Смелее

      Воздух пропитан терпкой и чувственной наг чампой. Пространство обширно: в углах, куда не попадает свет десятков свечей, клубится тьма. Сквозь дымку сложно разобрать очертания того, что находится в центре зала. Но Киллиан и без того знает, что там. Кто там.       Лайтвуд ступает мягко, боясь нарушить благоговейную тишину. Сегодня он здесь гость, а значит не имеет права нарушать правил. Он готов быть ведомым, если его женщина просит об этом. Непривычное чувство отсутствия контроля сначала раздражает, не дает расслабиться, но он убеждает себя, что этот поступок – доказательство его безграничного доверия Амале.       Дымка наконец рассеивается. Теперь он видит ее достаточно четко. На ней красное шелковое одеяние до пят. Струящаяся ткань не способна скрыть женственных форм. Она непроницаема, но Киллиан прекрасно знает, какова Амала под ней. Ему известно, что на ощупь ее кожа ничем не уступает этому шелку; и как выглядят изгибы ее тела, когда он проводит по ним кончиками пальцев; и как оно реагирует, когда он усиливает нажим.       Эти образы заставляют сердце разогнаться под воздействием адреналина. Его охватывает предвкушение.       Ощутив его приближение, Амала поворачивается к Киллиану. Гордо поднятая голова, прямой властный взгляд, расправленные плечи. Здесь и сейчас она – квинтэссенция силы, а не хрупкая женщина. Таковой Басу будет вечером после возвращения домой. Но сейчас она способна подчинить себе весь мир.       Она делает к нему шаг, легкий и невесомый, но Киллиану кажется, что от него изменилась реальность. Воздух загустел и просачивается в легкие вязкой патокой. Время тоже замерло. Как в замедленной съемке он видит плавное движение женской руки, тянущейся к нему.       На нем легкая льняная рубашка без пуговиц, открывающая крепкий напряженный торс, будто вырезанный из редкой дорогой породы дерева, и такие же свободные брюки на завязках. От облачения легко избавиться, но Амала не торопится. Нарочито медленно проводит рукой по льну, и разгоряченной кожей Киллиан ощущает сквозь ткань прикосновение ее прохладных пальцев. Мурашки пробегают по всему телу, но он не подает виду.       Рубашка летит прочь. Амала жадно исследует взглядом его торс, хотя видела тело своего мужчины уже сотню раз. Касаться не смеет, будто боится, что этот мираж развеется. Наконец она поднимает на него взгляд янтарных глаз. В них отражается свечное пламя, отчего они походят на кипящую лаву. Будь сейчас перед Басу не любимый мужчина, а враг, он обратился бы под таким взглядом горстью пепла.       Не произнося ни слова, она берет его руку и кладет себе на плечо, где крепится широкая шелковая ткань. Пальцы Киллиана нащупывают это место. Одно легкое движение, и Амала будет стоять перед ним полностью обнаженная. Ему приходится сжать челюсти, чтобы подавить рвущийся из груди рык вожделения и не рвануть невесомую материю.       — Смелее, – тихо произносит она, но в его голове это тихое слово звучит набатом.       Он поддевает край ткани. Тот выскальзывает из простого узла, и шелк, переливаясь в пламени свечей, начинает струиться по ее телу, как водопад. От этого зрелища Киллиан окончательно теряет связь с реальностью. За пределами этого зала, наполненного запахами благовоний, не существует ничего.       Амала обнажена перед ним. Как телом, так и душой. Его разрывает противоречие: сгрести ее в охапку, заслонить, закрыть от всего на свете, защищать ее так же рьяно, как дракон стережет свое золото, чтобы ни одна живая душа не посмела причинить ей вред; или впиться в приоткрытые губы цвета марсалы исполненным похоти поцелуем, затем, грубо развернув к себе спиной, заставить прогнуться в пояснице, одним резким движением оказаться в ней и утонуть в стонах и ощущении безраздельной власти над этой женщиной.       Киллиану приходится сжать пальцы в кулаки, чтобы подавить в себе желание коснуться ее. Сегодня верховодит Амала – ей и решать, что будет дальше.       И она точно это знает. Потянув за тесьму на его брюках, она освобождает Лайтвуда от последнего элемента одежды. Ее взгляд медленно спускается от его широких плеч к крепкой груди, подтянутому рельефному животу, узким, но сильным бедрам. Хоть она и старается не терять самообладание, но участившееся дыхание, приоткрывшиеся губы, расширившиеся и заполнившие собой почти всю радужку зрачки и влажно поблескивающая внутренняя поверхность бедер выдают ее с головой.       