На уровень глубже. (HPMOR / ГПиМРМ)

— Мистер Поттер, вы стоите там почти пять минут, — крикнул профессор Квиррелл из-за двери своего зловещего кабинета. — Вы хуже мисс Грейнджер. И вот-вот вы опоздаете на нашу встречу. Мне не нравится, когда люди опаздывают на встречу со мной. Дверь открылась, и Гарри отступил на несколько шагов от чрезвычайно развеселившегося предвестника Гибели, который, как ни странно, казалось, оставил свою обреченность сегодня где-то в другом месте. — Чего бы ты не боялся, юный когтевранец, это не может быть страшнее, чем заслужить мою враждебность. Он вернулся в свой офисное кресло. — Это, — признал Гарри, — самый убедительный аргумент. — Да. Гарри на несколько мгновений остановился в дверях, ошеломленный тем, что увидел. Сначала он подумал, что они, должно быть, находятся в совершенно другой части замка. Но нет, это был тот же кабинет, в котором он бывал раньше. Только каждая деталь была изменена так, чтобы создать атмосферу, которая противоречила всему, что он знал о профессоре Квиррелле. Это казалось… гостеприимным. Даже успокаивающем. Освещение было мягким. Легкий аромат мускусных благовоний доносился от двери, и воздух был теплее, чем в коридоре снаружи. Книжные полки были задрапированы полупрозрачной зеленой тканью, скрывавшей все, кроме едва заметных очертаний их содержимого. Мебель больше подходила для чтения романа, чем для частных уроков. Мраморный пол покрывал толстый пушистый ковер. Несколько безделушек были убраны, а на столе ничего не было, за исключением маленькой незажженной свечи, стоявшей идеально по центру. — Мистер Поттер, — сказал профессор Квиррелл, улыбаясь, — садитесь. Он указал на мягкое кресло напротив него через стол. Гарри подчинился и снова вздрогнул, когда стул под ним прогнулся, мягко обняв его. У него сложилось тревожное впечатление, но сидеть на нем было приятно. — Вы, кажется, не в своей тарелке, мистер Поттер. Что-то случилось? Квиррелл выглядел искренне обеспокоенным. Действительно, теперь, когда Гарри задумался об этом, его поведение в какой-то степени соответствовали обстановке в комнате. Это показалось ему гораздо более тревожным, чем стул. — Ну, нет. Не совсем, — медленно ответил он. Гарри изо всех сил пытался сформулировать свои мысли, нервно ёрзая. Кресло соответствующим образом перестроилось. — Среди прочего, вам, наверное, интересно, почему я, похоже, воспользовался советом профессора Трелони по оформлению, — Квиррелл говорил мягко, в особенно низком регистре, и казалось, он особо следил за гласными. Эффект был… ну, вообще это успокаивало. Гарри представлял себе множество сценариев сегодняшней встречи, но этот определённо не был одним из них. — Обычная атмосфера моего кабинета не способствует цели сегодняшней встречи, — объяснил профессор. — Многие верят, что окклюменции нужно учиться с помощью грубой силы, что разум, подвергшийся неоднократным нападкам, научится защищаться быстрее, чем разум, направляемый нежно. Это ложь. Глупым и нетерпеливым просто трудно использовать более тонкий подход. — Вы собираетесь… нежно направить мой разум? — Гарри хотел разинуть рот от удивления, но сдержался. Уголки губ профессора Квиррелла дёрнулись в верх. — Да. Он откинулся на спинку кресла, которое не было заменено разумной подушкой. Последовала долгая пауза, во время которой Квиррелл был невыносимо самодовольным, а Гарри пытался удержаться от того, чтобы не запрокинуть свою голову назад. Он проводил несколько проверок реальности происходящего, чтобы убедиться, что не спит, прежде чем пришёл к выходу, что реальность сошла с ума. — Как бы мне это не нравилось, — продолжил профессор Квиррелл, — боюсь, мне нужно, чтобы вы перестали пытаться не запутаться. Мы ни к чему не придëм, если вы будете настаивать на том, чтобы придавать смысл всему, что происходит сегодня. Вы можете