полевые цветы

судорожный выдох заставляет его замереть от действий. рука, что активно протирала поверхность влажной тряпкой, теперь трясется. с этим тяжело справиться. и он не может не думать о том, что это тоже ждет его. что оно — определяет конец всему. правду говорят: кое-что, всё-таки, неизбежно. теплый июнький воздух разносит весь специфический запах, которым пахнет это место. ханбин им дышит — ему не хватает кислорода. раньше лето для него всегда было чем-то родным, самым счастливым периодом в жизни. всё начиналось летом и им же заканчивалось. и это расстраивает, потому что всё изменилось. всё меняется и сейчас. лето — предзакатные танцы под дождем в саду, когда ему выпадали редкие моменты уединения; варенья из инжира, которые так вкусно умела делать его бабушка; многочисленные кусты дикой ежевики, что росли между заборами чужих домишек, но это не мешало срывать их украдкой, колясь о шипы; тающая во рту сладость белой шелковицы, которую он срывал с тутовых деревьев на самом рассвете; вид на высокие горы, открывающийся ему с ведущей в его дом тропы; занозы на пальцах, что появлялись после того, как он залезал на вишневое дерево, а потом боялся с него слезть. все самые яркие воспоминания идут оттуда. ханбин — ребенок лета. сейчас первое июня, солнце припекает макушку, и ханбин оставляет её любимые палочки-благовония на могильной плите, которую он только что протер от тонкого слоя пыли. сейчас первое июня, годовщина смерти его бабушки, у него дрожат губы, и птицы не перестают щебетать. ханбин — уже повзрослел. ненависть к кладбищам внедрилась в него вместе с чернилами на ключицах с тех пор, как он почувствовал, что остался один. с тех пор, как его самого любимого человека не стало. тут и пахнет совсем по-особенному ужасно. безысходностью. сожалением. страхом. умиротворением. когда ему было около одиннадцати лет, то бабушка впервые сводила его сюда, чтобы навестить покойного деда. и прогуливаясь по кладбищу, он заметил, что в центре поставлены только самые чистые и аккуратные могилы, с портретами на мраморных плитах, а на самой окраине были лишь рыхлые бугорки в земле, с воткнутыми палками в виде креста: очевидно, что там, в сырости почвы, закопаны чьи-то трупы. и тогда его это так сильно поразило, что он боялся уходить от центра к краю. теперь ему почти двадцать два, и он понимает, что так устроен весь мир, а не только кладбища. и всё ещё боится. ханбин знает, что у всего есть свой срок годности. и его важно знать. у вещей — чтобы понимать, сколько их можно использовать; у еды — чтобы не отравиться; у людей — чтобы случайно не привязать к ним свое сердце. только вот есть одна маленькая загвоздка. невозможно предугадать сколько люди будут рядом. и сколько они смогут быть вообще. он последним трепетным движением ладони проводит по плите. нужно уходить. но ему не хочется снова оставлять её здесь одну, даже если её тело давно лежит в земле. все люди через это проходят и пройдут — это естественный процесс. но это так чертовски пугает. какая-то внутренняя нить обрывается: все наложенные друг на друга воспоминания, как кусочки сбитой камнями башни, смешиваются с тревогой. туда попадют и бабушка, которая каждое утро будила его мягким прикосновением руки к щеке, и бегающая от него с веселыми визгами младшая сестра, и заботливые родители, до того как оставили его тут одного. и страх, потому что всё ускользает у него из сухих сжатых кулаков. ничто не остается с ним надолго. вещи имеют привычку изнашиваться и портиться. никто не остается с ним надолго. люди имеют привычку любить других людей. и никогда сон ханбина. на тело давит неосознанная тяжесть и печаль. и ханбин не выдерживает — обрушается, пачкая джинсы грязно-зеленым оттенком и цепляясь пальцами за нестриженую траву. беззвучные рыдания вырываются всхлипами. его поглощает не столь чувство собственной беспомощности и неизбежности, сколь желание обрести утерянное счастье, которое было, но только когда его окружали родные люди. почему людям, чтобы ощущать себя полноценным, нужно быть заполненными чьей-то любовью? он вжимается лбом в землю, и почва впитывает его горькие слезы. он не помнит, сколько это продлилось. он помнит только как встал, не отряхивая штанов от грязи, и пошел по направлению домой. внутри всё смешалось непонятным месивом. и даже задорное пение птиц на дневном солнцепеке не давало чувствовать себя бодрее, как это было всегда. может, теперь уже раньше. дорогу от его дома до кладбища разделяет всего лишь цветочное поле, расположенное по обеим сторонам широкой и протоптанной машинными колесами тропинке. он жил далеко от центральной части его деревни и не имел близлежащих соседей, потому что его бабушка ценила свою тишину, а ещё не прочь была пройтись пешком. и ханбину волей-неволей пришлось полюбить гулять везде на своих двоих. тут тянется длинная линейка, состоящая из муравьев, которые спешут к своему муравейнику. рядом следы от подошвы обуви и прилипчивые плоды лопуха. и в этой молчаливости вокруг чувствуется своя особая прелесть. здесь всё пропитано родными красками и запахами, и ханбин боится, как бы это со временем не потускнело и не потеряло значение для него. сейчас ему хочется лишь лечь и заснуть на своей кровати, потому что головная боль ускоряет за собой воздействие ещё и физической усталости. но, видимо, вселенная имеет на него другие планы. чуть поодаль дороги виднеется мужской силуэт, сгорбившийся над цветами. тот держит в руках маленький букет, и что-то внутри ханбина щелкает. по сути своей, ханбин не является тем человеком, который любит совать свой нос в чужие дела. ему абсолютно все равно, что происходит вокруг, если это не касается его напрямую. но есть исключения в двух случаях: первое — когда задевают что-то личное для него, и второе — когда он не в настроении церемониться с людьми. в данный момент оба исключения работают. поэтому ханбин останавливается позади юноши и хлопает его по плечу. и ханбин зависает на долю секунды, ведь думает, что ему мерещится ангел. пшеничные волосы светятся при солнечном свете, легкая белая рубашка обрамляет худые плечи, милые родинки украшают красивое лицо, а блестящие глаза устремляются на него с непониманием. и всё чудесное обличие имеет значение только на эту самую долю секунды, потому что в следующую случается: — зачем ты рвешь цветы? ханбин хмурит темные брови, и его совершенно не волнует, как чужие пухлые губы непонимающе приоткрываются в заячьей манере. — а нельзя? — еле слышный акцент компанирует с мелодичным и приятным голосом. — никто не запрещает их рвать. — ханбин поджимает губы, и его уязвимое состояние позволяет поделится чем-то, что он цепко хранит в своих воспоминаниях, — но знаешь, бабушка мне рассказывала одну историю, где маленький городок, прославившийся самыми красивыми цветами, был населен людьми с черствыми сердцами. эти люди выращивали свои цветы и беспощадно вырывали их, чтобы продавать. цветам было так больно, что земля пожалела их, и они совсем-совсем перестали расти в этом городке. и на цветочном поле, где раньше были самые прекрасные цветы, осталась кроваво-красная почва, в которой ничего больше не росло. вообще никогда. и это стало уроком для жителей. — ого. — его собеседник медленно моргает, — то есть цветам больно, когда я их рву? — если ты рвешь их от балды, то лучше не стоит. пусть они растут на поле, чем потом гниют в чьей-то пустой стеклянной бутылке от компота. — ох, ты прав. — парень отводит взгляд на цветы в своей левой руке, — но я собираю их, чтобы потом высушить. это просто хобби, но мне очень нравится. — в таком случае, удачи. — бросает на прощание и обходит его. — подожди! — когда ханбин оборачивается, то он мягко улыбается, — я плохо ориентируюсь в этой местности, и я бы не отказался от компании…может, ты хочешь помочь мне собрать цветы? — нет. — резкий ответ заставляет незнакомца растерянно прикусить губу. — ох, ты спешишь куда-то? — и да, и нет. я просто никогда не рвал цветы, и не собираюсь. — вообще? — он удивляется, — даже когда был ребенком? — вообще. бабушка с детства учила меня бережно относиться к цветам. она сама много вырастила своих. — ханбин печально улыбается, вспоминая о ней, что постоянно ворковала над своими цветами, и никому кроме него не позволяла бродить по её саду. и, если честно, ханбин не понимает почему рассказывает об этом незнакомому парню, почему делится деталями о своей жизни. он утешает себя тем, что они скорее всего больше не увидятся, потому что этот проходимец напоминает путешественника, просто собирающего цветы в глухих деревнях. и, может, ханбину совсем немножко не хватает разговоров о людях, которые ему дóроги. он не хочет забывать бабушку, не хочет замалчивать любые темы, что её касаются, пусть это и больно. но попросту невозможно терпеть, когда все вокруг жалеют его, думая, что разговоры о ней исключительно должны быть табурированы в его присутствии. внезапно взгляд незнакомца смягчается, и тот коротко улыбнувшись отворачивается, продолжая прерванное занятие. ханбин думает, что это единственный и последний раз, когда они видятся. оно и к лучшему. потому что его сердце уязвимое. он шагает дальше. и не оборачивается, даже если так хочется — даже если чувствует взгляд на своей спине. незнакомый нежно-голубой велосипед прислонили к его забору. и только отчетливый запах вишневых сигарет помогает ханбину понять, кто его незванный гость. или скорее гостья. на ступеньках его крыльца сидит черноволосая девушка и стучит сигаретой по пепельнице, выкрашенной в темно-синий цвет. он покупал специально для неё, после одного случая, когда воочию увидел, как она стряхивала пепел на землю его двора. — долго ты. — её прищуренный взгляд обводит его лицо и грязную одежду. — и тебе привет. — ханбин устало трет шею и подходит ближе, чтобы сесть рядом, отчего древесина под ними глухо скрипит. — ты плакал. — она достает пачку вместе с красной зажигалкой из джинсовых летних шортиков и протягивает ему. — чей это велосипед? — пачка мнется в его руках, и он её открывает. — сяотин. — кто это? — ханбин щелкает колесом для поджига и делает затяжку. — к джунхви приехали его китайские родственники на лето. и она одолжила мне свой велосипед. — её холодные пальцы тянутся, чтобы поправить его отросшую челку. — как добродушно с её стороны. — выдыхает дым и прикрывает глаза, чувствуя легкое прикосновение ко лбу. — они сегодня устраивают посиделки и пригласили нас. придешь? — я подумаю. а юджин с кюбином тоже там будут? — я как раз подумывала с тобой сходить к ним и рассказать об этом, — её кольцо на левом крыле носа блестит под солнечным светом. — хорошо, сакура. только иди без меня. — он тушит недокуренную сигарету и встает, — я в душ. потом догоню. — это потому что юджин не любит, когда от тебя пахнет дымом? — хмыкает. — это потому что ты слишком много знаешь. — он помогает ей подняться и хлопает по спине, — всё, иди давай. и той девочке велик верни. сакура показывает два больших пальца вверх и уходит. синяя пепельница так и остается на лестнице. / — юджин-а! подай мне пожалуйста шланг с водой! — кюбин держится за бок, стоя у грядок с овощами, — я забыл полить огурцы. он стоит в широкополой плетеной шляпе, его лицо, усыпанное солнечными веснушками, горит румянцем от физической активности. а юджин, сидевший на веранде и минуту назад уткнувшийся в свой скетчбук, поднимается с места и любезно подает ему шланг. эта картина заставляет ханбина расплыться в улыбке, потому что да — это его родные люди. только вот одной сакуры не видно на улице. так что она, вероятнее всего, сейчас дома. ханбин мнется у забора, и кюбин наконец его замечает: его лицо светится от счастья, и он машет свободной рукой. — ханбин-хён! чего ты там стоишь? — как вы тут, ребята? — ханбин не решается пройти через чужой огород, поэтому лишь машет владельцу в ответ и затем растрепывает волосы юджину. — хён. — младший одаривает его маленькой улыбкой, — рад тебя видеть. — бин-хён, можешь пожалуйста помочь и нарезать фрукты? — кюбин выпячивает нижнюю губу и складывает свободную руку прямо перед собой в умоляющем жесте, — я утром купил их на рынке. и юджин трещит мне в ухо, как хочет киви, пока я занят! — хорошо. — он подмигивает юджину. ханбин слышит приглушенный голос сакуры, которая судя по всему разговаривает по телефону в другой комнате. окна кухни распахнуты настежь, пакет с фруктами лежит на столешнице, а дома у кюбина пахнет, как обычно, малиновым сиропом от кашля и влажной землей. похоже, кюбин только недавно полил свои многочисленные горшки с цветами. киви, апельсины, груши и яблоки вскрываются из зеленого полупрозрачного пакета и отправляются в раковину. ханбин с особой тщательностью промывает фрукты. он достает доску и нож, лежащие привычно во втором ящике крайней тумбы, чтобы почистить кожуру и нарезать всё маленькими дольками. сок от последнего киви капает с его рук, когда он тонко срезает с него кожуру. оно жжет кожу пальцев, но ханбин привыкший. он аккуратно складывает нарезанные фрукты на тарелку, когда сакура заходит на кухню. — ты разговаривала с родителями? — ханбин съедает кусочек недозрелой груши, с хрустом пережевывая. — с чего это ты взял? — поднимает одну бровь, изображая недоумение. — я слышал твой японский. — они бы не стали мне звонить. — её тоскливый звон голоса заставляет что-то дернутся в районе левого легкого, потому что ханбин прекрасно понимает. с