***
Забавно, что Тав решила, будто он просто сбежит. Астарион выпустил стрелу в ничего не подозревающего кролика. Ох, чего бы он ни отдал за еще одного медведя... И еще больше, окажись тот Хальсином… Конечно, он думал об этом. Особенно в первые дни. Потому что наблюдать, как Тав металась между всеми, пытаясь организовать их банду лунатиков, было почти невыносимо. И еще хуже, когда она все больше увязала в чужих проблемах. Он готов был молиться, чтобы на их пути больше не попалось ни рощ, ни друидов, ни тифлингов. Но потом он разглядел в ней что-то особенное и будто близкое. Она словно балансировала все время. Не говорила ничего, что можно было бы использовать против нее, не давала пустых обещаний, не творила ни добра, ни зла, а просто... выживала и тем самым помогала выживать другим. Ох, какое дивное представление было тогда в лагере, когда Лаэзель накинулась на Шэдоухарт. Он бы с удовольствием понаблюдал за результатом той схватки. Издалека, конечно же. И пойди что-то совсем не так, тут же бы сбежал в ночь. Но Тав, Тав усмирила бурю одними словами. И ее не испугала ни кипящая ярость Лаэзель, как не перевесила чашу весов их с Шэдоухарт, казалось, искренняя дружба. И даже к утру не пролилось ни единой капли крови кроме, ну, ее собственной. Одна мысль о крови Тав сделала кролика более приемлемым. Ох, ее кровь. С первого укуса стало понятно, что больше никогда он не станет пресмыкаться перед Касадором. Лучше уж смерть. Стать иллитидом — не лучше, но Тав пообещала отрубить ему голову раньше, и в этом он предпочитал ей верить. По крайней мере, сейчас. Ведь верить он не умел. Та встреча с гурцем — Гандрелом — до сих пор вызывала зудящую боль в клыках, сколько бы он ни скалился в попытке прогнать страх. Он все ждал, и ждал, и ждал, когда Тав избавится от него как от неудобного обстоятельства — о, это она тоже умела, как оказалось позже в вырезанном лагере гоблинов, — но вместо этого она просто кивнула. Удовлетворила его просьбу. И даже не поморщилась, когда он вогнал свой кинжал в череп незадачливого охотника на монстров. Еще никто и никогда не делал для него столько в его не-жизни, как Тав. Сперва ежедневный доступ к ее крови, потом принесенный в жертву гурец. Именно в этот момент он решил, что хочет ее. Хочет заручиться ее безоговорочной защитой и покровительством. Хочет ее для себя, ведь именно с ней он мог бы выжить. Он готов был утащить ее в ближайшие кусты прямо там, на вонючем болоте, и сделать для нее все; все ради своего места под солнцем. Кролик иссяк раньше, чем его голод, оставив после себя лишь непримечательное послевкусие и шерсть меж зубов. Тушка отправилась в рюкзак к двум другим. Зачем ему было уходить от нее сейчас? Прогони она его или откажи в крови и своей кровати — тогда бы он подумал, очень хорошо подумал. Ведь только Тав не находила в его клыках ничего предосудительного. Видела в нем что-то помимо них. И видела порой слишком много на его вкус. Астарион не переставал ей удивляться. О, как она разозлилась на блестящего, благородного, до зубного скрипа во всем правильного Уилла, когда посреди ночи, когда все спали, в лагере объявилась дьяволица, и вскрылся его контракт. Бедняга несколько дней боялся смотреть Тав в глаза после этого, уморительно! Или когда в неудобный момент вскрылась правда про сферу — бомбу замедленного действия — Гейла? Каждый раз отдавая ценные артефакты ему на поглощение, она будто вела счет в голове. И сколько всего она высказала им по поводу их вранья... Но его она спросила лишь об одном — почему он не сказал ей раньше, — и больше не возвращалась к этому вопросу ни разу. Отвернись она от него, и как скоро Уилл обнажит клинок, а Шэдоухарт запустит каким-нибудь священным огнем? Без Тав группа просто разбредется кто куда, если все не поубивают друг друга раньше. Поэтому она была ему нужна... Астарион в очередной раз за вечер сглотнул неприятный комок сожаления. Почти непростительный промах. И да, возможно, сегодня он слишком увлекся, высказывая свое бесценное мнение, но глупости это не отменяло. Все же детальное планирование — не его конек. Он остановился на опушке, вслушиваясь в шорохи сумеречного леса. Астарион точно что-то слышал, но когда уже хотел отвернуться и пойти в другую сторону, из-за поросли показался осторожный олень. Отлично. И если бегать за кроликами ниже его достоинства, то на олене точно можно было выместить всю свою фрустрацию. Сливаясь с тенью, не издавая ни звука, Астарион начал тихо огибать животное по дуге, стараясь не потревожить ни единой ветки или сухого листа. Голод все еще неутолимо ревел в нем, заставляя каждый мускул и связку натягиваться в преддверии смертоносного броска. Ему не нужны были стрелы и кинжалы, ведь клыки были не менее убийственны. От одной мысли как он погружает их в тугую