненадолго, — проговорила Вика, когда Яся, уговорив первой свою порцию напитка, накинула куртку и ускакала к парапету делать снимки, — поработали бы немного вместе. Знаешь, я так привыкла к этому каждонедельному сбросу энергии, что едва не умираю от безделья. Не хочу до каникул заниматься чем-то серьёзным, а так, может, и полегче стало бы. — Я бы с радостью, но тогда Яське придётся тащить на себе в Москву мою полудохлую тушку. Вряд ли она скажет нам обоим за это спасибо. Райдос шутку не оценила или не поняла, потому что обиженно взглянула на Марьяну поверх банки и сёрбнула чаем. — Снова на принцип пошла? С нашим-то общим... знакомым сил не пожалела, я имела честь увидеть. Нет, ну в самом деле. Марьяне сделалось смешно, она бы фыркнула в полный голос, если бы не боялась оскорбить собеседницу ещё больше. Там и без того всё было сложно. Обиды на ровном месте, ревность, что дальше, месть? И ведь как завелась легко, и не скажешь, что у самой давно уже муж, дети... Может, потому-то и муж, и дети, что с ним не получилось? И ведь как сказала: «общий знакомый». В том-то и дело, что для Марьяны, как и для самой Виктории, Саша был кем угодно уже, только не «знакомым». А когда так яро и ярко отрицают? Только в попытке скрыть правду. Тут даже не требовалось задействовать сил, достаточно было посмотреть на обоих чисто по-женски. — Вик, дело не в том, что Сашу я люблю и уважаю больше. Я же шаманка, я от природы иду. А здесь не природа, а смерть на смерти и смертью погоняет. Город на костях. Может, на один ритуал меня и хватит, но и то — «может». Не могу я рисковать бессмысленно. Та замолчала и отвела взгляд в сторону, раздумывая. Марьяна бы и рада была, как модно сейчас говорить, «выключить своего внутреннего психоаналитика», да не получалось. За реакцией Райдос против воли интересно наблюдать. Она вся как на ладони была, ни лупа не требовалась, ни микроскоп. Как не побоялась только? Не подумала, что кто-то сложит два и два? Что посмеет её, такую безупречную, как Вика сама себя выставляла, в чём-то заподозрить? Напрасно. Ох, напрасно Марьяна сразу, без передышки, после встречи с Сашей в Питер поехала. Надо было хоть немного переключиться, сбросить энергию того вечера, когда Саша приоткрыл перед ней душу. Всегда тяжело видеть боль расставания и отголоски чужих чувств, которые взаимны, но по каким-то причинам «не срослось». Хотя понятно, почему не срослось. Сильные, яркие, упёртые, независимые, не привыкшие уступать и прогибаться, потому что в противном случае не выжить было, не добиться того, что каждый имел сейчас. Одна — оплот упорядоченности и сдержанного величия, другой — воплощение непредсказуемости и хаоса. Способности, опять же, разнящиеся в разы — Марьяна признавала это спокойно, её, в отличие от других, не задевало, что старший из Шепсов действительно на голову превосходил в магическом плане каждого из пришедших на «Битву сильнейших» экстрасенсов. Это надо очень сильно любить, чтобы не обращать внимания на такую разницу в силе; вон, даже сами братья ругались порой так, что перья во все стороны летели, а уж посторонние-то люди... Но как же жаль! Красивая была бы пара, и по жизни, и по магии: медиум и жрица культа предков. — Логично звучишь, — наконец произнесла Райдос, а затем, подперев голову рукой, взглянула на неё хитро и с чуточку высокомерной усмешкой: — Только для той, кто не хочет рисковать бессмысленно, зря ты, Марьян, с Шепсом отношения налаживаешь. Неужели за столько времени не поняла, какой он человек? Марьяна вернула ей улыбку, притворившись, что не поняла, о чём речь, и поинтересовалась: — Неа. Это какой же? Простой вопрос, на первый взгляд, даже смешной, зато ответ на него сложен. Это даже не вопрос с подвохом, в шахматах это называется «цугцванг»: что ты ни сделаешь, как ни сходишь, всё равно пострадаешь. Марьяна не знала ни Сашу, ни Вику лично до проекта, но уверена была — именно под этим лозунгом и развивались отношения этих двоих когда-то. Не то сейчас у них