За все нужно платить по счетам

Мир давно в дерьме. Вопрос лишь в его глубине. Нам всем предстоит хлебнуть предначертанное.

Тебя притащили ко мне. Бросили к ногам, словно сырую кость оголодавшему псу. Но я не голоден. Я сыт по горло. Вы все бездушные. Бесхозные вещицы, пока не оправдаете свою полезность. Деньги вновь обрели свою первоначальную натуральную форму. Но в чем интересно твоя польза, Николас? Впервые за недолгое ожидание поменял положение тела. Конечности затекли, так и хочется немного размяться. Вдоволь оторваться на твоей осклабленной морде. Долго же тебя влачили по истоптанной траве. Что, совсем не хочется меня видеть? Я бы тоже не хотел, учитывая то, что ты натворил. А теперь сидишь и стонешь передо мной. А что я? Улыбаюсь твоей унылой мордашке — я же не бесчувственный в конце концов. Хоть мне и глубоко на твою подноготную. Двое солдат сверлят мозг позади — портят своим присутствием разыгрываемого представленье. Думают загреметь в первые ряды. Ну, уж нет. Я не эксгибиционист, чтобы выставлять самое интимное напоказ. Но для шлюхи подобно тебе, тет-а-тет не слишком вкатывает. Поверь, еще как вкатит. Пора возвращать должок. Посмотри во что ты превратил мою берлогу, котяра, своими грязными и вшивыми когтями. На святое позарился, мохнатая сволочь. Вырвать бы тебе их по одному. Ну, ничего, до этого мы еще дойдем. Сначала нужно настроиться. Взять коня за узду. Подавить в себе гнев, чтобы не кончить тебя преждевременно. Хотя как тут расслабишься, когда вокруг такой бедлам. Разворотили черти. Лампа болтается на соплях. Но и хуй бы с ней, электричества все равно нет. Благо луна сегодня яркая. Смотрит прямиком в нашу сторону. Смеется, проливая свет на устроенный разгром. Теперь и я могу беспрепятственно ее лицезреть. От оконной рамы нихера не осталось. Сквозит, как в дыре у раздолбанной бабы. А эта кожаная дверь… Теперь вся в рваных ранах. Ты явно был с ней очень груб, пока тебя не припечатали в нее ебальником. Думал, достать меня, отчаянно размахивая кулаками. Не достал. Отцу на сей раз повезло — не застал, во что превратили его детище. Впервые испытываю что-то вроде облегчения. Его смерть была очень кстати. Бедный Джейк, сейчас где-то в лагере, пытается сгладить образовавшееся недопонимание. Я ему всегда говорил, что он сопляк. Уокер не успокоится, пока не доведет дело до конца. С его амбициями ему бы ямы рыть, чтоб глубоко и надолго. Ты ведь так поступил с моим, а? Пустил пулю ему в башку, и, думаешь, дело сделано. Можно приступать к оккупации, отнимая наше наследие. Наследие, которое мой папаня берег еще задолго до моего рождения. Знаешь, ты не прав. Каким бы мудаком он не был, но он пустил вас. Даровал вам крышу над головой и уверенность в завтрашнем дне. А что сделал ты? Похерил это. Уокер наплел тебе чушь, ловко обвесив длиннющей лапшой. Дай угадаю, что-то там про своих предков. А ты вообще в курсе, что он их хранит в ящике в своем обставленном фургоне? Он самолично проводил эксгумацию. Заботливый отпрыск, не находишь? Так или иначе, здесь нихера нет. Голая земля. Наша земля. Но ты не отступал, даже когда я дал тебе четкий ответ. Ты решил, что знаешь порядки лучше меня. Лучше обитателя этих мест. Лучше их законного на всех основаниях хозяина. Джейк тебе не говорил, что мы выиграли суд? Задолго до того, как мир ебнулся и ебнулись люди. Мы… Мы ее неоспоримые обладатели. Но ты похоже слишком глуп, чтобы это понять. Затеял что-то вроде тайного сговора с благородными намерениями отвоевать чужую собственность. Пацифист ты эдакий. Повелся на индейскую чушь, пожав руку врагу. И затеял против кого? Против меня. Такого я тебе точно не прощу. Не следовало наступать мне на ноги, пытаясь оттяпать кусок да побольше. Мэддисон тоже хороша. Сыграла роль наивной дурочки. Думала, смогла купить меня, воздействуя исподтишка. Была полностью уверена, что находится вне подозрения и можно продолжать плести узоры на моей спине. Но она метила не в того. Я сразу ее раскусил. Роль матери она играет чертовски ужасно. Я даже сочувствую тебе, Николас. В какой-то мере. Но за разъебанный кабинет, увы, простить не смогу. Так что принимай последствия со всей их строгостью. Будет