последнего звонка от его родителей прошло полгода. последнее, что он слышал голосом отца было "с новым годом", и от матери "не болей". последний раз, когда он получал сообщение от них было две недели назад: один единственный вопрос о том, как у него дела. а у ханбина все замечательно: он впервые умирает летом. он уже не ощущает себя живым. он просто хочет обратно. во времена, когда родители им интересовались, бабушка пекла лимонные пироги каждый месяц, а арым играла с ним в битву на водных пистолетах. тоска по тому, что было раньше его не отпускает. сакура садится за маленький круглый столик у окна, ханбин ставит тарелку перед ней и усаживается напротив. — оставь киви юджину. — ты знаешь, где у нас открыты вакансии на летнюю работу? — она нервно жует губу вместо фруктов. — тебе нужны деньги? — его очки слегка сползают на нос. — да. очень. — её длинные ногти стучат по верхности стола, а взгляд устремляется в открытое окно, — продажа вязаных игрушек и предметов одежды не приносит мне особого дохода, особенно в этот сезон. — конечно, я помогу тебе. — спасибо, ханбин. — сакура улыбается, и, видимо, ей это действительно важно. — так… — ставит локти на стол, пододвигаясь ближе, — и кто это был? — кто? — с кем ты разговаривала по телефону. — я знала, что ты так просто не отстанешь. — она фыркает, берет кусочек яблока с тарелки и откусывает. — я думал, между нами нет секретов. — к твоему сведению, я не стала спрашивать утром, почему ты вернулся домой в слезах. — сакура щурится, ханбин отводит глаза, — я думала, между нами нет секретов. — я ходил навещать бабушку. её лицо в моменте тускнеет. конечно, она забыла о годовщине со дня смерти — ханбин не упоминал об этом. и люди обычно не помнят о грусти, которая лично их не касается. сакура не была близка с его бабушкой, ведь приехала за три месяца до её кончины. — меня расстраивает, что ты не сказал мне. но, раз уж ты предпочел не говорить, значит хотел побыть один с ней. — она ободряюще улыбается ему, — ханбин, если ты захочешь чем-то поделиться со мной, то я всегда рада тебя выслушать. ты мой близкий друг, и я не хочу, чтобы ты держал всю боль в себе. — спасибо, сакура. я ценю это. — и я разговаривала со своей подругой из японии. мы раньше ходили в одну балетную школу, но она была в группе помладше. мы общались до того, как я бросила всё и приехала сюда. и сейчас мы возобновили общение. — между нами больше нет секретов. — ты знаешь длительность моего менструального цикла, а я знаю, что в младенчестве ты не пил с бутылочки и не какал в штанишки. конечно, между нами нет секретов. ханбин хихикает, хочет кое-что сказать, но резко появившаяся в окне макушка заставляет обоих вздрогнуть. — где мои киви? — они тут. — сакура указывает на тарелку перед собой. юджин протягивает руки через окно, ханбин пытается сдержать смех, и сакура любезно вручает мальчику тарелку с фруктами. — поделись с кюбином. он, наверное, устал работать. — ханбин тепло улыбается. — спасибо, хён. — а мне спасибо? — она щелкает юджина по носу. — пока, нуна! — он сбегает, оставляя сакуру качать головой. — всё-таки, хороший он ребенок. — напоминает мне чем-то тебя. — она поваричивается к нему лицом, — вы оба раскрываетесь только рядом с близкими, а других и близко к себе не подпускаете. — ну, мы такие, какие есть. / в тихой мирной деревушке, вдали от шумного города и высоких зданий, живет парень по имени вэн джунхуэй, но односельчане-корейцы обращаются к нему из удобства, не иначе, как к мун джунхви. так чего он, спросите вы, делает в деревне, вдали от амбиций и новейших свершений? ответ чуть проще, чем мог бы оказаться. джун переехал из шэньчжэня, провинции гуандун, из-за своего парня, который до ужаса не любит мегаполисы, и предпочитает спокойную жизнь в излюбленной деревне. а джуну и плевать где жить, для него важнее любимый человек. особенно учитывая, что родители с младшими братом частенько их навещают по праздникам, то ему всего хватает для счастливой жизни. но опустим детали. вся соль в том, что у него есть много родственников, которые усыпаны по разным частям китая, и которые по прежнему сохраняют теплые дружеские отношения друг с другом. и таким образом, два представителя и две представительницы его молодой родни оказываются у него дома. — наш дом что, похож на отель? — он скрещивает руки. — милый, они тут всего на лето, — его парень — чон вону, с круглыми очками и кошачьими чертами лица, обвивает его талию в попытке успокоить, — не переживай. у нас же много свободных комнат, а им негде остаться. — я не виноват, что наши родители решили подарить нам большой дом, — джун фыркает, — у них реально нет мест, куда можно поехать летом? зачем им наша глушь сдалась? — или у нас просто нет денег! — громкий, но низкий женский голос доносится из гостиной. — не встревай, юци! смех троих людей смешивается, а джунхуэй закатывает глаза, не представляя, что ему дальше делать с этим китайским сквадом. вечером нагрянет молодежь их деревни, чтобы посидеть, выпить и познакомиться с ними, ведь не каждый день увидишь тут новые лица. все четверо новоприбывших говорят по-корейски, благодаря тому, что несколько семестров отучивались по обмену. и в наборе у нас имеются: привлекательная шэнь сяотин и такой же, но розововолосый шэнь цюаньжуй, болтливая чон юци и сбежавший куда-то после первой встречи чжан хао. и джун понятия не имеет, что делать с этими детьми. — попроси сунёна взять побольше водки для меня. — джун вздыхает, утыкаясь лбом в плечо вону. джунхуэй всегда отличался дурашливостью и жизнерадостностью. но видимо, ему придется потратить немало сил, чтобы справиться со своими милыми родственничками. а вону проследит за тем, чтобы его парень не истратился совсем. потому что баланс в семье кому-то нужно поддерживать. молодые люди потихоньку скапливаются в большом доме. джун наконец расслабляется, не найдя причин для беспокойства за младших, ведь те ведут себя вполне по-взрослому. его с вону друзья в лице яркого сунёна и энергоэкономного джихуна приносят три бидона горького пива, четыре ящика разных фруктовых коктелей и пару бутылок водки и коньяка, врученные джуну отдельно. они не собираются устраивать полную попойку, потому что сюда явно придут ещё и несовершеннолетние, для которых вону заранее купил около двадцати коробок с соками. — где ты вообще берешь всю эту алкашку? — хмыкает вону, обращаясь в сунёну. — связи, друг мой, связи. — он притворно-таинственно подмигивает. наконец заходит тот период времени, который случается в особенно жаркие летние дни. и первый день именно такой, потому что люди увлечены друг другом, а не полумесяцем, что опускается на закатное небо. до джунхви доходит, что чжан хао до сих пор не вернулся. и с легким волнением из-за шаткого обещания, данного матери, что юнцы точно не пропадут, он подходит к сяотин, увлеченно болтающей с сакурой, у которой джун около месяца назад покупал вязаную игрушку лягушки в подарок своему другу, а прошлым летом брал вязаный кардиган с тигриным принтом(и тоже в подарок). — сяотин! — джунхуэй натянуто улыбается ей и наклоняется ближе, чтобы она его услышала, — ты не видела чжан хао? — хао? — она медленно моргает, действительно пытаясь вспомнить, когда он в последний раз мелькал на горизонте, — я его с утра не видела. он как убежал после завтрака, так и не вернулся. — и ты говоришь об этом сейчас? — джун приоткрывает рот, пребывая в шоке. — ты сам про нем только недавно вспомнил. — сяотин закатывает глаза. рядом с ними мелькает юноша, одетый в футболку с широким воротом, открывающим вид на ключицы и татуировку. он что-то говорит сакуре, и та кивает. — привет! — он здоровается с сяотин, жмет ей руку, — я ханбин. мне о тебе рассказывала сакура, девочка с голубым велосипедом. — приятно познакомиться. — сяотин щурится, словно сканируя его полностью, и полностью отворачивается от джуна. джунхуэй беспомощно разводит руками, но, к счастью или сожалению, дверь резко распахивается, привлекая внимание людей, что стоят рядом. хао появляется на пороге: левая щека и нос измазались в грязи, а волосы распушились от влажности воздуха. он подходит к ближайшему человеку с напитком в руке — им оказывается бомгю, владелец единственного музыкального магазина у них в деревне, и отбирает у него стакан с ананасовым соком. — какого хуя, чувак! — он шипит и хмурится, глядя, как вошедший осушает его напиток в два глотка. — прости. — хао вытирает губы тыльной стороной ладони, — я очень хотел пить. — и бог с ним, гю. — парень с синими волосами рядом приобнимает его за плечи, — пойдем, возьмем тебе ещё выпить. пострадавший показывает ему средний палец, и скрывается со своим другом на кухне. хао жмет плечами на эту ситуацию, поворачивается и натыкается глазами на утреннего незнакомца. — хао! — сяотин машет ему, подзывая к себе. он щурится, замечая рядом с ней джуна, защитника цветов и девушку с черными волосами. последние двое шепчутся, и парень улыбается ей. ох. у него очаровательная улыбка. но почему-то под языком чувствуется не разочарование, а скорее "другого и не стоило ожидать". — где твои цветы? — интересуется сяотин, наклоняя голову вбок, — ты разве не за ними ходил? и где ты вообще пропадал весь день? — оставил в саду джуна. — хао ловит взгляд его сверкающих глаз, с легким удивлением отмечая, что ему зачем-то улыбаются, — и я просто гулял по деревне, осматривал местность. сяотин кивает, джун возвращается к своей компании, и хао наконец-то ощущает всю степень духоты в помещении. он растегивает одну пуговицу своей белой рубашки. — я сакура. — девушка с черными волосами и нострилом приветливо улыбается, хао кивает ей в ответ. — ханбин. — парень, которого он встретил утром у цветочного поля, тянется к его лицу, — у тебя тут грязь. он касается пальцами его щеки. хао пристально наблюдает за выражением чужого лица: мягкий изгиб бровей и расслабленные губы. — ханбин, перестань нарушать чужое личное пространство. — сакура ухмыляется, наблюдая за тем, как у него стыдливо краснеет лицо, — прибереги свою заботливость до следующего раза. — мне нужно в ванную. — не прощаясь и не представляясь, хао направляется на второй этаж, чувствуя за собой шаги. для него это похоже на будоражащую сердце игру. завлечь кого-то. поймать. испробовать. и отпустить, когда того пожелаешь. и хао знает, что он привлекательный, что он нравится людям, что им и с ним хотят быть. и пользуется этим. — зачем ты идешь за мной? — мне скучно. — так остался бы рядом со своей девушкой. — с кем? — сначала в голосе слышится недоумение, затем он хихикает, — сакура не моя девушка. — она тебе нравится? — это допрос? — явная улыбка. — разве? — хочешь узнать, нравятся ли мне парни? хао останавливается на лестнице, ведущей на второй этаж, разворачивается, встречаясь с всплеском веселья в чужих темных радужках. или ему послышалось, или эта глушь не такая уж и глушь. — хочу. — ухмыляется, наклоняясь. — тогда, я хотел бы сначала узнать твое имя. — хао. — у тебя всё ещё следы грязи на лице. — спасибо, шерлок, я как раз шел, чтобы умыться. — я тебе мешаю? — ханбин строит невинно-виноватое лицо, нарочито хлопая своими тонкими ресницами. этот парень что, проверяет его на терпение? только вот хао не из тех, кто будет играть по чьим-то правилам. — ага, именно. — ухмыляется, — прицепился на жопе, как банный лист. — ох, правда? — ханбин притворно удивляется, — а я думал, ты не против. — ты флиртуешь. — в точку. — это был не вопрос. — может, вместо того, чтобы выявлять очевидное, ты все-таки перестанешь стоять чумазеньким на лестнице? — он осторожно проводит костяшками пальцев по испачканной части его носа, пытаясь смахнуть грязь. — это из-за тебя я тут встрял! — хао слабо отпихивает его руку. ханбин приоткрывает рот, чтобы сказать что-то, что явно было бы дразнящим, но его прерывает сакура, громко зовущая с первого этажа. они оба замирают, не отводя взгляда. хао поднимает брови на озадаченное выражение лица сона. — ханбин! — она поднимается на пару ступенек, достаточно, что её заметили. — юджину плохо! ханбин отворачивается, сбегая вниз по лестнице. хао кусает губу в волнении, и, решая отдаться моменту, идет следом. и плевать, что он чувствует себя грязным после десяти часов пребывания на солнце. и плевать, что он чувствует дикую усталось в ногах, спине и пальцах. и плевать, что он с утра ничего не ел. когда чжан хао чем-то увлечен, то отдает всего себя, и не остановится, пока не добьется желаемого. и никакие физические нужды вкупе с дискомфортом его не остановят. хао наблюдает за тем, как он бережно заглядывает в лицо побледневшему мальчику. он не разбирает слов спешно двигающихся губ ханбина. — это твой брат? — чжан хао тоже берет юджина под руку, ловя удивленный взгляд. — нет. но я забочусь о нем, как о родном. — они выводят его на улицу. — хён, меня сейчас вырвет. — у юджина трясутся ноги. — потерпи, мой хороший. — ханбин нежно поглаживает его по волосам, — до моего дома недолго идти. — что с ним случилось? — отравился. — вздыхает бин, — кюбин не уследил за тем, что этот ребенок объедается какой-то дрянью. хао остается рядом, и они втроем доходят на дома ханбина, ковыляя по протоптанной тропинке. хао помогает, и ханбин не понимает, зачем тот это делает, если это вообще его никак не касается. сверчки и тяжелое дыхание разбавляют тишину. ханбин открывает дверь, впуская обоих. он включает свет и укладывает юджина на диване, спрашивая о