имелась совсем другая история. — Опасный. — В этот раз Вика совсем уж надолго задумалась, видимо, подбирала то определение, какое будет наиболее безвредным для неё. А его не существовало. Любое слово выдало бы Марьяне всё. Впрочем, Вику давно уже выдало то, что из всех участников проекта её интересовало мнение исключительно одного Александра Шепса, просто Марьяна прежде не улавливала в этом никакого другого смысла, кроме соперничества и каких-то застарелых, родившихся ещё за пределами «Битвы» обид. Конечно, Александр Шепс опасный. Как конкурент, как медиум (хотя Марьяна знала, что он и под страхом смерти не применит свои силы во зло), как просто яркая, притягивающая взгляд и крайне противоречивая по характеру личность. Как мужчина. Чего греха таить, Марьяна и сама заглядывалась на него. Было-было. Впрочем, по закону природы зачастую именно такие люди в глубине души — ужасно уязвимые, привыкшие ждать удар отовсюду и исподтишка, а потому переходящие в защитную стойку при любом мало-мальском намёке на угрозу, и в обороне своей забывающие о личных границах и принципах морали. Им нужно говорить, их нужно убеждать в безопасности, давать ощущение крепкого, надёжного тыла. Олег о чём-то подобном в готическом зале намекал, да. Но если люди вроде Саши Шепса начинают раскрываться и доверять... преданнее человека вряд ли найдёшь. Ей хватило нескольких месяцев приятельского общения в ходе проекта и всего одной встречи, которую и полноценным разговором по душам нельзя было назвать, чтобы понять это. — Ты просто не знаешь его настоящего, — продолжила Райдос с превосходством взрослого, который объяснял ребёнку-несмышлёнышу прописную истину. Почему нельзя совать руку в огонь, например, или кидать в воду включённый мобильный телефон. — У Шепса есть только один человек, ради которого он готов на всё, и это он сам. Всех выжимает, чтобы ему было хорошо, а потом выкидывает, и Мэри, и брата, и... — она запнулась, и в возникшей паузе Марьяна чётко угадала непрозвучавшее «и меня», — и с тобой будет то же самое. Со стороны, особенно, когда Саша ездил на испытания с братом, непосвящённому зрителю могло показаться так же, как и Вике: что его эго родилось вперёд него, что даже родственная связь для Александра Шепса ничего не значила. Но то — действия на камеру, то — шоу, устраивать которое по заказу редакции Саша был ещё какой мастак. А на деле за Олега он мог и убить: Марьяна до сих пор вспоминала, как он вызверился за кадром на Шевченко, посмевшую вслух ляпнуть, будто Саша хотел бы остаться единственным Шепсом на «Битве». Да и глядя на Олега, трудно было представить, что есть на свете человек, который сумел бы его «выжать». По сравнению с братом младший Шепс, конечно, более стабильная, что ли, натура, но силы, эмоций, вспыльчивости и ярости в нём было, пожалуй, в разы больше, чем в Саше. Если бы не редакторы шоу, дававшие перед каждой съёмкой установки по поведению в кадре, вся страна лицезрела бы довольно резкого на слова и действия парня, привыкшего решать вопросы кулаками или словами. И с обидчиками Олег, в отличие от Саши, привык не церемониться, так что назвать его беспомощным или готовым прогнуться под старшего, в чём не раз обвиняли Диму, было сложно. Братья вообще стоили друг друга, что на камеру, что вне её. Достаточно припомнить, как они на пару одним сентябрьским вечером пошли разбираться с теми придурками, что сыпали оскорблениями во время записи проходки в особняк. Или, например, как встретил её, пришедшую в гости к Саше, Олег. Уходя, он просканировал её таким взглядом, что Марьяна без слов поняла: если что не так, не пощадит, не посмотрит, что женщина. В свете того, как разливалась соловьём Вика, расписывая Шепса-старшего с самой неприглядной стороны, крайне интересно было — Марьяну, только недавно перешедшую в ранг приятельницы оба брата подпустили так близко, а Викторию, которую с Шепсом некогда связывали отношения, гораздо более близкие, получается, нет? Нет. Слушая её аргументы, Марьяна