больно, я обещаю. Присаживаюсь на корточки, небрежно махнув воякам, чтобы ретировались к чертям собачьим. Свидетели ни к чему. Нам ведь и без них хорошо, правда? Пусть вкалывают с остальными, чинят заборную сетку и зализывают друг другу раны. Я сам справлюсь. В перспективе — остаться наедине с зачинщиком окружающего пиздеца. То есть с тобой. Хорошо, что ты это понимаешь. Злиться не хочется. Хочется выплеснуть накопленное. Наверное, это одно и тоже. — Ну, здравствуй, Николас. — Произношу и бью прямым в челюсть, как только раздается скрип захлопывающейся двери. Кулак рассекает губу вдобавок к имеющейся разбитой брови. Болезненно шипишь, не произнося ни слова. Что за драма. Я ведь предупреждал, что будет больно. Опять ты не слушаешь… Пытаешься держаться. Показываешь свою неустрашимость, а сам сплевываешь кровавые слюни на бордовый ковер. Невежа. Но, знаешь, говно ведь тоже не всегда тонет. — Сделай глубокий вдох, Никки. Не успеваешь понять, что к чему, как сгибаешься пополам от моего неожиданного удара. Мычишь, задыхаешься. Хочешь вдохнуть, но легкие не раскрываются. Этот был личным, но больше никакой самодеятельности. Впредь, сугубо формальные в рамках профессионального этикета. Устал от панибратства. Нужно преподать тебе основы межличностных отношений. Отношений между людьми, поясняю для глупых. Уважать старших тебя явно не учили. Тебя хоть чему-нибудь учили, или от порошков совсем не в ладах с головой? Крыша подтекает, и хочется блевать? Меня уже тянет. Ты и представить себе не можешь, насколько ты жалок. Ценность водосточной крысы на марку выше твоей. Неужели, так сладок удел разложиться, как навозная куча, оставив после себя лишь гнилостный смрад? Вы, городские — все припизднутые. Ну, а я… Я сразу понял, что мне не место среди общества любителей наносить себе разного рода увечья. Никогда этого не понимал. По мне, так лучше пулю в башню. Забыл, вы же все трусы. Ненавистная кучка отбросов. Способных лишь страдать, и невозможных эти страдания прекратить. — Пошел ты. Надо же, отдышался. Быстро ты. Наконец, защебетал, а я уж и не надеялся, сладкоголосый ты мой соловей. Это ты зря, дружок. Твою спесь приходится очень долго сбивать. Для наркоши со стажем, ты крепкий орешек. Небось СПИД в заднице носишь и наслаждаешься всеми его дарованными прелестями. Не удивлен. Резинкой вы вряд ли пользуетесь. Как говорится, другу все самое лучшее. Или подружке. Хрен вас разбери, кто с кем сношается. Из таких как вы, только камасутру лепить. Человеческая многоножка в самых убогих ее проявлениях. Да вы все убогие. Вы же и на кобылу залезете стоит только поманить, как перед рыбой приманкой. Кстати, давненько я никому не вставлял… Сидишь на негнущихся ногах, шатаясь из стороны в сторону. Взгляд скользит по комнате — так и не можешь ни за что зацепиться. Какой-то ты потерянный сегодня. Нет. Так мы далеко не уедем. Точнее уедем, но это только отправка в один конец. А ты так нихера и не поймешь, что я от тебя хочу. Костяшки ноют. Не возражаешь против небольшой передышки? Славно. Я бы предложил тебе выпить, но с предателем не сидят за одним столом. Не жду твоего согласия. Отхлебываю сам и следом смываю кровь дорогущим виски со своих рук. Горечь разливается по телу, а стойкий запах проникает в легкие. Плюю на все и выливаю остатки на твою опущенную голову. Остудись немного, ты мне нужен бодреньким. Бессвязно шепчешь под нос, наматывая сопли на кулак. Хочешь сказать, что неразумно трачу ресурсы? А чего их, собственно, жалеть. Ты так уж точно не жалел. Сувал в рот все, что не попадя. Удивляюсь, как еще нос не отвалился, гурман ты мой. Неужели, так нравится торчать? Разочаровывать маму и папу, сбегать из дома? Я вот никогда ее не разочаровывал. Никогда не сбегал. Но отцу так и так было похер, где я нахожусь. Лишь бы подальше от него и его драгоценной выпивки. Это дерьмо здорово рушит семьи. В голове не укладывается, как еще твоя не забухала. Сын — наркоман… Я бы его прилюдно вздернул в назидание остальным. Такой вот я заботливый. Могу им быть, когда захочу. А тебе и вовсе грех жаловаться. Лучше послушай, как здесь хорошо. Так тихо… Даже цикад не слышно. Прям оздоровительный центр для