Чужим именем

любовь закрутилась настолько быстро, что можно было подумать, они и вовсе не начинали встречаться, а любили всегда. любили до мурашек на спине от каждого прикосновения, шепота на ухо, взаимной улыбки и переплетенных рук среди ночных улиц москвы. в доме не было места пройти и метр, везде были расставлены подаренные цветы без всякого повода, полки были забиты также подаренным дорогим шоколадом к цветам, а шкафы разрывались от еще многих незначительных подарков. слова любви вылетали с уст влюбленных безостановочно, не позволяя сделать и глотка воздуха, хотелось выразить все свои чувства и показать насколько он любит, как хочет быть с ним и насколько счастлив, просто находясь рядом. обжимания такие же бесконечные, в каком-нибудь переулке или в гремерке, пока внимание съемочной группы сфокусировано только на происходящем в зале и на сбившихся как на зло камерах. бескорыстно прижимающий к холодной стене туалета Шепс Матвеева, расцеловывает, наверное, сотый раз уже истерзанную шею, которая все еще не отошла от прошлых ласк. Дима с поднятой головой вверх от удовольствия лишь сжимал широкие плечи напротив, пытаясь прижаться плотнее к подкаченному телу. короткие поцелуи в перерыве между буквально срыванием дорогой одежды с разгоряченных тел, блуждающие руки Шепса по всей стройной фигуре, пощипывающие ощущения в глазах от мучительно долгой растяжки и блаженно тихие вздохи, дабы никто не услышал. финал достигается одновременно, и улыбающиеся лица смотрят друг на друга с безумным восхищением, будто видят перед собой нечто наипрекраснейшее. удовлетворенные улыбки, после тяжелого рабочего дня, встречающие шикарный закат, когда верхний край солнечного диска исчезает за горизонтом. сидя на крыше какой-то заброшенной пятиэтажки, из все также влюбленных уст снова выливаются слова любви, восхищения, любования и заметках друг о друге. непринужденные разговоры, прогулка за руки до дома, теплый ужин с такими же теплыми улыбками и здоровый крепкий сон, в объятьях любимого человека. все такое же чудесное утро, что начинается с расцеловывания еще не проснувшегося лица, долгие-долгие объятья в постели и давно знакомый совместный завтрак, что всегда проводится с диалогами ни о чем и уже въевшимися в лица обоих очарованными улыбками до ушей. проведенные дни вместе можно было считать бесконечностью, уже давно вместе зажившая, так называемая «семья», не так бурно встречают друг друга после работы, перекидываясь лишь сухим приветом и вопросом о желании перекусить. телефон больше не хотелось брать в руки каждый раз, как он пиликает, в ожидании сообщения от него, ведь чат давно уже не состоит из милых сообщений, заставляющих сводить колени и алеть щеки, а обычные просьбы выкинуть мусор или вопросов на подобие «чего не хватает в холодильнике из съедобного». быстрые дрочки перед сном стали уже неким обычаем, а не страстью и безмерным желанием, что горело так ярко и ясно ранее. нормальный секс они могли провести исключительно по праздникам, когда в стельку пьяны. бабочки в животе давным-давно лежат где-то на старой запыленной полке, в ожидании чуда, что они снова смогут взлететь, распахивая крыльями в стороны, поощряясь вновь вспыхнувшим чувствам Матвеева. ссор стало значительно больше, чем было когда-то, и решались они не часовыми разговорами о чувствах и переживаниях, а безразличными словами «ну мы взрослые люди, давай не будем лишний раз из-за ерунды ругаться». и этого действительно хватает, чтобы разойтись в разные комнаты общей квартиры и продолжить заниматься своими делами. и в одной из таких ссор выдержки и собранности Матвеева в любых ситуациях просто начинает не хватать, становится больно и плохо от сознания что все, что было ранее, так легко могла разрушить совместная жизнь под одной крышей. крики, истерики Матвеева, битая посуда и разбросанные вещи по квартире могли означать лишь одно — это конец. Дима со слезами на глазах рывками пытался выбраться из крепкой хватки объятий Шепса, громко вторя о том, что больше нет никаких «мы» и никогда больше не будет. и, по ощущениям, слова ранили так сильно душу, что Олег ослабляет хватку рук и выпускает Диму, осматривая безразличным взглядом. самым холодным, который Дима мог когда либо видеть. Олег лишь прислоняется к стене у