папа, ну пусти на концерт!

– Папа, ну пожалуйста. Я тебя умоляю. – Джинсоль, сколько раз мне повторять? Нет, – отвечает Хосок, наливая себе кофе из турки, даже не смотря на крутящуюся возле него дочь. – Пап, ты не понимаешь. Агуст Ди очень редко даёт концерты. Я обязана попасть на него. – С чего это? Ты никому ничего не обязана. – Я уже два года слежу за его творчеством, да я каждый его альбом раз на миллион прослушала. Если бы ты услышал хотя бы одну его песню, то всё понял бы. Он поёт о действительно важных вещах. Никакой похабщины, клянусь, – продолжала настаивать девочка, смотря на Хосока умоляющим взглядом. – Соль, дело не в музыке, а в концерте. Это слишком небезопасно, – продолжая сохранять хладнокровие говорит мужчина, направляясь с кружкой черного кофе к кухонному столу. – Но почему? Почему? Как объяснить 14-летней девочке, что ей не стоит идти на панк-рок концерт, проходящем в каком-то ночном клубе, где будет дофига пьяных и обдолбанных подростков? Хосок по своему опыту это знает – сам по молодости на таких концертах бывал. И он прекрасно знает, что может произойти на таких мероприятиях. И маленькой девочке-подростку там делать нечего. – Просто поверь на слово. Вот подрастешь и ходи куда хочешь. А сейчас я запрещаю. – Пап, ну почему ты такой? – отчаянно рычит Джинсоль. – Попасть на концерт Агуста Ди – моя мечта. А вдруг этот последний и он больше не будет выступать? – Соль, только не строй драму. – Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… – как заевшая грампластинка начинает тараторить девочка, сложа руки в умоляющем жесте. – Нет, и точка, – резко отрезает Хосок. Выражение лица Джинсоль меняется в одну секунду. Мужчина буквально видит, как в ней обида и досада разливаются. В её глазах не осталось больше мольбы, они теперь злостью пылают. Сейчас что-то произойдёт. – Мама бы меня отпустила. – Ну, зная, как твоя мама печется о твоей безопасности, то да, она бы отпустила. – Ненавижу тебя, – шипит девочка и, громко топая ногами, направляется в свою комнату. – Джинсоль! – строго говорит мужчина, но та уже зашла в комнату, громко хлопнув дверью. Он ещё пару секунд смотрит ей вслед, а потом отворачивается, принимаясь за уже остывший завтрак. Он понимает, что дочь сказала это на эмоциях, но от этого менее обидно не становится. Поковырявшись в яичнице, он откладывает вилку и устало трёт переносицу. Ну вот, теперь он снова плохой папа. Хосок уверен, что Соль сейчас строчит километровые сообщения своей матери, жалуясь на него. С Ёнхи, матерью Джинсоль, они разошлись, когда той было четыре. Случилось это с криками и скандалами. По официальной версии – не сошлись характерами. Со стороны Ёнхи были претензии в сторону того, что Хосок слишком много работал и мало времени уделял им с Джинсоль. Со стороны же Хосока была одна единственная претензия в лице своего знакомого, на котором он слишком часто стал замечать парфюм жены. Таким образом, после бракоразводного процесса, было решено, что Джинсоль останется с Хосоком, чему мужчина был безмерно рад. Ёнхи переехала в США, нашла нового мужчину, с которым завела семью. Хосок не запрещает дочери общаться с матерью, та стабильно несколько раз в год ездит к ней в Америку. Та её невозможно балует, буквально позволяя ей всё. У них с бывшей женой на этой почве несколько раз происходили скандалы. – Ёнхи, ты её слишком балуешь, – говорит мужчина в трубку. – Хочешь мне лекции о воспитании прочитать, Хосок? – Из-за тебя она вырастет избалованной. Сегодня она закатила мне истерику из-за того, что я отказался покупать ей новый телефон. К слову, старый я ей купил полгода назад. – Ты винишь меня в том, что ты плохой отец? – Что ты сказала? – Хосок чувствует, как телефон в руках начинает дрожать. – Я плохой отец? Ну да, а ты у нас тогда «мать года». – Я не виновата в том, что мои методы воспитания Джинсоль нравятся больше, чем твои. – Потакание всем её прихотям – это твои методы воспитания моей дочери? – Она и моя дочь тоже, – шипит женщина в трубку. – Я её мать. – Вот только становишься ты ей пару раз в году. Всё воспитание Джинсоль лежит на мне, и моя главная задача, чтобы она выросла хорошим человеком. – Ты обвиняешь меня в том, что я плохая мать? – Тебе напомнить, как Соль увезли на скорой из-за того, что ты забыла, что у нашей дочери ГРЕБАННАЯ АЛЛЕРГИЯ НА ОРЕХИ. – НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ. В общем, так заканчивается примерно каждый их разговор. В данную минуту Хосок сидит на кухне и думает, как ему снова вернуть статус «Классного папы». Он слишком печется о Джинсоль, чтобы отпустить её одну на концерт какого-то рокера. Выход только один. Он тихонько стучится в её комнату и, подождав пару секунд, открывает дверь. Соль лежит на кровати, уткнувшись в телефон. На Хосока она даже глаза не подняла. Оперевшись на косяк двери, мужчина долго смотрит на неё. – Джинсоль? В ответ молчание. Значит забастовка. Ну ничего, не впервые. – Я тут подумал и решил. Я разрешаю тебе пойти на концерт, – он видит, как голова ребенка дернулась, и та глазами кролика уставилась на него. – Но с одним условием. Я пойду вместе с тобой. – Да, да, да, – завизжала девочка и, вскочив с кровати, бросилась Хосоку на шею, чуть не снеся его с ног. – Спасибо, спасибо, спасибо. Негромко рассмеявшись, Хосок крепко обнял свою дочь.