его самочувствии. — хао, можешь пожалуйста принести коробку с лекарствами? — его голос звучит обеспокоенно, и хао кивает на просьбу, — прямо на холодильнике. получив коробку, ханбин отыскивает таблетки от тошноты и живота, и юджин через время расслабляется и, больше не чувствуя боли, засыпает прямо на диване. его заботливо накрывают пледом. — ты останешься? уже довольно поздно. — ханбин переходит на шепот и щелкает выключателем, отчего весь дома снова погружается в темноту. хао может видеть только его силуэт, и у него перехватывает дыхание, хотя они стоят на приличной дистанции друг от друга. и чувствуется некая интимность момента. ему жарко, потому что все окна закрыты, из-за чего в доме отчетливо пахнет печеными яблоками. — знаешь, я лучше пойду домой. — хао кусает нижнюю губу, — я плохо тебя знаю, так что будет глупо с моей стороны ночевать у незнакомца. он ожидает хотя бы услышать легкое расстройство в его голосе, но в темноте замечает чужую мягкую улыбку. — это очень осмотрительно. — ханбин шаркает ногами, подходя чуть ближе, — тебе помочь дойти до дома или ты запомнил дорогу? — вроде запомнил. — тогда… пока, хао. дверь за ним тихо прикрывается, и ханбин прикладывается лбом о деревянную поверхность. безумный день. он даже не смог пробыть и двух часов в доме джуна. не смог расслабиться. ещё и два раза встретился с одним человеком, которого, как он думал, больше не увидит. зубы стискиваются, потому что напряжение затрагивает каждую мышцу в теле. он просто хочет отдохнуть. в дверь снова стучат. что? ханбин открывает её, натыкаясь на виноватое выражение лица хао. — прости, я такой голодный, что точно не доберусь до дома. — он опускает глаза, — а ещё я не смог разобрать дорогу в такой темноте. ханбин хихикает, прикрывая рот ладонью. усталость сгоняется в дальний угол. этот парень забавный. — чем я могу помочь? — вообще-то, я бы не отказался от еды. — его лицо вмиг светлеет, — я реально не ел с самого утра. покорми меня, а на рассвете я уйду, м? это не будет считаться, будто я у тебя новечал. — будешь осторожничать со мной? — улыбается, придвигаясь к чужому лицу. — ага. — хао зеркалит его движение и изгиб губ, — так, у тебя есть еда? и ханбину ничего не остается, как дать ему два куска яблочного пирога, который приготовил ещё вчера, и налить чай со смородиной и апельсином. он наблюдает за тем, как хао уминает еду за обе щеки, и ощущение тепла заполняется в его груди. заботиться о ком-то — приятно. они тихо перешептываются, узнавая друг о друге больше. хао действительно интересный, и его хочется слушать. он обещает ему показать свою коллекции сухоцветов, и жалуется, что забыл свой телефон в доме джуна. а ханбин отводит его в свою комнату, чтобы показать свои полки с многочисленными книгами. хао проводит кончиками пальцев по корешкам книг, и пыль летает в комнате, освещенной одной луной. ханбин смотрит с замиранием, не в силах спугнуть красоту момента своим громким дыханием. ханбин провожает его на рассвете, получая нежную улыбку хао. — можно я приду завтра? — можешь приходить, когда захочешь. — они стоят на веранде, обдуваемые прохладой летнего расцветающего утра. — осторожнее со словами, иначе потом будешь о них жалеть. — хао подмигивает ему и уходит. ворота скрипят. абрикосовое дерево шелестит и роняет созревший плод. и ханбин думает, что, может, лето снова сможет его усыновить. / странное чувство холода и зуда в костях не позволяет заснуть. ханбин пытается отогреться чаем, но это не помогает. его изнутри разрывает чем-то непонятным: дрожью, болью и пустотой. как будто термиты выедают его органы изнутри, как это было когда-то со старым дедушкиным деревянным столом, убранным на чердак после его смерти. он сидит на крыльце, туша уже четвертую сигарету в синюю пепельницу. и пачка, припрятанная для особо дерьмовых дней, пустеет. ему отчасти стыдно перед юджином, потому что тот не любит, когда ханбин губит свое здоровье. когда медленно уничтожается, заглушаясь именно отвратительно пахнущими сигаретами. у юджина обиженно дрожат губы, когда он просыпается ближе к десяти часам и выходит на улицу, натыкаясь у лестницы перед входом на ханбина, с воспаленными и уставшими глазами. и конечно от него несет дымом и кофе — это расстраивает. — как ты себя чувствуешь? — сколько ты уже тут сидишь, хён? — это неважно. — ханбин отворачивается, прикрывая ладонью переполенную пепельницу, — у тебя живот больше не болит? — нет. — у него мутнеется обзор от влажнеющих глаз, — хён, я же просил тебя. — прости, юджин-а. не обижайся, ладно? юджин не отвечает. улыбка ханбина не похожа на ту, которой всегда одаривал других — теперь она выглядит вымученной и потускневшей. он действительно стал таким? он изменился? или просто раньше старался казаться сильным? юджин не знает. юджин ощущает себя беспомощным ребенком, что таковым и является. ханбин тяжело выдыхает, когда юджин молча уходит. и его действительно можно понять. ханбин понимает. день явно будет тяжелым. неудача поджидает его второй раз, когда он обнаруживает отсутствие продуктов в своем холодильнике. и ещё более того, его голова начинает пульсировать, когда в дверь стучат. с легким чувством дежавю ханбин открывает дверь, наблюдая одну и ту же картину второй раз за день. — хао? — ханбин! — почему ты так рано? я думал, ты будешь отсыпаться до обеда. — на самом деле, я не спал всю ночь. снова гулял по полям! хотя на этот раз я всё-таки подготовился и взял с собой воды и еды, чтобы потом не воровать у бедных людей ананасовые соки. — хао улыбается, вспоминая вчерашнее, и заглядывает ханбину в лицо, — я вижу, ты тоже не спал. — и как тебе удается оставаться таким энергичным? — эта энергичность через пару часов пропадет, и вот потом я точно отключусь где-нибудь. — он поправляет лямку своего рюкзака, — какие у тебя планы на сегодня? — я собирался сходить на рынок и купить продуктов. вечером уже будет поздно, поэтому решил сейчас это сделать. — ханбин чешет нос, ощущая легкую неловкость от того, что они стоят в дверях. — я могу пойти с тобой? — да, конечно. и это в самом деле поражает ханбина. почему чжан хао вообще уделяет ему свое время? почему ему не всё равно? почему он не занимается исключительно своими делами? должно же что-то скрываться у хао за пленкой отзывчивости и игривости. но ханбину с ним — несложно, потому что ему не нужно быть инициатором чего-то. и хао такой незнакомый, неизведанный, но легкий для восприятия. ханбин шагает с ним бок о бок, наблюдая за тем, как хао старается пинать мелкие камушки. рынок, где обычно закупаются всеми нужными товарами чуть ли не каждый житель их деревни, находится далеко от дома ханбина. хотя помимо него, в деревне есть: три продуктовых магазина и одна круглосуточная, две аптеки, ничем не примечательная закусочная, библиотека, музыкальный магазин и единственная автобусная остановка. и многим либо этого хватает, либо они садятся на ближайший автобус до города, и как можно скорее уносят ноги, оставляя за собой дорожную пыль. в любом случае, деревня у них довольно спокойная. все друг друга знают. и все друг друга могут обсуждать за глаза. и естественно, потому что большая часть жителей — пожилые люди, заскучавшие от собственной жизни. но и молодежи тут немало, несмотря на то, что значительный процент людей уезжает на учебу в крупные города. ими можно только гордиться, ведь строить свое будущее в захолустье — такая себе идея. всё же, до нужного места они добираются довольно быстро, так как ханбин привык делать широкие шаги в ускоренном темпе, и хао, соответственно, приходится нагонять его. и рынок действительно большой. многочисленные шатры и ларьки выстроены в ряд, а бодрые лица их владельцев словно ожидают, что ты непременно зайдешь именно к ним. запах стоит очень густой, стойкий и вообще сложно определить, чем пахнет: будто всё намешано. ханбина тут знают все, и когда он пробирается между рядами, то многие продавцы здороваются с ним, а тот в свою очередь останавливается каждые пять минут, спрашивая их о самочувствии. — так, что конкретно тебе нужно тут купить? — хао тянет его за край футболки, чтобы обратить его внимание. ханбин не успевает ответить, как рядом стоящая низкорослая и упитанная бабушка с добрыми глазами окликает его. — ханбин! как ты поживаешь, мой хороший? — она берет его за руку, и улыбка озаряет её морщинистое лицо. — всё хорошо, тетушка пак, а вы как себя чувствуете? как ваш внук? хао отмечает себе, что ханбин очень, ну просто очень вежливый и добродушный мальчик. — ой, спросишь тоже, дорогой, я в самом расцвете сил. а внук мой учится днями напролет, вот в город уехать хочет. — она качает головой, — а ты уже слышал, что джимин приехала? ах, ю джимин… именно её парнем притворялся ханбин позапрошлое лето. они хорошие друзья, поэтому ханбин всего лишь помог ей в её невеселом спектакле до тех пор, пока джимин не уехала в город вместе со своей девушкой, оставив консервативных родителей позади. и все бы ничего, но половина старушек думает, что он по ней всё ещё скучает. а другая половина думает, что он уже нашел отдушину в своей японской подруге. и ханбину бы всё равно, потому что это мнения ничего не значащих для него людей. но ему обидно за своих подруг — они отдельные личности, а не дополнение к кому-то. он резко выдыхает через нос. — нет, не слышал. — натянуто улыбается, — очень рад был побеседовать! до встречи. он выслушивает её прощание и шагает как можно дальше. хао еле за ним поспевает. — ты сильно раздражен. — замечает чжан хао. — я устал слушать чушь. даже у вежливости есть предел, за которую я не хочу выходить. поэтому я предпочту ретироваться. хао решает не проверять на стойкость его терпение и молча следует за ним. ханбин ему благодарен за тишину среди непрекращающегося шума. двух пакетов с продуктами хватает, чтобы уйти с рынка. а ещё этому способствовуют жалобы хао на сильный рыбный запах, который он просто не может переносить. — джунхуэй рассказал мне о музыкальном магазине. — хао начинает издалека. он, на самом деле, обычно так делает, чтобы подвести человека к просьбе, которую ему хочется. и хочется так, чтобы всегда получать только выполнение этой самой просьбы. хао не терпит отказов, но никогда не давит, за счет чего всё желаемое вмиг исполняется. — хочешь туда сходить? — ханбин догадливый. — ты будешь не против? — его голос кажется взволнованным. — я буду более, чем не против. — он коротко улыбается, всё ещё продолжая идти по тропе и держа в обеих руках пакеты, — можем сходить туда завтра. — ты устал? — мы устали. — с легким нажимом повторяет ханбин, — нужно выспаться. — нужно… и даже если ханбин так сказал, это всё равно не значит, что обстоятельства позволят им сделать задуманное. иначе как объяснить, почему на ковре в гостиной его дома целая орава ребят сидят в кругу. ханбин прикрывает глаза, представляет квадрат и дышит по принципу 4-4-4-4, чтобы успокоить накатывающее раздражение. сакура держит в руках колоду, и её выражение лица становится виноватым. кюбин прислоняется к юджину, пока с виду скучающая сяотин придвигается поближе к сакуре, а рядом юци активно машет им обоим в знак приветствия. — а вы чего тут все устроились? — хао упирает ладони в бока, недовольно пялясь на компашку, — как вы сюда вообще зашли? — у кюбина с сакурой есть ключи от моего дома. — устало говорит ханбин. — а мы на таро гадаем. — голос кюбина звучит оживленно. — так гадали бы у себя дома. — хао идет за ханбином на кухню, помогая ему с пакетами. в гостиной все неловко замолкают, не зная что ответить. и в этот момент из туалета выходит цюаньжуй и неожиданно для всех присоединяется к старшим, начиная тоже раскладывать продукты в холодильник. — устроились тут себе уютно. — фаркает хао, — а вдруг человек хочет прийти и отдохнуть в одиночестве. — да забей. — бросает ханбин, — я не против. — вот ты такой щедрый, и все пользуются твоей добротой! — хао эмоционирует, — на твоем месте, я бы уже их разогнал, отвесив пару поджопников. — ты очень устрашающий. — цюаньжуй усмехается, раскладывая яйца в лоток на дверце холодильника. — спасибо, цюань-и! вот будешь ещё отпускать ироничные комментарии, так первым под жопу и вылетишь. ханбин искренне смеется, потому что хао очень очаровательный и экспрессивный. — ничего смешного тут нет, ханбин-а. ты слишком наивный мальчик для глупых почкоедов, верящих в эзотерику. — хао дует губы, скрещивая руки на груди. — для глупых… кого? — цюаньжуй непонимающе уставляется на него. — забудь. — он отмахивается рукой, — я пошел спать. хао хлопает ханбина по плечу и шлепает младшего по заднице, прежде чем скрыться из кухни и подняться по лестнице, ведущей на второй этаж. — и куда он? — цюаньжуй, закончив, аккуратно прикрывает холодильник. — я сказал ему, что он может уснуть в моей комнате. — ого, а ты действительно очень добродушный. или просто не умеешь отказывать людям. — я сам ему предложил. — в таком случае, ты поистине наивная и добрая душа. поздравляю. — цюаньжуй медленно хлопает, а потом скрывается в гостиной. ханбин устало проводит рукой по лицу. людям пора запомнить, что он не любезничает, с кем попало. ханбин знает о своей заботливости и мягкости, которая показывается тем, с кем он хочет быть мил. но это не значит, что это всё, что он из себя представляет. в какой-то степени, это расстраивает, потому что люди хотят видеть лишь то, что им хочется и покажется полезным. и не желают смотреть вглубь. но