Loveрентий

Когда два партнёра в семье работают и одинаково устают к вечеру, то споры на тему «кто из нас двоих должен варить борщ?» могут эту самую семью похоронить. И если семья в вопросах домашнего хозяйства, уже дошла до точки кипения, то ответ только один — пора заводить своего Рафика. Рафик удобная и функциональная модель робота, идеально выполняющая все функции домохозяйки. Благодаря Рафикам, институт семьи в СССР был сохранен, ведь в коммунистическом обществе нет места тунеядцам, а значит одинаково должны трудиться и муж и жена. А Терешковы прекрасно справлялись с воспитанием нового поколения советских граждан, избавляя женщин от бесконечной возни с горшками и подгузниками. Роботы освободили женщин, а так же некоторых мужчин из кухонного рабства и больше ничто не могло отвлекать строителя прекрасного коммунистического будущего. Относительно молодая семья состоящая из двоих мужчин — Сеченова Дмитрия Сергеевича и Нечаева Сергея Алексеевича, как раз дошла до такого состояния, при котором заведение домашнего Рафика вынужденая мера. Сергей сначала сопротивлялся, но так как он был не просто инвалидом, а в нагрузку ещё и бытовым, то сопротивлялся он недолго, печально разглядывая кучку своих носков, одиноко стоявших в углу. Дмитрий наотрез отказался к ним прикасаться даже в перчатках, а ведь «женой» в их семье был как раз таки он. — Знакомся, сынок, это Лаврентий, — Сеченов притащил этого металлического и пузатого типа неизвестно откуда и теперь поглаживал его по голове, словно домашнего любимца — Сокращённо Лавруша или Лавр. Прошу любить и не жаловаться. Нечаев, который после сбоя на Предприятии 3826, с подозрением относился ко всем этим железякам, автоматически потянулся за Паштетом. — Дима! Но мы же договаривались, что никаких роботов! Дмитрий Сергеевич пожал плечами: — Я не умею готовить, ты не умеешь готовить. Питаться в столовой уже надоело, а сгущёнку, как ты, банками, я есть не могу. Извини. Рафик бесстыдно сиял своими боками напоминающими эмалированую кастрюлю, с тем самым борщом преткновения. Сергей опустил Паштет, задумчиво почесал бороду и бросив взгляд на склад своих носков, примирительно махнул рукой: — Ладно, пусть остаётся. А чего имя такое, он на нас доносы строчить не начнёт? — Лавруш, — Сеченов присел перед своим творением на корточки, пытливо заглядывая в оранжевые глаза — Ты ведь не будешь писать на нас доносы? А то Серёжа беспокоится… Лавруша стоял молча, медленно крутя головой осматривая помещение. Его взгляд остановился на Нечаеве и Сергей невольно поёжился — этот взгляд не сулил ему ничего хорошего. — Не буду, — гнусаво заверил робот и хрена с два Нечаев ему поверил. Ничто не предвещало беды, хотя конечно же предвещало. Робот в доме человека, который мягко говоря, не любит роботов… Что же могло пойти не так? Но сначала всё было прекрасно. Уставших после работы мужчин, встречали вылизанная дочиста квартира и ароматы домашней еды. Утром завтраки на любой вкус. Вода в ванной нужной температуры и с пахнувшей цветами мягкой пеной. Рафик даже стирал и гладил шторы, действо, которое товарищ майор считал не имеющим смысла. Ночью Лаврентий вставал возле входной двери и по сути брал на себя ещё и обязанности охранника. Чудо, а не робот. Нечаев, укладываясь спать на свежевыглаженных простынях, после вкусного и полезного ужина, прижимая к себе сытого и довольно Сеченова, наконец решил, что Рафик это не так уж и плохо. А так как на домашние хлопоты не приходилось тратить собственные силы, то эти самые силы оставались на то, что бы немножко «пошалить» в постели. Тем более, что не так часто они это делали — Сеченов работал до позднего вечера, а иногда брал работу «на дом», засиживаясь над своими формулами и графиками, дымя своими сигаретами и употребляя кофе в неограниченом количестве. Серёже стоило больших усилий уговорить Диму, хотя бы просто