***
— Послушай, Блэйди... Голос. Отчего-то он казался ему знакомым. Вот только где ему доводилось слышать его раньше? Он всё никак не мог вспомнить. — Мне так жаль... Ничего... Скоро всё закончится... Потерпи, Блэйди... Но ведь он умер? Разве не так? Тогда почему он слышит этот голос снова и снова? Кто эта женщина? Откуда ей известно его имя? Зачем она зовёт его? — Блэйди... Первым чувством, что вернулось к нему, была боль. Столь яркая, что даже крик, зародившийся внутри, застрял в горле немой мольбой о помощи. Он попытался пошевелиться, но чьи-то руки бережно удержали его. — Тихо, тихо... не так быстро. Ты слишком слаб. Попытайся открыть глаза и посмотреть на меня... Он подчинился. Веки казались невероятно тяжёлыми. Даже простое движение ресниц причиняло ему страдания. Он стиснул зубы. Женский силуэт. Это первое, что Блэйд увидел сквозь мутную алую пелену. — Кто... ты? У неё была невероятно грустная улыбка. И красивые, не выражающие ровным счётом ничего, глаза. А ещё голос: мягкий, глубокий, бархатный. — Кафка. Разве ты не помнишь меня? — Ка... фка.. Кажется, он начинал припоминать. Крепкая хватка громадного доспеха. Хруст его собственных костей. Трава, насквозь пропитавшаяся кровью. Женщина в солнечных очках... С ними был ещё один. Мужчина. Держался чуть поодаль. И выглядел так небрежно, словно вышел на вечернюю прогулку. Он говорил что-то о контракте... А затем... — Ты... убила меня... дважды... — Я не хотела этого, Блэйди. Не думай об этом сейчас. Я не причиню тебе вреда. Расслабься… Его тело подчинялось, будто против собственной воли. Даже монстр внутри него прислушивался к её словам. Они оплетали его, как паутина. «Ей нельзя верить...» — он понимал это разумом. Но сердцем ему отчего-то безумно хотелось обратного. — Я... умер? — И да, и нет. Ты умер. Но ты снова жив, Блэйди, — холодные пальцы Кафки коснулись его щеки. — Это называется бессмертием... — Я... Не могу умереть? — Можешь. Но всякий раз ты возвращаешься к жизни. Благословение это или проклятие — решать тебе. Но мне бы не хотелось убивать тебя снова. Зверь внутри него зарычал. Дёрнулся, движимый единственным желанием: разрушать и уничтожать. Тщетно. Тонкие липкие нити удерживали его слишком прочно. Нет, это нельзя было увидеть невооруженным глазом. Но Блэйд отчётливо чувствовал их внутри. Будто к каждому нерву привязали длинную крепкую ниточку. Он скривился от этого неведомого прежде ощущения. Не больно, но оттого не менее неприятно. — Что... что это? — слова царапали спёкшиеся от жажды губы. — Это «Шёпот духа», Блэйди. Мой маленький секрет, если тебе будет угодно. Я контролирую силу Мары, не позволяя ей уничтожить тебя снова. К собственному удивлению, он получил прямой и правдивый ответ. Вот только собрать слова во что-то имеющее смысл никак не удавалось. — Мара... Я... — Расслабься. Я объясню тебе. Мы никуда не спешим. В самом деле, куда можно спешить после смерти? Блэйд попробовал пошевелить рукой. Прозрачные пластиковые трубки над головой качнулись в такт. Прищурившись, он смог насчитать три. Они спускались вниз откуда-то с изголовья кровати и исчезали под кожей на предплечье. — Лекарства замедляют регенерацию, — Кафка прочла его немой вопрос быстрее, чем он успел задать его. — Повреждения слишком тяжёлые. Боль от быстрой регенерации может снова пошатнуть твой разум и тогда даже мне не удастся удержать Мару. — И мне придётся... Умереть снова? — Не придётся, если не станешь делать глупостей. Блэйд набрал в лёгкие воздух и тяжело вздохнул, выдыхая боль. Почему нельзя было просто сдохнуть? Почему ему так не везёт? Пальцы судорожно сжались, комкая шёлк. Прохладная ткань пахла вишней, сигаретным дымом, кровью и чем-то тошнотворно приторным. Блэйд чувствовал себя ребёнком, попавшим на кондитерскую фабрику. Ребёнком, которого бросили прямиком в чан с горячей расплавленной карамелью. Эоны, за что ему всё это? Почему именно он? Ярость безысходности душила изнутри. Двигаться — больно. Говорить — больно. Даже дышать — больно. И эта проклятая сладость. Нет, он не вынесет этого... Блэйд повернул голову, пытаясь разобраться, где он находится. Это место меньше всего походило на медицинский отсек. Пурпурный, лиловый, фиолетовый, лавандовый. Даже цвета такие же отвратительно-сладкие. Ему удалось понять, что он лежит на широкой мягкой кровати. Различить смутные очертания пары бархатных кресел. Уголок блестящего чёрного стола. Прозрачную вазу с засохшими цветами. И иллюминатор, за которым разливалась густая темнота. — Я в аду? — его почти хватило на усмешку. — Часто там бываешь, раз сразу узнал? Теперь Кафка смеялась. Улыбка у неё была такая же рафинированная как и всё вокруг. В светло-лиловых глазах — инфернальная пустота. — Доводилось. Блэйд закашлялся. В пересохшие губы ткнулась пластиковая трубочка. — Пей. Медленно. Либо сладость, либо приказы. Интересно, другая манера говорить у его благородной спасительницы имеется? Хотя, с «благородной» он, пожалуй, тоже поторопился. Весь вид этой женщины буквально кричал о том, что стоит держаться от неё подальше. Если хочешь жить. Блэйд не хотел. Поэтому на данном этапе его всё устраивало. Или… почти всё... — Где я? Напившись, он улучил момент, когда Кафка наклонилась ближе, чтобы поправить его одеяло. Резкое движение руки — и пальцы Блэйда крепко сомкнулись на её шее. — Решил поиграть? Ни тени страха. Улыбка на губах Кафки стала ещё нежнее и слаще. Она облокотилась на локоть, чтобы сохранять равновесие. Блэйд стиснул пальцы сильнее. Пластиковые трубки над кроватью предупреждающе натянулись. — Осторожнее... Сделаешь себе... больно, — всё так же невозмутимо. — Отвечай на мой вопрос. Где я? — Или что? — Я сломаю тебе шею. — На твоём… месте… я бы этого… не делала… — Ты — не на моём месте. Отвечай! — Убей меня, — тихий смешок. Блэйд чувствовал, как его захватывает ярость. Желание причинить вред этой женщине становилось почти невыносимым. Он сжал пальцы ещё крепче. Вложил в этот жест едва ли не все имеющиеся силы. Смотрел на пурпур расцветающий на бумажно-бледной коже. Рука дрожала от боли. — Убей меня, Блэйди… ну же… Он чувствовал, как бесновался монстр внутри него. Путался в нитях. Рвался, как цепной пёс. Кровь бешено пульсировала в ушах. — Убей, убей, убей… — тихий шёпот на грани слуха. — Замолчи! Хватит! Блэйд разжал пальцы. Рука безвольно упала на постель. Тело пробивало крупной дрожью. Тяжело дыша, он смотрел в нежно-лиловые глаза. На этот раз пустота в них смеялась. — Ты… поехавшая… — с трудом выдавил из себя Блэйд. — Может и так, — Кафка пропустила смешок. — Я мог убить тебя. — Мог… Разве это не весело? Она выпрямилась, потирая шею. Щелчок зажигалки — и комната наполнилась терпким вишнёвым дымом. Блэйд смотрел, как алый огонёк медленно, миллиметр за миллиметром, съедает бумагу. Ответа больше не требовалось. Он знал, чья эта комната. И чья это постель. — Я отвечу на все твои вопросы, Блэйди. Как только тебе станет лучше. Сейчас ты не в состоянии воспринимать информацию. Твой разум ещё не полностью восстановился. Кафка снова наклонилась к нему. На этот раз, чтобы поправить иглу капельницы, которую он почти вырвал из руки, пока душил её. — Впредь будь осторожнее, — так заботливо, будто это и в самом деле самое страшное, что происходило с ним за последние сутки. Или… сколько он уже тут валяется в беспамятстве? — Отдыхай. Я скоро вернусь. Блэйд кивнул. Недавняя выходка лишила его последних сил. Может он, в самом деле, умер окончательно и очнулся в какой-то новой, вывернутой наизнанку метавселенной, которая живёт по своим, неведомым ему правилам? А может, всё происходящее лишь предсмертная агония его угасающего сознания? Выключатель щёлкнул, заставляя комнату утопнуть утешительной темнотой. — Спи, — тихо-тихо, на грани слуха. — Ты — дома.***