эти размышления сейчас не нужны ханбину, когда всё, чего он хочет — спать. выпив стакан воды, ханбин выходит из кухни и обнаруживает только хао, сидящего на диване. — почему не спишь? — первое, что ему хочется спросить. — сейчас пойду. — а куда пропали остальные? — я их выгнал. — хао мягко улыбается ему. — спасибо? — озадаченно моргает ханбин, — не думал, что они так быстро уйдут. — я поклялся душой джунхуэя, что самым подлым образом подставлю их всех в самый непредвиденный момент, если они не уйдут сейчас же. только цюаньжуй сказал, что хочет остаться, но я пригрозил ему плевком в смузи, и он не стал рисковать. вот все и ушли. — я бы хотел узнать, как бы ты подставил каждого, но я уже отрубаюсь. — ханбин садится рядом, прикрывая глаза. — не поднимешься в комнату? — слишком устал. — бормочет. — можешь уснуть у меня на коленях. — незвначай предлагает хао. и ханбин не думает совершенно. его голова перемещается на чужие бедра, и он ерзает, чтобы удобнее устроиться на диване. прежде чем окончательно провалиться в сон, ханбин чувствует, как пальцы хао перебирают его пряди. это успокаивает. ханбин не вспомнит, но ему точно снилось что-то очень теплое и хорошее. / на следующий день они всё же идут в музыкальный магазин. ханбин бывал там пару раз с сакурой, но не особо впечатлился. в отличие от чжан хао. сам магазин маленький, и помещение явно старое. но владелец обставил всё по своему вкусу, благодаря чему внутри всё более чем уютно. на стенах висят постеры с инди-рок группами и виниловые пластинки. но внимания больше всего привлекает надпись, выведенная газовыми баллончиками. "LIVE FOR TOMORROW" ханбин улыбается этому. в музыкальном магазинчике, помимо хорошего обустройства, также развешено приличное количество гитар, и стоят полки с дисками и пластинками. а на стойке поставлена портативная акустика "маршалл", из которой играет тэйлор свифт. владелец магазина опирается на стойку и пролистывает какой-то журнал. и ещё кто-то, кого ханбин видел ранее, но не запомнил имени, устроился на кресле в противоположном углу магазина. — ну привет, похититель ананасовых соков. — говорит бомгю, не поднимая головы. — привет. — сухо здоровается хао и подходит к стеллажам с дисками. ханбин вздыхает, решая не вмешиваться, и проходит дальше, чтобы взглянуть на гитары. — чего пожаловал? — обращается к чжан хао. — да так, смотрю. — если не собираешься ничего покупать, то нечего лапать мои диски. — фыркает бомгю. — бом, общайся с посетителями вежливее. — спокойный голос доносится с угла магазина. — где ты берешь все эти гитары? — ханбин пытается сгладить атмосферу. — субин делает все гитары для моего магазина. если бы я их покупал извне, то мне пришлось бы продать почку и ёнджуна заодно. — ого, не знал, что он умеет. — ханбин с восхищением касается пальцами струн, и замечает маленькую гравировку на грифе csb. — да, у него есть своя мастерская. — откликаются с кресла. — и именно поэтому он так редко вылезает потусить с нами. — ворчит бомгю, — ладно, я на перекур. тэхён, присмотри, чтобы этот блонди не похитил что-то помимо моего сока. — ты будешь вечно это припоминать? — закатывает глаза хао. — ага, ну я пошел. — боми, я с тобой. — вскакивает тэхён. — а кто будет за магазином следить? — ёнджун, когда из уборной выйдет. — тогда ханбин, ты за ёнджуна, пока он не досрет. — невозмутимо обращается бом. — а где он вообще? — ханбин чешет затылок. бомгю показывает пальцем на дверку рядом с креслом, которую если не присмотреться, то трудно приметить. — как предусмотрительно. — хмыкает хао. — он тут целыми днями торчит. естественно, что ему нужно место, где справить нужду. — тэхён закидывает руку на плечо бомгю, — у него под стойкой и холодильник есть. — а ты всё всем распизди. — дуется гю, — ты сам здесь безвылазно сидишь. — зато с тобой. они выходят из магазина, оставляя за собой мягкую тишину. глаза хао сверкают, когда он вытаскивает один диск из полки: темно-синяя гланцевая обложка с геометричной женщиной, держащей в руках что-то наподобие скипетра и державы. названия группы и альбома указаны внизу золотыми буквами "soror dolorosa blind scenes". — я хочу купить это! — это твоя любимая группа? — интересуется ханбин, подходя к нему ближе. — не самая любимая. но конкретно этот их альбом мне очень нравится. — искренне улыбается хао, — хочешь послушать вместе? я могу одолжить сд-проигрыватель у сяотин. ханбин хочет согласиться, но не успевает открыть рот, как дверь туалета распахивается и оттуда выходит синеволосый парень. — я всё слышал. так что, ханбин, можешь перестать быть мной. — он зачесывает волосы пятерней, и направляется к стойке. — это ёнджун? — шепотом уточняет хао. — он самый. — не надо обсуждать меня за… перед глазами. — хмыкает парень, доставая из мини-холодильника колу. — окей. — пожимает плечами хао и кладет диск на стойку, — пробей мне. — чем я тебе пробью? — смешливо растягивает губы ёнджун, вскрывая щипящую газировку, — только если… — так! — ханбин резко хлопает, не желая слышать, чем там собирался ёнджун пробивать, — тут что, только бомгю может совершать сделку купли-продажи? — а ты смышленный. ты мне уже нравишься. — синеволосый ему подмигивает, — но проблема не в этом. я просто не хочу продавать диск этому парню. — почему? — возмущенно отзывается хао. — потому что в тот день, когда ты выпил сок бомгю, мне досталось больше всего! а знаешь почему? потому что вместо сока, этот кретин решил, что будет ахуенной идеей выпить виноградное соджу. и что потом? он выблевал всё содержимое своего желудка на мою любимую рубашку! — он с чувством заканчивает свою пылкую речь. — и причем тут я? кое-кому просто нужно знать меру. — насмешливо приподнимает брови. — если бы ты не выпил его сок, который оказался последним, то бомгю не стал бы запивать горе утраты своего напитка алкоголем. — и зачем столько драмы? — выдыхает ханбин. — просто продай ему диск и мы пойдем. — или он просто не хочет, чтобы мы уходили. — хао скрещивает руки на груди. — я бы предпочел компанию твоего парня, чем тебя и твою злючую тощую задницу. потому что ханбин кажется приятным. — фыркает ёнджун. — тощую задницу? — таращит на него глаза хао, — ты ахуел? — мы не встречаемся. — ровным голосом вставляет ханбин. — ну, значит пока-что-не-парнем. — ёнджун наконец отпивает от своей колы. — ой, ну нахуй вас. — хао возмущенно бубнит и широкими шагами покидает магазин. — диск для своего очаровашки покупать будешь? — ёнджун переключается на ханбина. — буду. — ханбин достает помятую купюру из заднего кармана своих потертых джинсов и кладет на деревянную поверхность. он не дожидается сдачи, хотя заплатил больше, чем стоило, и выбегает за хао, прихватив диск. на выходе ханбин видит тэхёна, обвившего двумя руками бомгю, который в свою очередь дает ему затянуться из своих рук. и бин учтиво делает вид, что не замечает, как пухлые губы тэхёна прижимаются к чужим пальцам, или ладоней бомгю, покоившихся в заднем кармане штанов второго. тэхён замечает его, показывая пальцем в левую сторону от магазина, ведущей к дому джунхви. ханбин благодарно кивает и идет за хао. хао выглядит изумленным, когда ханбин вручает ему диск. и после неожиданно обнимает младшего, из-за чего тот оторопело дергается и неловко хлопает его по спине. чжан хао уходит домой, а ханбин возвращается к себе со смешанными чувствами. / запах жженой карамели слышится с порога. и ханбин сразу понимает, чьих это рук дело. — вы чего тут кашеварите? — он проходит на кухню. юджин лежит прямо на полу, быстрыми движениями рисуя штрихи в своем блокноте. а кюбин и сакура стоят у включенной плиты с ложками в руках. — они леденцы решили приготовить. — безучастный юджин откликается первым. — дом только не сожгите. — хмыкает сон. — мы тут сахар на ложках растапливаем, — кюбин сосредоточен на своей ложке, — потом зубочистку вложим, а когда застынет, то получатся домашние леденцы. — уровень безделия зашкаливает. — юджин захлопывает скетчбук и поднимается с пола. — вот с тобой мы не поделимся. — кюбин показывает ему язык. — нуна меня любит, она даст мне попробовать. — конечно-конечно, юджинни. — сакура улыбается их маленькой перепалке. входная дверь громко щелкает, и становится подозрительно тихо. за исключением чьего-то агрессивного шепота "да тише ты!". ханбин в немом вопросе поднимает брови, и все трое синхронно пожимают плечами. — с днём рождения! — хором кричат ребята, разом влетая на кухню. чжан хао держит в руках маленький голубенький тортик с минималистичной надписью "happy binbin day". цюаньжуй снимает всё на телефон, пока сяотин держит в руках коробку, а юци шустро вручает имениннику праздничный колпак. чуть сзади даже выглядывает ёнджун. ханбин искренне удивляется, потому что совершенно забыл сегодняшнюю дату и точно не ожидал, что его будут поздравлять, в особенности те, с кем он не близок. поэтому у него влажнеют глаза. — ребята… — ханбин поворачивается к своему улыбающемуся трио. — сюрприз! — сакура достает из кармана крошечную свечку и свою красную зажигалку. ханбин надевает смешной колпак на макушку и загадывает желание, прежде чем задуть свечу на торте. — что ты загадал? — любопытствует хао. — это секрет. — ханбин прижимает указательный палец к губам. — а теперь подарок от нас! — кюбин забирает коробку из рук сяотин. ханбин медленно открывает подарок, обнаруживая внутри толстую книжку. — это альбом? — у него приоткрывается рот, и он с неверием поднимает взгляд на сакуру. — помнишь, я в прошлом месяце ездила в город? — она мягко улыбается. у него дрожат руки, когда он берет в руки свой подарок. они действительно сделали это для него. открыв альбом, он замечает их общую фотографию на первой странице: ханбин обнимает двумя руками сакуру и свою бабушку, и по бокам от них кюбин и юджин ярко улыбаются, присоединяясь к объятиям. от этого теплеет на душе. он листает фотоальбом, на котором запечатлены их общие моменты. ханбин со сползшими на нос очками сидит под деревом и читает книгу. кюбин с особым усилием закрывает банки с вареньями. сакура показывает свежую татуировку, пока юджин на фоне строит шокированное лицо. юджин сосредоточенно мажет красками по холсту. ханбин и сакура сидят на бортике ванны и корчат рожицы на камеру. кюбин и юджин показывают зеленые языки с леденцами в руках. ханбин и кюбин с двух сторон целуют недовольного юджина в щеки. уставшие сакура и кюбин лежат на полу с переплетенными ногами. сакура вяжет красную жилетку для юджина, и улыбающийся ханбин кладет подбородок на её макушку ради снимка. и много-много других фотографий. — ханбинни, ты плачешь? — сакура обнимает его за талию, обеспокоенно заглядывая ему в лицо. — я очень счастлив. спасибо вам, ребята. — ханбин смахивает влагу с щек. — я тоже принес подарок! от бомгю, меня и тэхёна. — ёнджун протискивается между цюаньжуем и сяотин и вручает ему что-то в оберточной бумаге с пингвинами, — не обращай внимания на обертку. просто бомгю хотел красиво всё оформить и одолжил бумагу у субина. — это очень мило, правда. спасибо вам за подарок. — ханбин аккуратно разворачивает свой подарок, обнаруживая cd-диск с альбомом "complete", — серьёзно? как вы угадали с группой? и даже попали с любимым альбомом. — тэхён сказал, что ты похож на того, кто слушал бы the smith, а бомгю ответил, что это потому что ты выглядишь, как задрот. но это их слова! не мои. — ёнджун подмигивает ему, — и ещё раз, с днём рождения! ханбина атаковывают объятиями со всех сторон. и он чувствует себя как в детстве, когда воровал малину со своего праздничного торта, пока его мама не видела. он сейчас особенно счастлив. ему кажется, что это всегда будет особенно, если ты в кругу хороших людей. бабушка говорила ему: "добрые сердца связаны невидимыми нитями судьбы". и только теперь он понимает её слова. / — я уезжаю. — у сакуры в руках дрожат спицы, из-за чего у неё не получается закрыть петлю, — в японию. — когда? — послезавтра. — она откладывает в сторону недовязанный свитер, — сяду на автобус до города. у меня уже куплен билет. — ты сказала кюбину с юджином? — ханбин садится на диване напротив её кресла. всё вокруг расставлено вещами, сделанными руками сакуры. и плед нежно-розового цвета, накрывающий кресло, на котором она сидит. и мягкие игрушки в виде зайца, собаки и кошки, делящие одну полку. и узорчатые подушки по бокам дивана. и даже кремовый топ, что сейчас на ней. он будет скучать. безумно скучать. сакура именно тот человек, к которому тянется ханбинова душа. она сильнее других его понимала. понимает и сейчас. они могут обсуждать всё что угодно, имея схожие взгляды на многие вещи. но ханбину не нужны слова, чтобы знать, как сильно она проницательна к любым мелочам, из-за чего ловит его тревогу и мысли в воздухе. они словно знают друг друга всю жизнь, даже не имея схожестей в характере. сакура говорила, что интерес — это её основа для желания общаться с кем-либо. но ей с ним не просто интересно: она приходит к нему в любой день, когда у неё есть силы на общение, чтобы освободиться от размышлений и стресса. сакура делиться с ханбином всем. ханбин делает тоже самое. и они нерушимы в этой общности. — сказала. — а они что? — кюбин уже второй час в огороде. юджин под яблочным деревом. у тебя в саду. — мне стоит с ними поговорить? — решай сам. — она поджимает губы, нервно трогая кольцо в носу. — они сильно расстроены? — что за поток вопросов? — тебе самой нравится эта затея? — ханбин... — она