прихожей, скрестив руки на груди и наблюдая за возящимся Матвеевым по всей квартире, в поиске самых необходимых вещей на первое время. трясущиеся руки и замыленные глаза от слез не давали нормально справится со шнуровкой кроссовок. лишь краем глаза татуированный увидел то, как Олег склонил голову вниз и неспешным шагом направился на кухню, обходя осколки битого стекла и раскиданные вещи. Дима поджимает губы и выбегает из квартиры, даже не беря с собой запасной ключ. ту неделю он остается жить в отеле, продолжая ездить на съемки и работать над тем, что планировал делать. задержать хоть на чуть чуть свое внимание на других делах не получалось, в голове прокручивались все милые моменты их совместной жизни с Шепсом и фрагменты с последней ссоры, заставляя Матвеева каждый раз просто ударяться об стол головой и рыдать громко-громко, чтобы выплеснуть все, что накопилось в груди. и сколько бы времени он не проводил в слезах, захлебываясь от приходящих раз за разом панических атак, все равно не получалось отпустить боль, что удушала каждый день, не давая нормально жить. боль не стихала ни на миль, прогулки с друзьями совсем не помогали, те лишь будто специально подсыпали соль на раны своими вопросами «как на личном» и упрекали в том, что он сильно исхудал. слышать не хотелось абсолютно ничего и никого, и в один из субботних дней, Дима решился за целый месяц с лишним взять телефон и проверить социальные сети. и первое, что попадается ему в ленте, это фото красивого Шепса, в его любимой черной водолазке, с шикарно уложенными волосами и с рядом стоящей светловолосой девушкой, что чуть вытянула ногу вперед, чтобы хорошо выйти на фотографии. и сомнений не оставалось, кем она может приходится Олегу, ведь так по собственнически придерживать за талию человека, Шепс мог только Матвеева. и снова воспоминания, что мгновенно вспыхнули в голове сильным ударом в виски, глаза снова начали наполняться соленой жидкостью, пока Дима смотрел на подпись под фотографией, в виде розового сердечка и тысячи комментариев о том, как хорошо они смотрятся вместе. все рады, что Олег нашел себе ту самую, с кем смог бы провести всю свою жизнь вместе, имея собственных детей, что не смог бы дать ему Матвеев. и Шепс говорил, что ему на это совершенно плевать и, он любит Диму не за возможность родить ему ребенка, насколько бы сильно он этого не хотел. может, это и было правдой, но смотреть на переполненные счастьем лица обоих было всё больнее и больнее, что захотелось рвать все вокруг себя и метать, осознавая то, в каком положении он находится. да, что Матвеев бросил сам остается фактом, но за это он корил себя, что не справился с эмоциями, не смог сохранить то, что строил долгое время и остался в итоге ни с чем, просиживая свои холодные дни в маленькой комнате отеля. хотелось убить себя все больше и больше, держать контроль над самим собой было уже невозможно, в тот день Дима и полоснул несколько раз себе по руке острым лезвием. осторожные бусины крови собирались на местах порезов, а Матвеев мог лишь наблюдать за тем, как из аккуратных красных линий выливалась алая кровь. и в полностью обессиленном состоянии он улегся на заправленную уборщицами кровать, моментально засыпая. а на следующие утро красными и опухшими от вчерашних слез глазами смотрел на экран телефона, где высвечивалось одно небольшое сообщение от него. Я переезжаю скоро, поэтому собрал все твои оставшиеся вещи и хотел бы тебе их вернуть. Напиши свой адрес, тебе всё привезет Влад, я его предупредил. весь мир рухнул прямо перед глазами, ровно также, как и вчера, когда он увидел свежо выпущенную фотографию с той блондинкой. руки снова затряслись, как и любой другой раз, тело покрылось крупной дрожью от эмоций, а ватные ноги сами по себе направились в ванную. руки по наитию отыскали лезвие и с сильным нажимом не переставали вырисовывать новые полосы на все еще не зажившей коже от прошлых порезов. голова не была забита ни чем, впервые за долгое время, но внутри чувствовалось очень тяжелое опустошение и обескураженный чернокнижник не мог делать ничего кроме того, как облокотиться о стеклянную стенку душа, держась ладонями за пол, пытаясь привести себя в сознание. состояние ухудшалось и не приходило в норму, сил не было даже на то, чтобы хотя