— Этот человек принесёт в твою жизнь много страдания, если продолжишь в том же духе. Философски заметил Элио вместо приветствия. Палец с длинным, небрежно подпиленным ногтем нажал на кнопку, запуская кофе-машину. — В каком ещё духе? Я ничего особенного не делала. Кафка щелчком выбила очередную сигарету из полупустой пачки. Пальцы левой руки скользнули вдоль шеи, ощупывая наливающиеся гематомы и болезненно опухшие лимфоузлы. Даже на грани жизни и смерти хватка у Блэйда была железной. Элио никогда не ошибается при выборе людей. Элио никогда ни в чём не ошибается. Провались он в чёрную дыру. — Двойной эспрессо? — усмешку в голосе он даже не постарался прикрыть. — И бокал виски. — Спать не пробовала? — Нет. Делала твою грязную работу. — Я смотрю, успешно. — Мне его жаль. — Мне тоже. С одной стороны — Яоши, с другой — ты. Кто хуже — вопрос риторический. Элио осклабился, поправляя по́лы длинного распахнутого халата. Слишком роскошного на контрасте с потёртыми спортивными штанами, босыми ступнями и копной нечёсаных после сна волос. — Однозначно — я. — Эго не поджимает? — Меркнет на фоне твоего. Керамическая чашка с мягким звуком опустилась на стол. Следом за ней — стакан с двойной порцией крепкого виски. Последним к застолью присоединился Элио. Уселся на стул, поджав одну ногу под себя. Ухмылялся, как сытый кот, едва не облизывался. — Так что там про страдания? Крепкий кофе без грамма сахара обжигал язык горечью. Кафка прикрыла глаза, откидываясь на спинку стула. — Теперь тебе стало интересно? — Нет. Но ты никогда и ничего не говоришь просто так. Значит, у тебя был повод. Это как-то вредит нашей цели? — Считай, что это было просто дружеское напутствие. — И в чём, по-твоему, угроза? — Когда Блэйд согласился заключить контракт, он просил лишь одного: успокоения. И он получил его. Без тебя его мир превратится в кошмар, который невозможно прекратить. Ты — единственное, что удерживает его от саморазрушения. Улавливаешь? — Более чем… — Рано или поздно это станет аддикцией. Как болеутоляющие, наркотики и прочая дрянь. Элио с невозмутимым видом отхлебнул кофе из своей чашки. В уголках губ таилась весёлая усмешка. Чужие судьбы всегда его развлекали. — И прочая дрянь, — со смешком повторила Кафка. — Такую дрянь, как ты, ещё поискать надо по всей галактике. Гордись. — Да ты мастер комплиментов. — И всё же, я не завидую пареньку. Не везёт ему с женщинами. Знаешь, что общего между тобой и Яоши? Все, кто попадает под ваше обаяние заканчивает бедами с башкой. Ну… или мозгами на асфальте. Тут уж как повезёт. И что именно считать везением. — Кто бы говорил. Обмен колкостями и острые как бритва усмешки. Именно на этой почве они и сошлись. Если не считать желания убить бога и замашек на роль тайного правительства. Впрочем, у Элио, как ни крути, было на это больше прав. Он никогда не раскрывал все карты, но Кафка почти не сомневалась в верности своих расчётов. — Он нужен мне, как боевая единица. Я даю тебе время и право выбирать методы. Блэйд способен внести огромный вклад в наше дело. Я хочу, чтобы вы могли работать в команде. В ближайшую неделю он — твоя главная задача. — Это всё? — Мазь от синяков в ванной. В шкафчике на третьей полке справа. Не благодари. Элио поднялся со стула. Сладко потянулся, щёлкая шейными позвонками. И, насвистывая незатейливую мелодию, направился куда-то вглубь корабля. Соединять невидимые точки переменной матрицы судьбы.***
Осколки воспоминаний пробивались сквозь темноту. Резали на части, ещё не успевшее зажить сердце. Девочка из лисьего народа, что лучше всех умела стрелять из лука… Юноша, который вечно с ним спорил. Мужчина с драконьими рогами, что умел повелевать силой водной стихии. Боль. Кровь. Ярость. Ненависть… Из пятерых — трое должны заплатить… Он заставит их страдать… Его разбудила жажда. Перед ним был стакан воды с уже знакомой пластиковой трубочкой. И женщина... с нежно-лиловыми глазами и пурпуром синяков на шее. От вида этих гематом у Блэйда чесались руки. Отчего-то, ему безумно хотелось ударить её. Будто она была причиной всех его бед. Хотя он знал, что это не так. — Тебе снились кошмары. — Откуда такая уверенность? Ты и