выдыхает, — я не могу тут долго оставаться. не могу вечно жить в доме кюбина и делать вид, что не замечаю, как мне тут не рады. я тут лишняя. и ты это знаешь. я не могу банально устроится тут на работу из-за того, что японка. я не могу пойти на рынок или просто заходить в ларьки, не получив в спину презрение и упреки. мне тут не место. — место — не самое главное. но я бы хотел, чтобы ты была с нами. — мне будет тяжело без вас. — сакура устало проводит ладонью по лицу, — вы мои самые родные люди. и всё же, я должна уехать. — я не буду тебя отговаривать. — у ханбина щипет в носу, — звони почаще. — обязательно. в день когда они встретились, ханбин посчитал её очень замкнутой и безразличной девушкой. забавно получается, что никогда не знаешь, в какой момент самыми любимыми становятся люди, с которыми, как думалось, вы ни за что не сблизитесь. — как думаешь, я не слишком эгоистично поступаю? — тебя это волнует? — я беспокоюсь. — у неё блестят глаза, и это вероятно первый раз, когда он видит её на грани слез, — в тот день, когда я уехала из японии, моя мать сказала мне, что я самая большая эгоистка в её жизни. — эгоистом быть нормально, всё люди такие. — я знаю. всем всё равно на тебя, но все почему-то требовательны к другим. нелогично получается. — она оглаживает татуировку у себя на руке, — я не должна заботиться о чувствах и желаниях других, если это вредит мне самой. и я не хочу прилагать силы для того, что не касается меня напрямую. но это не делает меня плохой. — я знаю. — ханбин повторяет её слова на вдохе, — мама говорила мне, что я должен делать всё, чтобы изменить этот мир к лучшему. я не хочу говорить, что её слова полная чушь, ведь если бы не было небезразличных и отзывчивых людей, то мы все варились бы в безобразном дерьме. я понимаю тебя. и я не хочу спасать этот мир, потому что знаю — он точно проживет дольше, чем я. и лучше я буду заботиться о себе и о своей жизни. — и ты будешь прав. это твоя жизнь — тебе её жить, а не кому-то другому. — но жизнь всё равно трудно жить. — ага, поэтому давай сделаем её проще — будем эгоистами почаще. — сакура ободряюще улыбается. ханбин зеркалит её улыбку, и чувствует, что всё в порядке, пока у каждого свой путь. но ему её будет не хватать. и диалог на этом завершается, позволяя им провести комфортное время наедине. они просто занимаются своим делом. легкий стук спиц во время вязания совсем не мешает, также как и шелест страниц. у сакуры сосредоточенное лицо, хотя все её движения кажутся механическими. ханбин постоянно поправляет очки на переносице, пока читает "человек, который смеется" гюго. всё точно будет хорошо. в день её выезда, когда они делят последнюю сигарету на двоих, сидя на лестнице его дома, сакура вкладывает ему в ладонь связанный ею цветочек ромашки. — это тебе на удачу. — она мягко хлопает его по руке и тушит окурок в синей пепельнице. ханбин бережно прячет её в карман и облизывает губы, чувствуя легкий манговый привкус от сигареты. вместе с юджином и кюбином, он провожает её до автобусной остановки. в их первую встречу она казалась ханбину словно маленькой девочкой, которая что-то ищет, но никак не может найти, будто бы находится в постоянном поиске. сейчас сакура в его глазах — взрослая девушка, прокладывающая свой путь. она всегда есть и будет для него самым мудрым человеком, которую он знал, с незаменимым и ценным опытом. — мы будем очень-очень скучать! — кюбин крепко обнимает её, и сакура шутливо взъерошивает ему волосы. — нуна, ты главное не пропадай. — юджин кусает губы, сдержанно выражая то, что он тоже будет скучать. — ну конечно, мой хороший. — она прижимает к себе мальчика, поглаживая его по спине. когда младшие, вдоволь наобнимавшись, отходят, сакура раскрывает руки, принимая в объятия ханбина. из-за своего низкого роста, она утыкается ему в грудь, цепляясь за футболку, а ханбин прижимается губами к её макушке. им не нужны слова, чтобы передать свои чувства. в момент, когда сакура садится в автобус, кюбин начинает плакать, хлюпая носом. и юджин протягивает ему платок, который заранее прихватил ради таких случаев, и хлопает по плечу, стараясь успокоить. ханбин провожает автобус глазами, пока тот полностью не скрывается из виду. сакура уехала. ханбин вдыхает влажный воздух июньского дня. пусть теперь они не рядом физически, но она не перестанет быть важным человеком для него. / время вечера наступает стремительно, как это бывает летом, но оно таковым не ощущается, потому что небо всё ещё достаточно светлое. они лежат на траве в саду ханбина. каждый думает о своем. даже с закрытыми глазами они ощущают мерное дыхание друг друга. — какое твое любимое дерево здесь? — неожиданный вопрос от хао заставляет распахнуть веки и повернуть голову, чтобы увидеть его выражение лица. — абрикосовое. — без раздумий отвечает ханбин, замечая как маленькая улыбка появляется на лице хао. — почему? — это дерево посадил мой дедушка. — каким человеком был твой дедушка? — хао наконец смотрит на него в ответ. — мне было всего шесть месяцев, когда он умер. я его не помню. но моя бабушка много о нем рассказывала. у него было очень доброе сердце. он был верным, любящим и домашним. он умел выражать свою любовь в простых мелочах. — он прикрывает пальцами глаза от солнечного света, что проходит через листья дерева, под которым они лежат, — я бы хотел, ну знаешь… действительно узнать, каким он был, чем интересовался и о чем думал. — может оно и к лучшему, что ты его не знаешь? не суждено — значит так всё и должно быть. всему и всем отведено свое время. — хао жует губу, — прости, что говорю это, но меня это уберегает от разочарования. черт, прости. это не то, что тебе нужно было услышать. — всё в порядке. — я просто кретин. ты мне про личное рассказываешь, а я тут мрак навожу. — всё хорошо, правда. хао садится, опустив голову. в его волосах запутались пару травинок. — нарвешь мне вишни? — что? — не хочешь? ханбин лишь молча смотрит на него в упор. с одной стороны: у него всё ещё присутствует страх с детства. а с другой: хао просит. — ты хочешь вишни? прямо сейчас? — да, и с твоего сада. — любому я бы сразу отказал. но так уж и быть, тебе я нарву. — ханбин встает, отряхивая штаны. — просто скажи, что согласился, потому что это я. — хмыкает хао. — ты сейчас без вишни останешься. — молчу! в детстве ханбин часто забирался именно на вишневые деревья, и каждый раз не мог с них слезть. ему было страшно. он боится и сейчас. и хватается за крупную ветку, опираясь одной ногой на обломанный выступ. он приподнимает себя и, за счёт высокого роста, очень быстро садится на огромную ветвь, идущую от основного ствола. — мне кажется, я сейчас упаду. — ханбин сглатывает, — этому дереву десять лет, оно уже достаточно старое. я боюсь, что оно сейчас сломается, или хуже того — рухнет. — не волнуйся, ханбин-а! я тебя подстрахую. ханбин поднимает глаза к небу, стараясь не смотреть вниз. расстояние небольшое, но этого хватает, чтобы его голова слегка закружилась. он вспоминает о том, что попросил хао, поэтому прилагает усилия, чтобы дотянуться до ближайшей ветки и нарвать горстку крупных вишен. — я серьёзно не уверен, что смогу слезть. — бин-а, — хао не сдерживается и хихикает в ладошку, — тебе правда страшно? — не смейся над этим! я же точно не спущусь. — прыгай! — что? — его голос звучит выше и истеричнее. — я тебя поймаю! давай! — боже мой. — ханбин про себя отсчитывает до трех, — ты точно меня поймаешь? обещай мне! — обещаю, бин-а. я точно тебя поймаю. и ханбин доверяет ему, спрыгивая со своей несчастной ветки. хао ловит его, но не удерживает равновесие и падает на землю, утягивая младшего за собой. свободная рука ханбина автоматически прижимается к его затылку, смягчая удар. другой рукой он чувствует только липкость и морщится. хао заливисто смеется. — видишь! я тебя поймал. щеки ханбина теплеют, когда он обнаруживает, что всем телом прижимается к хао. он шустро перекатывается на траву, не переставая тяжело дышать. — держи свою вишню. — ханбин стукает свой сжатый кулак о чужую грудь. когда же он слегка раскрывает ладонь, всё ещё удерживая плоды с косточками, то весь липкий сок стекает на футболку хао. тот визжит, отпихивая от себя руку ханбина. — фу! зачем ты это сделал? я весь грязный теперь! — хао садится на траву и недовольно хмурится. — прости. я дам тебе свою футболку в качестве компенсации. — ханбин бросает раздавленные вишни на траву, наблюдая, как муравьи не теряют времени и обволакивают сладость толпой. — в таком случае, ты прощен. — лицо хао меняется, озаряясь легкой улыбкой, — пойдем отмываться! и у ханбина в груди всё трепещет, когда пушистые пшеничные волосы касаются его щеки, пока хао отмывает его ладонь в тесной ванной комнатке. ханбин в свою очередь помогает оттереть красные следы на чужой футболке, не замечая ушей хао, окрасившихся в такой же цвет. в итоге, он всё равно закидывает вещь в стиралку, отдавая свою свежевыстиранную темно-синюю футболку. кажется, получить мягкую улыбку от хао стоило того, чтобы пересилить свой детский страх. / неожиданная тишина в пустоте большого дома приносят частичку умиротворения в переполненных эмоциями днях хао. лишь стрелка на часах мерно тикает, но не отвлекает. цюаньжуй сидит на кухне и пьет через металлическую трубочку что-то наподобие ягодного смузи. — а где все? — сяотин постоянно сидит у сакуры и кюбина. джунхуэй с вону ушли в гараж джихуна, чтобы репетировать для какого-то мини-фестиваля. юци снова где-то пропадает, предполагаю что либо торчит в закусочной тетушки пак, либо портит витрины в магазине бомгю. ну, — он пожимает плечами, отпивая от своего напитка, — как-то так. — а ты почему здесь? — хао садится рядом с ним, бессовестно воруя у него смузи. но цюаньжуй не жалуется и не ворчит, только подпирает подбородок ладонью и пристально смотрит на старшего. — мне скучно. — пошел бы с сяотин. — меня бесит кюбин. — он лишь выводит тебя на эмоции, и для тебя это непривычно — вот и бесишься. — а ты чего не с ханбином? — слишком очевидно переводит тему. — я только от него. — хао поджимает губы, снова отпивает и звучит слегка нервно, — мне нужно кое-что тебе рассказать. — слушаю. — цюаньжуй вмиг становится серьёзнее и садится прямо, сложив руки на столе. — мне кажется, ханбин мне нравится. действительно очень сильно нравится. — хао, нет… даже не смей. — что? почему? — ты сам знаешь почему! — младший недовольно забирает у него свой напиток, — это вошло у тебя в привычку? тебе начинает нравится какой-то парень — ты крутишь с ним роман. и только когда удовлетворяешь свои потребности в чужой заботе и тепле, то тут же бросаешь его. хао, так нельзя. не играй с чужими чувствами, ты делаешь людям больно. — но в этот раз всё по-другому. — хао… — вздыхает, — я понимаю, ты можешь считать, что в этот раз твои чувства будут долгосрочными, но пожалуйста, подумай о ханбине. я сам вижу, что он очень хороший человек. поэтому я тебя прошу: не начинай с ним отношения, не разбивай ему сердце. — я не хочу причинять ему боль. — хао вздрагивает. — ты сделаешь. — цюаньжуй смотрит в упор, пытаясь донести до старшего, — ты уедешь, как только лето закончится. осколки в мыслях хао разлетаются, впиваясь во все органы, а в особенности — в сердце. ему нравится ханбин, и это тяжело объяснить, потому что он не ощущал такого к кому-либо уже давно. хао сам по себе непостоянный человек, чувства которого не могут долго удерживаться. он буйный, неспокойный, и ему нужно быть в потоке, что вечно движется между разными людьми. хао не может сказать, что ханбин — особенный, единственный в своем роде, не такой как все и тому подобное. потому что это банально. потому что ханбин простой, но местами противоречивый, и с ним хочется быть рядом. потому что ханбин — это ханбин. не кто-то другой, не кто-то сверхталантливый, умный и неповторимый. а уютный, спокойный и заботливый. хао этого не хватало, ведь его раньше только и делало, что шатало на эмоциональных качелях нестабильных отношений. и он отвык от здоровости. да и дело не в том, что чжан хао сейчас нужны отношения из-за нехватки чьей-то любви, а ему просто нравится ханбин. просто. и ничего больше. — я пошел. — хао поднимается со стола. — запомни мои слова, пожалуйста. подумай, нужны ли тебе просто отношения или сам человек. цюаньжуй часто дает дельные и разумные советы, потому что привык принимать решения головой. хао же к этому не привык — его чувства больше, чем он сам. / — я не могу понять, почему ты ничего не делаешь, если любишь. — кюбин кладет перед ним кружку чая с двумя дольками лимона, — ты думаешь будет легче, если ты будешь просто смотреть, как все заканчивается даже не начавшись? — я не люблю его. — он преподносит кружку к губам, и линзы его очков запотевают от горячего пара. младший садится перед ним, хмурит брови и ставит локти на стол. даже открытые нараспашку окна не помогают ханбину ощутить достаточного воздуха в легких. ему не нравится, когда кюбин смотрит на него так: как будто знает обо всем. но это неправда. ханбин бы не стал врать ему. но вполне мог соврать самому себе. закатное солнце почти скрывается за горной вершиной. ханбин фокусируется на цветочном узоре скатерти и молчит. чем дольше он игнорирует, тем тяжелее становится взгляд кюбина. — ты врешь. — я никогда тебе не врал. — ладони неприятно обжигаются о горячую поверхность керамики, но это последнее, что его заботит. — ты мне врешь