плоть, прогрызая сухожилия, чтобы добраться и разорвать главную артерию, когда даже не нужно прикладывать усилий, чтобы горячая кровь сама заливалась в его не знающее насыщения горло, рот заволокло слюной. У оленя не было и шанса. Астарион только глотал и глотал, зарываясь клыками глубже, и с каждым вздрагиванием тела в попытке вырваться из его хватки оленье сердце выбрасывало еще больше приправленной адреналином крови в его жаждущий рот. Он был ненасытным, почти диким, все еще голодным настолько, что даже не пытался есть аккуратно. Иссушив оленя до последней капли, он вытер рукой лицо, но не стал слизывать остатки с пальцев. Жажду это не утолит. Животная кровь ничто в сравнении с той, что струилась по венам разумных существ. А по венам Тав разливалась чистая эйфория. Астарион не знал, с чем это было связано наверняка, но все же предпочитал думать, что все дело в ее согласии. В том, как наивна она была, дав сделать тот самый первый глоток. Глоток, который окончательно разделил его не-жизнь на до и после. Он уже мог сравнивать: он пил и гоблинов, и людей, и эльфов, и кого еще только не — всех, до кого мог дотянуться клыками. И скольких еще он выпьет после... Но кровь Тав — она все еще была эталоном. То, с какой легкостью она снова и снова подставляла ему на пробу разные вены и артерии, поражало; и даже внутри самой Тав была разница. Запястье не более чем перекус, кровь была медленной и менее насыщенной. Шея же полноценное блюдо — кровь густая и яркая и такая близкая к сердцу, что от одной мысли он становился счастливее. Но бедренная артерия стала для него любимым десертом. В первую ночь, когда она рассыпалась под ним в оргазме от одного лишь языка и пары пальцев, он не устоял и погрузил клыки в ее бедро. Казалось, что сама кровь взорвалась фейерверком вкусов на его языке в такт ее бешеному пульсу, стонам и содроганиям под ним. Быть с Тав, внутри Тав внезапно оказалось проще, чем обычно. Настолько, что впервые за долгое время он получил подобие удовлетворения. Пить Тав и одновременно трахать её...заземляло. Он не мог сбежать мыслями, потому что всё, о чем думал в тот момент — насколько хороша становилась кровь с каждым толчком в неё. Он растягивал свое удовольствие и одновременно дарил его ей. Он не мог расслабиться до конца, ведь тогда попросту бы выпил ее, и эта эйфория закончилась бы, оборвалась вместе с её жизнью — этого он позволить не мог. Но с её новым оргазмом, новым вкусом на языке, он и сам не понял, как кончил. Тав перетащила его за грань вместе с собой. И ему впервые за долгое время было... почти хорошо. Астарион был настолько шокирован произошедшим, все еще полный сил и бесконечного желания большего — новых вкусов и давно позабытых, по-настоящему приятных ощущений, — что бросился продолжать. Завоевывать Тав еще больше. Предлагать ей все, в чем он был действительно хорош, лишь бы получить её, завладеть ею полностью. Но из-за невозможности пить ее дальше без риска для неё самой он все же в какой-то момент сбежал мыслями из реальности. Спрятался от тысячи похожих — таких гнетущих и мерзких — воспоминаний, навеянных не то простым касанием, не то ее слишком крепкими объятиями. И она заметила. Конечно же она заметила это! Это все усложняло. Не потому, что он не мог исполнять свою часть — о, всегда мог, и мастерски. Двухсот лет хватило бы даже багбиру на оттачивание любого навыка. Флирт, соблазнение, секс стали его инструментами давно, а Астарион привык быть лучшим в том немногом, что ему осталось. Да, он был марионеткой Касадора от пальцев ног до кончиков ушей — о, Касадор позаботился, чтобы Астарион выучил свой урок — но что не всегда мог отнять даже его чертов хозяин, так это крупицу выбора. Той немногой власти, что ему иногда оставалась. Кого соблазнять, где и как. Поэтому секс не приносил ему удовольствия, став больше простым набором выверенных и отточенных движений, но считывать людей, угадывать их потаенные желания, совращать и заставлять мечтать о хотя бы еще одной минуте в его объятиях — это стоило его усилий в короткий миг свободы и абсолютной власти над существом под ним. Ровно до того момента, пока не появлялся Касадор, и Астарион не становился соучастником и исполнителем его преступлений, оставлявших после себя лишь привкус грязи, гнетущего стыда и мерзких крыс. Там, на лесной поляне, лежа с распластанной и спящей на нем Тав, Астарион не мог позволить себе ни сна, ни транса. Он все ждал, и ждал, и ждал, что Касадор выплывет из любой тени и заберет ее. Снова заберет его. Секунды ожидания неотвратимого складывались в минуты, затем в часы, пока солнце не замаячило на горизонте, изгоняя каждую тень. И как же рад он был этому теплому, спасительному солнцу. Пока Тав не проснулась и не начала задавать вопросы о нем самом… Астарион осмотрелся. Простиравшаяся