лечь спать и не гробить своё здоровье. К соитию Дмитрий Сергеевич, относился по-врачебному ответственно, с промыванием, антибактериальной смазкой и долгой подготовкой. Серёжа считал, что это лишнее, он любил своего Волшебника любым, но раз Дмитрий Сергеевич настаивал… Спальню они не запирали — зачем, если в доме нет посторонних, а Рафик — машина и без разрешения человека, не имеет права вторгаться в личностное пространство хозяев. Поэтому Серёжа, укладывая Дмитрия Сергеевича боком к себе, в позу которую они выбрали как наиболее комфортную для обоих, никаких подстав не ожидал. Он мягко прикусил загривок своего любимого и неторопливо двигался, придерживая руками его грудь и живот, наслаждаясь тихими стонами. Наслаждался правда не очень долго, потому что внезапно, дверь резко распахнулась и в комнату, смешно ковыляя на своих металлических ножках, ввалился Лаврентий, его глаза горели красным, словно в боевом режиме. Сергей отреагировал молниеносно — закрыв собой Диму и замотав его в одеяло с головой. — Я слышал, как Дмитрий Сергеевич стонал. Кто обидел Дмитрия Сергеевича? Дмитрий Сергеевич чья макушка торчала из ватного кокона, зашевелился, выпутываясь из Сережиных объятий: — Лавруша, меня никто не обижал, — он слегка покраснел, обычно всегда тихий в кровати, сегодня он впервые решил подать голос, отвечая на яркое проявления любви со стороны своего Сереженьки и такой конфуз. — Вы стонали, — Рафик не собирался сдаваться и не спешил покинуть спальню, всё так же буравя тяжёлым взглядом Нечаева — вы делите кровать с таким большим человеком, разве он не делает вам больно? Сеченов, окончательно выпутавшись и натянув на себя пижамные штаны, вылез из кровати. — Пойдём, мой родной, мне ничто не угрожает… Проследив взглядом, как парочка состоящая из человека и робота скрылась из комнаты, товарищ Нечаев рухнул обратно на подушки: неужели придётся заканчивать вручную? И стоп, кого это Дима только что назвал «родным»?! Утро вроде началось вполне сносно, несмотря на ночное происшествие: Нечаев невольно любовался своим Димочкой, чьи волосы в утреннем освещении отливали золотом. Утренние часы не самые романтичные, но Дима был таким милым и его совсем не портил всклоченый вид и след от подушки на щеке. Ночной инцидент был исчерпан, правда Сеченову пришлось повозиться с рафиковыми полимерными мозгами и теперь спокойный и степенный робот, как обычно подал им завтрак. — Ебучие пироги! — Нечаев, который по своему обыкновению, залил в себя сразу пол кружки чая, теперь этим самым чаем с остервенением отплевывался — Ах ты скотина, что ты мне подал?! — Это традиционный тибетский напиток — чай с солью, — Лаврентий спокойно смотрел в глаза вышедшему из себя агенту, похоже он ни капельки его не боялся. — Я тебя сейчас традиционно пошинкую, тварь ты полимерная! Дима, как это понимать? — Серёжа с обидой посмотрел на своего возлюбленного, который почему-то, вместо того, что бы оказать моральную поддержку, хохотал в голос, расплескивая свой кофе. Обычно Дима смеялся редко и Нечаеву нравился его смех, но вот не прямо сейчас. Кофе-то для Димы, Лавруша приготовил по итальянским стратегиям, еще и лебедя на пенку сливками нарисовал. И никакой соли, конечно же. Поданая еда правда оказалась вполне сносной, но Сергей ел с опаской, ожидая подвоха — сегодня соль, а завтра что — пурген, яд, что-то вегетарианское? Прав он всё-таки был изначально — нечего роботу делать в их квартире, но вроде Дима, что-то правил в этом жестяном долбонавте и Сергей надеялся, что это поможет. А если не поможет — то с ним его верный «Паштет» и даже Диму слушать не будет. Нашинкует этого Лаврентия, как тот капустный салат, что дают на обед в их столовке и который малость уже того, поднадоел. Вечер после работы прошёл относительно спокойно — еда была всё так же хороша, вода в ванне всё такой же комфортной температуры, а