сейчас, ханбин. — нет. — его губы поджимаются от обиды. — тогда ты бы не стал читать книжки, которые хао единожды упомянул в разговоре, и смотреть фильмы, эмоциями от которых он делился после просмотра, и забегать в музыкальный магазин, чтобы послушать диски с его любимыми альбомами. ты ни для кого этого не делал раньше. — у меня много свободного времени. и я хочу узнать хао, потому что он интересный. — я знаю тебя всю жизнь, ханбин. — в моих действиях нет никакого скрытого подтекста. — тогда, ты бы уж точно не стал бы взбираться на дерево, чтобы нарвать ему вишни, только потому что хао очень хотел попробовать их именно из твоего сада. — мне было несложно. — ты боишься спускаться с деревьев. — мне двадцать два. эта детская фобия уже изжила себя. — ты любишь хао. — хватит! — он резко поднимается со стола, случайно задевая кружку. чай растекается по его любимой тканевой скатерти: ровно также, как терпение выливается из внутренней чаши равновесия. в голове мельком проносятся воспоминания о пухлых губах, растягивающихся в улыбке, о тонких пальцах на своих волосах, о чужих блестящих глазах и яркой жизни в другой стране, в которой нет места, чтобы любить ханбина. — я не могу любить его! — ногти автоматически впиваются в сухую кожу ладоней, — я не хочу, чтобы потом мне было больно, ты понимаешь? он уедет, а я останусь тут, со своим кровоточащим сердцем. — ханбин невесело улыбается и слеза, как первая капля вчерашнего дождя, скатывается по его покрасневшей щеке, — я не хочу этого. не хочу старадать. не хочу любить. кюбин хочет ему что-то ответить, но ханбин сбегает в свой сад, не желая что-либо слышать. прохладный ветер пробирается под его тонкую белую рубашку, он садится под абрикосовым деревом и плачет, потому что понимает — он врет. он любит. чжан хао — его первая настоящая любовь. чжан хао — добрый, непосредственный и яркий. чжан хао — недосягаемый и чудесный. чжан хао — хочется любить. чжан хао — забирает его сердце. чай остается недопитым. вместо этого, ханбин глотает свои слезы. / идея спросить обо всем происходящем постороннего человека приходит внезапно. также внезапно, как приходит и ёнджун, оправдываясь тем, что ему скучно. а ханбин не против его компании. они в чем-то схожи, и даже без тесного общения им легко друг с другом. как будто каждый уже заранее чувствует, что может доверять другому. люди, понимающие друг друга без слов, рождены под общей звездой. — ты действительно хочешь знать моё мнение? — под ёнджуном скрипит лестница. вечерняя прохлада пробирается под футболку, заставляет вздохнуть. ёнджун пьет газировку, ханбин щелкает колесом зажилаки, пытаясь поджечь сигарету меж губ. — хочу. — ханбин бубнит, убирая зажигалку в карман, потому что та отказывается работать. — ну, — он ставит напиток между ними на деревянную поверхность, — я думаю, что хао из тех, кто делает как ему вздумается. знаешь, его типа не заботят будущие последствия и чужие мнения. он просто живет чувствами и моментами. таких обычно называют безответственными. или сумасшедшими. — он мне действительно нравится? — зачем-то спрашивает вслух ханбин, бездумно вертя между пальцев сигарету — он нравится всем. — беззлобно хмыкает, — даже бомгю. но это секрет, так что считай, я тебе этого не говорил. — с ним сложно. — младший вздыхает. — знаю. он гиперэмоциональный, взбалмошный, драматичный, смешливый, часто недовольный, но внимательный и искренний к другим. — ты так хорошо его знаешь? — хао напоминает мне бомгю. — правда? — да, мы с бомгю были очень близки раньше. мы близки и сейчас, но тогда это было немного в другом плане. — интонация ёнджуна звучит тоскливо, но не печально, он отпивает прежде чем продолжить, — я вроде слышал, что хао уезжает в конце лета, так? — ты давишь на больное. — и это тоже чем-то похоже на нас. только тем, кто уехал был не бомгю, а я. — старший проводит ладонью по лицу, — мы очень сильно любили друг друга, сколько себя помнили. но я оставил его и уехал после окончания старшей школы. я был эгоистичным подростком с большими амбициями, и я хотел для себя лучшего. — ёнджун поднимает блестящие глаза к небу, — но всё это вообще не имеет значения. бомгю мне всегда говорил, что нет ничего важнее людей. и место, в котором живешь, и возможность, за которую пытаешься ухватиться в попытке добиться высот, и язык, на котором говоришь или только учишься, и любая красота, которую ты перед собой видишь, вроде закатов, рассветов, цветений и прочего. всё это временно. это не навечно. и людям нужно любить друг друга, пока всё не закончится. люди должны любить людей. я очень хорошо запомнил эти его слова, но слишком поздно понял, что то "лучшее", чего я хотел от жизни, был именно он. — ох… — ханбин запоздало осознает, что слезы стекают по его щекам. он расчувствовался, проникаясь монологом ёнджуна и впитывая в себя его слова. — и когда я приехал обратно, то это было естественно понятным, что ничего нельзя поменять или вернуть. он сейчас с человеком, который его любит. тэхён самый добрый и заботливый из всех, кого я знаю. они подходят друг другу. и я искренне за них рад. — мягко улыбается ёнджун, встречаясь глазами с ханбином, — так что мой тебе совет: не упускай того, кто дорог твоему сердцу. позволь себе любить вне зависимости от обстоятельств и времени. nothing is eternal. а счастливым нужно успеть побыть, пока молодость плещется у тебя под кожей. ёнджун ему подмигивает, а ханбин покрывается мурашками. — спасибо, ёнджун. ты невероятен. — младший всхлипывает, вытирая сопливый нос ребром ладони. — я знаю, знаю. — он хлопает его по плечу и поднимается, не забывая захватить свой напиток, — береги себя, а? и хорошенько запомни, что я тебе сказал! я крайне редко делюсь советами. ну, свидимся ещё. ханбин смотрит уходящему ёнджуну в спину, пока у самого вдоль позвоночника вместе с холодком разливается облегчение. он чувствует себя свободнее. удивительно, но слова ёнджуна оказывает на него куда большее воздействие, чем ханбин мог себе представить. днём хао опять заваливается к нему, легким движением взъерошивая копну черных волос у ханбина на макушке. он сегодня более оживленный, чем обычно. — что тебя с утра так порадовало? — мягко интересуется ханбин, доставая с верхнего шкафчика две кружки. — джунхуэй сегодня уехал в город на фестиваль со своей группой. и получается, что меня перестанут опекать. — хао садится за стол, — джун и вону ведут себя как наши опекуны. но даже мои родители так сильно не следили за каждым моим шагом. — они же переживают за тебя. — напоминаю, что мне скоро двадцать три. — какой большой мальчик. — поддразнивает ханбин. — этот большой мальчик сможет остаться сегодня с ночевой. — щурится старший. — ты бы мог и раньше остаться у меня на ночь. как в первый день нашего знакомства. — вообще-то это было второй день знакомства. и я остался не на ночь, а на рассвет! это разное. — как скажешь. — он посмеивается, качая головой. — ты невыносимый. — хао дует губы. — спасибо, ты тоже. — ханбин кладет перед ним кружку с малиновым чаем. они пьют чай под щебетание птиц, доносящиеся через открытое окно. хао ерзает на стуле, нетерпеливо стуча пальцем по керамике. он всегда так делает, когда хочет что-то сказать. — я тебя слушаю. — подталкивает его ханбин. — насколько я по твоему мнению красивый? я в твоем вкусе? ханбин давится чаем, обжигая себе стенки горла. он откашливается, удивленно поднимая взгляд на старшего. — что за вопросы? — просто ответь! — хао опирается локтями в стол, в ожидании глядя на сона. — это так важно? ты же сам знаешь, что очень красивый. хао мычит, отхлебывая чай. — но ты не ответил на второй вопрос. — в моем ли ты вкусе? — хмыкает бин. — ну, хотелось бы. — непринужденно отвечает старший, наклоняя голову вбок. — правда? — недоверчиво поднимает брови, пока у самого замирает в груди. — да. потому что ты точно в моем вкусе. окей, а вот этого ханбин точно не ожидал. но вместо того, чтобы обрадоваться этому факту, он почему-то чувствует разочарование. — мне приятно это слышать. — зажато улыбается ханбин. — что-то не так? я сказал что-то не то? — хао нервно поджимает губы. — нет, ничего. просто… — ханбин делает глубокий выдох, — в этом же ничего особенного. — что ты имеешь в виду? — что я не хочу быть только в твоем вкусе. — ханбин случайно кусает себя за язык и морщится. — то есть… я правильно понимаю, что ты хочешь большего? — хао отодвигает от себя кружку. ханбин кивает. он ощущает себя подростком, который впервые признается в любви. — ханбин. — он звучит серьёзно, — ты мне нравишься. — о, хорошо. хорошо. — ханбин много раз моргает. — ты дурак? — ты мне тоже нравишься. — и слава богу. — облегченно выдыхает, — ты хочешь попробовать встречаться со мной? я, конечно, понимаю, что никому не захочется состоять в отношениях временно, но ты мне правда очень нравишься, и я не думаю, что смогу ещё раз увидеть твое лицо без желания расцеловать. — хао, — ханбин удерживает в себе радостный смех, хотя его раскрасневшиеся щеки всё выдают, — я хочу. давай побудем счастливыми вместе столько, сколько сможем. — я думал, что ты откажешься. я очень волновался. — у хао горят уши, — да, я тоже хочу обрести счастье вместе с тобой. и это случается так быстро и просто. и это в стиле хао. ханбин просто поддается его очарованию, что не делает его менее счастливым. их отношения после признаний мало как изменились, если честно. хао всё также приходит к нему днём, и ханбин всё также продолжает поддразнивать его. но ко всему прочему, чжан хао также может прервать чужие подколы поцелуем, а младший имеет полное право прижаться губами к его волосам, когда они вечером лежат на диване и смотрят какой-то фильм. и они действительно чувствуют себя счастливыми, несмотря на то, что реакции друзей на новость об их отношениях различаются. — ушам не верю. — лицо сакуры через экран телефона выглядит крайне удивленнно, — ханбин, я очень за тебя рада, правда, и я хочу, чтобы ты был счастлив. — спасибо, ккура. — ханбин улыбается ей. — а я говорил. — кюбин откусывает плитку шоколада с изюмом, — твое любящее сердце с годами стало только сильнее, бинни-хён. — я вам желаю только добра. — бубнит юджин и улыбается своей крошечной улыбкой, — хао-хён очень красивый, и я даже нарисовал его как-то. — смотри, бинни, какие у тебя славные младшенькие. будь я рядом, то всех бы заобнимала. — мы скучаем. — юджин машет ей в видеозвонке. — как ты там в японии? — кюбин прожевывает сладость. — скучно тут без вас. — она вздыхает. — и нам без тебя. — юджин, тебе со мной скучно? — возмущается кюбин. — а мне нуна дороже. — младший показывает ему язык. — и я вас люблю, мальчики. — посмеивается сакура. — хао, ты вообще никого не слушаешь. — цюаньжуй качает головой, — могу пожелать только терпения ханбину. — я помню твои слова. но я буду поступать так, как чувствую и считаю нужным. — твое дело. я не хочу ссориться из-за этого. — младший макает кисть в пластиковый стакан, продолжая раскрашивать свою картину по номерам, — побереги свои чувства, хорошо? хао не отвечает ему. но обещает это самому себе. — ты серьёзно? — у бомгю отвисает челюсть, но потом он хмурится, — ты же уедешь… уверен, что хочешь ранить ханбина ценой своих желаний? — говоришь так, будто я какой-то моральный урод. вообще-то мы оба этого хотели. — фыркает хао. — ага, потом оба поплачете. или как минимум один из вас. — бомгю отворачивается от него, продолжая сортировать диски в своем магазине. — и зачем только я тебе рассказал об этом? — потому что я лучший человек в твоей жизни. — ага, ты просто самый драматичный гей в моей жизни. — и это тоже подходит. — бомгю мне рассказал о вас. — ёнджун ловит его между стеллажей в музыкальном магазине, когда они остаются одни. — я как раз хотел тебе рассказать. — я знаю, что ты хотел рассказать. просто меня задевает факт того, что бомгю узнал о вас раньше, чем я. ханбин смеется, а ёнджун недовольно показательно хмурится, становясь похожим на обиженного ребенка. — не обижайся. я стал смелее благодаря тебе. — от этих слов во взгляде ёнджуна что-то меняется, переливаясь черничным вареньем и нежной грустью. — я за вас очень рад. правда. в любом случае, у них всё хорошо. пока что. и они ценят каждый общий момент. / — так, так, так… — юци прислоняется к дверному косяку, наблюдая за хао, который стоит у зеркала в ванной, — ты чего тут прихорашиваешься? она щурится в ожидании ответа. хао в ответ закатывает глаза, продолжая заниматься своими делами. — нет, ну серьёзно! что это ты тут решил глазки коричневым карандашом подчеркнуть? а это что? ты ещё и тинт цюаня прикарманил! — ничего я не карманил! я одолжил всего лишь. — он обиженно дует губы, — че ты пристала вообще? — мне просто интересно. — она расплывается в довольной улыбке, — интересно наблюдать за тем, как ханбин на тебя влияет. — тоже мне. — фыркает, — я и раньше красился, сама знаешь. — знаю. но что-то не замечала, чтобы ты делал это в деревне. хао молчит, а юци ждет, пока он закончит красить глаза. — ты бесишь. — а у ханбина что, тинт закончился, раз ты решил взять у цюаньжуя? — она с вызовом смотрит на него через зеркало, — просто у тебя губы ярко-красными становятся, когда от него возвращаешься. — блять, юци! он выбегает из ванной, слегка толкнув её плечом и так не воспользовавшись тинтом. и джун, невольно став свидетелем этой сцены, всего лишь качает головой. — ну что ты издеваешься над бедным хао-хао? — джунхви держит