***

Хосоку это место не особо нравится. На входе в клуб он видит перед собой толпу ярко одетой молодежи. Первым желанием Чона было развернуться и уйти. Просканировав очередь взглядом, он, к своему ужасу, не нашёл хотя бы одного человека, которому на вид было бы больше двадцати пяти. Странно одетые, густо накрашенные, говорящие на непонятном языке. Одним словом – подростки. Хосок сглотнул ком во рту. И что только заставило его притащить свою 38-летнюю задницу на этот концерт? Точнее кто. И этот кто-то стоит рядом и улыбается во все тридцать два зуба. – Джинсоль, дай руку. – Ну уж нет, пап. Я не маленькая. – Тогда иди рядом и никуда не отходи. Джинсоль сейчас была в том возрасте, когда любое проявление нежности с родителем на людях расценивался как удар по её взрослому образу. Хосок и не сопротивляется. Сам через эту стадию сепарации проходил. Мужчина купил билеты-VIP, поэтому их пропустили без очереди. Зайдя в темное помещение в ноздри сразу же ударил запах травки. Да, что-то никогда не меняется. Поморщив нос, он проследовал за рвущейся вперед дочерью. – Давай быстрей, а то все места у сцены займут, – сгорая от нетерпения сказала Джинсоль, потянув Хосока за руку. Мужчина плетется за ней, огибая очередную толпу явно подпивших подростков. На фоне всей этой молодёжи Хосок чувствует себя, мягко говоря, некомфортно. Одетый в джинсы и обычную серую рубашку, он явно выделяется из толпы. Мужчина тут явно был единственным, кто не запарился над своим образом. Даже шагающая впереди Джинсоль с ног до головы была в мерче своего любимого исполнителя. Подобраться к сцене, где уже столпились люди, было проблематично. Миниатюрной Соль не составляло труда юрко протискиваться среди них, а вот Хосоку пришлось попотеть. Аккуратно распихивая людей, он постоянно извинялся, ловя в ответ презрительные взгляды молодежи. Ну и угораздило же его согласиться на это. Наконец-то пробравшись к самой сцене, Хосок остановился у дочери, которая уже закипала от нетерпения. Концерт начнётся с минуты на минуту. Мужчина понятия не имел, что этот Агуст Ди из себя представляет. Хосок хотел почитать о нём информацию, но так заработался, что буквально забыл об этом. Он бы и про концерт забыл, если бы Джинсоль ему вчера не напомнила. У Хосока своя небольшая звукозаписывающая студия, а все исполнители Кореи, как назло, вдруг решили записать свои альбомы, поэтому работы было много. Только сегодня по пути из студии домой ему удалось послушать парочку песен этого Агуста Ди. Что ж, можно отметить, что голос у этого пацана был хороший. Пел он в жанре панк-рок, хоть и в некоторых песнях мешал стили. К лирике претензий не было, хоть и некоторые строки можно было трактовать двусмысленно. Например: «Возьми меня ещё раз, Накрой меня волной ещё, Ещё один толчок, И я схожу с ума» Что ж, песня явно о море. Взревевшая толпа вырвала Хосока из мыслей. Рядом стоящая Джинсоль тоже запищала, ещё больше облокотившись о заграждения, стоявшие у сцены. Все взгляды людей, включая Хосока, устремились на одного конкретного человека. Сцена разразилась ярким ослепляющим светом и громкой, отдающей в уши, музыкой. Через пару секунд на ней появился молодой парень лет двадцати. «Он очень молод» – было первой мыслей Хосока. В руках парень держал ярко красную гитару. На голове у того была копна осветленных волос. Лисьи глаза были подведены черным карандашом, губы расплылись в полуухмылке. На нём была свободная белая футболка и рваные скинни, открывавшие вид на побитые коленки. На ногах красовались повидавшие жизнь Мартинсы. Легкой походкой парень прошёл к стойке с микрофон под оглушающие крики толпы. Облизав губы, тот чуть хриплым голосом сказал: – Добрый вечер, Сеул, – толпа разразилась ещё одним ором. Обведя её глазами, парень выждал, пока та успокоится, а потом громко сказал: – Вы готовы? От очередного вопля толпы у Хосока заложило уши. Стоящая рядом Джинсоль запрыгала на месте, присоединяясь к общей какофонии. Певец ещё раз обвёл толпу взглядом, а потом резко провёл пальцами по всем струнам гитары, вырывая из неё первый аккорд. Остальные аккомпанирующие музыканты на сцене подхватили первую песню. Белобрысый парень запел. Хосок, ещё когда слушал его песни в машине, отметил, что у пацана хороший голос, но много этому значения не придал. Из опыта своей профессии знает, как голоса звёзд отличаются в жизни и в песнях. И не счесть сколько исполнителей просили его наложить на их голоса автотюн, сгладить все неровности. Хосок был настолько хорошим саунд-продюсером, что из любой недопевички мог сделать новую Уитни Хьюстон. Поэтому жизнь научила его не доверять голосам певцов. Но, надо сказать, что пел этот пацан реально хорошо. Не идеально, конечно, но мужчина списал бы это на особенности его пения. Голос у парня был с хрипотцой, он пел расслабленно низким тембром, чуть гнусавя, иногда повышая голос, когда песня того требовала. Если честно, он немного не так представлял себе этого Агуста Ди. У него сложились некие стереотипы насчёт современных кумиров молодежи. По большей части они появились именно по причине того, что Хосоку приходилось с ними работать. В большинстве это были молодые ребята, чей один трек стрельнул в тиктоке, и они возомнили себя суперзвездами. У большей половины таких певцов не было ни музыкального слуха, ни какого-либо дальнейшего потенциала. Парадоксально, но некоторые даже петь не умели. Были конечно некоторые способные ребята, которые подкрепили свой успех одним более-менее сносным альбомом, но, так и не набрав хорошей фанбазы, скатывались в пропасть забвения. Однако, были и те, кто набирали, которые продолжали выпускать музыку и собирать толпы фанатов. Хосок считал этого Агуста Ди именно таким типом. Однако пацан удивил, кроме того, что он не фальшивил и попадал в ноты, он ещё и пел достаточно хорошо. Более того, он припоминает, как Джинсоль говорила, что Агуст сам пишет от и до свои песни и продюсирует музыку, что в современной музыкальной индустрии является редкостью. Если то, что сейчас играет этот пацан, он написал сам, то это похвально. На секунду в нём даже появилось чувство гордости, что его 14-летняя дочь фанатеет от такого исполнителя, а не от какого-нибудь рэпера, поющего про сучек, бабки и тачки. Пока Хосок скрупулёзно анализировал талант этого рокера, все остальные фанаты в зале в полный голос подпевали его песни. Мужчине стало не по себе, – он тут, наверное, единственный, кто не знает текста всех песен наизусть. Пока молодежь рядом танцевала, снимала на телефоны выступление и просто наслаждалась концертом, Хосок, как истукан, стоял, сложив руки на груди и просто слушал музыку. Он бы тоже хотел наслаждаться концертом, но кто-то сзади постоянно пихал и толкал его. Ещё из-за того, что они стояли у самой сцены, музыка была слишком громкой. Слишком чувствительный слух Хосока бил тревогу. Так и знал, что надо было брать беруши. Ну и вообще, он чувствовал себя не в своей тарелке. Ему больше нравилось слушать музыку дома, сидя возле своего винилового проигрывателя, а если говорить о концертах, то он ходил исключительно на те, где были сидячие места. Но мужчина повторял себе, что он находится здесь исключительно из-за Джинсоль и статуса «крутого папы». Первая, кстати, во всю танцевала рядом и подпевала песни любимого исполнителя, которые она знала наизусть. Хосок умилялся ей, такой счастливой он её в последний раз видел, когда в прошлом году они съездили в Диснейленд. И сейчас эта маленькая вымогательница орала очередную строчку песни, даже не обращая внимания на отца. А Хосок смотрел на неё и улыбался. Если счастлива Джинсоль, то и счастлив он. Закончив очередную песню, Агуст Ди сделал перерыв. Стафф принес ему какой-то напиток. Это была не вода, а что-то явно покрепче. Жадными глотками он выпил его, а потом протер влажный от выступившего пота лоб протянутым полотенцем. Тяжело дыша в микрофон, он даже слова не успел сказать, как толпа разразилась одобряющим криком. – Ну как вам начало концерта? Я смотрю, вам, ребята, понравилось, – хриплым голосом произнёс он. Толпа снова зашумела. Кто-то кричал «ахеренно», «ты – лучший» и прочие фразы, что обычно кричат фанаты. Какой-то парень рядом с ними прокричал: «Агуст Ди, трахни меня». Опешивший от этой фразы Хосок, немедленно закрыл уши Джинсоль руками. – Воу-воу, полегче. Кажется, среди нас есть дети, – сказал певец, смотря на протестующую, что она не маленькая, Джинсоль в первом ряду, которой всё-таки удалось скинуть руки отца, но потом всё-таки добавил: – Но ты всё-таки сообщи моему менеджеру, тебя пустят в гримерку. Агуст нахально подмигнул, отчего у парня рядом чуть не случилось тахикардия. Толпа бешено закричала. Певец тоже смеялся, однако, наклонившись к микрофону, добавил: – Шучу. Наблюдая за этим, Хосоку хотелось провалиться под землю. А ещё взять Джинсоль под руку и уйти отсюда. Его дочь, кстати, в отличии от отца, совсем не смутилась и, вовсю улыбаясь, смотрела на парня на сцене. – Следующую песню, я знаю, вы все очень любите и обожаете. Я давно её не исполнял, поэтому это будет моим подарком вам. Зазвучали первые аккорды, и толпа сошла с ума. Джинсоль тоже обезумела и стала вместе с другими подпевать слова. Видимо, это была и вправду популярная среди фанатов песня. Агуст Ди пел близко к микрофону, почти прижимаясь к тому губами. На каждом перерыве между словами, он облизывал свои пересохшие губы. С их расстояния Хосоку было это хорошо видно. Мокрые от пота волосы прилипали ко взмокшему лбу и щекам. Струйки пота также текли по тонкой шее, на которой двигался выступающий кадык. Свободная футболка чуть сползла с плеч, оголяя ключицы. Поймав себя на том, что он слишком долго смотрит на них, Хосок заставил себя перевести взгляд на что-то другое. И не нашёл ничего лучше, чем смотреть на руки певца. Длинные и тонкие пальцы с черным лаком на ногтях умело перебирали струны на гитаре. Именно на них заострил своё внимание Хосок. Они были такими изящными и красивыми, словно у профессионального пианиста. Живя и работая в сфере музыки, он привык замечать такие детали, и у него вовсе не было кинка на длинные пальцы (был). Просто эти пальцы с чуть облупившимся лаком по краям ногтей так красиво перебирали струны гитары, что Хосок чуть завис. Конкретно завис. Заставив себя оторваться от этого зрелища, мужчина поднял глаза и… блять. Агуст Ди смотрел на него. Своими лисьими подведенными глазами из-под свисающих мокрых волос он смотрел именно на него, продолжая петь. Чуть опешив, Хосок смотрел в ответ, не понимая значения этого действия, не осознавая, почему под этим взглядом чувствует себя маленькой девочкой-девственницей, которую будто бы глазами раздевают. Он ещё больше смутился, когда белобрысый парень ему ухмыльнулся, а потом всё же перевёл свой взгляд обратно на толпу, продолжая петь. Опешивший мужчина не до конца понимал, что это сейчас было. Это нынче прикол такой у исполнителей – устанавливать с фанатами зрительный контакт? Только вот Хосок фанатом не был, – он тут единственный, как истукан, спокойно стоял. И почему он только на него так нахально смотрел? Блять… Этот мелкий пацан только что вогнал 38-летнего Хосока в краску. Песни, которые пел исполнитель, были далеко не православными. Хосок поражался мастерству этого парня – это же надо было так искусно завуалировать слово «секс» в своих текстах. Чону оставалось надеяться, что его дочь ещё слишком зеленая, чтобы понять весь потаенный смысл. Мужчина надеется, что Джинсоль думает, что эти песни о любви, пока сам он продолжает краснеть рядом с дочерью. Это, наверное, наказание за все его прегрешения в жизни. Он ещё больше впадает в ступор, когда их взгляды с парнем со сцены ещё пару раз пересекаются. Тот смотрит всё также нахально. Хосок пару раз оглядывается, думая, что взгляд исполнителя обращён к кому-то другому, но нет, этот пацан смотрит явно на него. Один вопрос: «Какого хера?». Мужчина неуютно ежится, чувствуя себя под этим взглядом голым. Он старается игнорировать все эти переглядки, отводит взгляд или смотрит в другую сторону. Однако, когда певец снова переводит своё внимание на толпу, Хосок сам его разглядывает. Стоит признать, он и вправду красив. Очевидно, почему по нему так тащатся девушки абсолютно всех возрастов, да и не только девушки. В зале достаточно много парней. Этот Агуст Ди совместил в себе талант, привлекательную внешность, подачу на сцене, а ещё сексуальность. Гребаную сексуальность. В нём смешалось столько разного. Со стороны он кажется невысоким и немного щуплым, но при этом видно, как напрягаются крепкие мышцы на его руках, когда он играет на гитаре. Его мягкие, чуть детские черты лица резко контрастируют с густо подведенными глазами и нахальным прищуром. А его миниатюрность компенсируют массивные ботинки на высокой подошве. Он выглядит как влажная мечта любого подростка вне зависимости от пола – нахальный, худощавый, чуть феминный мальчик, да ещё и музыкант-гитарист. Хосок в категорию подростков давно не входит, но даже он чуть залипает на этого пацана. И каждый раз, когда их взгляды снова пересекаются, он чувствует непонятное ему смущение. А когда парень наклонялся совсем близко к микрофону, когда из полуприкрытых век смотрит на него, и хриплым тягучим голосом поёт: «Проникай в меня глубже, Сделай приятно и мне, и себе. Дай мне сорвать свой голос И раствориться в тебе.» Тогда к смущению добавилось кое-что другое. Это было так по-блядски сексуально, что Хосок на секунду забыл, что он находится на концерте, а не на каком-то приватном выступлении. Черт, он чувствует, как, помимо щёк, у него начинали краснеть уши. Всё это было слишком для его возраста. Хосоку бы сейчас в студии сидеть и заниматься сведением музыки очередного певца, а не ловить краш на молодого пацана-рокера, который является кумиром его дочери. На очень горячего пацана-рокера. Остаток концерта проходит более-менее спокойно, если не считать очередных выкрикнутых просьб трахнуть себя, безумной фанатки, которая пыталась залезть на сцену, и разбитой гитарой как ознаменование конца концерта. Хосок слышал, что гитаристы так часто делают, чтобы создать шоу. Стоит признать, было это и вправду эффектно. А ещё Хосок не считал сколько раз за весь концерт они с Агустом Ди смотрели друг на друга. Сначала он думал, что с ним что-то не так, может, тот заметил, что мужчина не подпевает каждую песню, не снимает на телефон, как все фанаты. Но тут было явно что-то другое, и Хосок чувствует себя героиней какого-то фанфика (он только недавно узнал значение этого слова), который написала примерная ровесница его дочери, в котором кумир влюбляется в фанатку на концерте. Глупо конечно, но молодежь очень любит такие истории. Концерт закончился, но впереди была ещё автограф-сессия для тех, кто купил VIP-билеты. Хосок с Джинсоль были среди них. Мужчина думает, что его дочь сейчас умрёт от волнения. Она без конца теребит рукава своей кофты, топчется на месте, пока они стоят за кулисами и ждут своей очереди. Хосоку этот мандраж знаком. То же самое чувствовал, когда Намджун, его коллега по студии сказал, что одна из самых популярных певиц Кореи будет записываться у них. Однако сейчас чувств дочери он не разделял, хоть и чувствовал непонятное волнение от того, что сейчас вблизи увидит этого пацана, с которым он весь концерт играл в гляделки. Подошла их очередь. Джинсоль мертвой хваткой вцепилась в руку Хосока. – О боже, о боже, о боже. Я сейчас точно умру, – тараторила девочка. – Успокойся. Он же не какой-то идол, а такой же человек, как и мы с тобой. – Чёрт, я сейчас точно в обморок упаду. Зайдя в просторную гримерку, Хосок увидел кучу стаффа и белобрысого парня. Мокрые после концерта волосы были зачесаны назад, он переоделся и был уже в черной футболке. Тот посмотрел на девочку, а потом незаметно скользнул по Хосоку взглядом, отчего на секунду их глаза встретились, однако потом сразу перевёл взгляд на Джинсоль. Глаза дочери широко распахнулись, было видно, как та сглотнула ком в горле. Молодой парень улыбнулся ей, отчего её хватка на руке Хосока усилилась. – Ну привет, маленькая фанатка. – З-здравствуйте, то есть привет… Певец негромко рассмеялся. – Не надо меня стесняться. Ну же, что там у тебя? – он посмотрел на руку Джинсоль, в котором она держала плакат. Та, чуть отмерев неуверенными шагами подошла к любимому исполнителю. Хосок не переставал умиляться с неё. – В-вы не могли бы подписать? – Конечно, – Агуст Ди взял протянутый стаффом черный маркер. – Как тебя зовут? – Джинсоль, – тихо ответила девочка не до конца веря в происходящее. Хосок видел, как красивые пальцы с облупившимся черным лаком выводят имя на плакате. Даже у пианистов в музыкалке, в которой в детстве учился Хосок, не было таких идеальных пальцев. Чёрт, он снова на них залип. – Ты пришла на концерт со старшим братом, Джинсоль? – вырвал из раздумий хриплый голос исполнителя. – Это мой папа, – смущенно, однако с нотками гордости ответила девочка. Она любила, когда люди принимали её отца за старшего брата. Всё-таки мужчина выглядел достаточно молодо для своих лет. – Вот как. Парень поднял свои лисьи глаза на Хосока, обведя того взглядом. Уголки его губ поднялись, отчего на лице показалась та самая ухмылка, которую мужчина наблюдал весь концерт. – Вы очень молодо выглядите, – сказал парень. – Спасибо. Он подписал ещё несколько постеров, протянутых Джинсоль, выслушал её монолог о том, как его песни помогают ей в тяжелые времена, и напоследок сфотографировался с ней. Девочка была на седьмом небе от счастья, её глаза горели, когда она смотрела на любимого исполнителя. Наблюдая за такой счастливой дочерью, Хосок в очередной раз подумал, что это было не зря. Он готов сделать всё, чтобы та была такой же счастливой каждый день. Наконец-то попрощавшись с Агустом Ди, та направилась к Хосоку, улыбаясь во все тридцать два зуба. Они уже собирались на выход из гримёрки, как парень, обращаясь к мужчине выдал: – А папочке автограф не нужен? Хосок замер, не до конца понимая смысл фразы, потому что в голове сейчас было одно только «папочка», сказанное этим пацаном. – Что? – выдавил тот. – Вам автограф не нужен? – повторил парень. – А, нет. Я не фанат. Просто пришёл за компанию с дочерью, – отмерев, сказал мужчина. – Что ж, жаль, – на лице парня появилась ухмылка, отчего лисьи глаза ещё больше сузились. Хосок видел, как тот ещё раз обвёл взглядом его фигуру, а потом, словно опомнившись, сказал на прощанье: – Пока, Джинсоль. Очень приятно было с тобой познакомиться. Девочка засияла как новогодняя ёлка и, махая рукой, направилась с отцом на выход из гримерки. Выходя, Хосок, движимый непонятным порывом, обернулся. Пацан смотрел на него. Смутившись, Хосок сразу же отвернулся. Всё время, что они с Джинсоль шли до машины, мужчина не переставал думать об этом взгляде, о тонких пальцах с облупившимся лаком и худых ногах в рванных скини. Этот пацан был просто ходячей влажной мечтой. Хосок всю жизнь считал себя бисексуалом, которому на 80% процентов нравятся девушки, но именно сейчас эти 20% били тревогу. Ещё и эти переглядки на самом концерте. Всё это было слишком для его возраста. – Папа? – голос дочери вырвал его из раздумий. Хосок только сейчас понял, что он уже минуту задумавшись сидит в машине. Опомнившись, мужчина завёл её и выехал на шоссе. Всю дорогу до дома Джинсоль без умолку болтала о своих впечатлениях от концерта и Агуста Ди. Хосок слушал её вполуха. Перед глазами до сих пор стояла ухмылка этого парня.