ночь была некрасивой. В отсутствии лунного света каждое дерево, каждый куст расплывались рваными черными пятнами на грязном серо-буром фоне, окружая его неподвижной стеной из затаившихся угроз. Даже звезды почти не сияли, а будто испуганно поблескивали то тут, то там, подобно блеску маленьких глаз зверья вокруг него. Сверчки в бесконечном трепе глушили и скрывали шорохи, поглощая, превращая его в такое же безмолвное черное пятно на общем фоне унылой убогости. И если он понимал, знал, что с первым лучом солнца день может стать лучше, то чего ждать от Подземья? Бесконечный каменный свод над головой вместо синего неба будет тем же гробом, только вряд ли он сможет дотянуться до него пальцами, чтобы сорвать ногти в попытке выбраться. И пусть Тав обещала, что они не задержатся там надолго, гнетущее чувство отказывалось отступать. А еще этот голод... Вряд ли он найдет там даже белку, не то что медведя или оленя. Помимо беспробудной тьмы Подземье снова обещало ему голод. Если только они не наткнутся на гномов? Или других дроу… А, может, дело было не только в крови? У него никогда не было дроу. Во Вратах Балдура они встречались редко, и если ему приходилось с ними пересекаться, то они бы быстрее сами засадили ему нож меж ребер, чем он успел выдать хоть какую-то из своих коронных фраз. Он не помнил истории, только общие черты про вражду между их расами, но этого было достаточно, чтобы он держался от них в стороне. Но Тав… Астарион ухмыльнулся иронии. Тав в слишком многих смыслах была его первой. Первая настоящая кровь, первая дроу, первая любовница не на одну ночь, первая, кто видел больше других. Тогда, на вечеринке тифлингов, все были настолько пьяны и воодушевлены своим бессмысленным геройством, что не пригласить ее к себе было бы безрассудным с его стороны. Желающих провести с ней ночь было слишком много, а Тав точно не собиралась оставаться одной. И все же он медлил. После первой ночи он не был уверен, в чем именно она его заподозрила. Точно не в обмане, ведь он не обещал ничего кроме бесстыдной животной страсти. Но ее точно заинтересовали его шрамы. А прямой вопрос «понравилось ли ему» выбил почву из-под ног окончательно. Ответь он ей хоть сто раз, что он просто не рискнул теряться в моменте, теряться в ней, он по глазам видел, что она бы не купилась. Поэтому он не спешил приглашать ее снова. Ровно до того момента, пока она не направилась в сторону Гейла… Астарион думал, что будет сложнее. И точно хуже. Он уже представлял, как тяжело будет заставить себя концентрироваться на ней, на моменте, чтобы не сбегать в безопасные углы сознания, и все ради того, лишь бы она больше ничего не заподозрила. Но он точно не ожидал, что Тав, похоже, поставила себе иные цели. Стоя перед ним на коленях, то и дело скользя ртом вдоль члена, Тав с довольным почти мурлыканьем заглатывала его с каждым разом все глубже и так мучительно медленно водила языком по спирали, прежде чем губами — всегда окрашенными в красный — снова не срывалась к основанию, раз за разом вырывая из горла Астариона настоящие стоны, пока ее собственное удовлетворенно вибрировало в унисон. И он готов был поклясться, что она улыбалась в те моменты. Он не мог концентрироваться, но точно был в каждом моменте с ней. Когда терялся в ее полных хитрости глазах, смотрящих на него снизу вверх, только и ждущих, когда он снова угодит их в плен. Когда зарывался пальцами в ее разметавшиеся волосы, притягивая ее еще ближе, до самого упора, и подолгу не отпуская, ведь она упрямо отказывалась дать понять о каком-либо дискомфорте. Когда взывал к случайно подслушивающим их богам, если она в очередной раз вытворяла своим языком и губами что-то воистину греховное, и ко всем дьяволам, ведь пару раз она легко скребнула зубами, стоило ему отвлечься, пусть и на короткие секунды. В эти секунды Астарион так и не вспомнил, когда кто-то дарил удовольствие ему. Поэтому отказывался отвлекаться хоть на что-то. По крайней мере, до того момента, пока Тав, довольная собой, не утянула его вниз и не решила быть сверху. Он застыл совсем ненадолго, но достаточно для нее, чтобы тоже замереть. Он уже видел вопрос в ее глазах, зарождающееся подозрение, и пока она окончательно не скривилась бы в жалости, он перевернул ее, подмял под себя всем весом и впился в ее рот, лишь бы она не озвучила ни единого вопроса. Тав поддалась сразу. И больше не делала ничего такого, что ему снова захотелось бы отвлечься. Ее руки редко и почти невесомо скользили по телу, ни разу так и не задев спины, но больше зарывались в волосах, и Астариону это скорее нравилось. Не было ни крепких объятий, ни неудобных вопросов. И со временем он просто потерялся в ней снова. Потерялся настолько, что каждый стон вызывал в нем только голод и желание продолжать и срывать новые звуки с