всё больше убеждалась в этом. Вика говорила много, вроде бы по делу, но... о человеке, которого, на самом деле, не существовало. Не поняла. Не догадалась. Не оказалась достойной доверия? Не захотела узнать? Побоялась? Странно это, ведь на «Битве сильнейших» Виктория показала себя отличным психологом, грамотно поддерживая в глазах зрителей и съёмочной команды тот образ, что и позволил ей попасть в финал. А тут — что же? Хотя говорят, что у влюблённой женщины напрочь отключаются мозги. Зная обоих, Марьяна уверена была: вспыхнули они быстро, если не моментально. — Спасибо тебе за помощь, искреннюю, я надеюсь, — начала она медленно, впрочем, не удержавшись от лёгкой издевки. — Только вот в чём проблема, Вик: я-то как раз знаю Сашу настоящего, а то, что ты его не увидела... что я могу сказать тебе сказать? Разве что пожалеть. — Уверена? — голос Райдос звучал максимально насмешливо, но в глазах, заметно было, блеснул огонёк тревоги. — Уверена, что знаешь? Марьяна кивнула. Разумеется, она не могла предоставить никаких доказательств, имелось всего лишь её слово против слова Вики, но она и не собиралась доказывать. Если столько лет спустя до Виктории ничего не дошло, вряд ли уже дойдёт когда-нибудь. Жаль было лишь Сашу, что он так долго хранил в себе бессмысленные чувства, которые до последнего отравляли его душу. Может, в ином случае и его путь на «Битве» сложился бы по-другому. Может, и нет. — Ну что же. Я предупредила, — хмыкнула Вика с таким видом, словно хотела бы сказать «Что с тебя взять, болезная?». — Не плачь только потом. — Не буду, — рассмеялась Марьяна. Давать подобное обещание было легко. Она не боялась тех ужасов, которые в исполнении Виктории, Гецати (не к ночи будь помянут) и Надежды Эдуардовны звучали на проекте не раз. Они не имели ничего общего с действительностью. И всё же грустно. С улицы вернулась Яся, свежая, раскрасневшаяся на морозце и промозглом питерском ветру. Телефон она неаккуратно бросила на стол (да так, что он чуть не усвистел вниз) и, растирая промёрзшие руки, весело спросила: — Может, ещё что заказать? Я бы погрелась! Посмотрела на неё несколько отсутствующим взглядом, Вика вдруг вздрогнула и медленно поднялась из-за стола. — Пожалуй, выпью ещё глинтвейн. Марьяна прикусила губу, пряча горькую улыбку. Как будто не в Питере она была, не в модном кафе и не с Викой общалась, а в Москве, у Саши дома, когда он вот так же вздрогнул и хрипло спросил: — Подождёшь, пока я глинтвейн сварю? Яся застряла у барной стойки. С ней всё было понятно: заказала себе какой-то мега-навороченный раф, который, наверное, ещё и готовить будут до самой весны. Райдос же, распространяя вокруг себя характерный пряный аромат, вернулась за стол со своим напитком. Марьяна понимала, что даже если готовить глинтвейн по классическому рецепту, вкус всё равно будет разным всякий раз, но сейчас не сомневалась: напиток, который неспешно тянула Вика, окажется таким же, какой варил на своей кухне Саша Шепс. Может быть, поэтому, а не из-за победы, они так сцепились на проекте? Невыносимо было помнить, что у них ничего не получилось, и видеть, насколько они при этом остались похожи, умудрившись перенять привычки друг друга? Марьяна сама не поняла, почему в какой-то миг с её губ слетело тихое: — А он же тебя до последнего любил... Сказала и сама испугалась до безумия. Это была тайна, которую следовало оберегать ото всех, особенно от самой Вики. Та давно уже не производила впечатления человека, который не способен на удар, например, в виде интервью, и что бы она сделала после такого признания… ох, Господи! — Что? — встрепенулась Виктория, будто опомнившись. Кажется, повезло. — Что «что»? — переспросила Марьяна как можно небрежнее, словно ничего и не произошло. — Ты же что-то сказала сейчас — Тебе послышалось, — выдала она максимально спокойно, пряча в самую глубину души волнение и страх. Саша неосознанно доверился ей, и Марьяна не имела права его подвести. Стать ещё одной, кто вонзит