попытаться разобраться во всех позже. Поймите, всë не так однозначно, и пока следует оставить всë как есть. В данный момент мне нужно, чтобы вы ослабили бдительность. Ты сделаешь это для меня, Гарри? Гарри долго обдумывал просьбу. Профессор Квиррелл был последним человеком на Земле, рядом с которым Гарри считал разумным терять бдительность, особенно в свете его недавно полученных знаний о том, что Квиррелл был легилиментом. С другой стороны, если Квиррелл хотел причинить ему вред или нарушить его частную жизнь, Гарри не имел особой возможности защититься от этого. В этом, в конце концов и был смысл. Наконец, он ответил: — Я попробую. — Великолепно. Прежде чем мы начнем, мне нужно ваше слово, что вы ни с кем не будете говорить об этом. Те методы обучения, которые я буду использовать, могут свидетельствовать о том, что мои способности легилимента намного более развиты, чем подозревает даже Дамблдор. Я уверен, вы поймёте, что я бы хотел, чтобы вы сохранили это в тайне. Гарри кивнул. — Конечно. Так и будет. — Хорошо. Итак. Вам станет легче, если вы узнаете, что я не буду читать ваши мысли. Во всяком случае, не так, как вы опасаетесь, мистер Поттер. Достаточно опытный легилимент может определять структуру мыслей, не вторгаясь в их содержание. Я буду отслеживать абстрактные шаблоны и эмоциональный подтекст, но это вся информация, которая мне понадобится, чтобы эффективно направлять вас, по крайней мере, на данном этапе. Я продолжу получать любую другую информацию, которую пожелаю, трудным путем. Вы понимаете? — Вы будете знать, не что я думаю, а как я думаю. — Именно. Кроме того, помните, что легилименция обычно не является контролем разума. Я не буду напрямую заставлять вас думать или вести себя в соответствии с моей волей. Гарри нерешительно наклонил голову. — Что именно вы подразумеваете под напрямую? Профессор обдумывал это несколько секунд – необычно долгое время для него – прежде чем ответить. — Выбор следовать моим инструкциям всегда будет за вами. Ваши мысли останутся полностью под вашим собственным контролем. Гарри ухмыльнулся. — Когнитивная наука – очень новая область, но мы уже понимаем достаточно, чтобы понимать, что она работает не так, как мы предполагаем. Квиррелл казался озадаченным, поэтому Гарри продолжил. — Если подумать, вряд ли нам нужно заглядывать намного дальше философии. Допустим, что-то является моим выбором, если – и только если – мое желание, чтобы это произошло, заставляет это происходить. Что заставляет меня хотеть, чтобы это произошло? Гарри помолчал, собираясь с мыслями. — Ну, это, наверное, действительно сложно, но это, по крайней мере, имеет какое-то отношение к бессознательным частям моего разума. Вещи в моем подсознании существуют по целому ряду причин, ни одна из которых не заключается в том, что я в данный момент решаю, чтобы они там были. На самом деле, по определению. Если то, чего я никогда не хотел и что произошло по моей вине, может повлиять на общий состав моего сознания – например, где я родился или как долго я спал, когда забыл завести будильник, то и вы тоже можете. Будь то магия или нет. Теперь Квиррелл выглядел немного обеспокоенным. — Я полагаю, — заключил Гарри, — вы имеете в виду, что я сохраню ту степень контроля над своими мыслями, которая у меня обычно есть. — Боюсь, та степень контроля, которая у вас обычно есть — лучшее, что я могу предложить. Я поражен, что магглы открыли такие вещи без использования легилименции, но нам придется отложить дальнейшее обсуждение этого до другого раза. — Согласен, — сказал Гарри. — Мне не было бы выгодно причинять вам вред, мистер Поттер, иначе я бы уже так сделал. Даю вам слово, что я это не сделаю. Этого хватит? Гарри кивнул в знак согласия. — Тогда давайте начнем. — Что мне делать? — спросил Гарри. Его сердцебиение внезапно показалось довольно