ее губ. Он уже кружил языком внизу ее живота, когда она вдруг остановила его и сказала, что он не должен ей ничего в ответ. Даже не задумываясь, Астарион на удивление искренне ответил, что просто хочет свой десерт. И тогда уже его собственное имя на ее губах звучало певучей молитвой. Когда она просто ушла ближе к заре, так ничего больше не сказав и не спросив, он почувствовал одновременно и облегчение, и сожаление. Определенно, не все дело было в ее крови. Но в чем же тогда? Ответ его не очень-то и интересовал, пока все шло по плану. А для этого… Астарион вышел к ручью, чтобы привести себя в порядок. Вряд ли Тав оценит его «извинения», неси от него животными и кровью. Да и в олене он измазался чуть меньше, чем полностью. Безлунной ночью ручей журчал почти черной водой, и он помедлил, все еще до конца не привыкнув, что бегущая вода больше не жалила и не обжигала кожу. Но если у него и была вечность в запасе (личинки в мозгах не в счет), про Тав такого сказать нельзя. Вода лизнула кончики пальцев, так и не укусив. Слишком увлекшись охотой и собственными мыслями, Астарион плохо следил за временем. Неизвестно, сколько именно часов он провел в лесу. Но, вероятно, достаточно, чтобы Тав успела сделать свой ежедневный обход в лагере и поговорить со всеми. И даже Гейл не смог бы трепаться о своих проблемах так долго. Возможно, она все еще ждала его возвращения… Но даже если нет, это было вовсе не так уж плохо. Его устроит любой вариант. Тем более, всегда было весело играть в своеобразную игру «сделай что-то, не разбудив». Обычно это касалось его особенно поздних ужинов, но исключения никто не отменял. Тем более, по-настоящему спала она редко. И никогда достаточно крепко. Оттого играть становилось только интересней с каждым разом... Вода, вероятно, была ледяной, но для него это не помеха. Тав же, привыкнув, редко вздрагивала больше одного раза в ответ на его прикосновение. Это ему не нравилось, но мертвецки холодная кожа, как и голод, шла в комплекте с клыками. Имейся способ что-то изменить, он бы точно захотел его заполучить, как и полную свободу, и голову Касадора, и, может, какой замок с парой набитых золотом сундуков и хорошим винным погребом, но Астарион давно научился работать с тем малым, что ему оставалось. А еще не надеяться и не верить. Правда, он все же надеялся, что Тав не злилась на него так сильно, как он предполагал. И предпочитал верить, что ему не придется заслуживать прощение способами, о которых потом захочется забыть. В тускло освещенном почти прогоревшими углями лагере было необычно тихо, правда, не долго. Стоило ему приблизиться, как навстречу выбежал громко и беспокойно ухающий медвесыч в компании менее взволнованного зевающего пса. Он быстро отдал им по тушке, а оставшуюся закинул в ящик с припасами. Лаэзель, видимо, оставшаяся в дозоре, встретила его коротким кивком, прежде чем снова пойти на новый круг. Зверье всегда было ему радо больше некоторых. Астарион надеялся, что все же смыл всю кровь с лица, но спрашивать об этом гитьянки не собирался. В такие моменты зеркал ему не хватало особенно. Он обвел себя и палатки вокруг внимательным взглядом. Все же зря Шэдоухарт не сменила свое место… Набрав в легкие ненужный воздух, почему-то имевший непривычный запах, Астарион зашел в палатку к Тав и замер. Гейл… Его не было там во плоти, но все говорило о том, что в Тав он точно побывал. Раскинувшись на спине, она, казалось, по-настоящему крепко спала, как после их первой ночи, только в этот раз вымотал ее вовсе не он сам. Чертов фокусник даже не позаботился о том, чтобы укрыть ее как следует. Волосы разметались по подушке, полностью расстегнутая рубашка не скрывала под собой ничего, кроме обнаженной лилово-пепельной кожи. И только засохшее пятно, определенно спермы, поблескивало в тусклом свете внизу ее живота. Что ж, хотя бы лицезреть, как она выращивает в себе маленьких подобий гейлов, ему не придется. Астарион скривился. Ему-то она не запрещала кончать в себя. Но раз она решила сменить его на, мать его, Гейла, эта мысль не особо радовала. Видимо, он недостаточно оценил свой промах. Десяток глаз глумливо пожирал его взглядом с татуировки раскинувшегося бехолдера на ее шее, а он только коротко сжимал кулаки, глотая воздух, напитанный их запахами. Скажи он ей сразу, почему не хотел идти в Подземье, сложилось бы все иначе? Но для этого нужно было признаться... Да и какая теперь разница? Уж кто, а Гейл точно не станет делить ее с ним. Его эго не выдержит такого испытания. Да и Тав крутилась рядом с тем почти каждый вечер, болтая обо всем на свете. И даже иногда смеялась. Возможно, она и правда испытывала к тому какие-то чувства? Ведь сам он не обещал ей ничего, кроме развлечения. Теперь ее вопрос про «ты же вернешься» отзывался совсем иначе. Похоже, она