ему нож в спину, — нет, Марьяна не чудовище. В отличие от. Она отхлебнула ещё чая, уже порядком остывшего, и вновь внимательно посмотрела на Вику, ища подтверждение, что та действительно ничего не поняла, так что оказалась не готова увидеть другое. Надежду. Горячую, обжигающую, плясавшую в тёмных глазах огнём, будто перед Райдос сейчас горела ритуальная свеча. Надежду, что всё между ней и Сашей как-то можно исправить. Да только уже поздно. — Саш, слушай, я знала, что ты перфекционист во многих вещах, но не думала, что настолько! — Моя дорогая Марьяна, ты можешь спокойно называть вещи своими именами, — улыбнулся тот. — Я не хрустальный, не разобьюсь от «душнилы», например. И не такое же слышал за время наших «Голодных игр». О да, она помнила, что именно Саша слышал и как реагировал, сама была свидетельницей. «Душнила» ещё мягкое, даже ласковое определение. Саша и половины всего того, что получил на «Битве», не заслуживал, но уже ничего нельзя было поделать. Слова сказаны, поступки совершены, а последствия... улягутся когда-нибудь, со временем. Возможно. Марьяна силой заставила себя переключиться с далеко не самых приятных воспоминаний о проекте на текущий момент. «Битва», наконец, завершилась, те события можно сменить чем-то более позитивным, чем они с Сашей, собственно, и собирались заняться на сегодняшних посиделках. Просто, ох, даже зная, насколько многогранен характер её приятеля, Марьяна не ожидала, что это будет проявляться во всем. Даже его дом казался сборищем порой несочетаемых вещей: современная техника и классический, годов эдак из двухтысячных кухонный гарнитур, самая обычная мебель в гостиной — вырвиглазно-красный пластиковый барный стул, сервант для посуды и гордо стоящая по центру его нижней полки банка «Колы», мини-мастерская для работы — и наполовину сдувшийся воздушный шарик, оставшийся после дня рождения. В этих странностях и противоречиях был весь Саша, но при этом же он умудрялся действительно быть перфекционистом в каких-то вещах до мозга костей, например, все продукты, специи и посуда на кухне у него были расставлены в строгом, Марьяна бы даже сказала, идеальном порядке. У неё такого отродясь не водилось. Если бы она набралась наглости и смелости заглянуть в шкаф с одеждой, там, скорее всего, обнаружилось бы то же самое. Просто маньяк какой-то! Тем необычнее было обнаружить, что со своим творчеством Саша поступал гораздо более безалаберно. Видимо, писать он кидался в любое время и любом месте, как только его настигало вдохновение, потому что Марьяна обнаружила измятый обрывок тетрадного листа на полу, выглядывающим из-под кухонного шкафчика. Подняла, вчиталась и…

Мы мосты сожгли окончательно, Ты и я, неважно, кто начал. Мы друг друга ранили тщательно, Чтобы кто-то наконец-то заплакал. Я прощаю, уже не любимая. Ты простишь? Не знаю. Не жаль. Жаль мне чувства, нами гонимые. Их убила золотая медаль...

— Саш, а это что? — спросила она до того, как поняла, что в это, в чужую жизнь, лучше не лезть. — Что? — веселившийся, с широченной улыбкой, Саша обернулся и разом спал с лица. В глазах вспыхнула и каменной стеной застыла боль, губы ещё продолжали механически улыбаться, но маска-щит, которую он держал всю «Битву» и которая разбилась лишь однажды, не спрятала целиком его чувства. Или же Марьяна просто научилась видеть сквозь неё. — Это… Он забрал листок, разгладил, вчитался, скривившись так, как когда рассказывал ей о препирательствах с Викой во время съёмок «Реванша», и решительно скомкал его. В следующую секунду бумажка улетела в мусорное ведро, а сам Саша сделал глубокий вдох и содрогнулся всем. — Так, ерунда. Наконец осознал, что пора начинать новый этап в своей жизни. Подождёшь, пока я глинтвейн сварю? — Марьян? — Шумно тут, — произнесла Марьяна, отведя взгляд в сторону. Ей нечем было порадовать Вику. Эти двое умудрялись делать друг другу больно каждый раз, когда пересекались, так что, наверное, и правильно им быть по отдельности. — Слышится всякое.