чистые трусы и майка, были поданы Лаврушей с максимальным уважением и поклоном. Жизнь налаживалась. Только спальню они на этот раз заперли. Дима старался особо не стонать, прикусывая собственное запястье — воспоминание о вчерашнем незапланированом визите прислуги, в самый разгар их соития, было ещё свежо. Но и это не спасло парочку. Нечаев занимался своим любимым вылизыванием Димы, когда дверь в спальню оказалась выбитой одним ударом металлической ноги и Лавруша, а кто собственно ещё, снова оказался возле их кровати. — Товарищи, проанализировав то, чем вы занимаетесь здесь, я пришел к выводу, что вы нарушаете законодательство Советского Союза. Моя задача предупредить вас о незаконных действиях происходящих в этой комнате! И снова Дима ушёл вместе с роботом, что-то исправлять в этих злоебучих кодах, пока Сергей избивал ни в чём не виноватую подушку. Утро следущего дня было серым и пасмурным, как и настроение Нечаева, он любил Диму и любил заниматься с ним сексом и два дня подряд полного облома делали его злым и раздражительным. Поданая еда и напитки, в этот раз были великолепного качества, но Сергей пробовал их с опаской — их робот был с явным «приветом», поэтому лучше быть начеку. Но Лавруша был не так прост. Уже привычно подавая мужчинам их верхнюю одежду перед выходом из дома, Лаврентий неловко взмахнул своими клешнями и уронил куртку Нечаева на пол. При падении из её карманов выпало несколько вполне узнаваемых предметов. — Проанализировав содержимое, я могу сделать выводы, что Серёжа вам изменяет, товарищ Сеченов. Презервативы носят с собой только изменщики. — Долбоклюй, почему часть презервативов использованная?! В Рафике что-то зашумело, он молча уставился на кусок резинки на полу и внезапно прошелестел: — Никогда ещё Штирлиц, не был так близок к провалу. — Серёжа, ты кидаешь использованные презервативы под нашу кровать?! ***** Жить с Лаврентием, которого Серёжа уже открыто звал Долбоклюем, становилось всё сложнее. Он приставал к Диме с лекциями о вреде частого использования клизм для здоровья, а к Серёже с воспитательными беседами о необходимости предохранения, особенно при анальном сексе. Дима ковырялся в программах Лавруши чаще, чем ужинал и ничего не помогало. Сергей выходя из спальни подскальзывался на бережно разложеных банановых шкурках, под замогильный рафиковый: А А А А А. Сеченов находил на своей стороне кровати, сложеных из полотенец лебедей и крокодилов, сторона Нечаева игнорировалась. Серёжа открыл для себя оральные ласки любимого Димочки и всё было прекрасно, до того момента, пока домашняя зануда-робот не начал вручать ему антибактериальный ополаскиватель для рта, с замечанием, что самое грязное место в теле человека, это его рот. И Нечаев подтвердил это, грязно обругав в ответ ненавистного Лаврушу. Ночь, спальня, два тела сплелись в экстазе и в этой темноте, распахивается дверь и в спальню снова ковыляет рафик со своими включёнными фарами глаз: — Товарищи, как пройти в библиотеку? — Я же код на дверях поставил! — В голосе Серёжи проскальзывали истеричные нотки — Сверхсложный, между прочим! — И какой же у нас код на дверях в спальню, сынок? — Сеченов спустил ноги с кровати, нашаривая тапочки босыми ногами. Если Дима покидает их супружеское ложе среди ночи, значит продолжения банкета не будет. Сергей застонал сквозь сжатые зубы, всё из-за грёбанного Лаврентия… — Храз-пидараз… — А… так это лёгкий код, — и Сеченов, запахнув халат, вышел из комнаты. Нечаев в бессильной злобе снова ударил по невиновной подушке: — Ненавижу ебучих роботов! Сегодня у Димы важные гости, он сам так сказал и велел быть красивым и милым. Рафик изучал своё отражение в зеркале — он как раз закончил наводить «красоту» и теперь оценивал получившийся результат. Что ж он действительно получился красивым, но Дима всё равно не оценит, ведь он отдал своё сердце грязному убийце