в руках ледовое мороженое, — пусть целуется себе с другим мальчиком. — пусть делает, что хочет. — юци поправляет крупную зеленую заколку у себя в волосах, — я же ему не запрещаю. джун пожимает плечами и уходит. и юци только на следующий день узнает правду, подтверждающую её теорию о феномене неизвестного тинта на губах хао. она обсуждает это с сяотин, которая ещё со дня приезда сразу увидела притяжение между теми двумя, и та говорит юци о том, что хао напоминает ей рыжего кота, бродящего по дворам домов этой деревушки. рыжие — бесстыжие. рыжих — удержать невозможно. только вот чжан хао блондин, но ему отчего-то присуща черта необузданности и дикости. кстати, ханбин неплохо ладит с котами, особенно с беспризорными. / на двадцать пятое число погода выпадает ужасно знойной. они шагают, держась за руки, хотя ладони потеют, но их мало это волнует. ханбин в просторной майке, и хао в футболке младшего, и даже такой выбор одежды не уменьшает воздействие жары. — мне утром звонила сакура. — начинает хао. — правда? откуда она взяла твой номер? — я так понимаю, что через сяотин. но не суть, — он по привычке надувает губы, — сакура поздравила меня, сказала что ей очень грустно, что она не рядом. и пожелала всего хорошего. — это в её духе. — ханбин мягко улыбается. — да, она подняла мне настроение с утра. — а как же я? — наигранно обижается младший, — или мои поцелуи недостаточно тебя радуют. — дурак. — хао шутливо шлепает его по груди. они хихикают и наконец замечают, что уже дошли до дома джуна. хао заранее спланировал, как будет праздновать свое день рождение. и конечно, он хотел собраться большой компанией, потому что это может быть последним разом, когда они все вместе веселятся. чжан хао не может избавиться от грустных и тяготящих мыслей, но он искренне старается наслаждаться каждым моментом, даже тем, как ханбин жмурится, рукой прикрывая глаза от ослепляющих лучей солнца. они, к слову, пришли самыми последними, как говорится, на всё готовое. ребята уже разложили несколько пледов и расставили разные снэки и напитки на заднем дворе джунова дома. на самом деле, идею пикника им предложила именно сакура в один из дней, когда ханбин с ней созванивался перед сном, а хао лежал рядом, уткнувшись тому в спину. на красном клетчатом пледе устроились: сяотин, пьющая персиковую газировку, рики, поглаживающий волосы кюбину, который лежит, положив голову на его колени, и юджин, грызущий зеленое яблоко. а на другом однотонном оливковом пледе: ёнджун и юци, играющие друг с другом в карты, и тэхён с бомгю, плетущие венки из желтых одуванчиков. и только джун и вону сидят на светло-голубом пледе с кошачьим принтом. и рядом с ними стоит бутылка шампанского и простенький нежно-розовый бенто торт. — раз, два, три. — отсчитывает вону. — с днём рождения, наш хаохао! — все синхронно кричат поздравления. — ура! спасибо. — радостно улыбается хао, хлопая в ладоши. и ханбин не сдерживает свой порыв и целует его в щечку, приобняв за талию. — ууу… — доносится от кюбина, но тот сразу же ойкает, потому что цюаньжуй дергает его за волосы. — очаровашки, ничего не скажешь. — негромко выдает сяотин, но юджин фыркает от смеха. — давайте уже кушать тортик. — бомгю отдает тэхёну цветочный венок, которым тот сразу же украшает свою макушку. — тебе лишь бы торт скушать. — подкалывает его ёнджун. бомгю показывает ему язык, и тэхён, качая на них головой, аккуратно надевает ему свой веночек. — спасибо, что вы все тут, ребята. — хао обводит нежным взглядом всех присутствующих и садится вместе с ханбином на голубое покрывало. он действительно рад. за это лето ему встретились очень хорошие люди, которых хао без раздумий пригрел к своему сердцу. они все такие разные, но именно это их сближает. эти люди показывают ему, что каждый из них — это не только об истории жизни, опыте или характере. это в умении находить людей без определенной на то причины. они не сходятся по интересам, имеют разные вкусы и живут с абсолютно другими взглядами на мир. каждый по отдельности, но при этом каждый — это часть того, что можно назвать домом. и это удивительно. люди удивительны, когда они вместе. просто развлекаться, смеяться и проводить время рядом — это то, что делает моменты особенными, даже если это чувствуется совершенно обычным в моменте. — тебе спасибо, что родился! — юци показывает ему два больших пальца. — да! ты самый лучший! — бомгю показывает ему сердечко из рук. — почему зеленый плед самый шумный? — косится на них сяотин. — я думаю, мы должны махнуться с ними. они нам тэхёна, а мы им кюбина. — юджин хихикает, когда ловит обиженный взгляд кима. — я за. — тэхён уже поднимается, но бомгю с визгом хватает его за талию. — куда! хочешь променять своего парня на тишину? — да. — просто выдает кан, чмокая бомгю в лоб. — буу… — юджин морщится, — давайте хотя бы не при мне. — а ты не смотри, ребенок! — бом корчит ему рожу. — так! — не выдерживает цюаньжуй. — может уже отдадим подарок? — сейчас принесу. — сяотин поднимается со своего места и уходит в дом. — спорим она ушла, чтобы не слушать нашу болтовню? — кюбин фыркает, крепче прижимаясь щекой к бедру цюаня. — тут даже спорить не надо. и так очевидно. — ёнджун хмыкает. а на голубом пледе в это время царит умиротворение. то ли потому что он расположен чуть дальше в целях защитить торт от покушения настырных пальчиков (и сохранить нервы вону в покое). то ли потому что все четверо спокойно беседуют, имея много общего. сяотин приходит через пять минут, держа руках коробку. все сразу собираются вокруг хао, желая увидеть его реакцию. — это тебе от всех нас. — мягко говорит вону. хао с нетерпением открывает свой подарок. и в груди щемит от переполняющей нежности и любви к этим людям. — вы серьёзно? я же сейчас расплачусь. он с особой осторожностью держит в руках музыкальную шкатулку. это накрывает его воспоминаниями из детства, когда он мог засыпать только под мелодию из музыкальной шкатулки, которую ему подарил отец. но вещи недолговечны, они портятся и ломаются через какое-то время. и сейчас он чувствует приятную тоску, получив в подарок что-то, напоминающее ему о прошлом. — тебе нравится? — джун улыбается, наблюдая реакцию хао. — очень сильно. — у меня тоже есть для тебя кое-что! — подскакивает бомгю, подползая к зеленому пледу и доставая под ним что-то плоское и квадратное. — вау… и когда он только успел? — вопрос кюбина растворяется в воздухе, потому что хао охает, забирая из рук чхве сидибокс. — я записал туда свой кавер на today. это песня джона денвера. я надеюсь, тебе понравится, и ты будешь вспоминать обо мне при каждом прослушивании. — конечно, я буду помнить о тебе. каждое сегодня, бомгю. — хао притягивает его в объятия, — для меня это очень ценно. у бомгю сползает венок с волос. и все вокруг заряжаются эмоциональной атмосферой, до тех пор, пока кюбин не упоминает про торт, который им стоит съесть. и пока все увлечены разговорами друг с другом, ёнджун спрашивает у ханбина: — что ты подарил ему? — м? — бин непонимающе наклоняет голову вбок, — ну, я подарил ему свою любимую книгу, благовония с ванилью и горстку вишен. — горстку вишен? — он хихикает, — это очень мило. — спасибо, я знаю. — о чём шушукаетесь? — тэхён появляется из ниоткуда, чем пугает их двоих. — да так, про подарки для хао. — пожимает плечами сон. — а, действительно, о чем вам ещё разговаривать. — серьёзно кивает тэ. ёнджун фыркает от смешка. ханбин пожимает плечами и встречается взглядом с хао. они улыбаются друг другу. // ханбин раньше так отчаянно цеплялся за любую ниточку, которая могла привести его к чувствам. он хотел любви. он хотел любить. он хочет чувствовать. и чжан хао даёт ему это. но ханбину больше не нужно это. он не зациклен на том, чтобы получать и отдавать. сейчас ему нужен хао. и ему всё равно, какое тепло ощущают его ладони на чужой талии. ему всё равно, с каким напором его губы прижимаются к чужим. ему всё равно, насколько мягкими кажутся чужие волосы между его пальцев. ему всё равно, потому что это — больше не чужое. ханбин отдает ему душу. и со всей горькой нежностью целует его в шею. хао отзывается на ласку, льнет ближе. воздух кажется наэлектризованным — они оба вздрагивают от каждого прикосновения. — ты весь дрожишь, ханбин… — хао давит на его плечи, отстраняясь, чтобы обеспокоенно взглянуть в его лицо, — ты в порядке? бин-а, посмотри на меня. руки чжан хао плавно переходят к его щекам. ханбин жмурится, но всё равно сокращает расстояние, прижимаясь лбом к его лбу. младший дышит отрывисто, не в силах справиться с подпрыгивающим в трепете сердцем. — я в порядке. — если ты не готов, то всё хорошо. ты не должен себя заставлять. — я готов. я хочу. — ханбин знает, каким нуждающимся он звучит. хао ему необходим, как кислород. и это глупо. любовь не должна граничить с зависимостью. но ханбину нужен хао. нужен нужен нужен нужен нужен. смертельно необходим. это как столкновение одной реальности с другой. только в одной из них: ты всеми силами пытаешься удержать себя в сознании, уберегая мысли от по-настоящему страшной действительности. а в другой: ты стоишь на пшеничном поле, собирая деревянными пальцами в моток пряжу от чужого-родного розового свитера, который остается свисать с плеч. и самое удивительное: столкновение этих реальностей не заключается в уничтожении пространства между их губами и телами. это столкновение душ. и ханбин чувствует себя собой, сливаясь с хао в единое целое. хао расцеловывает его лицо, легкими прикосновениями подушечек очерчивая линии на его спине. он медленно расстегивает молнию на бежевых шортах ханбина. пружины матраца жалобно ойкают под движениями их тел. холодные пальцы старшего проходят по его животу, после проскальзывая под резинку его трусов. ханбин приглушенно стонет, чувствуя, как хао обхватывает его член. — хао… — ханбин, я очень хочу этого. — хао выдыхает ему в ухо, несдерженно прижимаясь пахом к бедру младшего. — я хочу тебя… — ханбин толкается ему в руку, — всего. и хао отстраняется, чтобы стянуть с себя футболку, отбрасывая её в дальний угол комнаты ханбина. и тот делает тоже самое. они раздеваются неторопливо, пересекаясь короткими смущенными улыбками. оставшись в белье, они снова взбираются на кровать, обмениваясь нежными поцелуями. — это твой первый раз? — хао чмокает его в щечку. — да. они сидят на нежно-голубых простынях напротив друг друга. — если что, я чист. во всех смыслах. — хао чмокает его ещё раз. — я тоже чист. — конечно ты чист, глупенький. я твой первый. — хао хихикает и мягко кладет ладонь на его щеку, — ты такой милый. ханбин ничего не отвечает, лишь улыбается в ответ. хао с любовью смотрит на него ровно три секунды, чтобы вспомнить что-то важное. — ой! я забыл кое-что в своем рюкзаке внизу. сейчас быстро сбегаю! и ханбин, медленно моргнув, не успевает проследить за умчавшимся парнем в одном нижнем белье. хао, звонко топая по паркетному покрытию, быстро возвращается в комнату. он держит в руках полоску презервативов и округлую бутылку смазки. — без них никуда. — подмигивает. неудивительный факт: многие люди привыкли думать, что секс — это про жгучую страсть и желание. конечно, многим это подходит. но сейчас ханбин не чувствует, что ему нужно спешить в этом и зацеловывать хао до боли в легких. между ними всё протекает комфортно и нежно. и это ощущается правильно. они изучают друг друга. они хотят почувствовать друг друга. они хотят куда больше, чем довести себя и партнера до животной разрядки. ханбин расцеловывает его плечи, пока хао тщательнее растягивает себя пальцами, заведя руку за спину. старший рвано выдыхает, почувствовав, что этого достаточно. он кивает ханбину и ложится на кровать, удобнее устраиваясь. в этот момент состояние ханбина, если честно, граничит с волнением и страхом. но так бывает. он успокаивает себя и снимает последнюю оставшуюся на нем вещь. он нависает над хао, заглядывая в хрустальные карие глаза. хао притягивает его к себе ближе, целуя крепче. ханбин чувствует облегчение и отвечает на поцелуй, приоткрывая губы и ощущая влажный язык на своем. несмотря на то, что они оба чисты, из соображений логики и безопасности, ханбин разрывает тонкую упаковку презерватива, натягивая на себя дрожащими пальцами, и распределяет смазку по всей длине. он входит медленно, следя за реакцией старшего. брови хао изламываются, и блестящие от слюны губы приоткрываются в немом стоне. ханбин пытается облегчить жжение и тупую боль, целуя везде, где только дотянется, и особое внимание уделяя шее и ключицам. ханбин двигается до конца и останавливается, давая привыкнуть к размеру. — как ты? — младший смахивает челку с его глаз. — а ты и впрямь большой. — шипит хао. — это плохо? — ханбин целует его за ухом. — это просто ахуительно. — и протяжно стонет, когда ханбин слегка потирает бедрами, — блять, ханбин, я готов. прошу, двигайся. и он проникает мерными толчками, чувствуя, как хао слегка сжимает его внутри. ханбин тяжело дышит ему в шею и, не отдавая себе отчета, присасывается к коже, покусывая и облизывая. хао стонет громче, двигая бедрами ему в такт. у хао рассыпаются звезды в глазах, когда ханбин наконец попадает по простате. — ханбин! — он выгибается, мыча от наслаждения, — ханбин, ещё! не меняя направления, младший продолжает толкаться, увеличивая скорость и силу. хао стонет выше, царапается и кусается. — хао… хао, я сейчас... — ханбин близок. поэтому он помогает старшему