лечебного отдыха. Дыши, пока можешь, набрав полные легкие. Запах хвои полезен для внутренних органов. Чем не расслабляющий релаксант? И никакие колеса тебе этого не дадут. Никакая игла не подарит покой, который приносит это место. — Что-о тебе ну-ужно? Умеешь же ты испортить атмосферу, начхав на святое. Никакого уважения к природе, уебок. А она между прочим родила тебя на свет. Как же ты меня разочаровываешь. С каждым разом все сильнее и сильнее. Ума не приложу, как я вообще тебя в дом пустил. А не пристрелил вдоль загона, как последнюю зверушку. Все-таки ты ничем не отличаешься от подобных себе. Жаль. — Мне? — пожимаю плечами. —Да в принципе уже ничего. — Ты-ы… Уставился на меня своими непонимающими глазенками. Серьезно? Будто это я устроил мочилово в собственном доме… — По-твоему я во всем виноват? — Беру небольшую паузу, чтобы сделать короткий вдох, злость начинает во мне закипать, подобно котлу. — А ты весь такой чистенький, прямо с иголочки. Считаешь, что не причастен к устроенному пиздецу вокруг? — вскидываю руку, указывая далеко за горизонт, но спиной вряд ли можно что-то увидеть. — Борец, молодец, ничего не скажешь! Быть крысами это одно, а помогать крысам это другое, это блядство. Такое нельзя оставлять безнаказанным. — Т-ты знаешь, что натвори-ил. — Ладно. Ладно… Дергаю вверх за спутанные и липкие волосы, от которых заметно тянет спиртягой. Зря только перевел продукт на такую облезлую шавку. Вспороть бы тебе брюхо, чтобы неповадно было. А затем кастрировать тупым ножом, как обращаются с озверевшими кобелями. Но я подавляю в себе животные инстинкты. Ты еще намучаешься, но всего по порядку. Одним движением вскидываю твою голову, заставляя взглянуть в глаза. Одним и заплывшим это сделать выходит с большим трудом, но выходит. Может, сперва начать с них? Напоминаю, что мое терпение небезгранично. Не на товарищескую посиделку пригласили за жизнь перетереть, а на расстрел. Но тебе, что хорошее, что плохое — все по боку. Сидишь, полулежишь в неестественной позе, с прикрытыми глазами, отсчитывая секунды до рокового шанса сорваться. Все еще надеешься одолеть меня. Подмять под себя и поиметь. Увы, я сверху. Теперь на кону стоит другое. Теперь я веду. Обхватываю покрепче горсть у корней и достаю старый добрый ствол. Холодное дуло упирается в твою подрагивающую челюсть. Ну-ну, расслабься. А то как последняя униженная дешевка. Зареветь навзрыд еще не хватает. Думаешь, куплюсь? Отнюдь. С натягом сглатываешь, пытаясь сжать непослушные челюсти посильнее. При свете луны темная радужка так и поблескивает. В воспоминании отчетливо вспыхивает сладкая карамель в дешевом стаканчике. Та самая, которую любят истеричные избалованные детишки вроде тебя. Не припомню ее вкуса. На вид всегда была весьма гадкой. Демонстративно вздыхаю, показывая с каким большим трудом причиняю тебе боль. Натянуто грустной ноткой так и сквозит. Мне ведь совсем не хочется. Какой я классный, правда? Вперишь в меня застывшими глазами. Вот-вот хлынут горькие слезы сожаления и страха, но на измученном лице сама собой проступает естественная улыбка. Словно повод для радости весомый. А я уж надеялся… Разочаровываешь. Хочешь, чтобы было быстро? Я на это не рассчитывал. Скорострельность не мой изъян. Чего не скажешь о тебе. Льет из всех щелей, как у течной самки. Думаешь, заслужил легкую смерть, только потому что у тебя нет яиц. Рассчитываешь на скорое разрешение конфликта и спасение своей грязной душонки. Наивный, наивный дурачок. Пистолет ведь тоже не с первого раза убивает. Я не против, но в твоем случае слишком просто. Но если сменить угол… Можно будет продлить мучения. Ненадолго, конечно, учитывая, что ты итак еле живой. Но хорош мне мозги пудрить и время тянуть. Дай насладиться. Незабываемый момент, который бывает только раз. Как первый подростковый трах. Ты — избранный. Гордись, мудила. Размажу твои мозги на бордовом ковре. Палитра к палитре. Красиво, не находишь? Но ты уже будешь не в состоянии заценить свой автограф с простреленной-то головой. Довольно с пиздежом. Готов умереть? Взвожу курок. Палец ложится на спусковой крючок. Облизываю губы и в последний момент увожу руку в сторону. В дубовом