ни в чём не повинных и добрых рафиков. Это было печально, но Лаврентий будет стараться ради своего Волшебника и когда-нибудь… — Товарищи, ваше сладкое! Лебедев, который пришёл в гости к своим друзьям и сидел как раз напротив двери на кухню странно закашлялся и пролил свой чай, бережно налитый в красную кружку в горошек. — Пхыы, пхее, — он сделал страшные глаза и молча показывал куда-то за спину Сергея. — Мать чесная… Рафик, как обычно нёс поднос с едой на вытянутых руках и это была обычная и привычная сцена. Но выглядел робот крайне… экзотично: его стальные бока были начищены до зеркального блеска, отдельные части тела так же были отполированы и сияли до рези в глазах и завершали всю эту композицию, клистерные трубки, развешеные по всему телу Лаврентия наподобие праздничных гирлянд. Это были те самые части клизм при помощи которых Сеченов готовил себя к близости с Нечаевым. Теперь задыхаться начал уже Дмитрий Сергеевич, пока Нечаев ржал лёжа где-то на полу, возле своего стула. — В этом собственно и проблема, Лёш… — Рафик был отослан обратно на кухню, а на столе сам собой организовался коньяк с тремя рюмками. К сладкому не притронулись, от греха подальше. — Да никакой проблемы, Дим, — Лебедев с удовольствием закусил огненный напиток курагой в шоколаде — Ребёнок просто ревнует тебя к Серёже и пытается тебе понравиться. Лебедев бросил взгляд на Сергея, словно оценивая его. — Вот посмотри, какой товарищ Нечаев огромный и страшный и наверняка убивал Рафиков, — он предупреждающе поднял ладонь, останавливая Сергея, который хотел что-то возмущённо возразить — Это болезнь роста, такое случается, правда редко, но всё же… Вот и Сергей твой тоже таким был. — Что это вы говорите такое, товарищ Лебедев? Не мог я быть таким ебанутым! — Дима, что же ты не рассказал Серёже, как он ел пластилин во время арт-терапии? Лебедев великодушно согласился подержать у себя строптивого рафика, пока тот не «перерастет» свою проблему и невзаимную тягу к человеку. К тому же у Лебедева жило много других рафиков и среди своих их неудавшемуся слуге будет гораздо легче. Где-то час с лишним Сеченов потратил на уговоры Лаврентия, обещая, что это всего на пару месяцев и что Серёжа исправит всё, что натворил, обещал предохраняться и промывать кишечник пореже. Даже пообщал реже курить, пообещал правда со скрещеными за спиной пальцами. Они с Серёжей собрали Лавруше милый розовый рюкзачок, с дорогими для него вещами: носком Димы, носовым платком Димы, а так же с детским рисунком изображающим Диму в телевизоре. — У меня ощущение, что мы собираем ребёнка в пионерский лагерь. Рафик, обняв на прощание товарища Сеченова, с несчастным видом переступил за порог и отправился в комплекс Менделеев вместе с Близняшками. Серёжа и Дима радостно помахали ему руками и обещали писать на Грушу Лебедеву. Но… Лавруша всё же не был так прост и зайдя в их ванную комнату Серёжа не смог удержаться от ругательств — на зеркале над раковиной сияла надпись сделаная полимерной светящейся губной помадой, спрашивается, откуда Лаврентий её раздобыл: *** Я обязательно ввернусь, но мое отношение не переменится пока грехи виновных не будут отмыты. PS Я люблю тебя, Дима Lovерентий. *** Дмитрий задумчиво посмотрел на надпись, почесал голову и подмигнул Серёже. — Ох уж этот загадочный Lovерентий… Придётся нам с тобой спуститься вниз и отремонтировать всех пострадавших рафиков, думаю, это будет справедливо, как думаешь? — Я думаю, что раз мы отправили ребёнка в лагерь, то как настоящие родители мы должны поступить вот так… И Сергей подхватив на руки своего любимого мужа, потащил его прямиком в спальню, игнорируя крики про подготовку и промывание кишечника. Ему не противно и презервативы имеются. Он конечно починит всех этих ебучих рафиков, но сейчас — он не собирался терять время, тем более, что Лавруша был вовсе не так уж и прост.