***

Хосок сидел в студии, сводя очередную песню. Прошло больше двух недель с концерта, и он может сказать, что успешно справился со своей гиперфиксацией на этом пацане. Первую пару дней, конечно, было тяжело не возвращаться мыслями на тот концерт, но со временем впечатления поутихли, и он может с гордостью сказать, что больше не думает об молодом 21-летнем парне. Конечно, с точки зрения закона в этом ничего нет, но в моменте Хосоку иногда становилось жутко от осознания того, что между этим певцом и его дочерью несколько лет разницы. Да и вообще Хосок не в том возрасте, чтобы западать на молодых мальчиков. В голове всплывали образы стариков, которые женились на молодых девушках-моделях. Хосок не до конца понимал, почему его мозг приводит именно эти аналогии, но было понятно одно – это неправильно. Благо, со временем он справился с этим. По крайней мере он так считал. Почти закончив с песней, мужчина откинулся на спинку своего кресла. В этот момент в студию как раз зашёл Намджун, его коллега и по совместительству друг, с двумя стаканчиками кофе. С Джуном они познакомились ещё в молодости, когда оба увлекались андеграундным рэпом. Эти темные годы своей жизни они по обоюдному согласию решили не вспоминать. Но стоит признать, что именно тогда они начали писать вместе музыку. Позже вместе поступили в Сеул на звукорежиссуру, после универа успели поработать в нескольких крупных компаниях и, подкопив деньги, решили открыть свою. Их студия хоть была и небольшой, но авторитетной на музыкальном рынке. Оба они были достаточно успешными продюсерами. Звезды мирового масштаба у них, конечно, не часто записывались, однако иногда некоторые попадались. Они до сих пор гордились тем, что свой четвертый полноформатный альбом Айю решила записать в их студии. В общем, дела шли хорошо. – Твой пряный тыквенный раф на растительном молоке с тремя ложками сахара, – сказал Намджун, ставя перед Хосоком на стол стаканчик Старбакса, а позже, поморщившись, добавил: – Ну ты и извращенец. – О вкусах не спорят, – отпивая из стаканчиках, говорит мужчина. – Ты, конечно, извини, но я считаю, что кофе должен быть кофе, а не сладкой жижей с добавлением сиропов. – Ой, да иди ты нахер, – прошипел Хосок. Рассмеявшись, Намджун сел на своё кресло рядом, отпивая свой скучный капучино. – Кстати, в пятницу Джиын у нас дома что-то типа мини-вечеринки устраивает. Пиво, чипсики, в общем обычные посиделки с друзьями. Ты придешь? – Не, не могу. У Джинсоль в эту пятницу собрание в школе будет. Никак не пропустить. – Ой, да кому нахер нужны эти собрания? Уверен, ты на них ходишь, только чтобы своё эго потешить. – Не понял. – Да ладно, ты на этих собраниях – единственный отец. Уверен, все мамаши там по тебе слюни пускают. – Да пошёл ты, – игнорируя хохот друга, процедил Хосок. – Жаль, что ты в пятницу не можешь. Джиын мне настоятельно сказала тебя привести. – Почему моё присутствие так важно? – поправляя очки на переносице и печатая что-то в компьютере, спросил Хосок. – Там будет Хёри, – играя бровями, загадочно сказал друг. Чон на это только глаза закатил. Джиын, девушка Намджуна, уже весь мозг ему этим выела. – Да ладно, друг. Тебе тридцать восемь, нужно как-то свою личную жизнь устраивать. Сколько у тебя партнеров после развода с Ёнхи было? Один-два? – Вообще-то четыре. – Разовые перепихоны не считаются. – Боже, да какая разница? – откинувшись на кресло, промычал Хосок. – У меня нет на это времени. Работа, Джинсоль. Мне некогда с кем-то встречаться. – Хочешь умереть в одиночестве с десятью кошками? – Намджун придвинул кресло ближе к другу и, облокотившись локтями на колени, смотрел на него. – Хёри хорошая девушка, почему бы вам просто не познакомиться, а потом как получиться. Хосок снял очки и устало потёр глаза. С этой Хёри ему уже весь мозг промыли. Мужчина даже не знал, кто она, только что она – подруга Джиын. Хосок не понимает, почему его друзья решили, что эта Хёри для него прекрасная пара, но последний месяц они конкретно достают его с ней. – Хосок, прости, если давлю. Но знай, что я о тебе правда забочусь. После Ёнхи у тебя практически не было нормальных отношений, а прошло уже десять лет. Я понимаю, что всё это время ты занимался воспитанием Джинсоль, но пора и о себе подумать. Я знаю, что ты боишься ошпариться, но ничего не будет, если ты просто попытаешься. Хосок устало посмотрел на друга. Намджун, пожалуй, единственный человек, который был вместе с ним в самые тяжелые моменты его жизни. Они вместе поступили в универ, вместе прошли все тусовки. Намджун был первым, перед кем Хосок совершил каминг-аут как би. Он был с ним, когда тот познакомился с Ёнхи, когда родилась Джинсоль, и когда он развелся с женой. На первых порах он помогал Хосоку с дочерью, часто сидел с ней, когда мужчина не мог. Пожалуй, Намджун принял в воспитании его дочки даже большее участие, чем её собственная мать. Намджун был с ним всю жизнь, и его волнение о своём лучшем друге понятно. Возможно, Хосок и сам понимал, что нужно двигаться дальше и попробовать найти кого-то, однако, либо, как сказал Джун, он и вправду боится ошпариться, либо считает, что всё свое свободное время он должен посвящать Джинсоль и никому другому. Но Джинсоль больше не маленькая. Может всё-таки стоит двигаться вперёд? – Ладно, так уж и быть. Я как-нибудь схожу на свидание с вашей Хёри. Попозже, когда посвободней будет. Вроде сейчас не сильный наплыв музыкантов. – Кстати, о музыкантах, – мужчина увидел, как глаза Джуна заблестели. – Ты не поверишь, кто у нас будет записываться. – Ну и кто? Бейонсе? – измучено спросил Хосок, уже думая о предстоящих объемах работы. – Неверно. Агуст Ди. Хосок благодарен судьбе, что в этот момент не пил свой кофе, иначе бы он точно им сейчас поперхнулся, пролив на белые джинсы. Перед глазами всплыл образ белобрысого парня, который он все эти дни пытался забыть. – Агуст Ди? – Ну да. Ты его знаешь? – Я буквально две недели назад на его концерт ходил. – Ого, не знал, что ты теперь увлекаешься панк-роком. – Не я, а Джинсоль. Это её кумир. Я пошёл лишь потому, что не хотел отпускать четырнадцатилетнюю дочь одну в логово обкуренных неформалов. – Ну вот, считай с его музыкой ты уже знаком. Свой новый альбом он будет записывать теперь у нас. Хосоку понадобилось пару секунд, чтобы переварить эту информацию. Их студия работала со всеми жанрами музыки, однако в основном у них записывались поп-певцы, иногда инди, но рокеры очень редко. И Хосок правда не понимал, почему этот пацан решил записать свой новый альбом именно в их студии. Неужели жизнь настолько жестока? Что ж, Хосоку оставалось только готовить себя к новой встрече с чужими карими лисьими глазами.

***

Нервно постукивая ногой по полу, Хосок вертел свой телефон в руках. Рядом сидел расслабленный Намджун, который не разделял волнение своего друга. Хосок и сам не понимал почему он так волнуется. Хоть и у него всегда был легкий мандраж перед работой с очередным исполнителем, но сейчас всё было немного по-другому. Он мысленно себя готовил к встрече с этим пацаном. Мужчина ещё в день концерта решил не придавать значение тем переглядкам между ними, однако сегодня перед работой Хосок дольше обычного думал о своём гардеробе. Он всегда одевается стильно и опрятно, но именно сегодня он десять минут простоял у своего открытого шкафа с вещами, выбирая что надеть. Он всегда был сторонником классического стиля, поэтому остановился на свободных клетчатых штанах и белой рубашке. Из верхней одежды он всегда отдавал предпочтение пальто. Зачесав чуть кудрявые после душа волосы назад и надев свои любимые лоферы, он мог с уверенностью сказать, что сегодня выглядит даже очень хорошо. Завезя Джинсоль в школу, Хосок приехал в студию, где у них должна была состояться встреча с Агустом Ди. Тот немного опаздывал, поэтому Хосок сейчас нервно крутил телефон в своих руках. – Если тебе станет легче, то скажу, что я тоже немного волнуюсь, – послышался голос Намджуна рядом. – Всё-таки панк-рок – это не тот жанр, с которым мы часто работаем. Ох, если бы Намджун знал, что он нервничает совершенно не из-за этого. – Тем более не люблю я работать с новыми людьми, – продолжил друг. – Хер знает, что они выкинуть могут. Вдруг попадутся как та певичка-истеричка, которая у нас года полтора назад записывалась. Не забуду, как в восьмой раз переделывал песню, потому что ей каждый раз не нравился итоговый результат. – И не вспоминай. Я весь тот период работы с ней на валокордине просидел. – Да и мало ли кто ещё может попасться: любители автотюна, недорэперы, безталантливые дети богатых родителей. Поэтому я предпочитаю работать с проверенными, но так на хлеб и кров не особо заработаешь. – Нет, этот пацан реально талантливый, он что-то вроде корейского Тома Йорка, – сказал Хосок, вспоминая, как тот одновременно играл на гитаре и пел вживую на концерте. Как его сухие губы почти вплотную прижимались к микрофону. – Не думаю, что с ним будут проблемы. Будут. Этот пацан одна ходячая проблема для Чон Хосока. Точнее мысли о нём. В эту секунду дверь студии открылась и в неё вошел невысокий мужчина средних лет, а за ним он. Черные скини облегали его ноги, свободный разноцветный свитер чуть сполз с плеча, открывая вид на ключицы. И всё те же неизменные осветленные волосы. Хосок в интернете прочитал, что это что-то вроде его фишки – он так с дебюта красится. Вообще, Хосок много, что в интернете прочитал. В тот день, когда они с Джинсоль приехали после концерта, первым же делом мужчина зашёл на страничку Агуста Ди в Википедии. Пацана звали Мин Юнги, родился в Тэгу, в 15 лет вместе с одноклассниками создал первую группу, после переезда в Сеул был на бас-гитаре в одном относительно популярном в узких кругах коллективе, а позже, в 19 лет дебютировал сольно с первым альбомом, почти сразу же обретя популярность. Подкрепил её ещё несколькими альбомами, и вот в свои 21 Агуст Ди – популярный певец с толпами фанатов. Вот такой путь успеха. Войдя в студии Юнги широко улыбнулся Намджуну, а потом перевёл взгляд на Хосока. Их глаза встретились как тогда на концерте. Хосок видел, как глаза парня напротив чуть округлились. Значит тот узнал его. Мужчина был уверен, что пацан забудет, ведь не будет же он помнить всех зрителей концерта. Это немного льстило. Озадаченность во взгляде напротив медленно сменилась на интерес, и теперь Агуст Ди с легким прищуром смотрел на Хосока. Тот, не подавая никакого вида и соблюдая деловой этикет, протянул руку для рукопожатия. – Рады, что вы выбрали Infinity Sound, господин… – Хосок не знал, использовать ли сценическое имя в обращении к парню. – Прошу, зовите меня просто Юнги, – ответил тот, отвечая на рукопожатие Хосока. Чону показалось, что парень невесомо провёл большим пальцем по его костяшкам. Вполне возможно это было нечаянно, однако через его руку будто бы электрический заряд прошёл. По крайней мере, так он это ощущал. Неловко прекратив рукопожатие, Хосок засунул руку обратно в карман брюк, сжав ту в кулак, пытаясь избавиться от ощущения чужой мягкой кожи под пальцами. – Что ж, добро пожаловать в нашу скромную студию. Пожалуйста, присаживайтесь на диван, мы обсудим с вами предварительные детали, – сказал Намджун после приветствия. Юнги с менеджером сели на кожаный диван, пока мужчины сидели в своих рабочих креслах. Разговор начал Намджун. В их дуэте Намджун был негласным менеджером по связям с общественностью, Хосок же этой самой общественности немного избегал. Джун всегда был легок на подъём, весьма просто находил с людьми общий язык, у него было несметное количество знакомых в индустрии. Хосок, в свою очередь, предпочитал заниматься только музыкой. Пока друг обсуждал с менеджером кое-какие детали, Чон рассматривал собственные лоферы на ногах. Просто каждый раз, когда он поднимал глаза, он натыкался на чужой изучающий взгляд. Мин Юнги смотрел на него с интересом, вообще не скрывая этого. Кажется, он даже Намджуна не слушал, отдав ему на распоряжение своего менеджера. Каждый раз, когда они встречались взглядом, именно Хосок был первым, кто его отводил. Чон уже понял, что в этом пацане напрочь отсутствовали понятия такта и приличия. – Сколько будет песен в альбоме? – спросил Намджун обращаясь к Юнги, который в этот момент рассматривал профиль Чон Хосока. – Юнги? – окликнул того менеджер, когда парень долго не отвечал. – А? – наконец-то опомнился певец. – Двенадцать песен. В этот раз решил выпустить LP. Все демки с собой на флешке, также есть лайвы некоторых песен с концерта. Я люблю исполнять невыпущенные треки. Думаю, это подогревает интерес. – Что ж, прекрасно. Не думаю, что запись займет много времени, учитывая, что демки всех песен у вас уже есть. Сейчас мне надо обговорить с вашим менеджером условия контракта со студией, а также подписать договор об конфиденциальности ваших невыпущенных песен. А пока можете более подробно рассказать о своём альбоме моему коллеге. Хосок чуть вздрогнул. Перспектива остаться с этим пацаном наедине немного пугала. А вот Юнги, наоборот, кажется, был доволен. Он выжидающе смотрел на мужчину и, когда Намджун с менеджером, вышли из комнаты, торжествующе сказал: – А я вас сразу узнал. Вы тот папаша, что на концерт с дочкой пришёл. – Бывают же в жизни совпадения, – учтиво ответил Хосок, пытаясь избегать наглого взгляда парня. – Вот это да, сам Чон Хосок был на моём концерте, – присвистнул парень. – Знал бы я тогда кто вы – исполнял бы песни лучше. – Вы явно преуменьшаете свои способности, мне очень понравился концерт, – всё это время мужчина пытался не смотреть, как Юнги кусал свои ахуеть какие красивые губы. – Тем более, я далеко не знаменитость. – Вы шутите? Вы один из самых лучших продюсеров и саунд-режиссеров Кореи. В вашей с Намджуном студии хочет записаться буквально каждый артист. Среди нас двоих – это вы, кто явно преуменьшает свои способности. Хосоку всегда нравилась похвала, но похвала от этого парня была чем-то невероятным. Его слова пиздец как льстили. Неловко посмеявшись, мужчина потёр шею рукой. Он всегда это делает, когда был смущён. – Думаю, нам стоит прекратить эти соревнования похвалы и наконец-то перейти на «ты», а то начинаю себя чувствовать немного стариком, – сказал Хосок. – Как скажете, блять… скажешь. Хосок словил себя на мысли, что что-то сексуальное есть в том, как этот пацан матерится. Твою мать, он точно извращенец. – Что ж, давай тогда перейдём к твоему альбому, – выпалил мужчина, не давая своим извращенским мыслям в голове развиться. – Значит двенадцать песен?