рукой, быстро надрачивая истекающий от смазки член. хао кричит его имя на выдохе, получая оргазм. и ханбин, глубоко всадив ему на последнем толчке, кончает со стоном. — это было... пиздецки невероятно. — хао вытирает пальцами испарину на лбу. ханбин медленно выходит из него и снимает презерватив. он держит его в руках и с растерянным выражением лица поднимает глаза к хао: — как мне его завязать? хао хрипло смеется, в неверии качая головой. — ты бесподобен. — он забирает использованную вещь из его рук и завязывает в узел. — чтобы я без тебя делал. — мягко улыбается младший. — вот именно! — хао гордо вскидывает подбородок, получая быстрый ханбинов поцелуй. с ним ханбин чувствует всё и даже больше. и этого достаточно, разве нет? // они стоят на этом поле — месте, в котором случайно друг на друга наткнулись, пока слабый ветер заставляет колокольчики, ирисы, васильки, маргаритки, незабудки, орхидеи и жимолости пританцовывать. хао говорит, что влюбился в разносторонность этого поля — ханбин отвечает, что влюбился в разносторонность его видения мира. в темноте летней ночи фантазия ханбина под воздействием серотонина представляет образ хао в белой тонкой рубашке собирающий незамысловатые букеты. на языке чувствуется когда-то брошенная фраза, ставшая началом их первого разговора. нет, не совсем их началом, а первым столкновением. и ханбин крепко держит его за руку, чувствуя как их общее тепло согревает. даже если июльский воздух достаточно зноит пространство. рядом с хао лето перестает казаться грузом. сейчас ханбину легко, и ему не хочется думать о том, что будет, когда это лето закончится. звезды, как крошечные лампочки, один за другим загораются: их свет спустя множество тысяч световых лет доходят до их общего взора. но ханбин даже не смотрит на иссиня-черное небо, ему гораздо важнее, как они отражаются в темных и хрустальных глазах хао. хао вздрагивает от легкой прохлады, хотя ханбин предупреждал, что ночью щеголять в шортах — не самая лучшая идея. — какой твой любимый цветок? и почему? — хао переводит взгляд на цветы, сплошь окружавшие их. — раньше одуванчики. потому что они всегда у всех на виду, потом трансформируются и улетают от любого дуновения. я думал, что это очень на меня похоже, знаешь? — он говорит это с абсолютной честностью, — сейчас я думаю, что ромашки. — это из-за сакуры? — старший успевает уловить тоскливый блеск в его глазах. — ну, — ханбин тянет уголки губ, — по большей части — да. но кюбин сказал мне, что на языке цветов ромашка значит "терпение и энергия". а юджин поделился, что ромашки у него ассоциируются с теплым летом и искренней любовью к родным. — тебе подходит, ханбин. у хао взволнованно трепещут ресницы. в молчании слышен лишь тихий свист ветра, играющийся с травой и цветами. так успокаивает. глаза хао тоже успокаивают, ханбин не может оторваться. он смотрит уже не только на отражение россыпи звезд — он заглядывает в душу. они не отпускают руки друг друга. им о стольком нужно рассказать, но и тишина позволяет узнать о человеке больше, чем о нем можно представить. всё хорошо, пока они рядом. звенящее лето, цветочное поле, звездное небо. всё имеет значение только вместе с ними. даже если это их общее когда-то закончится. даже если конец наступит через час, день, месяц. ханбин просто хочет раствориться в звездах, где-то между этой ночью и глазами хао. / юци когда-то сказала ему, что несгибаемость, если уж не согнет его, не сломает, так уж погубит точно. хао упрямый. был таким сколько себя помнит, и сколько его знают другие. а ханбин такой податливый, такой нежный, что его не хочется ломать под себя. хао бы никогда не стал. не только потому что он не хочет делать больно своему любимому человеку, а ещё и из-за понимания, что с ханбином так не получится. хао знает: ханбин строит стену из своего недоверия, но те, кого он пустил за эту ограду, попросту не могут повлиять на него. ханбин такой, какой он есть. он не зависит от обстоятельств, людей, времени. он просто идет, идет, идет, идет, идет, пока не почувствует, что стер ноги в кровь, и остановится, чтобы потом снова пойти дальше. но при всем этом, он держит нить связи со своими людьми. ханбин не один, никогда им не был. он всего лишь топчет свою собственную тропу. и безумно тяжело видеть, как он уничтожается, потому что хао придется уехать. уже завтра. хао ловит каждый его полный прощания поцелуй. комната пропиталась запахом бергамота — ханбин поджег благовоние, но это не успокаивает его подрагивающие ладони, в которых он держит лицо хао. это больно. — не забывай нас. — я не забуду. это больно. — ты — мое лучшее лето. — ханбин… — судорожный вдох, — ты — мой лучший. это чертовски больно. — я люблю тебя, помни об этом. — и я люблю тебя. ох, ханбин… ханбин сцеловывает его горячие слезы. и хао отпечатывает на сердце его мягкую улыбку, одновременно полную трепетной любви и тоскливой горечи. ханбин целует его снова перед тем, как хао садится на автобус. может, это было крайне опрометчиво отдавать свое сердце человеку, который будет рядом лишь на одно лето, но они не жалеют. нет, совсем нет. ханбин снова обретает смысл в лете. хао снова обретает смысл в людях. они обретают смысл в друг друге. / когда люди принимают очень важное решение, которое скорее всего поведет за собой сильные перемены во всей жизни целом, то они почти всегда учитывают различные факторы и обстоятельства. когда ханбин принимает такое решение, то он понимает-чувствует, что готов что-то изменить в своей жизни. ханбина здесь держат только его люди, и дом, наполненный воспоминаниями о том хорошем времени, когда он проводил его с любимыми. его бабушка говорила, что изменения — это неимоверно важно, потому что всё вокруг меняется, и людям стоит идти за этим случайным направлением, даже если трудно и непривычно, то это попросту необходимо — это неотъемлемая часть жизни. поэтому ханбин впервые за долгое время звонит своей маме. когда она берёт трубку, то его почти накрывает волной слез, потому что он не слышал её голоса уже очень, очень давно. — ханбин? как ты? — она звучит устало. — да, мам. это я. у меня всё хорошо. а вы как? — он кусает губу и не понимает, почему его внутренности сжимаются от тоски и обиды. — у нас всё хорошо. я удивилась, когда ты позвонил. что-то случилось? "да, мам. почему я могу звонить или получать звонки от тебя, только если что-то случается?" ханбин — не вырос. ханбин — всё ещё ребенок. — да. — сглатывает, — я уезжаю. — куда? к нам? — голос из динамика его телефона раздается слишком удивленный, — ханбин… — нет, не к вам. я собираюсь в китай. — что? что ты там будешь делать? тебя там кто-то ждет? ханбин, подумай хорошенько. — мама, это мое окончательное решение. я звонил, чтобы предупредить. — он проводит рукой по волосами и прикрывает глаза. — ханбин, серьёзно, зачем тебе это? — мама. — с нажимом вторит ханбин, — я это решил. и этого достаточно. передавай привет отцу. и скажи арым, что она всегда может позвонить мне, если я ей когда-нибудь понадоблюсь. хорошо? — ханбин, ты знаешь, что мы тебя любим? "любовь не выражают так, как вы." — да, мам. я пошел. он завершает звонок и выдыхает с легким облегчением. всё прошло проще и быстрее, чем ему казалось. но горький осадок всё равно остается. и ему в любом случае приходится прощаться со своей другой семьей. более близкой. кюбин всё принимает, хотя в его зрачках плещется печаль, но он достаточно взрослый, чтобы понять и поддержать. кюбин как никто другой умеет чувствовать других. а юджин сначала злится, и в своей злости плачет, закрыв лицо руками. а когда успокаивается, то просит его не курить и никогда, ни при каких условиях не игнорировать звонки и сообщения от них. ханбин знает, что сюда вернется, и не один раз. он знает, что уезжает отсюда не навечно. потому что вечного не бывает. кстати, о ёнджуне. музыкальный магазинчик он тоже посещает. прощается только с бомгю и тэхёном, ведь синеволосого там не оказывается. ёнджун сам к нему приходит, как тогда. — а ты смелее, чем я думал. — первое, что он говорит. — почему это? — ты не жертвуешь чем-то. ты просто делаешь, что считаешь нужным. — ёнджун с особой нежностью треплет ему волосы, — я надеюсь, что это приведет тебя только к хорошему. только к счастью. — спасибо, хён. — улыбается. — будь на связи, договорились? — конечно. и самое главное, что ханбин должен был сделать перед уходом, это посетить кладбище. он вытирает могильную плиту от накопленной пыли. и оставляет букет ромашек, который сам нарвал на излюбленном цветочном поле. ханбин шепчет одними губами "до встречи" и впервые не плачет. говорят, что со временем горе от утраты становится легче. но ханбина это чувство не оставит — оно всегда будет с ним, потому что нет ничего хуже забыть о любимом человеке, который сделал для тебя больше, чем кто-либо ещё. шрамы на душе не сойдут, и тоска будет теплится у него под глазами, полными слез. ему всё ещё будет больно каждое первое июня, но лето — уже закончилось. и для ханбина всё только начинает меняться. / — и какого это быть любимчиком наших студентов по обмену? — куаньжуй, его близкий друг и одногруппник, хмыкает, закидывая руку на плечо хао, — твое знание корейского — это их спасение. — они все хорошие ребята. — чжан хао пожимает плечами, — вот тэрэ так вообще самый умный в группе. он мне по душе. — ага, вот только он никому не помогает, как ни проси. — кроме джунхёна. — именно! — куаньжуй щелкает пальцами, — они вдвоем такие разные, но всюду ходят парой. что-то между ними точно есть. — тебе лишь бы посплетничать. — у него вырывается смешок. — я хотя бы стараюсь как-то себя развлекать в этой серой унылости учебных деньков. в утреннее время в кафешке около их университета почти никто не ходит. поэтому они заранее решили позаниматься тут перед парами. и почему-то сегодня хао ощущает что-то странное. как будто что-то должно случиться. возможно, это потому что ханбин целый день ему не отвечает на сообщения. хотя, такой расклад можно списать на то, что в деревне плохо ловит сеть. прошло всего две недели, с тех пор как он уехал. ему безумно тоскливо и одиноко. но хао очень старается, чтобы сдержать обещание самому себе: сохранить чувства. но расстояние — это тяжело. это отличается от того, чтобы чувствовать его руки на своих бедрах и получать легкие поцелуи в шею; от того, чтобы ловить его "доброе утро" и "сладких снов" прямо в губы; от того, чтобы нежится под подушечками его пальцев в волосах, пока они вместе смотрят фильм; от того, чтобы держаться за руки в нелепом танце, пока играет диск какой-то группы, который одолжил им бомгю. это не рядом. сообщения и звонки с этим не сравнятся. и это всё ещё больно. — хао? ты чего завис? — куаньжуй тормошит его за плечо. — а? что такое? — мне кажется, тот парень какой-то криповый. — куаньжуй указывает на столик в противоположной стороне кафе, — он смотрит на тебя уже три минуты, не отводя взгляда. когда хао поворачивает голову, то его душа незамедлительно уходит в пятки. ускорившийся стук сердца отдается в ушах. он, ни слова не говоря куаньжую, пересаживается на тот столик. — какого хуя ты тут забыл, сон, блять, ханбин? — я приехал. к тебе. — он мягко улыбается, и старший чувствует, как все внутри плавится. — как ты узнал, что я тут? ханбин кивает на куаньжуя. — я узнал номер твоего друга через цюаньжуя. — вы это спланировали? — ахает. — сюрприз? — а я то думаю, почему вдруг этот дурак решил собраться пораньше. — нервно хихикает хао и встречается глазами с младшим, — блять, ханбин, я тебя сейчас поцелую прямо тут. — я бы очень этого хотел. — признается сон, и его теплеющая кожа украшает приподнятые в улыбке щеки. — я не верю, что ты здесь. это кажется мне сном. — хао-гэ. — ханбин протягивает ему свою ладонь, и старший сразу же за неё хватается, — помнишь, ты спросил меня, что я загадал на свое день рождение? — помню. — я загадал быть счастливым. — ханбин сжимает его руку в своей, — и я здесь, чтобы исполнить свое желание сам. и мне не нужна никакая вселенная, судьба или магия, чтобы хотеть быть рядом с тобой. ты — мое собственное счастье. у хао приоткрывается рот от удивления. у него дрожит подбородок и глаза заполняются слезами. он всхлипывает и поднимается со стула, младший следует за ним. — ханбин, я тебя люблю. — хао обнимает его, утыкаясь носом в шею, — спасибо, что ты есть. — и я тебя люблю. — ханбин гладит его по волосам и отстраняется, чтобы коротко прижаться к его губам. — давай будем счастливы. — вместе. ханбин держит в руках его лицо, вытирая хрустальные слезы. они улыбаются друг другу. в надежде сдержать обещание. в желании быть рядом. в уверенности, что сейчас — они счастливы. страх чего-то большего делает нас маленькими. поэтому мы редко делаем значимого и значительного, чтобы получить бóльшее счастье, и довольствуемся малым. ведь весь мир такой огромный. и, может, в нём стоит иногда отступить от своих принципов и сорвать цветы? может, просто стоит снять с себя ограничения и позволить делать выбор в пользу себя и своего счастья? пробовать новое или держаться старого — наш выбор. но за каждым, даже самым крошечным шагом следуют изменения. только вопрос в том, осчастливят ли нас привыкания или адаптации? честно? я не знаю. но я всей душой верю, что собственное счастье можно обрести, если следовать за ним и ни за что не отпускать. потому что в этом огромном мире вся наша жизнь — только в наших руках.