Напряжение нарастает. Держать и без того ничтожную дистанцию между их телами становится все труднее. Но ритуал не терпит спешки. Он призван освободить мощную энергию, которой прежде требуется насытиться эмоциями.       Амала кладет его ладони на свою шею так, чтобы он мог контролировать их поцелуй, безотрывно смотрит в потемневшие глаза, в глубине которых готовится разразиться настоящая буря. Пока там только начинают клубиться тучи, но скоро грянут гром и молнии. Ради этого все и затевается.       Чтобы дотянуться до его губ, ей приходится привстать на носочки. С таким головокружением, какое Киллиан вызывает у нее, это непросто, и ей приходится положить руку на его плечо, чтобы схватиться, если станет терять равновесие. Его кожа горячая, почти обжигающая. Вылить на него воды – и он зашипит, как раскаленное железо.       Через мгновение их губы соприкоснуться, и последний рубеж падет. Обоим хотелось растянуть этот миг навсегда и преодолеть его как можно скорее.       На правах главнокомандующей этого ритуала, Амала первой переступает через ту невидимую черту, за которой начинается иная реальность. В ней не будет ни Киллиана Лайтвуда, ни Амалы Басу. Будут только Он и Она – два источника чистой божественной энергии, своим союзом порождающие Вселенную.       Она ощущает его губы своими. Мягкие, до боли знакомые. Она могла бы узнать их из миллиона других. Его дыхание разжигает пламя у нее внутри. Оно концентрируется внизу живота. Горячий узел затягивается сильнее, заставляя колени дрожать.       Первые, исполненные нежности поцелуи уступают место плотоядным. Проведя языком по его верхней губе, Она заставляет Его приоткрыть рот, просить большего. Он мягок, податлив, готов повиноваться во всем. Их языки соприкасаются, и это распаляет еще сильнее. Ей неймется, и только усилием воли она заставляет себя притормозить. Поцелуй должен быть медленным, сладостным, вынуждающим изнывать от желания.       Он чувствует, как под его руками она трепещет. Стараясь вести, Она уже сама готова сорваться в бездну и дать ему волю делать с собой все, что заблагорассудится. И видят небеса, Он готов подхватить ее под бедра, унести на красный мягкий ковер, расстеленный в середине зала в окружении свечей и благовоний, уложить на спину, забросить одну ее ногу себе на бедро и плавным мягким движением войти, чувствуя приятную тесноту вокруг своей плоти.       Но вместо этого Он слегка прикусывает ее нижнюю губу, давая понять, что его терпение небезгранично. Она понимает этот сигнал, завершает этот этап, углубляя поцелуй и переплетая их языки. Из его груди вырывается короткий стон, больше похожий на рык.       Это его первое и последнее предупреждение. Пора двигаться дальше.       С трудом оторвавшись от его губ, Она на мгновение задерживается взглядом на них, затем оставляет невесомый поцелуй на его ключице, затем на второй и на яремной впадине. Она ощущает его частый пульс кожей и знает, что Он – тоже горит изнутри. Скоро оба их огня сольются в единый и станут творить хаос. А из хаоса произойдет новый мир.       Она берет его за руку, увлекая за собой. Но, оказавшись у самого ложа, не спешит улечься. Вместо этого она прижимается к нему спиной, кладет его руки себе на грудь и заставляет сжать, срывая этим синхронный стон со своих и его губ. Ягодицами, плотно прижатыми к его паху, она чувствует, что Он на грани, и это провоцирует в ней вспышку адреналина.       Он целует ее шею, рисует языком немыслимые влажные узоры на покрывшейся мурашкам коже. Одной рукой продолжая сжимать грудь, он опускает вторую между ее бедер. Их внутренняя поверхность влажная, и от мысли насколько Она возбуждена, у него кругом идет голова. Ему нестерпимо хочется подняться выше, найти ее самую чувствительную точку, доставить Ей такое желанное удовольствие.       Разгадав его замысел, Она ловко выскальзывает из объятий и чуть отстраняется. Сегодня они играют только по ее правилам.       Легким кивком головы она указывает ему на ложе. Он безропотно подходит и садиться, опираясь на одну руку. Она, вынуждая его лечь полностью, с кошачьей грацией льнет к нему, но касается только сосками. Ничего более дразнящего он и представить себе не мог. Откинувшись на мягкие подушки, Он отдает ей всю власть над собой.       Прокладывая влажную дорожку из поцелуев от его шеи через грудь до низа живота, Она распаляет Его практически до предела, обостряет все ощущения. Поэтому прикосновение влажного горячего языка к чувствительной плоти буквально пронзает его тело.       