***

– Ты серьезно? – пропищала, не верящая своим ушам, Джинсоль. – Агуст Ди записывается в твоей студии? – Ну да, – ответил Хосок, намазывая джем на тост. – Ты обязан взять меня в студию. – Нет, Джинсоль. Это нарушение чужих личных границ. – Но я ведь уже много раз была у тебя на работе. У дяди Намджуна в кабинете всегда есть печенье для меня, и он позволяет делать домашку за его столом. – Это другое, – всё парировал отец. – Ты приходила, когда мы никого не записывали. К тому же, ты фанатка Юнги, в студию ты придешь явно не чай попить и домашку поделать, а из-за своих корыстных помыслов. Ты подумала о том, что ему может быть некомфортно? Джинсоль огорченно положила голову на кухонную стойку. Она понимала всю неправильность своих порывов, но ничего не могла поделать. Осознание, что твой родной отец один на один работает с твоим самым любимым исполнителем, а ты даже краем глаза не можешь его увидеть, её угнетало. – Не переживай, я обязательно передам ему «привет». А теперь ешь завтрак пока не остыл. Отвезя Джинсоль в школу, Хосок направился на работу. По дороге он попал в пробку, поэтому сильно опаздывал. Нервно барабаня пальцами по рулю, мужчина проклинал всё на свете. Больше всего он не любил опаздывать. Сегодня тем более первый день записи с Юнги. Спустя минут пятнадцать пробка более-менее рассосалась, и он наконец-то смог доехать до работы. Зайдя в студию, он скинул шарф и пальто на диван. Намджун и Юнги уже были внутри. – Прошу прощения, попал в ужасную пробку в Каннамгу. – Ничего, мы только начали, – пробубнил Намджун, что-то черкая карандашом на листах. Тот даже не повернулся поздороваться. Это значит одно – Намджун уже полностью погрузился в работу. Переведя взгляд с друга на Юнги, Хосок чуть завис. Блять… На парне был белый свитер и свободные рваные джинсы, настолько рваные, что Хосок мог лицезреть его худые коленки. Кажется, сейчас он открыл в себе новый кинк. В ответ Юнги ему улыбнулся и помахал рукой. Что ж, Чон Хосок, с этого дня начинается испытание тебя на прочность. Пройдя к своему рабочему месту, Хосок сел за кресло, поправив свою жилетку. По планам сегодня записать две песни. Намджун уже настроил акустику и бит для первого трека. Юнги зашёл в комнату звукозаписи и надел наушники. – Что ж, начнём, – проговорил в микрофон мужчина. Две песни были явно перегибом. Они еле как к шести вечера закончили с первой. Сначала они слишком долго записывали гитару, потом ещё дольше вокал. То Намджун с Хосоком останавливали Юнги, давая ему советы как будет лучше, то парню самому что-то не нравилось. Таким образом, первый трек был готов только спустя восемь часов. Слава Богу, Юнги понравился финальный результат. Они все были измотаны. На столе валялись пустые стаканчики из-под кофе и обертки еды из ближайшего «7-Eleven». Верхние пуговицы на рубашке Хосока были расстёгнуты, волосы Намджуна взлохмачены (он всегда зарывался в них от усталости), а все кутикулы на пальцах Юнги были сгрызены. Хосок заметил, что он всегда ковырял ногти, когда нервничал, а ещё морщил нос, когда что-то не получалось. Последнее мужчина находил очень милым. Например, когда он брал не ту ноту, то всегда это делал. Видимо, это была его давняя привычка. Переслушав ещё раз финальную запись, все остались довольны. – Простите, что вышло дольше, чем планировалось, – произнёс Юнги, теребя нитки на своих рваных джинсах. Ещё одна его привычка, отмеченная Хосоком. – Ничего страшного, – ответил потягивающийся Намджун. – Всегда приятно работать с музыкантами, которые точно знают, чего хотят. Хоть я и устал, как собака, зато мы проделали хорошую работу. Тут в звонок, служащий для связи с консьержем на первом этаже, позвонили. Намджун поднял трубку и утвердительно ответил кого-то впустить. – Кто это? – устало спросил Хосок. – Твоя дочь. – Что? – мужчина вскинул голову, непонимающе смотря на друга. – Стоп, она что тебе не сказала? Она сегодня мне написала, спросила можно ли прийти. – Какого… – возмущенно начал Хосок. – Я ей буквально этим утром запретил сюда приходить. Юнги рядом засмеялся. Кажется, тому было весело с этой ситуации. А вот Хосоку не очень. В первую очередь это говорит о непрофессиональности мужчины, будто бы он в студию может привести кого хочет. – Всё нормально. Я буду рад увидеться с твоей дочерью, – сказал парень, смотря на возмущенного Хосока. Тот лишь поджал губы. Сегодня вечером их с Джинсоль будет ждать серьезный разговор. Зайдя, девочка поздоровалась с отцом и дядей Намджуном, а потом уставилась на Юнги, не веря своим глазам. – Ну привет, маленькая фанатка, – улыбаясь сказал тот. – Ахереть. – Джинсоль, что за выражения? – возмутился мужчина. А вот Намджуну и Юнги её реакция, кажется, понравилась. – Просто… вау… – не обращая внимание на Хосока продолжила девочка. – Хочешь послушать новую песню? – спросил Юнги. – Конечно хочу, – глаза Джинсоль загорелись, она активно закивала головой. Бросив на пол рюкзак и чехол для скрипки, у той сегодня была музыкалка, Джинсоль подбежала к дивану. Во время прослушивания новой песни она кусала губы, пытаясь не запищать. Ей не верилось, что она смогла одной из первых услышать отрывок нового альбома Агуста Ди. Прямо сейчас исполнялась её маленькая мечта фаната. Песня была хороша, как и все его предыдущие. Как будто бы он даже превзошёл себя. Хосоку было приятно наблюдать за чуть не пищащей Джинсоль. Ему нравилось осознавать, что он приложил руку к созданию песни любимого исполнителя своей дочери. Как отцу, главное ему было видеть Джинсоль счастливой. Пока Хосок с Намджуном закрывали студию, Джинсоль с Юнги медленно шли к лифтам. – Значит, ходишь в музыкальную школу? Я в детстве тоже туда ходил, – сказал парень, кивнув на чехол со скрипкой в руках девочки. – Я знаю, – спокойно ответила она, только потом сообразив, как это крипово звучит. – То есть, это все знают. Это в любой твоей биографии написано. – Всё нормально, я понял, – смеясь ответил парень, смотря на чуть сконфузившуюся девочку. – Я тогда на пианино играл. – Моя мама настаивала на пианино, а Брендон, мамин муж, вообще мне советовал пойти на барабаны. Но я послушалась папу и пошла на скрипку. Пока вроде не пожалела. – Твои родители в разводе? – вскользь спросил Юнги. – Да давно уже, сколько себя помню. После развода я осталась с папой, а мама переехала в США, – спокойно ответила девочка. Это явно была не триггерная тема для неё. – Мои родители тоже развелись, когда я был маленьким. – Да, я знаю, – Юнги надо привыкать, что дочь Хосока – ходячая Википедия. – Ого, даже эта информация есть в интернете. – Ты даже не представляешь, чего там только нет, – улыбаясь, пролепетала девочка. Их разговор пришлось окончить, когда подошли Хосок с Намджуном. Спустившись на парковку, Намджун сразу же ретировался, потому что ему надо было забрать свою девушку с работы. Юнги ждал менеджер в машине. – Что ж, пока, маленькая фанатка. Приятно было с тобой пообщаться, – парень дал пять пищащей девочке. – Всё, Джинсоль, дуй в машину, – когда девочка села на заднее сидение, Хосок обратился к Юнги: – Прости за то, что она пришла. Я правда ей запретил… – Что ты, всё нормально. Мне правда было приятно с ней пообщаться. Она очень милая. Хосок смущенно улыбнулся. Всё это время он боялся, что Юнги будет некомфортно её присутствие. – И я не пожалел, что решил записать свой новый альбом в вашей студии. Мне пока всё нравится. – Я рад, – Юнги мило улыбнулся Хосоку. У того на секунду екнуло сердце. В своём пушистом свитере и с этой мягкой квадратной улыбкой тот выглядел волшебно. Зависнув, Хосок понял, что начинает терять связь с реальностью. Только голос высунувшейся из окна Джинсоль, привёл его в чувства: – Пап, ты скоро? – Иду, – ответил мужчина, снова переводя глаза на парня. – Ну, тогда до завтра. – До завтра, – и опять эта улыбка. Что ж, Хосоку стоит уже начать выстраивать защиту против неё. Настолько обворожительной она была.

***

Не получилось. Это он про улыбку Юнги. Каждый раз, когда она появлялась на его лице, мысли Хосока пускались в бескрайнее красочное плавание. Как вообще люди могут так красиво улыбаться? Ему всегда нравилось, как улыбается Намджун – у того на щеках появлялись милые ямочки, ему нравилось, как улыбается Джинсоль – так широко, что у той глаза превращались в щелки и она была похожа на маленького лабрадора. Но то, как улыбался Юнги, Хосок не мог описать словами. Было в этом что-то волшебное, от чего, каждый раз, когда улыбка появлялась на его лице, все внутренности Хосока пускались в пляс. Вся рациональность и серьезность капитулировали перед ней. И если бы проблема была только в одной улыбке. Весь Юнги был одной большой проблемой для Хосока. Они записывали альбом почти две недели, и за это время мужчина успел испытать весь спектр всевозможных эмоций. Хосок прошёл все стадии принятия того, что он словил нешуточный краш на этого парня. Он миллион раз пересмотрел процентное соотношение своей бисексуальности. Теперь было так: 40% женщины, 60% Мин Юнги. Мозгами он понимал, что это немного (много) ненормально – 38-летнему мужику западать на парня, который только относительно недавно перешёл черту совершеннолетия. Он с ужасом осознавал, что разница в возрасте между Юнги и его дочерью меньше, чем его разница с парнем. И каждый раз, когда Хосок обещал себе, что сегодня он справится со своим крашем и будет воспринимать парня только в ключе клиента, он терпел неудачу. И он искренне считал, что проблема была не в нём. Дело в том, что манера общения Юнги – флирт. Такой блядски искусный и непревзойденный флирт. Будто бы не нарочно в их разговоре Юнги обронял разные фразы, от которых в голове Хосока происходило короткое замыкание. Сначала мужчина думал, что ему это только кажется, что его больной мозг сам всё придумывает и вкладывает в его фразы другой смысл. Но иногда флирт был настолько явным, что ничем другим он быть не мог. И тогда Хосок пришёл к выводу, что это просто манера общения парня, пожалуй, он даже это не контролирует. Хотя Чон замечал, что с Намджуном Юнги такого себе не позволяет. Возможно, по причине наличия у того девушки, а, возможно, больной мозг Хосока всё это просто придумал. Проблема заключалась не только в общении, а в том, как парень себя преподносил, а делал он это блядски хорошо. Бесконечные рванные джинсы, огромные свитера, сползавшие с плеч, тем самым открывавшие вид на идеально выточенные ключицы, ногти с черным лаком и подведенные черным карандашом лисьи глаза – всё это било по тем жалким оставшимся 40%. Хосоку нравилась эта легкая феминность во всём образе парня. Нравилось, как Юнги держал себя, как он мог за секунду собраться, когда они записывали очередную партию. Как он пел, как серьезно подходил к своему творчеству, и, при всех своих нешуточных способностях, не зазнавался и всегда находился на одном уровне с ним и Намджуном. За свою карьеру Хосок повидал немало селеб, чьё возвышенное эго могло пробить потолок, но Юнги был не из их числа, хоть и был он талантливее многих. И все вышеперечисленные качества неимоверно притягивали. При этом Хосок осознавал всю бедственность своего положения. Начиная с возраста, заканчивая их статусами. Юнги – звезда, если не мирового, то уж точно национального масштаба, а Хосок являлся простым продюсером, отцом-одиночкой, чья главная цель – хорошо воспитать свою дочь. Они были из абсолютно разных миров. Единственное, что их объединяло, была любовь к музыке. Ну и надеется на что-то Хосоку мешала рабочая этика – в этом случае мужчина был строгим педантом. Юнги – его клиент, за их с Намджуном работу он платит им деньги. Какой из него профессионал, а Хосок считал себя профессионалом, если он позволил себе запасть на записывающего альбом в его студии музыканта? К тому же, лет восемь назад, когда Намджун ещё не встречался с Джиын, у того завязался роман с одной певицей, которая тогда записывала альбом в их студии. И Хосок помнит, как тогда осуждал друга, считая это неправильным. Как он и думал, ничего путевого из этого не вышло, и те быстро разошлись. И буквально сейчас Чон наступает на те же грабли, от которых он когда-то остерегал друга. Короче говоря, мужчине своё положение совсем не нравилось. Всё это было как-то по-детски, будто бы ему снова двадцать лет и он словил краш на очередного парня. Хосок не был ребенком, он был состоявшимся мужчиной с карьерой и ребенком. Поэтому своё увлечение этим пацаном Чон воспринимал как что-то мимолетное и временное. Он уверен, что, когда они закончат работу над альбомом, Хосок забудет об этом периоде своей жизни как страшный сон. Сейчас, когда он проводит с Юнги большую часть своего времени, все эти как бы нечаянные касания, томные взгляды, очаровательные улыбки и флирт – неимоверно волнуют Хосока. Но он уверен, что, когда их сотрудничество закончится, а их ежедневные встречи сойдут на нет, жизнь мужчины вернется в прежнее русло. Ему надо было быстрей опомниться. Поэтому он не отказался, когда Намджун снова в шутку предложил сходить Хосоку на свидание с той самой подругой Джиын, с которой они так давно его сводили. Был конец дня, мужчина был особо уставшим. Сегодня его самообладанию пришлось пройти нешуточные испытания. Начиная с того, что Юнги пришёл в шортах, открывавших вид на красивые лодыжки (как вообще его мозг мог концентрироваться на таких деталях?), заканчивая очередными нечаянными касаниями. Финальной точкой стал один эпизод. Хосок что-то черкал в бумажке с текстом песни, объясняя парню, что лучше исправить, на какие слова сделать акценты и так далее. Юнги сидел рядом и внимательно его слушал. Когда Хосок поднял голову, их лица оказались на критически близком расстоянии, настолько, что он мог видеть все ранки на его губах (тот их постоянно кусал). Юнги смотрел в ответ и вовсе не собирался отстраняться. У Хосока получилось это сделать только спустя пару секунд. Какого хера он снова чувствовал себя смущенным пятнадцатилетним девственником? В груди спотыкалось сердце, а к предательским щекам прилила краска. Он ненавидел это состояние. Поэтому, когда они остались с Намджуном вдвоём и когда тот завёл разговор про Хёри, Хосок не думая согласился. Он не знает зачем это сделал. Ответил, даже толком не думая, хотя всегда всё анализировал и рассматривал все возможные последствия своих действий. Возможно, ему просто нужно было отвлечься, тем более сейчас, когда последние две недели в его жизни существовал только Мин Юнги. К тому же он и вправду давно не ходил на свидания. Как бы он не делал вид, что его не волновала его личная жизнь, но порой ему было одиноко. После развода он пару раз заводил отношения, но каждый раз всё было как-то не так. Всё потому, что он ставил Джинсоль на первое место. Та росла, и Хосок осознавал свою ответственность в её воспитании. Далеко не многие готовы мириться с отношениями, в которых существует кто-то третий, которого твой партнер ставит выше тебя. Но сейчас Джинсоль выросла, она находилась в активной фазе сепарации, у неё было столько друзей и увлечений, что Хосок даже иногда скучал по тем временам, когда в этом мире они были только вдвоём. Тем не менее стоит признать, что сейчас пришло время Хосоку наконец-то позаботиться о своей личной жизни. – Ты серьезно? – не веря, спросил Намджун. – Ну да, а что такого? – Просто ты столько раз отказывался, когда мы с Джыин пытались тебя с кем-то познакомить, что я отчаялся. – Но при этом ты не переставал предлагать. – Мне просто нравилось смотреть, как ты находил всё новые изобретательные отмазки. Я даже поражался твоему мастерству. – Я просто подумал: «Почему бы и нет?». Тем более по рассказам эта Хёри вроде хорошая девушка. Думаю, мне и вправду стоит в кои-то веки сходить на свидание. – Ты уверен? – вдруг серьезно спросил Намджун, будто бы согласие Хосока, которого они с Джиын так долго ждали, его не удовлетворило. – Просто, мне показалось… – Что? – резко спросил Хосок, не давая тому договорить. – Да ничего. Наверное, правда показалось. Чон на это лишь пожал плечами и вдаваться в расспросы не стал.