громким. Свет потускнел еще больше. — Прежде всего, понаблюдайте за пламенем этой свечи, мистер Поттер. Свеча самопроизвольно загорелась. — Продолжайте наблюдать за ней. Не отрывайте глаз от пламени, независимо от того, насколько расслабленным и сонным оно вас делает. В остальном вам не нужно делать ничего, кроме того, что приходит само собой. Гарри наблюдал за пламенем. Профессор Квиррелл продолжал говорить, очень медленно и со всё более долгими паузами, которые совпадали с дыханием Гарри. Остальная часть комнаты вокруг пламени свечи быстро исчезла. Создавалось впечатление, что его зрительная кора просто отказалась от интерпретации любой другой информации. — Цель сегодняшнего урока – развить ваши способности к самоанализу. Как вы уже знаете, есть много особенностей сознания, на которые большинство людей обычно не обращают внимания. Те, на которых мы сосредоточимся сегодня, называются поверхностями, и это первые структуры, с которыми сталкивается легилимент при попытке проникнуть в ваш разум. Сердце Гарри замедлило свой бег. Сильно. Квиррелл, казалось, говорил с гораздо большего расстояния, чем с другой стороны стола. Поверхности, подумал Гарри. Понял. — Для этого потребуется концентрация, которую вы, вероятно, никогда не испытывали, и для которой важно расслабление. Следование моим инструкциям вызовет это расслабление. Но вам не нужно беспокоиться о том, чтобы следовать моим инструкциям, когда это не кажется совершенно легким делом. Это не тест, и, уверяю вас, вам это безмерно понравится. Продолжать наблюдать за свечой было нелегко. Хотелось сильно моргнуть, отвести взгляд от очень яркого света. Но, как ни странно, Гарри чувствовал, что отвести взгляд было бы еще труднее. — Расслабьтесь. Вы обнаружите, что для поддержания вертикального положения не требуется никаких усилий. Расслабьте каждую мышцу. Кроме, конечно, ваших век, какими бы тяжелыми они ни казались. Продолжайте следить за свечой, мистер Поттер. Кресло, казалось, стремилось принять на себя всë больше его веса. Он подчинился и почувствовал, что тает. Это было удивительно приятное ощущение. Казалось, он был очарован поиском мышц, которые всё ещё сохраняли напряжение. Затем кресло мягко массировало их, пока они полностью не расслаблялись. Гарри едва осознавал, что сейчас говорил Квиррелл. Почти всë его внимание уходило на то, чтобы держать глаза открытыми и продолжать наблюдать за свечой. Затем, подобно очень тусклой звезде, которую можно увидеть, только если не смотреть слишком пристально, он почувствовал что-то мягкое на краю своего сознания. Он никогда не ощущал, чтобы у его сознания были края или какая-либо форма. Но теперь у него, казалось, была внешняя поверхность или, по крайней мере, часть одной, и на неë было легкое давление. Эта часть, казалось, находилась в верхнем левом углу, ближе к концу, хотя в этом не было никакого смысла. Это сбивало с толку, хотя и не было неприятным. Голос профессора Квиррелла стал еще тише, как шепот, но все еще низкий и насыщенный.   — Скоро ты не сможешь, держать глаза открытыми, - произнес он нараспев. — Желание расслабиться будет слишком сильным, и ты просто не сможешь больше выдерживать свой пристальный взгляд. При этом сложность увеличилась как минимум втрое. — Все в порядке, Гарри. Когда ты почувствуешь этот импульс, просто позволь им закрыться. Давление на его разум усилилось, соответствуя огромной тяжести его век. Без слов, давление давало ему разрешение, соблазняя закрыть глаза. Это было слишком. В следующий раз, когда он моргнул, он уступил, его веки, наконец, опустились. А потом мир исчез. Гарри не знал, как долго он сидел в тишине после этого. Возможно, несколько минут. Возможно, часы. Это было самое глубокое спокойствие, которое он когда-либо испытывал. Он часто ощущал это мягкое присутствие, дрейфующее