бы перебраться обратно в кровать. Матвеев уснул на плитке кафельного пола. и проснулся он резко, спустя пару часов после случившегося, от снова противного звука телефона, что оповещал о том, что пользователь Олег Шепс все еще в ожидании ответа. он быстро отпечатал адрес и решил привести себя хоть в какой-то порядок, сначала ставя телефон на зарядку, сложив все небрежно раскиданные вещи по разным поверхностям и отправился в отрезвляющий душ, чтобы точно выйти из состояния полумертвого человека. на следующий день в дверь номера постучали, а за порогом оказался Череватый, с парой коробками в руках и несколькими пакетами. вместе они принялись разбирать вещи Матвеева и Дима с новой волной слез сжимал фотографию в аккуратной деревянной рамке, которую достал с недра пакета, где с лучезарными улыбками Дима и Олег сидели за столом на дню рождении у одной из близких подруг Олега, сидя тесно-тесно друг к другу. будто специально подложенные эти фотографии Шепсом, Дима был готов кинуть в стену эту рамку. еще пару похожих фотографий вышли из темного пакета и Дима просто сел на колени, закрывая свое лицо руками. конечно, Влад заметил смятение друга и моментально оказался рядом с ним, сжимая в своих крепких объятьях и шепчущем на ухо всякие милости, чтобы успокоить разрыдавшегося Матвеева. в тот день они впервые поцеловались. это было неожиданно, но приятно, такая нехитрая ласка и вправду смогла заставить перевести дух Диму быстро, но теперь смятения появились по поводу их отношений с Череватым. тот на это лишь махнул рукой в своей манере, ласково сказав о том, что он не будет торопить события и подождет столько, сколько нужно будет, пока Дима не примет точное решение в голове. было приятно видеть, как тебя снова любят. переживания в глазах Влада считывались быстро и каждый раз, как оно было видно, хотелось просто обнять этого большого кота и сказать, что все хорошо, лишь бы не видеть снова эти испуганные глаза. и Дима не хотел повторять ту же историю, что и с Олегом. он не хотел бы наступить на одни и те же грабли поверив в то, что они будут дальше хорошо жить без лишних скандалов и руганей, просто хотелось дать шанс Череватому. и со временем он не жалел, что сделал этот выбор. Влад был просто идеальным. перенес все истории, сказанные чернокнижником спокойно, без претензий, сказал пару нежных слов в знак поддержки и также нежно целовал исцарапанную ляшку, которую только что обрабатывал перекисью, аккуратно дуя на ранки. и хотелось просто утонуть в этом внимании, он не испытывал такого месяц и, может просто возмещает потерянное время, но поведение Влада ему знатно льстило, что он даже согласился переехать к Владу. и время шло, все было также хорошо, конечно же не без истерик Димы, который через некоторое время узнал, что находится у Олега в черном списке. И рядом был снова Влад, который любезно подставил свое плечо, на которое правда можно было положиться. после такого Матвеев любил расцеловывать очаровательную россыпь родинок на лице Череватого, безмолвно благодаря за то, что тот был рядом. а Владу только в радость. но он не мог понять одного. ведь, кажется, Дима не совсем понял, с кем живет вместе на данный момент. и каждый раз, когда они лежат и мило обнимаются, Дима может снова случайно его назвать «Олеж», от чего сердце уходит в пятки и хочется скрыться куда подальше, чтобы не слышать снова это имя в свой адрес. было обидно. очень обидно, что Дима видит в нем не совсем Череватого, а того самого Шепса, что заставил его пережить бурю негативных эмоций, страхов и грязи, из которой его вытаскивал именно Влад, но в ответ слышал лишь это отчаянное имя Шепса. Дима долго извинялся, вторя, что это выходит на привычке. Влад понял, давно понял, поэтому когда во время пика наслаждения Матвеев снова вскрикнет протяжное «Олег!», Влад не будет останавливаться, моментально теряя все желание близости, как это было в первое время, а лишь доведет обоих до разрядки. и пока Матвеев мирно покоится на его плече, он снова и снова прокручивает в голове, что же он делает не так, и почему на всё, что он делает, близкий человек называет его чужим именем. пусть я и закрываю на все это глаза. но я знаю, кого ты представляешь на месте меня. я знаю, кого ты представляешь на месте меня. почему не я?