***

Хосок так давно не был на свиданиях, что уже и забыл, как это происходит. Они договорились с Хёри встретиться в каком-то модном ресторане на Каннаме, который посоветовала Джиын. По такому случаю Хосок надел бежевый костюм с рубашкой и свои любимые очки с прозрачной оправой. В день встречи он уже пятьсот раз пожалел о своём решении. Он не любитель свиданий вслепую. Они, конечно, немного пообщались с Хёри, когда договаривались о встрече, но он всё равно её практически не знал. Хотя в этом же и есть смысл свиданий? Что ты идешь на встречу с человеком, чтобы узнать его получше. Однако он до сих пор не осознавал мотивов своего действия, когда согласился. Возможно в кои-то веки ему и вправду надо что-то изменить в своей жизни. Ресторан оказался хорошим, а Хёри довольно милой девушкой. Она была на пару лет младше его, работала в рекламной индустрии, в свободное от работы время занималась гольфом. Для начала они заказали белое вино, решив, что с основными блюдами определятся позже. – Джиын и Намджун много рассказывали о тебе, – сказала девушка. – Правда? Думаю, ты знаешь, как они любят всё приукрашивать, – Хосок смущенно потёр шею. Хёри посмеялась. У неё был приятный смех. За те десять минут их разговора мужчина убедился, почему Намджун и Джиын так хотели их свести. Хёри и вправду была прекрасной девушкой. Но Хосоку почему-то было неловко и немного некомфортно с ней. Он искал причину в том, что слишком долго не был на свиданиях, но понимал, что дело не в этом. Он чувствовал, как будто тратит её время зря, как будто это было заранее проигрышное мероприятие. Нет, ему не было с ней скучно и он понимал, что они и вправду могли бы стать хорошей парой. Но как будто всё было не то. И он понимал, что проблема кроется только в нём. Что ж, походу он до сих пор не был готов к отношениям. А ещё он не мог отделаться от ощущения, как это неправильно. Неправильно сидеть с девушкой в ресторане, которая заинтересована в нём как в потенциальном партнере, когда все его мысли последние недели были заняты одним конкретным человеком. Когда перед ним сидит привлекательная умная девушка, а всё о чём он думает – это белобрысый двадцатилетний пацан с лисьими глазами. Когда их разговор зашёл про его дочь, Хосок с упоением начал рассказывать девушке про Джинсоль. В момент, когда он рассказывал про успехи дочери в музыкальной школе, его прервал телефонный звонок. Готовый уже сбросить, Хосок посмотрел на экран телефона и на секунду замер. На дисплее смартфона высветилось «Мин Юнги». Какого хера? Хёри, наклонив голову, вопросительно смотрела на почему-то застывшего парня. Телефон продолжал трезвонить. – Кто-то важный? – Нет, всё нормально, – ответил опомнившийся Хосок, сбрасывая звонок. – Так, на чём я остановился? Не успел мужчина продолжить свой рассказ, как телефон зазвонил снова. И вновь на экране высветились всё те же буквы. Проматерившись про себя, Хосок не понимал, по какому поводу Мин Юнги мог звонить ему в восемь вечера в пятницу. – Ответь, вдруг что-то важное. – Прости, это по работе. Сейчас вернусь, – Хосок встал из-за стола и направился в сторону туалетных комнат, где было потише, на ходу беря трубку. – Алло? На том конце сначала никто не ответил, поэтому он переспросил. – Ты сейчас в студии? – наконец-то спросил Юнги. Его голос звучал несдержанно и чуть запыхавшимся. – Эм, нет. – Можешь пожалуйста приехать, это очень важно. На меня снизошло озарение, мне кое-что надо добавить в песню. – Окей, давай встретимся завтра и подредактируем, что тебе надо. – Нет, завтра вдохновение пройдет. В моей голове сейчас звучит финальный вариант, и мне нужно немедленно его записать, иначе я забуду, – парень быстро тараторил. Было слышно, как он взволнован. – Юнги, я сейчас занят, – Хосок устало потёр глаза. – Я заплачу сверхурочно. – Я сейчас позвоню Намджуну, вдруг он сможет. – Нет, пожалуйста. Мне нужен ты, – это звучало так умоляюще и просяще, что Хосок на секунду опешил. В голове был рой мыслей и все они были связаны с этим «мне нужен ты». И самое страшное, что после этой фразы, мужчина понимал, что сейчас он готов бросить всё и ринуться к этому парню. – Пожалуйста, – ещё раз прозвучало на том конце. Хосок стоял с телефоном у уха и не понимал, что ему делать. Он оглянулся и посмотрел на одинокую Хёри за столиком. Та скучающе, рассматривала меню. Сглотнув ком в горле, мужчина сказал: – Хорошо, сейчас приеду в студию. – Спасибо, спасибо, спасибо, – затараторил радостный Юнги. – Только можешь пожалуйста поторопиться. Я уже тут, и на улице немного холодно. – Ты уже у студии? – Я же говорил, когда приходит вдохновение – меня не остановить. – Окей, минут через пятнадцать приеду. Жди, – Хосок сбросил трубку. Пару секунд он просто стоял, собираясь с мыслями. И что это за нахрен было «ты мне нужен»? Но ещё больше его поражало, как он так быстро согласился. Он слишком слаб перед этим парнем. Неловко подойдя к столику, Хосок, проклиная себя, обратился к Хёри: – Прости меня, пожалуйста. Появились непредвиденные обстоятельства по работе – надо срочно сорваться. – Оу… – растерянно произнесла девушка. – Ничего страшного. Наверное, и вправду что-то важное. Быстро оплатив счёт и взяв пиджак со спинки стула, мужчина направился к выходу, оставляя ошарашенную девушку за столиком. – Я тебе потом напишу, – уже на ходу говорил тот. – Прости ещё раз. Поймав такси и сев внутрь, Хосок назвал адрес студии, попросив ехать быстрее. Прислонившись к стеклу и прикрыв глаза, мужчина прокручивал в голове сцену в ресторане, в которой он оставил растерянную девушку одну. – Какой же ты мудак, – тихо прошипел он. Ну хотя бы за вино вспомнил заплатить, а то мог бы и это забыть. Он уже придумывал, как напишет девушке и ещё раз извинится, но что-то ему подсказывало, что Хёри на второе свидание не согласится. На удивление, эта мысль его не огорчала. Сейчас его голова была занята чем-то другим, точнее кем-то. К счастью, в пробку они не попали, и ровно через пятнадцать минут такси остановилось у студии. Выйдя, Хосок увидел, как Юнги одиноко сидел на бордюре, обняв свои тонкие колени руками. Подняв свою белобрысую голову, парень посмотрел на мужчину. Вид у него был жалостливый, даже немного трогательный. Он был словно потерявшийся ребенок. – Ты приехал? – Я же обещал, – Хосок кивнул в сторону здания. – Пойдём. Войдя в помещение, мужчина снял сигнальную тревогу. Зайдя в лифт, он нажал на нужный этаж. Пока они ехали, Хосок не мог не заметить чужой изучающий взгляд – Юнги его рассматривал. Чон только сейчас вспомнил, как официально он выглядит. – Прости, я сильно отвлёк тебя. – Да нет, ничего страшного, – на удивление, Хосок и вправду так думал. Он с самого начала понял, что между ним и Хёри ничего серьезного быть не может. По сути, Юнги своим звонком сэкономил им обоим время. Да, получилось некрасиво и ему было до сих пор стыдно перед девушкой, но в глубине души он понимал, что так будет лучше для неё. Отперев студию и войдя, Хосок бросил пиджак на диван. – Так что ты хотел добавить? – Стоны. – Что? – мужчине на секунду показалось, что он ослышался. – Ну да, думаю, это сделает песню более живой. Когда мы сегодня её записывали, меня не покидало чувство, что в ней чего-то не хватает. Час назад я лежал дома на диване, когда ко мне пришло озарение. Я всё записал на диктофон, но боялся, что к завтрашнему дню я не смогу воспроизвести песню в том виде, в котором она находится у меня сейчас в голове. Поэтому я сорвался в студию, надеялся, что ты ещё там. Ты же часто задерживаешься. – Оу, понятно, – Хосок до сих пор переваривал предыдущую реплику парня. Он ожидал чего угодно, но не стоны. Послушав записанную сегодня песню, Юнги указал моменты, которые хотел бы поменять. Были решено записать стоны на бэк-вокал в последнем припеве. – Как думаешь, будет хорошо звучать? – Думаю, это будет в твоём стиле, – подумав, ответил мужчина. – Что ж, давай записывать. Чуть сглотнув, Хосок расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Небеса послали ему испытания в виде этого пацана, чтобы проверить выдержку мужчины. Он надеется, что с ними справиться. Подумаешь, всего лишь стонущий мальчик в его студии. Зайдя в звукозаписывающую комнату, Юнги надел наушники. Когда тот кивнул, Хосок включил песню на нужном моменте. Он готовил себя к этому, но, когда первый тягучий стон сорвался с губ Юнги, из мужчины будто вышел весь воздух. Застыв, он смотрел на парня. Тот, растягивая звуки, иногда пропевая отдельные слова, стонал так самозабвенно и одновременно так развратно, что на секунду мужчина забыл, где он находится. В этот момент Юнги выглядел как самый желанный, самый влажный сон Хосока. Он смотрел, как медленно двигается его кадык, как, прикрыв глаза, он вплотную прижимается губами к студийному микрофону. Чуть взлохмаченные белые волосы, длинные ресницы на прикрытых глазах и этот блядский звук, выходивший из его рта – всё это было слишком для Хосока. Он выглядел так невинно, но одновременно так пошло. И у мужчины было всего одно желание – смотреть, не отвлекаясь, не пропускать ни одного звука, слетающего с этих красивых губ. И тут Юнги открыл глаза и посмотрел на Хосока. Тот, словно зачарованный, смотрел в ответ. Он будто снова оказался на том концерте, только теперь их отделяла не толпа фанатов и сцена, а стекло звукозаписывающей студии. И этот взгляд, боже, это взгляд лисьих глаз… Он плавился под ним. Не моргая, мужчина следил за каждым его движением. А Юнги победно смотрел в ответ. Он знал, что с ним делает и упивался этим, он смаковал это, видя в глазах напротив ни с чем несравнимое обожание, и от этого он стонал громче. А Хосок уже давно потерял любую связь с реальностью, в голове была каша, а внутри – пожар. Ему казалось, что Юнги стонал только для него, только ради него. И всё это безумно возбуждало, будоражило. Он ничего прекрасней в жизни не видел. Их зрительный контакт прервался только, когда песня закончилась, и то до Хосока это дошло только спустя пару секунд. Несколько мгновений они постояли молча, лицом к лицу, но не глядя друг на друга. Опомнившись, Хосок прокашлялся – в горле совсем пересохло. Кажется, всё его лицо горело. Он сейчас пережил свой самый сильнейший кризис ориентации со времён старшей школы. Кто же знал, что в свои 38 лет Хосок откроет в себе кинк на стонущих мальчиков. На безумно красивых мальчиков с тонкими выпирающими ключицами, худыми разбитыми коленками, подведенными черным карандашом глазами и облупившимся черным лаком на ногтях. Одним словом, кинк на Мин Юнги, кумира своей дочери. Переведя взгляд на монитор компьютера, Хосок замер. Он с ужасом осознал, что даже не включил кнопку записи, а это значит, всё это время, стоны Юнги не записывались. Из этого вытекал следующий вывод – им придется всё записывать заново. Пиздец. Холодные капли воды резко контрастировали с пылающими щеками. Оперившись руками о раковину, Хосок посмотрел в зеркало, где в отражении увидел свой обреченный вид. – Какой же ты извращенец, – тихо прошипел мужчина. Из-за косяка Хосока им пришлось записывать ещё раз. Пока Юнги слушал и правил финальный вариант, мужчина ушёл в уборную умыть лицо. Холодная вода более-менее привела в чувства. Какой пиздец. У Хосока встало на стонущего мальчика в его студии. Он корил себя за все противоречивые мысли, но как только в сознании снова всплывали губы парня и те звуки, что из них доносились, ему хотелось завыть. Он бы так хотел полностью окунуть голову в ледяную воду, может быть хоть так она остудится. А ещё ему захотелось выкурить сигарету. Мужчина раньше курил, но, когда Ёнхи забеременела Джинсоль, пришлось бросить. И сейчас, впервые за почти пятнадцать лет, ему снова хотелось курить. Его пугает, что Мин Юнги делает с ним. Ещё раз ополоснув лицо холодной водой, Хосок вышел из уборной. В студии сидел Юнги и задумчиво смотрел на монитор. Когда мужчина зашёл, тот обернулся и, виновато улыбнувшись, сказал: – Мне не совсем нравится финальный вариант, может перезапишем? Хосок тяжело вздохнул. Сегодня он точно купит себе пачку сигарет.