поблизости, время от времени всплывающее на поверхность его мыслей, иногда опускающееся, чтобы нанести на карту запутанные глубины его разума. Оно двигалось медленными раскачивающимися движениями, подгоняемое ветром его дыхания. Это деликатно побудило его отказаться от бессознательной хватки за каждый когнитивный процесс, все еще идущий в фоновом режиме, что привело к более глубокому расслаблению, чем он считал возможным. Его разум стал совершенно неподвижным. Он не смог вспомнить, что значит думать или чувствовать что-либо вообще, кроме этого постоянного спокойствия. Он наблюдал за развитием событий, не предполагая, что произойдет дальше, не заботясь об этом. Он совершенно забыл, что находится в кабинете Квиррелла, что у него есть тело, что все это было частью урока окклюменции. В конце концов, даже дрейф прекратился. Разгони тьму, опустоши пустоту, безмолвствуй в бесконечной ночи. Затем, разорвав тишину, в его голове прогремела единственная мысль: Здесь полно звезд. Ибо из темноты внезапно вырвались десять тысяч светящихся точек, и Гарри показалось, что он снова наблюдает за секретным заклинанием профессора Квиррелла. Даже когда истинное изображение далекого космоса окутало его, что-то казалось диссонирующим. Что-то было другим. Это было не совсем то, что он помнил. Ему потребовалось некоторое время (хотя время сейчас мало что значило), пока он наслаждался его строгостью, чтобы понять, что изменилось. О, он этого не видел. Его глаза были закрыты, но это вообще не было визуальным образом. Он чувствовал эти сверкающие звëзды на фоне бездны. Они были его осознанием, рассеянным в бесчисленных горячих точках концентрации, кристаллизованной мыслью, мерцающей по всему сознанию. Если и есть хоть что-то, на что это похоже, то возможно это бескрайнее ночное небо. Гарри не замечал слез на своих щеках. А затем он услышал голос профессора, который был едва громче шёпота. — Эти точки – твоë собственное внимание. Сейчас я просто наблюдаю со стороны. Ты поддерживаешь их и можешь управлять ими, как тебе заблагорассудится. Попробуй передвинуть одну из них. Ты обнаружишь, что они движутся по изогнутым плоскостям, если ты не будешь давить слишком сильно. Гарри попробовал. Ничего не получилось. — Ты не можешь двигать ими так же, как двигаешь конечностью. Вероятно, ты не испытаешь сильного чувства свободы воли, когда это произойдет. Просто ожидай, что это произойдет, и не становись у него на пути. Гарри ожидал, что одна из звезд сдвинется с места. Он расслабился, позволив ей оставаться пустой, и просто знал, куда она направится. Она начала плавно скользить, подобно спутнику в верхних слоях атмосферы, вдоль поверхности его разума. Он почувствовал, как профессор Квиррелл указал на другую светящуюся точку, и подтолкнул еë влево. — Попробуй несколько, — проинструктировал Квиррелл. Гарри выбрал участок примерно из дюжины звездочек и переместил их все немного вверх. — Отлично, Гарри. Ты нашел свои поверхности. Ты очень близок к созданию элементарного окклюменционного барьера. Гарри продолжал посылать звездочки туда-сюда, пока Квиррелл говорил. Ему казалось, что он просто наблюдает, и что по какому-то невероятному совпадению звезды движутся так, как он предсказывал. Было странно ощущать себя третьим лицом в своих собственных действиях. — Теперь расслабься, Гарри. Оставь точки там, где они есть. Снова наступила тишина, и Гарри еще глубже погрузился в пустоту, которую, как он надеялся, ему никогда не придется покидать. — Хорошо. Просто продолжай в том же духе. Не беспокойся о звездах, теперь они достаточно стабильны, и тебе не нужно за ними следить. Прошел еще один неизмеримый отрезок времени. Он снова мог чувствовать присутствие профессора, возвращающего его мысли к совершенной тишине. Когда в следующий раз он услышал голос Квиррелла, это было только в его