просто хотела лучше спланировать свой вечер веселья. И не говорила с ним большую часть времени только потому, что мыслями была с Гейлом. «Некромантия Тхая» не более, чем утешительный приз. Наверняка, за те полтора часа, что их не было, они не только загадки разгадывали. Он бы точно не упустил такой возможности, окажись они наедине… Последнюю мысль Астарион все же прогнал. Когда он поцеловал ее перед уходом на охоту, Тав пахла как всегда прекрасно и только собой. Ее запах он знал точно. Да-а-а, Тав удивляла его как никто другой. Но и слов своих она все же не забирала. Он все еще мог ее пить. По крайней мере, сегодня. Астарион подошел к ней ближе и снова скривился. Гейл... На месте его привычного укуса краснел засос. Это уже было за гранью… Чего он не любил, так оставлять на Тав лишних отметин. Ей и так хватало собственных, все еще бордовых шрамов, поэтому в укусах он был аккуратен и целил в одни и те же места. И весьма успешно. Засос точно давал понять, что больше Гейл не позволит ей кормить его. Но сейчас Гейл ничего не решал. Это было между ним и Тав. Сегодня. Астарион отбросил ее пряди в сторону, и только веки коротко вздрогнули в ответ. Так было даже лучше. Говорить им было не о чем, намеки он понимал весьма сносно, тем более такие очевидные, а потому и будить её не за чем. Он заскользил пальцем вдоль края ее распахнутой рубашки. Бедро тоже было вне доступа. Портить ее кровь привкусом размазанного Гейла? Мешать сладость последнего ужина с подобной дрянью он точно не собирался. Пальцы легко остановились на ее запястье, отсчитывая размеренный пульс под парой почти заживших отметин. Астарион хотел большего. Что ж, Гейл начал первым. Астарион с удовольствием посмотрит на выражение его лица, когда тот обнаружит, где он оставил свой след… Он отвел рубашку в сторону, обнажая ее грудь еще больше, и лег с Тав рядом, стараясь не потревожить сон. Слышать отказ раньше времени он не хотел. Ему нужен был последний глоток. Хотя бы один. Стоило коснуться ее кожи губами, как она тут же вздрогнула. Она и без него была холоднее обычного. Чертов Гейл… — Астарион? — с удивленным хрипом Тав все же быстро зарыла пальцы в его волосы, но он уже вонзил клыки, тут же делая глубокий и жадный глоток. — Что ты?.. Ш-ш-ш. Тише. Он ждал, что она оттолкнет его, но вместо этого просто выгнула спину и сильнее прижала его голову к своей груди, закинув ногу на бедро. Руки по привычке обвили ее тело, но в этот раз крепко, жестко, заставляя ее замереть и не двигаться. Второй глоток только разжег еще больший голод. — Неудачная охота? Шэдоухарт навела свое проклятье? — немыслимо, но вместе со стоном раздался смешок. — Не спеши... Астарион? Он не собирался отвечать, только пить. Ее сердце оглушало, как и постоянно двигающиеся пальцы, шуршащие в его волосах. Он хотел рычать, и пить, и трахать ее, и точно не думать о Гейле, не думать о завтрашнем дне, Подземье, голоде, новом плане. План... Она наконец потянула его за волосы, опять что-то спросив, но он остался глух, только глубже зарывая клыки и рыча на ее попытку отстраниться хоть на дюйм. Ему нужен был новый план. Уйти? Сосать кровь стало немного сложнее, но отрываться и искать другую вену он не хотел. Уйди он, и как скоро превратится в иллитида? Вдоль каждого шрама спину пронзила боль, стоило только представить, как он сбрасывает кожу, отращивает щупальца и превращается в... это. Ее кровь помогла унять зуд, но не до конца. Значит, ему нужен был новый союзник, но кто? Точно не Уилл и не Шэдоухарт. Карлах? Астариону показалось, что становилось тише, но ее сердце трепыхалось под ним, отбивая бешеный ритм подобно крыльям потревоженной птицы, а грудь так часто вздымалась с жадными глотками воздуха, что кровь в том же пульсе толкалась на его языке, заставляя делать мелкие, но частые глотки. Такое было впервые… С Карлах могло бы и выйти что-то. Только ее неприкосновенность все усложняла... Лаэзель? Звучало, конечно, интересно, но настолько ли он отчаялся? Тогда Хальсин? Боги, как же ему будет не хватать крови Тав и их вечеров. Ее рука покоилась на его плече, и он уже скучал по ее пальцам в своих волосах. Астарион уже почти не мог вытягивать кровь без риска оставить безобразный кровоподтек, а опускаться до уровня Гейла он не собирался. Он прошелся языком по груди вниз к ложбинке, подбирая убежавшие капли, все до единой, но Тав даже не вздрогнула, хотя ей всегда нравилось, когда он так делал их ночами. Точно, теперь у нее был Гейл для этого… Она лежала слишком тихо и неподвижно в его руках, и Астарион тут же ослабил все еще мертвую хватку, немного отстранившись и давая ей нормально дышать. Вероятно, ему стоило извиниться за... все? — Тав, послушай... — он никак не мог заставить себя посмотреть на нее, точно зная, что на такое обращение согласие она не давала. — Я увлекся, но мы оба знаем, что это больше не повторится, так что... — Она не отвечала и даже не двигалась под ним. Что ж, это он, пожалуй, заслужил. — Тав? Астарион, наконец, взглянул на нее из-под опущенных ресниц, ожидая увидеть отвращение на ее лице, но… — Тав? ...не ожидая увидеть ее с запрокинутой головой и бледную настолько, что впервые ее кожа спорила по цвету с его собственной. — Тав?! Дерьмо!***