***

– Думаю, бесполезно спрашивать, как прошло свидание с Хёри? – учтиво спросил Намджун, когда они вместе с Хосоком в понедельник сидели в студии и ждали Юнги. Работа над альбомом была почти закончена, оставался финальный штрих. – Как понимаю, Джиын тебе всё рассказала, – Хосок устало потёр переносицу. Чёрт, он так заработался (а ещё загнался), что совсем забыл написать Хёри и извиниться. – Ну да, Хёри ей всё рассказала. Не знаю, зачем ты соглашался, если почти сразу же её слил. – Боже, я не сливал её. Мне позвонил Юнги, и пришлось сорваться в студию. – Ну ты мог хотя бы после этого ей написать. – Блять, да я забыл, – Хосока бесила эта тема разговора. – Знаю, что проебался. – Ты мега проебался, – констатировал друг. – Может хватит мусолить эту тему? Диалог сам сошёл на нет, когда Юнги зашёл в студию. Хосок побаивался на него смотреть прямо. На самом деле все выходные он рефлексировал. По-новому переосмыслял свой краш на этого парня, придя к выводу, что это уже не краш, а целая гиперфиксация. Сколько бы он не пытался не думать о нём, мысли о Юнги сами собой возникали в его голове. Этот пацан будто бы там прописался. Хосок осознавал, что это всё – нездоровая штука. Ненормально взрослому мужчине, как он, западать на молодого мальчика. Поэтому он снова встал на путь тотального игнорирования. Весь день он немного сторонился Юнги, пытался свести все их контакты к минимуму, однако у парня, кажется, были совсем иные планы. Тот как будто бы наоборот усилил свой напор. Постоянно садился рядом с мужчиной, их случайные физические контакты больше не казались случайными, а чужой изучающий взгляд на себе Хосок стал ловить слишком часто. Когда они перезаписывали очередную партию и Юнги снова стоял за стеклом в звукозаписывающей комнате, мужчина словил нехилый такой флешбэк. Он вспомнил, что тут происходило пару дней назад. Юнги запел красивым тенором и снова Хосок не смог отвести взгляд. Кажется, он так очевидно на него палился, что даже Намджун стал на него поглядывать. Но, естественно, он даже этого не заметил. К концу дня они с уверенностью могли сказать, что работа над альбомом закончена. Все песни звучали идеально. Хосок очень давно не был настолько доволен проделанной работой. Юнги, кажется, тоже был в восторге. Он без устали говорил, что это лучший альбом за всю его карьеру. Он без умолку благодарил Хосока и Намджуна, ведь те тоже вложили частичку себя в него и сыграли немалую роль при записи. Хоть и сам альбом был готов, но у Юнги было ещё много дел, такие как обложка, промоушен и прочие вещи, связанные с возвращением. Хоть парень и не подавал виду, но было видно, как он устал. На его бледной коже выступали синяки под глазами, говорившие о хроническом недосыпании. Наверное, миллион раз поблагодарив за проделанную работу, Юнги пообещал, что когда его график будет посвободней, то он их обязательно позовёт на ужин, чтобы отметить совместную работу. А ещё пообещал, что все следующие альбомы будет записывать исключительно в их студии. Хосока это высказывание немного привело в смятение. Перспективы будущей работы с Юнги его немного страшили, но, одновременно с этим, они принесли ему непонятное чувство волнения. В глубине души он осознавал, что эта новость его неимоверно радовала. Как бы он не пытался себя убедить в обратном, всё-таки с Юнги было приятно работать, да, иногда трудно, но это исключительно уже проблемы Хосока. Парню надо было бежать по делам, поэтому быстро попрощавшись, тот направился на выход. Хосок проводил его взглядом до самой двери. Когда он перевёл взгляд, то наткнулся на хитро смотрящие глаза Намджуна. – Что? – спросил Чон. – Мой друг, да у тебя каменно на него стоит, – словно врач, поставил диагноз мужчина. – Не понимаю, о чём ты, – он принял свой самый невозмутимый вид, который говорил, что Хосок и вправду не может взять в толк, о чём сейчас говорит его друг. – Ой, да ладно, Хо. Мы знакомы двадцать лет. И поверь, я знаю, как ты смотришь на людей, которых хочешь. – И как я, блять, на них смотрю? – С вожделением, – довольно процедил Наиджун. – Увлеченно, немного азартно, немного осторожно. Но с определенным интересом. – Какой же ты наблюдательный. Тебя этому в школе бойскаутов научили? – Просто признай, что ты хочешь этого пацана. – Боже, обязательно всё так опошлять? – Намджун скептически изогнул бровь. – Я не… ой, да иди ты в жопу. Хосок отвернулся и стал собирать бумаги на своём столе, пытаясь игнорировать звонкий смех друга. Его раздражало, что он был настолько очевидным. Даже Намджун, который обычно ничего не замечал, его раскусил. Тот, кажется, был доволен своей победой. Поняв, как глупо выглядит со стороны, Хосок оставил свои бумаги и откинулся на кресло. Прикрыв глаза, он пару секунд молчал, а потом, всё также не открывая глаз, начал: – Намджун, скажи мне. Это ненормально, да? – Я думал, мы уже прошли стадию принятия твоей ориентации. – Нет, я не про это. Я про… возраст. – Ну, это было бы ненормально, если бы Юнги был несовершеннолетним, коим он уже пару лет не является. – Ну это ведь всё равно… странно? Намджун молчал пару секунд. Забеспокоившись, Хосок открыл глаза и посмотрел на него. – Я ничего тут странного не вижу. Юнги объективно красивый парень, он объективно в твоём вкусе, он проявляет к тебе знаки внимания и ему не пятнадцать лет. Всё идеально! – Хосок закатил глаза. – Будь я геем или би, то определенно на него запал бы. – Думаешь, он заинтересован во мне? – Он определенно заинтересован в тебе. Хочешь сказать, что не заметил, как он с тобой флиртует? – Думаю, у него такая манера общения, – кажется, Хосок и вправду этому верил. – Что-то я не замечал, чтобы он со мной флиртовал. – Просто… – у Хосока и вправду заканчивались аргументы. – Как это выглядит со стороны? Ему двадцать один, а мне почти сорок. Это немного странно. – Боже, пацан просто дилфхантер, а ты его уже в психи записываешь. – Кто? – Попроси уже свою дочь провести тебе урок молодежного сленга. Тебе явно не хватает познаний в этой области. Хосок фыркнул и снова закатил глаза. Помолчав пару секунд, он начал: – То есть ты не осуждаешь меня? – Боже, конечно, нет. Я в принципе понимаю суть твоих загонов, но, поверь, ничего противоречивого я в твоём интересе к этому парню не вижу. – Точно? – Намджун утвердительно кивнул. – Спасибо, Наму. Джун похлопал его по плечу, а потом ухмыляясь сказал: – А я думал, что наша с Джиын разница в восемь лет – это много, но и тут ты меня переплюнул. – Блять, иди нахуй, – прорычал мужчина.