голове. — Звезды – это точки чрезвычайно концентрированного осознания. Представь, что они сжаты, как кулаки. Ты чувствуешь, как они борются, желая раскрыться? — он сделал паузу, чтобы Гарри обратил внимание на это ощущение. — Теперь отпусти их. Гарри отпустил их всех одновременно, и свет начал рассеиваться, расцветая в его сознании. Они растаяли, превратившись в маленькие лужицы, как кубики льда на раскаленном асфальте. Границы луж света встретились, слились и усилили друг друга. Теперь широкие просторы неба висели вокруг него в мягком сиянии, звезды сменились тем, что казалось гигантскими силовыми полями. Они были теплыми и обнадеживающими. По мере того, как он вкладывал в них все больше себя, они становились ярче, и Гарри чувствовал себя сильным. Слова Квиррелла были мягкими, но с оттенком волнения. — В тебе гораздо больше, — сказал он. — Ты можешь усилить этот барьер по крайней мере в пять раз. Гарри почувствовал, как Квиррелл коснулся поверхности, почувствовал, что столкнулся с сопротивлением. Это было похоже на ответ до того, как вопрос был задан, и он знал, что барьер работает. Без обычного когнитивного механизма, скрежещущего, взвешивающего, вычисляющего и сдерживающего, его реакция на свой успех была немедленной и яростной: будто внутри него прорвалась колоссальная плотина. Вся уверенность, стойкость и удовлетворение, которые он мог испытать, хлынули прямо в силовое поле. Ему показалось, что он затмил солнце. Гарри почувствовал себя непобедимым, когда барьер вспыхнул в его сознании. — Этого достаточно, Гарри, - сказал Квиррелл. — Запомни это ощущение, но не поддерживай его. Сейчас надо закончить. Ему было трудно сдержать поток эмоций, но когда, наконец, он загнал бурю обратно в себя, Гарри был совершенно измотан. Он опускался по спирали с невероятной скоростью, и Квиррелл был рядом, чтобы помочь в восстановлении, даже когда он продолжал говорить вслух. — Это было очень хорошо сделано. Такое проявление превосходило даже мои амбиции на твоëм первом уроке. Ты интуитивно понял эффективный подход без четких инструкций. Его голос снова стал низким и успокаивающим, и он снова говорил в ритме, который повторял дыхание Гарри. — Скоро я начну считать от одного до десяти, и ты начнешь двигаться к нормальному состоянию бодрствования. Но не сейчас. Отдохни немного. Ты полностью осознал свои поверхности, и метод, который мы использовали, имеет свои преимущества. Но он также ужасно хрупкий. Подобное проявление блокирует очень короткое прочтение и может даже на несколько мгновений ослепить легилимента. Но любые опытные легилименты, разрушат такой барьер полностью, не задумываясь. Все, что мне нужно было бы сделать, это посеять семена неуверенности в тебе, и все было бы кончено. У меня не только был бы легкий доступ к более глубоким частям твоего разума, но и у тебя не осталось бы энергии для дальнейшей защиты. На несколько минут воцарилась тишина, поскольку профессор просто позволил Гарри посидеть, оставив его мысли при себе. В конце концов, он начал считать, и мало-помалу Гарри начал осознавать свое тело, комнату и то, что он в ней делал. На счëт «десять» Гарри открыл глаза. Он набрал в грудь воздуха, чтобы заговорить, но сразу же отказался от этой затеи, когда понял, что не знает, что сказать. Ему нужно потратить некоторое время на то, чтобы переварить эти последние два часа, прежде чем он сможет мыслить достаточно трезво, чтобы вообще что-либо сказать. Профессор улыбнулся. — Вы вернетесь завтра в три, и тогда я отвечу на ваши вопросы. Именно тогда вы получите свое первое задание. Гарри довольно вяло кивнул. — А пока, мистер Поттер, поужинайте легким ужином и не пытайтесь заниматься, чем-то более увлекательным, чем игрой в шашки. Этой ночью вы будете спать действительно очень крепко. — Да, — сказал Гарри, — думаю, что так и сделаю.