Астарион нервно вышагивал вдоль ее палатки, так и не рискуя ни зайти, ни уйти. Пусть он наспех и собрал рюкзак, в его надобности он крепко сомневался. Шэдоухарт точно прикончит его, как только закончит с Тав. Он же не опоздал... Он остановился... Хорошо, что Шэдоухарт была рядом. Проходившая мимо Лаэзель только негромко тс’квакнула и, покачав головой, снова ушла в дозор с мечом наперевес. Странно, что эти двое не подняли весь лагерь на уши, и еще удивительнее, что не прикончили его на месте, ведь он почти убил её... Астарион судорожно зачесал прядь со лба в десятый раз за последние полчаса, снова встав у входа. И почему... Шэдоухарт вынырнула из палатки. И он тут же накинулся на нее с вопросом: — Почему так долго?! Она резко дернула его за руку и потащила за собой в сторону: — Спасибо тебе, Шэдоухарт, я твой должник. Не за что, Астарион, — начала она нараспев, но тут же помрачнела, перестав тащить его дальше каких-то развалин: — Надеюсь, ты счастлив. Потому что я была в дичайшем восторге вытаскивать ее с того света из-за того, что ты не можешь разделить еду и секс, и так увлекся, что… — Я ее не трогал, — Астарион наконец вырвал свою руку из ее хватки и отвернулся. — Но я правда увлекся, о чем, несомненно, сожалею… — Можешь меня не лечить. У меня есть глаза, знаешь ли. — Уверяю тебя, дорогая, моих рук дело только укус. Что касается остального... — Астарион вздернул губу в отвращении и многозначительно посмотрел на Шэдоухарт. — Что? — Гейл, — он не сдержал желчи в голосе. — Похоже, пара хороших фокусов ему все же известна, — он глубоко вздохнул и снова отвернулся. — Я застал ее в том же виде, когда вернулся. Он даже не позаботился... Неважно. — Что? Серьезно?! — Шэдоухарт вылетела перед ним, прожигая неверящим взглядом, но, видимо, поняв, что он не врет, запрокинула голову, вскинула руки и прорычала: — Этого еще нам не хватало! О, Шар, смилостивись над своей бренной слугой... Постой… — Астарион покосился на нее, почуяв смену настроения в ее голосе. — Так, значит, это была не случайность? На кончиках ее пальцев засияло заклятье. — На что именно ты намекаешь, потому что, боюсь, я не успеваю за ходом твоих мыслей… — Ты хотел убить её… — Что?! Нет! Возмутительно! Кто же, пытаясь убить кого-то, побежит за жрецом? Она его за дилетанта держит, что ли? Вот помедли он еще с минуту, тогда можно было бы списать все на неприятную случайность: и жреца вроде позвал, и цели достиг, и сбежать бы успел. Но вряд ли подобное объяснение сбавило бы градус повисшего между ними напряжения. — Подумай, — Астарион развел руки в стороны в примиряющем жесте, — ну, зачем мне ее убивать? — Серьезно? — Шэдоухарт только лучше прицелилась в ответ. Неужели никто в этом лагере не обучен манерам?! — Действительно, давай подумаем... — ее голос сочился сарказмом: — О, точно! Из ревности… Ха! — Ха-ха-ха! — он не смог сдержать смеха, и залы пустующего храма отозвались искаженным раскатистым эхом. — Ты очаровательна в своих заблуждениях сегодня, знаешь? — Считаешь? — она, наконец, опустила руку. — Дорогая, чтобы ревновать, для начала нужно чувствовать что-то… — Например? — Не знаю, что-то... — О, как насчет того самого чувства, когда ты зашел в палатку и увидел ее в таком виде… — Простой дискомфорт, не особо приятная неожиданность, не более, уверяю тебя. — Да? И завтра, вместо того, чтобы кружиться вокруг тебя, она первым делом пойдет к Гейлу… — Мне будет скучно, определенно, но я большой мальчик, найду, чем или кем себя занять. — Ага... И когда, стоя посреди лагеря, Гейл засунет свой язык так глубоко ей в глотку… — Аргх, омерзительная картина, не находишь? Но никто не заставляет смотреть, так что просто отвернусь. — И, конечно, когда ночью она будет стонать под ним… — Кстати, а нет никакого заклинания на этот случай? Чтобы ничего не слышать? Никогда не думал об этом раньше. — И вместо твоего имени она то и дело будет повторять: Гейл, Гейл, Гейл… Астарион одернул ее за руку. — Довольно, в чем смысл этого разговора? Я все равно не ревную. — Поэтому все это время шел за мной и так упорно пытался в этом убедить? Он осекся и осмотрелся, они снова были около лагеря. — Астарион, знакомься, — Шэдоухарт ткнула пальцем в грудь. — Это чувства. Чувства, ну, вам я сочувствую… — Не трогай меня, — он отбросил ее руку, но она только самодовольно вздернула бровь. — Уверяю, ты ошибаешься. Тав может делать