***

Релиз альбома состоялся через месяц. Стоит отметить, достаточно быстрый срок для их индустрии. Идея для клипа у Юнги была давно, поэтому её воплощение не заняло много времени. Намджун, Хосок и Джинсоль даже были приглашены на съемки. Придя на съемочную площадку и увидев Юнги, у Хосока произошло короткое замыкание в голове. Кроме того, что он выглядел ахуеть как красиво в потрепанных джинсах и рваном свитере, в его образе кое-что изменилось. Волосы. Они были черные. Хосок так привык видеть эту осветленную, чуть отдававшую желтизной копну, что в первую секунду даже не признал парня. Будто бы это был его брат-близнец, подменяющий настоящего Юнги. Но, надо отдать должное, ему очень шли черные волосы. Он с ними выглядел взрослее и, как бы это сказать? Более властно. Будто бы он больше не был соблазнительным пацаном-рокером, коим он являлся в глазах Хосока. Теперь он стал чем-то недостижимым и, вместе с тем, ещё более желанным. Будто он стал обладать ещё большей властью над Хосоком. Тогда, на съемочной площадке мужчина выглядел угрюмым и неразговорчивым. На самом деле всё это время он не сводил с Юнги глаз. Знал бы этот пацан, что он с ним делает. И по взглядам, которые Юнги кидал в ответ, было понятно, что знает. В честь релиза альбома Юнги устраивал вечеринку. Хосок и Намджун были приглашены, однако как некстати Намджун подхватил какую-то простуду, поэтому сообщил, что на вечеринке присутствовать не будет. Хосока это новость пошатнула. Ему и так было стрёмно идти в какой-то новомодный клуб, где будет дохера молодежи и неформалов. Хосок вообще вечеринки не любил. Время его тусовочной молодости с её пьянками и попойками давно прошла, он остепенился, и теперь вечера дома или в студии в компании с собой приносили ему гораздо большее удовольствие, чем хождение по барам и клубам. Он думал, что вместе с Намджуном ещё как-то сможет пережить это мероприятие, но один он точно не потянет. Его пугала мысль оказаться в компании пьяных совсем незнакомых людей. Из всего скопления гостей он там будет знать только Юнги, и то тот скорее всего большую часть времени будет занят разговорами и принятием поздравлений. Поэтому Хосок в самый последний момент слился. Так трусливо и глупо, но он ничего не мог поделать со своим страхом. Господи, ему почти сорок лет, а он боится компании шумных малолеток. Но он понимал, что его страх сидит глубже. В перспективе остаться с Юнги в одном помещении, когда они будут в нетрезвом состоянии. Чон осознавал, сколько всего может случиться. И поэтому он зассал. Когда его дочь узнала, что на вечеринку в честь выхода альбома он не идёт, она ему целую лекцию прочитала о том, что Агуст Ди – король самых крутых вечеринок, попасть на которые желает буквально каждый, и что Хосок пропустит, если туда не пойдет. Когда он созванивался с Намджуном, чтобы узнать его самочувствие, тот его тоже в этом упрекнул, только вот подтекст был в другом. – Ну ты и долбаёб, – осипшим голосом проговорил друг. – Ты понимаешь, какой шанс теряешь? Боже, Хосок, это буквально приглашение на секс. – Нет, Намджун, это будет обычная вечеринка, а, ты знаешь, я не ценитель. – Услышал бы тебя восемнадцатилетний Хосок. – К тому же, я не сторонник одноразовых половых связей. – Ну да, ты у нас только за крепкие доверительные отношения, где целибат держат до свадьбы. Может напомнить тебе, как ты с Ёнхи познакомился? – Не надо вспоминать ту вечеринку, – поморщившись, ответил мужчина. – Или может напомнить Тэхёна? До сих пор не могу забыть момент, когда нечаянно зашёл в ванную комнату на той тусовке. – А потому что не надо было заходить. – А может надо было закрыть дверь на щеколду, когда решили сексом заняться? – послышался на том конце звонкий голос, сорвавшийся в конце из-за подступившего к горлу кашля. – Всё, мы закрываем эту тему. На вечеринку я точно не иду. Когда выздоровеешь, поздравим с тобой вместе Юнги. На том было решено. В день релиза альбома Хосок провёл почти весь день в студии. Писал биты, сводил куплеты. В последнее время ему не хватало таких вот дней отдыха, которые он может посвятить себе. Пописать песни, культивируя нахлынувшее на него вдохновение. Он считал студию своим вторым домом и мог пропадать в ней сутками, засиживаясь допоздна. Он мог даже в ней ночевать, — тут имелся комфортабельный широкий диван. Например, сегодня у него не было надобности рано возвращаться домой. Джинсоль ночевала у подруг, поэтому он мог не волноваться, что разбудит её своим поздним приходом. Ещё он весь день мониторил интернет – читал отзывы на новый альбом Юнги. Все они были восторженные. Это льстило, всё-таки они с Намджуном были указаны в кредитах песен и в создание альбома они вложили частичку себя. Клип он, кажется, пересмотрел раза три и каждый раз поражался, каким крутым он получился. Вечеринка, на которой он должен был присутствовать уже началась, но он не особо сожалел, что не пошёл. Но был один-единственный момент – его сжирало желание увидеть Юнги. Они не виделись со съёмок клипа, и Хосоку очень сильно не хватало его компании. Раньше он думал, что, когда их сотрудничество закончится, станет легче, ведь они не будут видеться и мужчина его со временем забудет. Однако всё сложилось наоборот. Не было ни дня, когда бы Чон не думал о нём. Это всё бесило и раздражало, но, одновременно с этим, мысли о Юнги были некой отдушиной. Стоит признать, ему нравилось о нём думать, вспоминать его взгляды и плохо скрываемый флирт. Хосоку ахуеть как нравилось об этом думать. Но он был ссыклом. Было почти двенадцать ночи. Он уже в который раз за день скролил ленту твиттера, когда на дисплее телефона высветилось сообщение. У него екнуло сердце от имени отправителя. «Мин Юнги». «Пиздец» – подумал Хосок, ведь сообщение гласило: «Ты сейчас в студии?» Ему понадобилось какое-то время, чтобы написать «да». «Открой мне дверь» – приходит сообщение в ответ. Он не до конца понимал, что происходит, ведь Юнги сейчас должен был быть на своей же вечеринке. У него было столько много вопросов, но он сразу же все их отбросил и потянулся к кнопке входа в здание. Выйдя из студии, Хосок ждёт парня у лифта. По горящему табло над лифтом, мужчина понимает, что тот уже зашёл внутрь. Он внимательно следит за тем, как номера этажей сменяют друг друга. И когда красным наконец-то загорается цифра 5, лифт пищит и двери медленно открываются. Хосок стоит, затаив дыхание. Юнги сегодня выглядит по-особенному. Красиво-уложенные длинные волосы доходят почти до плеч. Он весь в черном. Кожанка поверх хлопковой рубашки, чуть обтягивающие ноги джинсы и ботинки на невысоком каблуке. В руках он держит пакет из круглосутки и улыбается Хосоку своей фирменной квадратной улыбкой. – Коль ты не соизволил приехать на вечеринку, то вечеринка приехала к тебе, – сказал парень, выходя из лифта. На его глазах были черные чуть смазанные тени, а на левом ухе висела длинная сережка. Одним словом, Мин Юнги выглядел как самая настоящая суперзвезда. Чего нельзя было сказать о Хосоке – тот был в серых трениках и старой рубашке. – О чём ты? – мужчина до сих пор не понимал, что Юнги делает на пороге его студии. – Разве ты сейчас не должен быть на своей вечеринке? – Должен, но я оттуда свалил, – парень повёл плечами, будто бы в этом совсем ничего не было. Подумаешь, свалил с собственной же вечеринки. – Но ты ведь организатор. – Я там и был, но недолго. Принял все поздравления и похвалы, выпил пару шотов текилы и поехал к тебе. – Но зачем? – кажется, Хосок и вправду не понимал этой логической цепочки. – Просто захотел, – Юнги снова пожал плечами. – Ты не пришёл на вечеринку в честь альбома, который появился на свет благодаря тебе и Намджуну. Вы тоже виновники торжества. И мы должны нормально отпраздновать. – Юнги, – Хосок устало потёр глаза. Было видно, что парень немного пьяный и сейчас явно мыслит не очень ясно. – Это твой альбом, ты его придумал и написал. И сейчас ты должен быть на своей вечеринке в окружении друзей и знакомых. – Но я хочу быть здесь, – хоть звучало инфантильно, но при этом твёрдо. – Я взрослый человек и могу делать, что захочу. И в данный момент я хочу выпить пиво с тобой в твоей студии. Я же… могу это сделать? Последнее предложение звучало неуверенно и как будто с надеждой. Будто бы Юнги был не уверен, что его пустят. Хосок тяжело вздохнул. Они до сих пор стояли в коридоре перед студией. – Заходи, – на лице Юнги появилась улыбка, словно он был ребенком, которому в магазине разрешили взять новую игрушку. Они вошли. Сняв кожанку и бросив её на край дивана, Юнги уселся на него. Хосок плюхнулся рядом. – Я купил пиво и кое-какие снэки, – доставая содержимое из пакета, сказал парень. Вот от пива Хосок не отказался бы. Он как раз сегодня после студии хотел заехать в магазин и купить пару баночек. Открыв по банке и чокнувшись, оба жадно припали к напитку. Горькая жидкость холодила горло, а на железной банке проступил конденсат. – Жаль, что вы с Намджуном не смогли прийти, – спустя пару секунд молчания начал Юнги. – Ну, Джун простудился, а я… – никакой нормальной отмазки у него в голове не было, поэтому Хосок решил сказать правду. – А я просто не захотел идти. – Почему? – недоуменно спросил Юнги. Хосок грустно улыбнулся. Как объяснить двадцатилетнему парню, что в сорок лет жизнь ощущается совсем по-другому? Что ты не можешь без разбора ходить на разные тусовки и вечеринки, не можешь так просто заводить знакомства с незнакомыми людьми и до самого утра опрокидывать шоты текилы, не парясь о похмелье. В молодости это казалось так легко и просто, само собой разумеющееся. Но с возрастом ты как будто утрачиваешь социальный навык. Теперь ты максимум пьёшь пиво в баре с узким кругом давних друзей, тебе всё сложнее найти общий язык с незнакомыми людьми, а голова у тебя может заболеть даже от одного бокала шампанского. – Думаю, я слишком стар для таких мероприятий, – по-другому он своё состояние объяснить не мог. – Говоришь так, будто бы тебе восемьдесят. – Ну, пока что мне только тридцать восемь, но уже и к этим годам жизнь ощущается иначе, чем в молодости, – сделав крупный глоток пива, мужчина продолжил: – Возможно, сейчас я и звучу как старик, но свою молодость я как раз-таки и провёл на таких вечеринках. Море алкоголя, непонятные компании и острый вкус свободы. – Правда? – кажется, Юнги пытался представить такой образ Хосока в своей голове. – Конечно. Мы с Намджуном были негласными королями всех вечеринок. – Можешь рассказать поподробнее, – Юнги облокотился о спинку дивана, готовый внимательно слушать Хосока. – О чём? – О своей молодости. Мужчина смутился. Ему был непонятен такой интерес к своей личности. Но, кажется, Юнги и вправду хотел это знать. – Поверь, в ней нет ничего особенного. Ты правда хочешь, чтобы я рассказал? – Хочу. Хосок уставился на парня. Кажется, тот был вполне серьезным. Сглотнув ком в горле, мужчина уселся поудобней. Отпив ещё пиво, он начал думать с чего начать. – Как ты полюбил музыку? – выбрав за него тему, спросил Юнги. – Всё как у всех. Родители отправили в музыкалку… И он продолжил свой рассказ. Хосок не очень любил говорить о своём прошлом, но на удивление сейчас ему это давалось легко. Может, потому что слушатель был другой. Ну или алкоголь уже ударил в голову. Он рассказал про свои будни в музыкалке, как он впервые начал писать песни, как они познакомились с Намджуном. Боже, он даже рассказал о том, как в семнадцать лет был андеграундным рэпером, сочинял дисы и участвовал в рэп-батлах на заброшках. Об этом тайном прошлом даже многие его друзья не знают. Ему было стрёмно даже вспоминать данный этап своей жизни. А Юнги в свою очередь звонко смеялся. Они оба попивали уже вторую банку пива и, кажется, были уже немного пьяными. – Мне немного плохо это представляется, – улыбаясь, говорит Юнги. – Я почему-то представлял тебя пай-мальчиком. – Правда? На самом деле я был самым настоящим бунтарём. Меня чуть из дома не выгнали, когда я в шестнадцать лет сделал пирсинг на брови. – У тебя был пирсинг? – Да, вот даже шрам остался, – Хосок указал на маленький незаметный шрамик под бровью. – Вот же совпадение. Я тоже в шестнадцать сделал пирсинг. – Также как я пожалел и снял? – спросил Хосока, смотря на лицо парня, на котором не было и следа никаких проколов. – Почему же? Он у меня до сих пор есть. На сосках. В студии воцарилось молчание, у Хосока в голове только громкое «блядь» пронеслось. Ему не составило труда это представить – проколотые соски Юнги. Он мазнул быстрым взглядом по его черной футболке, скрывающей их, и тут же его отвёл, коря себя за такую вольность. Юнги явно это заметил. Кашлянув, Хосок приложился губами к пиву, сделав добротный глоток. В горле почему-то резко пересохло. – Круто, – это всё, что смог выдать мужчина. Какого хера он так смутился? Кажется, Юнги забавлялся его реакцией. – Новый альбом всем понравился? – быстро перевёл тему Хосок. – Я видел, многие фанаты в соцсетях были без ума. Что сказали твои друзья из индустрии? – Они тоже его похвалили. Сказали, что это совсем новое звучание, которое они от меня не ожидали. Но всем вроде нравится смена моего образа. Говорят, что я стал типа взрослее. – А тебе самому нравится твой новый образ? – Думаю, да. Я так долго следовал образу пацана-твинка, навязанного компанией в начале моей карьере, что и забыл, что могу быть кем-то другим. – Тебе не нравился тот образ? – Не совсем. Просто он мне немного наскучил. Я устал петь о расставании, носить потертые конверсы и ходить в рваных скинни джинсах, хоть, надо и признать, что ноги у меня в них выглядят отпадно, – хмыкнул парень. – Они и вправду тебе идут, – Хосок только спустя секунду понял, как это прозвучало. Он просто хотел подбодрить Юнги, не совсем осознавая, что вырывается из его рта. – Тебе нравится? – невинно наклонив голову, Юнги внимательно смотрел на мужчину. – Да, – почти беззвучно ответил тот. Хосок явно не осознавал, что делает, но его мозг не мог нормально функционировать, когда в каком-то метре от него сидит герой всех его влажных снов и безбожно с ним флиртует. А потом во всём теле происходит короткое замыкание, когда Юнги подсаживается рядом, сокращая расстояние между ними. – Значит ты пялился на мои ноги? – тихо спрашивает тот, игриво смотря исподлобья. – Что?.. Нет, это… это не то, что я имел ввиду, – его начинает потряхивать от одного только взгляда парня. – А что ты имел ввиду? – боже, этот парень реально осознаёт какую власть он имеет над ним и упивается этим. – Я имел ввиду, что… ты красивый и естественно на тебе все вещи будут смотреться хорошо. В общем… да, это то, что я имел ввиду, – он не понимает, как Юнги оказался ещё ближе к нему. – Считаешь меня красивым? – этот парень подлавливает его на каждом слове. – Я… Тут Хосок осекся и замолчал. Юнги наблюдал, как Хосок зажмурился, будто стараясь взять себя в руки, а потом снова открыл глаза. – Да, – тихо сказал он. Юнги расплылся в улыбке. Тот придвинулся ещё ближе, сокращая и так мизерное расстояние. Теперь их лица отделяли каких-то несколько сантиметров. У Хосока сердце кувалдой в груди забилось от того, как близко они были. А в следующую секунду из него словно весь воздух вышел, потому что Мин Юнги посмотрел на его губы, а потом опять перевёл взгляд на глаза. – Хосок. – Да? – он сам свой голос не узнал. – Знаешь, что я представлял, когда стонал тогда в студии? – Что? – у Хосока в горле пересохло, он даже не мог сглотнуть. В этот момент Юнги медленно наклоняется к его уху и шепчет: – Я представлял, как ты берешь меня на этом самом диване. Глаза округляется, дыхание сбивается, а низ живота наливается свинцом. Отстранившись, Юнги победно наблюдает за сменой эмоций на его лице. – И я блять хочу это с того самого концерта, на который ты пришёл со своей дочерью. Хосок не успевает ничего ответить – его губы накрывают чужие. Поцелуй получается напористым и чуть грубым, но при этом немного робким. Как будто бы Юнги не уверен, что ему ответят взаимностью. Не получая должной отдачи в ответ, парень отстраняется и с неким испугом смотрит на мужчину, только сейчас осознавая, что мог не так интерпретировать заинтересованность Чона к себе. Тот до сих пор сидит в шоке. Юнги начинает немного паниковать. – Боже, прости… я не… Закончить ему не позволяют. Хосок, будто бы очнувшийся ото сна, подается вперед, целуя парня в ответ, пробует на вкус губы, о которых он уже два месяца мечтает. И в этом поцелуе совсем нет робости, в нём присутствует напор и настойчивость. Теперь была очередь Юнги ахуевать с происходящего. Однако ступор продлился недолго, и вот он уже сам отвечал на поцелуй, сплетая их языки в непонятном танце. Сам подается вперед, сам покусывает губы в ответ и сам провоцирует этим Хосока, который наконец-то смог дорваться до самого желанного. Это могло бы продлиться ещё долго, если бы не заканчивающийся воздух. Тогда они оба отстранились, тяжело дыша и смотря друг на друга. – Я тоже этого хотел, – даже не пытаясь успокоить сбивчивое дыхание, произнёс Хосок. – С того самого блядского концерта. Это срывает все тормоза. Они снова припадают друг к другу, будто каждый из них нашёл свой источник кислорода в другом. Юнги зарывается пальцами в волосы мужчины, чуть царапая кожу головы. Язык Хосока вовсю хозяйничает во рту парня, пока руки блуждают по его тонкой шее, чуть сжимая её при особо глубоких поцелуях. Юнги на это лишь в поцелуй мычит, провоцируя мужчину на новые действия. Парень от его напора плавится. За всё время их знакомства Хосок ни разу не проявил инициативу, из-за чего, нужно признать, Мин начал сомневаться, что мужчина хоть как-то в нём заинтересован. Поэтому сейчас он упивается тем, как властно Чон его целует, как несдержанно его касается. Какими непререкаемыми кажутся все его действия. Юнги так погрузился в процесс, что не до конца осознаёт, что с ним происходит. Чувствует, как его укладывают лопатками на диван, как нависают сверху, как с губ поцелуями переходят на скулы, линию челюсти, а потом и шею. Он жмурится от того, как это приятно. Руки Хосока блуждают по его телу, забираются под футболку. Он дрожит от контраста горячей кожи и чужих шершавых ладоней. Рука мужчины движется выше, пока не добираются до чужого соска. Тот замирает, когда чувствует под пальцами холодный металл. Значит, не соврал. Он отрывается от шеи Юнги и задирает его футболку, открывая себе вид на два торчащих соска, в каждом из которых торчит по штанге пирсинга. – Пиздец, – на выдохе произносит мужчина. Юнги его реакцией наслаждается. Парень только сильнее в спине прогибается, подставляясь под взгляд Хосока. Тот всё также неверяще смотрит, а потом наклоняется и припадает губами к одному из них. Юнги от неожиданности накрывает, он тихо стонет в сгиб ладони. Чон обводит языком ореол соска, втягивает губами металлическую штангу, пока другой рукой теребит второй сосок. Для Юнги всё это слишком. Он сжимает волосы на затылке Хосока, чередуя это с поглаживанием, когда тот делает ему особенно хорошо. Он млеет от того, как мужчина старается, пытаясь доставить ему удовольствие, с каким трепетом он вылизывает данную часть его тела. Юнги ещё ни разу не пожалел, что в шестнадцать лет решил всё-таки сделать пирсинг сосков. В процессе Хосок до конца стаскивает с парня его футболку, тот требует от него того же, сам подрагивающими пальцами помогает расстегнуть пуговицы на рубашке. Наконец-то расправившись с теми, стягивает её с себя и бросает куда-то в сторону. Выпрямившись, смотрит на Юнги. Теперь очередь парня ловить мини-инсульт. Хосок выглядит ахуенно, а для своих лет тем более. Мин завороженно на него смотрит, тянется руками, проводит пальцами по тазобедренным косточкам, выступающим из-под чуть сползших спортивок, касается подтянутого живота и смотрит с таким восторгом и обожанием, будто бы перед ним предстал сам Аполлон. Хосок больно прикусывает губу. Где-то полгода назад он начал ходить в зал к персональному тренеру и обзавелся каким-никаким рельефом. И сейчас он был готов выписать этому тренеру нехилую такую премию только за то, как Юнги на него смотрит, как проводит руками по крепким мышцам, чуть сжимая их. Только ради этого стоило терпеть все эти невыносимые тренировки. Хосок вновь нагибается и целует Юнги, ещё более требовательнее и властно. Протискивается коленом между его ног, чуть надавливая. Мин за его плечи хватается, активно о его ногу тереться начинает, мычит в поцелуй, благодаря за предоставленную помощь. Чон к его шее спускается, покрывает её укусами. Он это с самого первого дня мечтал сделать. Вскоре он убирает коленку и толкается бедрами навстречу Юнги, они трутся друг о друга. Они оба возбуждены и оба это чувствуют. – Хосок… пожалуйста, – скулит парень. Мужчина понимает, что он имеет в виду. – Ты же знаешь, я не могу сделать это без подготовки. – Я готов, – выпаливает Юнги, смущенно отводя глазами, а потом, прикрыв глаза, добавляет: – Презервативы и лубрикант в кармане кожанки. Потеряв дар речи, Хосок неверяще уставился на него. – То есть… – Да, – Юнги даже закончить ему не даёт. – Я изначально подготовился. Поэтому наконец-то можешь уже без лишних вопросов трахнуть меня. Хосок неверяще кивает, понимая, как комично он со стороны выглядит. В кармане куртки и вправду находится смазка и пару презервативов. Они оба наконец-то полностью раздеваются. Юнги разводит худые ноги, Хосок устраивается между них. Выдавив лубрикант, он разогревает смазку на пальцах, а потом приставляет их к входу. Запрокинув голову, Мин стонет и поддается навстречу касаниям. Пальцы входят легко, было очевидно, что Юнги себя растягивал. Это пиздец как заводит. – Не верю, что это наконец-то происходит, – сбивчиво говорит Мин. – Ты был таким неприступным. В один момент я даже подумывал сдаться. – И почему не сдался? – хмыкает Хосок, проталкивая внутрь ещё один палец. – Потому что был уверен в своём успехе, – Чон выгибает бровь. – Я сразу вижу, когда меня хотят. И ты меня хотел, но ломался. – Ты даже не представляешь, сколько раз я за эти месяцы загнался. – Из-за чего? – Ты прекрасно знаешь из-за чего, – мужчина оглаживает нежные стенки в поисках простаты. – Из-за того, что между тобой и моей дочерью разница в семь лет. – Главное, что мы с ней не ровесники. – Боже, заткнись, пожалуйста. Юнги скалится, а потом его вдруг всего выгибает, а по телу электрический разряд проходит. Он даже не успевает спрятать стон в сгибе локтя – настолько его прошибает. Теперь время Хосока ухмыляться. Вынув пальцы, он раскатывает презерватив по члену, пристраивается и аккуратно входит, чуть шипя от узости. Наклоняется к Юнги, тот сразу же его губы ловит, в них впивается. Войдя до конца, мужчина останавливается, давая парню привыкнуть. Тот тяжело дышит, плечи Чона мнёт, свои плюшевые губы кусает. Стонет, когда тот делает первый толчок. Видно, что ему до сих пор немного больно, но тот сам ноги на спине парня скрещивает, давит на поясницу, требуя двигаться дальше. Хосок мочку его уха кусает, толкается глубже. – А ещё я боялся, что ты всё-таки окажешься гетеро, – говорит Юнги. – Согласись, что для этого есть весомые доказательства. Хосок низко смеется. – Я – би. – Ты это благодаря мне понял? – Детка, со своей ориентацией я определился ещё в подростковом возрасте. – Блин, а так хотелось быть разрушителем твоей гетеросексуальности, – парень пытается не сорваться на стон от особо глубоких толчков. – Назови меня так ещё раз. – Как? – Деткой. Мужчина ухмыляется. Он ведет рукой вниз по телу парня, накрывая ей его пах. Юнги сквозь стиснутые зубы весь воздух выпускает. Хосок наклоняется к самому его уху и шепчет: – Детка, – так сладко и приторно это звучит на его устах. – Ещё, – хнычет парень. Ему без разницы, каким нуждающимся он звучит. – Детка, – на этот раз тот целует его в висок, не прекращая при это активно толкаться, от чего Мин чуть поскуливает. Он чувствует, как стеночки входа его сжимают. От этого хочется самому стонать. Хосок переходит на шею парня, непонятные узоры там выцеловывает, дергающийся кадык кусает. – Детка, – шепчет Хосок. Юнги этим всецело наслаждается. Он спину Чона ногтями царапает, сам навстречу начинает подмахивать. Их обоих ведёт друг от друга. Толчки становятся резкими и сумбурными. Оба тяжело дышат, но темп не сбавляют. Хосок выпрямляется в спине, ноги Юнги под коленями держит, разводя их шире. Мнёт бедра до красных отметин и смотрит сверху вниз на парня, любуется им. Черные волосы были разбросаны на бежевом диване, грудь тяжело вздымалась, темные тени смазались от выступивших на глазах слезинок. Он выглядел таким хрупким, таким неземным. Мужчина был полностью в его власти. Одних взмах его длинных ресниц – и Хосок готов в труху осыпаться. И Юнги так и делает – моргает своими лисьими глазами, руками по своему идеальному телу ведёт. Одну руку на своём соске останавливает, а второй до своего члена дотрагивается. И всё это время смотрит Хосоку в глаза, ещё больше распаляя жар пламени в нём. Чон больше так не может, не может столько времени проводить без его губ. Он снова к нему прижимается, утягивает в поцелуй. Их руки на члене Юнги соединяет, вместе с ним доводит его до крышесносных ощущений. Мин ему в губы скулит, хрипит что-то нечленораздельное. Хосок свои движения ускоряет, отчаянно вбиваться начинает. Юнги его в себе сжимает, давая понять, что он долго не продержится. Всё тело пронзает судорогой, когда Мин доходит до разрядки. Он буквально вжимает в себя Хосока, стонет ему в плечо, чувствуя липкость на своём животе. Мужчина движения на его члене не останавливает, пытается продлить оргазм. Ему очень важно, чтобы Юнги было хорошо. Он ставит его удовольствие на первое место. – Блять, как же хорошо, – шипит парень. Самому Хосоку не требуется много времени, чтобы дойти до пика. Ещё пару фрикций, и он кончает в презерватив, не выходя из Юнги. Прижавшись лбом к плечу парня, мужчина тяжело дышит. Ему понадобилось пару долгих секунд, чтобы прийти в себя. – Ахуеть, – тихо говорит Хосок. За последние лет десять это был самый его крышесносный секс. Казалось, что каждый его нерв обострён до предела, в ушах до сих пор вата, а кожа покалывает. – Это было даже лучше, чем я себе представлял, – говорит Юнги, поглаживая мужчину по спине. – Не хочешь повторить? – Только не здесь, – бурчит Хосок в его сгиб плеча. – К тебе или ко мне? – К тебе. У меня Джинсоль может утром прийти. – Боже, неужели я и вправду запал на мужчину, у которого есть дочь-тинейджер? – А я запал на парня, который родился, когда я окончил школу. Быстро прибрав в студии, они заказали такси и вот уже находились в квартире-лофте Юнги. В этот раз они не спешили, растягивали удовольствие. Тела путались в темных покрывалах, их рты нашли источник кислорода в друг друге, пальцы путешествовали по голому телу. Теперь Юнги сидел на Хосоке, уперевшись руками в грудь, сам на его член насаживался. Кажется, парню нравится управлять процессом. Чон и не против. В свою очередь ему нравилось наблюдать за движениями Юнги на его бедрах. Тот то ускорялся, то замедлялся, тем самым принося контрастное удовольствие. Они занялись сексом ещё раз в душе. Тогда прохладные капли струились по напряженным телам, охлаждая горячую кожу. Сбросив на пол грязное покрывало, они вместе улеглись в кровать, переплетаясь с друг другом ногами. Юнги уткнулся ему в грудь и уже тихо посапывал. Того начала клонить в сон ещё в душе, когда он за вечер получил свой третий оргазм. Хосок тихонько поглаживал его влажные волосы, чувствуя, как сам скоро провалится в сон. И засыпая, он ощущал такое желанное спокойствие. В нём не было чувства неправильности, которое сопровождало его все эти недели, которые он провёл в мыслях о Юнги. Не было ощущения совершённой ошибки, которое он зачем-то пытался найти. Всё будто бы было на своих местах. То, что он так отчаянно желал и боялся, произошло и теперь всё, что ему оставалось – наслаждаться этими мгновениями. Он не хотел думать о будущем, по крайней мере не сейчас. Сейчас под его боком тихо сопит парень, который с ног на голову перевернул обычную жизнь Чон Хосока. И, стоит признать, он ему за это благодарен. Кто же знал, что его краш на пацана-рокера закончится именно так?

