Домой

      Стены городской психбольницы очень пугают меня, а ещё больше — заёбывают. Да, в этой дурке, причем, в прямом смысле, меня заебало абсолютно всё, и вот, сегодня я еду домой. Боже, я так счастлив, наконец увижу Костю, Диму и Пашу, а главное — мою девочку, которая терпит меня день за днем, по крайней мере, раньше.       — Привет, — боже, как я рад, что ты приехала, чтобы забрать меня из этого ада, ты бы знала…       — Привет, — монотонно здороваюсь я, невесомо приобнимая её за плечи.       — Поехали домой.       «Домой». Знала бы она, как сладко звучало это злосчастное слово взаперти. Оно было таким желанным, красивым, недосягаемым и обидным одновременно. Мы все скучали по дому больше всего на свете, я уверен в этом. Старались не разговаривать о «доме», чтобы не стало хуже в моменте, но в глубине души понимали друг друга больше, чем даже врачи.       Но слово «дом» имеет и другое значение.

***

      Блять, где я проснулся? Солнце светит прямо в лицо, мешая открыть глаза и, черт, так жестко… я в ванной, и мне не повезло, что тут есть окно. Голова гудит, болит, раскалывается, рвотные позывы мешают сосредоточиться, мне становится невыносимо плохо, но этого я вчера и добивался. Да, немного мне до «дома» оставалось, но я, как и всегда, проснулся тут, в ванне.       Вчера набухался так, что почти отказал мой бедный желудок. Снова наделал себе кучу проблем, но как похуй на это.       С этими проблемами живу всю жизнь. Учеба всегда давалась тяжело, работа в небольшом супермаркете у дома тоже, а потом я нашел своё — музыка, кажется, была единственным спасением, но и тут я прокололся. Упал на самое дно, забил на всю карьеру, попал в психушку и вот, я тут, лежу, нихуяшеньки не понимая.       Чертово расстройство личности, боже, кроме шуток — это ужасно. То, что мешает и мешало мне жить абсолютно всегда. Хочу избавиться от него уже, наконец, но единственный способ — отправиться «домой».       Вчера принял какую-то таблетку, ох, как жаль, не помню, какую… кажется, очень страшную, но о ней никому никогда не расскажу, потому что будет плохо. Хочу расплавиться прямо тут так же, как и она в моем животе, но жаль, что это невозможно.       Из-за нее всю ночь видел кого-то в темноте, пугая словами об этом свою девушку, пока она, действительно перепуганная, сидела рядом со мной и ждала, пока я усну.       Было так темно, но свет мы не включали, потому что он ударил бы по моей голове настолько сильно, что я бы ослеп, наверное.       — Ты чего… ты чего тут?! — её визг изрядно напряг меня, но я не подам вида. Моя девочка, ты видишь лишь ложь, я уверен в этом. Ты не поймешь меня, потому что здорова, можешь даже не пытаться. — Что ты натворил?! Боже, Кирилл!       «Это всё неправда,» — хотел я ей сказать, но тактично промолчал, чтобы она заткнулась тоже.       Опять кричит, орет, ей страшно, мне, правда, тоже, но я-то скрою, а она не сможет, опять же, потому что здорова.       После криков всегда идут рыдания, а пока она плачет, я беру ножик и режу руки. Рисую линии, мысленно посылая нахуй всё и всех, и каждый раз надеясь попасть «домой».       — Что ты делаешь?! — её вопли и правда жуткие, но меня не остановят ни за что.       — Режу вены, — спокойно отвечаю ей, но вспоминаю, что для нее это дикость. — забыл сказать, что ты тоже так можешь.       Да, меня всё настолько заебало, что я могу предложить суицид даже собственной девушке. Да и какая мне разница до ее жизни, если я сам буду мертв?       — Куда ты?! — снова оры и крики. Она знает ответ, зачем же спрашивает? — Куда ты, блять?!       — Домой.