что угодно и с кем угодно… — Даже с Гейлом? Астарион скривился, но выдавил: — Даже с Гейлом. И не смотри на меня так! Дело не в ревности или еще чем, может же мне просто кто-то не нравиться?! — О, может, поверь. Мне не нравится большинство. — Приятно знать, что наши чувства взаимны. Тогда ты меня понимаешь. — Определенно! К тому же, кому вообще нравится Гейл? Астарион довольно хохотнул. — А я о чем? Никогда бы не подумал, что у нас так много общего с тобой, дорогая. — Только Уиллу, разве что? И Карлах? Не уверена насчет Хальсина… — Хальсину все нравятся, странный какой-то… — Да, и правда. Но будь Тав моей, Гейл бы нравился мне еще меньше, чем сам по себе. — Ха-ха! Мои мысли в точности, — Астарион осекся, но поздно. И каким-то образом они оказались возле палатки Шэдоухарт. И смотрела она на него, довольно сложив руки на груди. Вот дерьмо. — Для того, кто так заботится о собственной внешности, ты слишком много хмуришься. Морщины останутся. — Я навечно молодой, спасибо за внимание! — Как скажешь, — она откинула занавешенный вход в свою палатку. — Ты можешь проведать ее, знаешь? Если, конечно, не собираешься убивать. Астарион отвернулся, потупив взгляд на усыпанный битой крошкой каменный пол. — Не думаю, что стоит. — Она спрашивала о тебе… — Что, попросила вогнать кол в сердце? — он бы это понял. Может, принял тоже. В конце концов, это точно лучше, чем просто уйти и стать мозгоедом. — Вообще-то пыталась уговорить меня не делать этого, настаивая, что ты просто увлекся. — Что?! — Это Тав. Пытаться понять, как и спорить, бесполезно. Но вот сказать… — Да, да, я благодарен тебе. Довольна? — Вполне. Но я имела в виду другое. Тебе стоит сказать ей, что ты на самом деле думаешь насчет нее и Гейла. — О, не о чем говорить, поверь. — Как скажешь, Астарион. Спокойной ночи. Постарайся больше никого не убить. — С тобой не бывает весело, да? — Даже жаль, что ты никогда об этом не узнаешь. — Согласился бы, будь ты в моем вкусе… — Но все мы знаем, кто именно в твоем вкусе, не так ли? На его возмущенный возглас она самодовольно скрылась в палатке. Его окружали абсолютно невыносимые женщины. А он еще жаловался на своих «сестер»... Далирия просто прелесть по сравнению с некоторыми.***
Транс не принес ничего, кроме череды оживших воспоминаний. К его величайшему сожалению — не самых приятных. И мало ему было липкого страха, облепила его и пара блохастых. Видимо, регулярно кормить их не самая умная его идея… Но раз его никто так и не прикончил, то все же утро было не самым плохим из возможных. Лагерь шуршал в приготовлениях к скорому уходу. Конечно, Подземье не могло подождать. Интересно, насколько вкусный медвесыч? Может, подкармливать закуску на черный день не такая уж плохая идея… Астарион бросил взгляд в сторону палатки Тав, но та еще не появлялась. Он не следил. Но и не заметить было невозможно. Его отвлек голос из-за спины: — Астарион, нам надо поговорить. Гейл… — О чем же? Кстати, позволь поздравить тебя с наконец выигранным призом. Ведь ты так хотел этого. Надеюсь, ты не расстроен, что получил ее из моих рук, м? — Что? Тав не приз! И вообще… — О, все прошло настолько плохо? Со мной она раскрывалась со всех своих воистину блистательных сторон, ха! — Астарион! — о, Гейл мог сколько угодно понижать голос, оплетать руки пламенем, его это мало беспокоило. Как и болтовня. Он посмотрел на ногти, чтобы убедиться, что под ними не осталось следов крови. — Предупреждаю, ты говоришь о очень важном и дорогом мне человеке, и я не потерплю такого отношения… — О, так поэтому я нашел ее вчера раскрытой, замерзшей и с твоей растертой спермой по всему животу? О таком своем особом отношении ты сейчас говоришь? Я хотя бы убираю за собой весь беспорядок… На них уже косились Шэдоухарт и Лаэзель с разных концов лагеря. Нравилось им это или нет, они были слишком похожи. Он даже не удивится, застукай их однажды по уши между ног друг у друга. В акте, полном ненависти, конечно же. И конечно же Шэдоухарт пошла за Тав в этот момент... Он не хотел ее видеть после вчерашнего. Особенно после того, что сам сделал. Или почти сделал. Но времени на семантику не было, ему надо было уйти, и поскорее: — Что ж, рад, что мы так хорошо поговорили, все выяснили, как взрослые люди. Я горжусь тобой, Гейл. Правда. Оскалившись, Астарион прибегнул к туманному шагу, когда Гейл уже хотел сказать что-то в ответ. Он уже почти дошел до края лагеря, когда его ухватили за локоть. И он бы огрызнулся, но знал ее прикосновение. — На два слова, Астарион, если ты не против? — Если должен... — он даже не обернулся. — Думаешь, да? Он наконец посмотрел на нее. Тав выглядела бледной, но не слишком. Засос, как и след от укуса, исчез. Из незастегнутого ворота на груди тоже не проглядывало ничего такого. Волосы, как всегда, в высоком хвосте. В