3 месяца спустя

– «Нетизены продолжают обсуждать возможного партнера популярного певца, выступающего под псевдонимом Агуст Ди. Не так давно появились слухи о романе исполнителя. Около месяца назад Мин Юнги, настоящее имя Агуста Ди, летал на отдых в Тайланд. По неподтверждённым данным, там он проводил время со своей второй половинкой», – читала Джинсоль статью из интернета, пока они с Хосоком ехали в машине. – «А недавно, певца заметили с отчетливыми засосами на шее. Сам Мин Юнги не отрицает свои отношения и косвенно на них намекает, однако личность избранницы или избранника не раскрывает. Фанатам остаются только надеется, что когда-нибудь Агуст Ди расскажет им о своём тайном партнере». Как думаешь, это правда? Дочитав статью, девочка посмотрела на отца. – Я не знаю, Джинсоль, – коротко отвечает мужчина. – Ну вы же с ним общаетесь. Он ничего не говорил? – С чего ему мне об этом говорить? – Хосок нервно хохотнул. – Ну вы же друзья, – девочка упорно пыталась добиться правды. – Ты же тоже ездил в Таиланд около месяца назад по работе. Вы не пересекались с Юнги? Он был с кем-нибудь? – Я не считаю, что интересоваться чужой личной жизнью полезно, и тебе не советую. И хватит читать в интернете эти дурацкие сплетни. – Ладно, – недовольно протянула Джинсоль, засунув телефон в рюкзак. Отвезя дочь в школу, Хосок направился в студию. Работы было немного, поэтому в середине дня он был уже свободен. Заехав по пути домой в магазин, Хосок с пакетами в руках зашёл в квартиру. В прихожей стояли потрепанные Мартинсы. Он знал, кому они принадлежат. Недоумевая Хосок прошёл в квартиру и нашёл сидящего на кухонной стойке Юнги. – Что ты тут делаешь? – до сих пор находясь в ступоре спросил мужчина. – А где «привет»? Где «я так скучал, любимый»? – Разве ты сейчас не должен быть в Лондоне? Две недели назад Юнги отправился в мировой тур. Он уже отыграл пару концертов в Америке и прямо сейчас должен был давать концерты в Европе. Из-за бешеного графика концертов они смирились, что не увидятся ещё где-то месяц. – Я его уже отыграл. Следующий в Париже через два дня. Вот подумал, успею к тебе слетать. – Юнги… Хосок знал, как тому тяжело даются перелеты. Мин очень страдал от джетлага. Даже сейчас на белой коже отчетливо выступали синяки под глазами. – После перелета сразу поехал к тебе. Сначала хотел в студию, но Намджун написал, что ты уже уехал, поэтому поехал сюда. Всё-таки ключи у меня есть. – А предупредить меня? Господи, а если бы дома была Джинсоль? – Постой, ты разве ей ещё не рассказал? – Нет, – Хосок виновато опустил глаза. Они уже несколько раз обсуждали это с Юнги, и в последний из них мужчина пообещал, что расскажет о них дочери. Он правда много раз пытался, но в каждую из таких попыток он трусил в последний момент. Каждый раз начиная их «серьезный разговор» Хосок в итоге уходил от темы и говорил совсем не то, ради чего он изначально его начинал. Просто ему было трудно представить, как Джинсоль отреагирует на то, что её отец встречается с парнем. С парнем, который родился в одном десятилетии с ней. С парнем, который уже пару лет является её кумиром. И как только Хосок думал о всём этом, он сразу же отступал. – Прости, всё никак не могу собраться. – Ничего страшного. Я понимаю. Мне бы тоже было сложно, – парень подбадривающе улыбнулся. – Ну иди сюда. Юнги раскрыл руки для объятий, в которые Хосок сразу же окунулся. Он так скучал по нему, по его смеху, по квадратной улыбке, по его запаху, который он сейчас вдыхал, зарывшись в его шею. Стиснув в объятиях его хрупкое тело, Хосок, к своему недовольству, отметил, что Юнги похудел. – Ты вообще ешь? – недовольно пробубнил тот. – Постоянные перелёты меня выматывают. Тем более рядом со мной нет того, кто бы следил за моим питанием, – намекая на него, ответил Юнги, зарывшись руками в его волосы и приятно поглаживая кожу головы. – Надо снова поговорить с твоим менеджером. – Самым лучшим решением ситуации будет, если ты поедешь со мной. – Юнги, мы же уже это обсуждали. У меня работа и Джинсоль. Тем более в интернете и так много слухов ходит. Если бы меня увидели с тобой, то опять бы пятьсот статей наклепали. Мы и так чуть не спалились в Таиланде. – Сколько раз повторять, что мне пофиг на этих журналюг, – Мин ослабил объятия и посмотрев Хосоку в глаза, тихо сказал: – Я просто хочу, чтобы ты был рядом. Без слов поняв друг друга, они приблизились друг к другу, и их губы слились в таком важном для обоих поцелуе. В нём были и недели разлуки, и настойчивость и вместе с тем робость. Юнги придвинул его к себе ближе, шире раздвигая ноги, между которыми уместился Хосок. Из-за того, что парень сидел на кухонной стойке, их лица находились на одном расстоянии и целоваться было удобно. Чон мял тонкую талию, спрятанную под футболкой, покусывал чужие мягкие от слюны губы, на которых он находил новые ранки. Юнги от своей привычки кусать губы так и не избавился. Хосок был рад, что он приехал, ведь он так скучал. Так надолго они ещё не расставались. Вот уже три месяца, как они встречаются, и мужчине понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что у них всё серьезно. Он боялся, что тот их первый раз закончится разовым перепихоном и, наконец-то достигнув своей цели, парень потеряет к нему интерес. Но этого не случилось, даже больше, именно Юнги стал инициатором их отношений. Хосок сначала долго думал, было немного страшно вступать в новые отношения, тем более с такой разницей в возрасте. Но он согласился и пока вроде не пожалел. С приходом Юнги его жизнь стала ярче, более сумбурной и хаотичной. И ему это очень нравилось. Нравилось ходить с ним на ночные свидания у реки Ханган, писать вместе с ним музыку, целоваться в гримерке после его концерта. Теперь ему было плевать на возраст. Теперь есть человек, который о нём заботится, и он может дарить заботу в ответ. И Хосок был так счастлив, так… – Пап? – послышался голос Джинсоль сзади, которая пришла домой раньше из-за отменённой музыкалки.