immer ein Liebhaber, nie ein geliebter Mensch.
Эван задыхался. Едкий дым проникал глубже в легкие, вместе с острой иглой шприца, наполненного низкосортной дурью. Въебывает замечательно, просто прекрасно. И самое главное, что ему абсолютно насрать. Барти сидит в кресле напротив, уткнувшись носом в телефон, лишь в самом начале удосужившись подарить Розье взгляд полного недовольства и тихого презрения, вместе с громким фырканьем. Дальше он уже не смотрит - все равно знает, что отговаривать бесполезно. По крайне мере сейчас, когда уже содержимое шприца ввелось в обколотую вену на бледной алебастровой коже. Может позже, когда эффект расслабления и двойственности перед глаза и пройдёт. — Не думай так громко. Это раздражает. Эван поднимает расфокусирований взгляд на мрачного парня и едва заметно усмехается. — Поссорились значит? Барти поднимает сначала голову, ненадолго осматривая объебанного мальчишку, а после поднимается сам. —Молчишь? Молчи, правильно, потому что ты знаешь, что я всегда был и остаюсь правым. Как и прав в том, что тебя здесь нет. Тебя нет здесь, Бартемиус Крауч Младший! Потому что ТЫ УШЕЛ! ОСТАВИЛ МЕНЯ И НАГЛО СЪЕБАЛСЯ! А ты… просто моё ебанутое желание сумасшедшего. Галлюцинация молчит, в упор разглядывая бледного и готового вроде как зареветь Розье. Тот проводит языком по губам, прикрывая глаз уже свободной от шприца рукой. — Я не вернусь и не напишу. Я же говорил, что отпущу. Я освободил тебя от моего присутствия. Дал тебе свободу… любимый. Громкий голос с каждым словом становился на октаву тише и ниже, пока вовсе не перешел в монотонный шепот. Розье откидывается на прогнившем диване, закрывая глаза и проваливаясь в пучину раздумий, пока не начинается самая лучшая и одновременная худшая часть его кайфа — телесные галюны. Ощущение тех в меру теплых, слегка шероховатых от уличной ветрености, рук, которые так мягко раньше касались его волос, переходя на шею, надавливая большим пальцем на выступающие вены, дабы Эв поднял свой взгляд на него. Как и сейчас, Эван поднимает взгляд, но видит лишь размытый силуэт своего.. Тихий шепот слетает с его губ, повторяя однажды сказанную фразу Крауча вовремя одной из их ссор. — immer ein Liebhaber, nie ein geliebter Mensch. Дверь тихо заскрипела, а высокие и массивные берцы показались в проеме. Черная кожаная куртка, обтягивающие рваные джинсы, болтающийся мотоциклетный шлем на небольшом крепление на поясе — отлично, теперь еще и давний подарок Эвана ему же и предвидится успевает, ведь Барти обязательно избавился бы от всех и всего прошлого. Тонкое запястье, на котором болтается браслет - цепь точно очень дорогой и конечно же его, Регулуса Блэка, ведь только у старого доброго гордица был слишком ахуенный вкус на подобные вещички, а Барти таким не беспокоился, выглядывает из двери и опирается на близ стоящую старую тумбочку, на которой стоит вчерашняя или позавчерашняя, Розье не помнит точно, использованная не до конца доза. Смолистые, абсолютно лохматые, торчащие в разные стороны волосы были последним звоночком для Эвана: раньше они были русые и только русыми их всегда юноша и видел в своих галлюцинациях и мечтах. Вот он, Бартемиус Крауч Младший собственной персоной в старом наркоманском сборище - старой квартирке Эвана Розье, его бывшего недопарня. Смех и грех. Барти осматривает пристальным взглядом малолетнего наркомана, будто не узнает в нем того, с кем раньше постоянно бухал, курил за школой и трахался в ночном клубе на деньги его отца. Ну конечно, как в этом завядшем, лохматом и обросшим острой щетиной юноше, можно было узнать того красивого паренька с огромной страстью к гонкам и безразмерным количеством заботы в сторону вышесказанного идиота Крауча. Розье завял, практически живет на одних дешевых косяках и травке, выглядит хуже некуда и чувствует себя подавно также. А Барти расцвёл, стал выше и шире в плечах, одет с иголочки и на лице не тени прежней тревожности или проблем с горе отцом. Эван погубил себя после ссоры и немого отказа, ему больше некому было дарить свою любовь и заботу, поэтому он напрочь забыл о ней и для себя. Крауч смог выдержать все, встал с колен и нагнул своего же отца, стал счастлив в новых отношениях и…Что он делает здесь?
Что, черт побери, Бартемиус Крауч делает в этой старой прогнившей дыре мира? —Какого хуя, Бартемиус… —Что ты с собой сделал, Эв.. Оба на короткий миг замолчали, а после Барти уверенным шагом подошел к нему и присел на колени. Именно так, рванными красивыми джинсами с виднеющимися коленками на пол, покрытый какой-то несузурной хуйней, в которой есть даже стекла. Кажется на минуту вся дурь выветрилась из головы и юноша встрепенулся, мыслено и походу даже вслух, по выражению лица Барти, выругался на него, пытаясь поднять того с коленей и встать самому. Но это было на минуту, потому что в следующий миг мир перед глазами заиграл новыми красками, пошатнулся и видоизменился до неузнаваемости, из-за чего Эван просто не мог встать и что либо сделать еще. Крауч лишь покачал с досадой головой, прикасаясь холодными костяшками своей руки к горячей и заалевшей щеке парня, заглядывая своими шоколадными глазами в чужие серо-голубые. —Почему, Эв? Что с тобой стало, ты хоть в зеркало смотришь изредка? Ты не кушаешь совсем? Эван со стоном зажмурил глаза, прикладывая руки к грязным волосами и оттягивая их в стороны, шипя и матерясь себе под нос. — нет, блять, нет, только не снова. Зачем? Зачем ты опять пришел в мою жизнь? Зачем показываешь мне короткий миг заботы? — он поднял глаза, не без чужой помощи, начиная дрожать и пытаться удержать себя в руках, что, увы, не получалось. — зачем, Барти? Я же только научился жить без тебя, только привык жить побитой псиной один, только вбил себе в голову, что не нужна мне ебанная забота и беспокойство, что могу я и один справится, так почему?.. — не было криков или оров, были лишь задушенные хрипы человека, который был на грани. Барти с сожалением смотрит в чужие глаза, аккуратно и незаметно спуская руки Розье от его бедных волос, делая голос твердым и уверенным. Хоть кто-то должен держать себя в руках рядом с таким Розье, чтобы он не раскисал еще больше. — но теперь я здесь и пришел тебе сказать… —еще раз? Серьезно? Прощание? —Прощение. Эван с изумлением смотрите спокойного Крауча перед собой. Юноша медленно берет сигарету, еще свежую, и поджигает валяющейся под ногами зажигалкой, затягивается чужой сигаретой, выпуская дым в лицо напротив, слегка улыбаясь.Ну точно сумасшедший.
Эван не верит себе: глаза и уши, наверное подводят его. — Давай простим друг друга, любимый.Я люблю его
Всем своим
Сердцем.
Мы простим себя и друг друга за наши Грехи. Ведь больше никто нас не простит и не полюбит так сильно как мы. Наше обещание и прощение скрепляться поцелуем. Кто-то тогда знал, что омела висит на люстре? Может быть, но кого это волнует.