глазах... В глаза он не смотрел. — Ладно. В общем, мне жаль... Вчера я забылся и... Я только хотел запомнить твой вкус, раз уж это был последний раз, когда… — Нет, не об этом, — Тав едва коснулась его подбородка, и Астарион сузил глаза в ответ. — Тогда, может, о новом любовнике? Я уже слышал, дорогая. Планируешь посвятить себя своей новой настоящей любви? — он не сдерживал сочащегося за каждым сладким словом яда. — Так закончатся наши ночи? Несмотря на то, насколько веселыми они были? А они были. И о крови он будет скучать особенно сильно, вне всяких сомнений. Возможно, о полном комплекте не меньше. — Вообще-то не обязательно быть лишь с одним. Я бы предпочла быть с тобой и дальше… Ха! Она же не думала всерьез, что его это устроит? — О, дорогая моя, это мило. Но должны же быть какие-то стандарты, м? Я не заинтересован ни в каких любовных треугольниках, включающих, уф... Гейла. Само его имя оставило дурной привкус на языке. Тав внезапно вздернула подбородок. Ответ явно не пришелся ей по душе, но и ему вчера было не так весело, как обычно, поэтому… — Ты хочешь сказать, что тебе решать, с кем я могу спать, а с кем нет? ...И-и-и-и она умудрилась перевернуть его слова с ног на голову. В очень неожиданном ключе. Что там говорила Шэдоухарт про «понять Тав»?.. Они вступили на зыбкую почву, будто она и правда искала компромисс, начав этот, несомненно, странный разговор. Астарион перестал язвить. — Я сказал, что не стану делить тебя с ним, только и всего. Это мое решение. В остальном — решения принимать только тебе. Любые дурацкие решения. И, конечно, выбрать Гейла было одним из них. Он не уводил взгляд на этот раз. И глаза сузила только она. — В таком случае я выбираю тебя. — Что? Почему?! — это было слишком неожиданно, чтобы не быть с ней искренним. Тав разоружила его полностью. Нужно было собраться и... — То есть, ха, я, конечно, понимаю почему — нам было очень весело вместе... — Сколько же она будет его еще удивлять?! — Но я думал, что с Гейлом тебя связывало что-то... большее? — Так я для тебя всего лишь развлечение? Кол от Шэдоухарт вчера пережить было бы легче, чем это. И Подземье уже не казалось таким ужасным. Ну, не ждала же она от него какой-то искренности, в самом деле? И все же другого пути он не видел: — Нет, я имею в виду, с тобой было очень весело, но я не ожидал ничего большего. — Это было сложно произнести. Очень. — Может, я бы хотела большего. С тобой. Такой возможности он не ожидал. Кто бы мог подумать, что его незамысловатый план так хорошо работал? Нет, конечно, он работал. Это же его план, в конце концов. А ведь он едва не убил ее вчера... Богам и правда не было до него никакого дела. Либо им нравилось наблюдать за его представлением слишком сильно… Она смотрела на него очень внимательно. Он точно знал, что она видела куда больше, чем ему бы хотелось. Не было смысла в сладких речах и пустых обещаниях, масках и самоуверенных улыбках. Их она игнорировала, как никто другой. Ей нужен был честный ответ. — Мы... могли бы попробовать. Если ты и правда этого хочешь. Конечно, сперва тебе придется окончательно порвать с Гейлом. — О, он почти сочувствовал ему. Почти. — Но для начала убедись, что говоришь именно с ним, а не с очередной проекцией, ладно? — Считай, что уже сделала. Это того стоило. Точно стоило. И всех нервов тоже. Его чудесный, простой план… — Что ж, дорогая, в этом случае считай, что ты окончательно и бесповоротно стала моей, — еще никогда в своей не-жизни ему не доводилось даже думать о чем-то своем, но теперь... Теперь он мог расслабиться и получать удовольствие от всего, что могла дать ему Тав. — Знаешь, а этот разговор неожиданно принял приятный оборот. Посмотрим, что еще приятного мы можем дать друг другу. — Как ты сказал? Сперва надо решить все вопросы с Гейлом? — она самодовольно улыбнулась. Все такая же дерзкая, его Тав. Веселье точно только начиналось. — И на будущее, Астарион. Все это мы могли обсудить еще вчера, но вместо этого ты решил начать кусаться. Еще больших извинений она точно от него не получит. К тому же… — А ты уже планируешь новые подобные сюрпризы, хм? — он подошел ближе, не сумев проигнорировать вызов в ее голосе. — Может, мне стоит на деле показать, что я имею в виду под «стала моей»? — Думаешь? — Но есть одна небольшая проблема... — Он подошел вплотную, поддел ее подбородок и почти коснулся губ. — ...на тебе все еще его запах. — Астарион тут же отстранился и рассмеялся, увидев как быстро вожделение в ее глазах сменилось оскорбленным возмущением. — Так что тебе придется позаботиться и об этом, если ты и правда хочешь весь комплект, — он легким жестом указал на себя. — Но решать, конечно, только тебе, дорогая. — Встретимся у ручья? — Думал, ты уже не спросишь, сладкая моя… Моя. Ему определенно нравилось это слово.