мысли мои читаешь? — Нет. Но мне известно, когда ты чувствуешь то, что способно вывести тебя из равновесия. Отныне, так будет всегда. Если кто-то из нас не умрёт, конечно. Блэйд ощутил пробежавший по спине холодок. Он мало что помнил о своей прежней жизни. Но кажется, эмоциональная близость никогда не была её ключевой составляющей. Одиночество и уединение не казались ему чем-то чуждым или отталкивающим. А вот слова Кафки настораживали. Внутри него вспыхнуло возмущение, как будто оно тлело всё это время, и теперь только разгорелось, не находя выхода. Но среди этой ярости, среди этого беспокойства, Блэйд чувствовал тёплое дыхание опутывающей его, незримой паутины. Она не была опасной. Он не знал, но внутри что-то подсказывало ему, что если сейчас его сердце пылает от гнева, в нём также таится что-то другое — что-то, что связывает его с этой ужасной женщиной на уровне, глубже чем профессиональное уважение убийц. — Это… часть твоего навыка? — И да, и нет. Обычно он используется, чтобы контролировать разум. Подавить. Подчинить. В случае с тобой именно сохранение твоего разума и является целью. Проще говоря, моя задача: не дать тебе шагнуть за край. По губам Блэйда скользнула кривая усмешка. Теперь, когда боль не была такой нестерпимой, он припоминал события последних дней. И то, что мужчина, державшийся в стороне во время бойни, был не кто иной, как Раб Судьбы собственной персоной. Элио. Глава Охотников за Стелларонами — самой таинственной и опасной межгалактической фракции. Элио умел делать предложения от которых невозможно отказаться. Он задал вопрос: — Чего ты хочешь больше всего? Назови мне своё самое сокровенное желание. И если я способен исполнить его, то это станет основой нашего контракта. И Блэйд ответил, что жаждет лишь одного — покоя. Или смерти. Лишь бы та мучительная агония, в которой он вынужден был пребывать, прекратилась. — Я способен дать тебе то, чего ты желаешь, — таким был ответ Раба Судьбы. И он сдержал своё слово. То, чего так «желал» Блэйд, было прямо перед ним. Больше всего ему хотелось рассмеяться над собственной глупостью. Его обвели вокруг пальца, как маленького ребёнка. Никто не говорил, в какой именно форме будет существовать то самое упокоение. Элио выполнил свою часть контракта. Вот только… что теперь делать с этим… «приобретением», Блэйд понятия не имел. Его разум, покой и благополучие зависят от какой-то больной на голову ведьмы. Уверенной в том, что играть со смертью — это весело. Лучше не придумаешь. Ну почему? Почему нельзя было просто умереть? — Скоро тебе станет лучше, — Кафка прервала затянувшуюся тишину. — Я думаю, через пару дней ты встанешь с постели. А может, уже завтра. — Я в порядке, — зло, сквозь зубы. Ответом ему служила всё такая же мягкая усмешка. Как же раздражает… Кафка, между тем, открыла широкий платяной шкаф. Достала шёлковую сорочку и длинный халат. — Какого… ты творишь? — Я? Собираюсь спать. Если ты, конечно, помнишь. Это всё ещё моя комната и моя кровать, Блэйди. — Тебя ничего не смущает? — А должно? — Ты собираешься лечь спать с человеком, который пару часов назад едва не свернул тебе шею? Ты совсем больная на голову дрянь или прикидываешься? — Ты уже нашёл для себя ответ, не так ли? — Почему я вообще в твоей комнате? — Светлячок не успела подготовить комнату для тебя. К тому же, пока тебе не станет лучше, мне будет спокойнее, если ты будешь здесь. Ты — моя ответственность. Ничего личного, Блэйди. — Я — Блэйд. — Мгм… — Я точно сверну тебе шею. — Только не сегодня. Я хочу выспаться перед смертью. — Вот после и выспишься. Блэйд медленно осознавал, что возможно, это было не только соперничество, а что-то большее, что могло превратиться во что-то более глубокое и значимое. Может, взаимная ненависть? Он не мог точно определить, что это такое — это было неясное и неопределённое чувство. Но оно было там... Между строк его мыслей, словно мягкое прикосновение ладони на рассвете. И это ему определённо не нравилось...