На мгновение весь мир вокруг наполняется лишь его протяжным, исполненным вожделения стоном. Его эйфория распространяется и на нее. Глядя на прикрывшего от удовольствия глаза мужчину, сильного и непоколебимого в обычной жизни, но такого мягкого и уязвимого сейчас, Она в полной мере начинает осознавать свое могущество.       Сомкнув губы вокруг него, Она чувствует, как в унисон с плавными движениями ее головы его тело окатывают волны блаженства. Но это все еще прелюдия, и прежде, чем дать обоим рассыпаться искрами оргазма, она собирается сполна насладиться близостью со своим любимым.       Облизываясь, как хищница, она приближается к его губам и накрывает их требовательным поцелуем. Он обвивает ее руками, намереваясь перевернуть и оказаться сверху, но она упирается ему ладонью в грудь, давая понять, чтобы оставался на месте.       Не разрывая поцелуя, она чуть опускается на его бедра, позволяя головке едва касаться влажного лона. Грядущая близость сводит с ума обоих, а несколько движений бедрами вперед и назад, которые Она делает, чтобы распределить ее собственную смазку по всей его длине, вынуждает Его хрипло умолять о пощаде.       И она проявляет великодушие. Медленно опускается до самого предела, срывая еще один синхронный стон с их губ. На секунду замерев, оба стараются насытиться ощущением абсолютной гармонии единения. Быть ближе, чем сейчас, просто невозможно.       Она начинает скользить медленно, давая себе время привыкнуть к ощущениям наполненности. Он крепче сжимает ее бедра, блаженствуя от каждого движения.       Он с восхищением смотрит на ту, которой добровольно покорился. У него не остается сомнений насчет ее божественной сущности. Такая женщина не может быть никем иным, как олицетворением Шакти. А Ей не хочется для себя никакого другого воплощения Шивы.       С каждым движением, судорожным вздохом и стоном они любят друг друга сильнее, отчетливее ощущают потребность друг в друге. Сейчас они – не просто два принадлежащих друг другу создания. Они – половины одного целого. Исчезни одна – вторая тут же раствориться в воздухе следом. Разомкнуть объятия, позволить хотя бы крошечному пространству образоваться между телами – невообразимо.       Она прижимается к нему сильнее, жадно втягивая аромат его разгоряченного тела. Хочет пропитаться им, раствориться в нем. Он касается лбом ее лба, хрипло шепчет, что она восхитительна.       В ответ Она жадно впивается в его губы. Он – все, чего она хочет. Больше ничего не имеет значения.       С каждым движение обоих наполняют чистые беспримесные эмоции. Оба ощущают себя на вершине мироздания.       Но сделать этот момент бесконечным – означает обесценить его. Требуется правильное и яркое завершение.       Она отстраняется и кладет руку ему на шею, притягивая к себе и вынуждая сесть. Сама располагается лицом к нему и скрещивает ноги у него за спиной. Он прижимает ее к себе так крепко, как только может, и они снова сливаются в поцелуе. Больше нет места животной похоти. Обоих наполняют иные чувства. Нежность, трепетность, благоговение.       Она ловит его взгляд и больше не отпускает. Передает ему все, что не подлежит выражению обычными словами. В эти минуты любовь для них обретает совершенно иное значение, становится для обоих источником жизненной силы. Они вливают ее друг в друга через этот неразрывный зрительный контакт.       Ее плавные движения бедрами доводят Его до исступления. Он тоже двигается ей навстречу, углубляя толчки, каждый из них походит на маленький фейерверк, пробегающий по коже электрическим разрядом. Каждый последующий ощущается острее, будто повышается мощность тока, проходящего через их тела. И когда начинает казаться, что оба вот-вот заискрятся по-настоящему, Она выводит их на финишную прямую.       Она сильнее сжимается вокруг него, наращивает темп. Неотрывно смотрит в его глаза, в которых через пару мгновений вспыхнет ослепительная молния и грянет громовой раскат. Их общая энергия, так тщательно и любовно взращиваемая и накапливаемая, выплеснется в мир этой бурей.       Его хватка на ее бедрах усиливается, предвещая оргазм. Она чуть отклоняется назад, меняя угол проникновения, и ее тело взрывается новыми ощущениями. Спустя пару секунд обоих, словно копьем, пронзает острое наслаждение. Она ощущает внутри себя пульсацию и тепло, Он – дрожь и сладостную пустоту.       Почти обессилев, Амала ложиться на грудь Киллиана, прислушиваясь к бешеному стуку его сердца. Так для нее звучит счастье. Он целует ее в макушку, бережно укрывает красным шелком и говорит, что она – лучшее, что с ним случалось.