столе теперь зияет дыра. Как я и говорил, для тебя все слишком просто. Ты не заслуживаешь даже смерти, по крайней мере настолько скоропостижной. Так неинтересно и чересчур банально. К тому же, собеседник из тебя хуевый. Слова доброго не вытянешь, зато хуями крыть ты горазд. Как бы сильно я не жаждал пристрелить тебя на этом санном месте и покончить со всем перманентно, но пока перевес в пользу изобретательности и долгосрочности. — На твоем месте я бы не стал провоцировать конфликт с потенциальным убийцей. — Прячу ствол подальше и начинаю сначала. Молчишь. Говорить уже не хочешь. Ждешь, что я сам тебя разговорю. Признаться, мне тоже не до обмена пустословиями. Не настроен я вести светские беседы. До тебя и без них находил общий язык. Но с неразговорчивым тобой… Здорово ты нервы потрепал, и мой мирный сон. А я, между прочим, не из тех, кто крепко и безмятежно погружается в безмолвие. Ты вон уже похоже в отключке, судя по бессознательному лицу. Лица. Лица. Лица. Каждое скрывает маску, следом за ней еще и еще. Точно блядский хитиновый покров. Хрен разберешь, что там внутри, пока не освежуешь. Но твое… Сразу не заметил. Похоже твоя мамашка здорово любила забавляться в молодости. Погляди, какой ты смуглый. Интересно, в курсе ли кто твой отец? Или ты тоже из отряда гордых и слепых рогоносцев. С удовольствием бы познакомился поближе с твоей матерью в более интимной обстановке. Мэддисон… Черт, да она же натуральная милфа. И я более, чем уверен, ей есть что рассказать о твоем непорочном появлении на свет. Прям вижу, как она стоит на коленях перед Иисусом и молит, чтобы он ее оплодотворил своей божественной рукой. Твоя мать так хотела сохранить целку, что родила черти что. Ты ведь за суровую правду? Прекрасно. Несомненно. Для нее ты, наверное, самый бесценный и неповторимый. Один единственный во всем бренном мире. Последняя радость на этом законченном свете. Матери всегда любят сыновей больше. Любит ли она тебя, а, Николас? Или только делает вид? Хотя, нужно отдать должное старику Тревису. Никогда ранее не наблюдал, чтобы отцы с таким рьяным отчаянием жертвовали своей жизнью за наркомана-сынишку. А он ведь даже для тебя не родной. По сути — никто. Не завидую тебе, приемыш. Скрипишь зубами, подняв свой озлобленный взгляд. Пиздили тебя мало в детстве, я смотрю. Пылинки только сдували, вот и выросло всем на беду. Бедная сестричка Алиша… Тяжело, наверное, когда твой родной брат становится самым большим разочарованием в жизни. На ее месте я бы даже на тебя не смотрел. Но мамаша смотрит. Интересно, как долго это будет продолжаться? И какой будет ее реакция, когда она найдет твой труп посреди поля в позе огородного пугала, перевязанного красными ленточками. Я бы взглянул. Твоя сестренка уж точно оценит. Алиша, Алиша… Решила охомутать моего бестолкового и глупого старшего братца. Не удивлен, если честно. Хоть и не разделяю особой симпатии к такому союзу. Джейк говорил держаться подальше от Кларков, а сам по ночам присовывает их семейке втихушку. Чшш. Куда так рванул, недоносок. Я же исключительную правду. Как там говорилось: «Правду, правду и ничего кроме правды». Я очень наблюдательный, и ты это знаешь. Вижу людей насквозь. Поэтому сразу смекнул, кто и что из себя представляет. Алиша — девочка бойкая. Я бы, может, и пригласил ее на чай, но не уверен, что она восприняла бы положительно такой дружелюбный жест с моей стороны. Да и к чаю я равнодушен. — Только попробуй тронуть ее. Все на что ты способен, это ощетиниться и показать клыки? За предложение премного благодарен, но мне уже не хочется иметь никаких дел с вашей сумасшедшей семейкой. Ты — случайное звено. И должен быть наказан по всем законам строгости. Скажем так, тебе не повезло оказаться здесь. И несмотря на все мое личное отвращение к твоей персоне. Я предпочитаю только тесные и доверительные отношения. Ты — исключительный экземпляр, ценный. Так сразу и не скажешь к какой этнической группе принадлежишь. Забавная однако смесь в твоем родительском древе. Я не из брезгливых, но ты хоть понимаешь, как было жаль разукрашивать такое безмозглое личико? Я бы даже принес искренние извинения от самого сердца, но в твоем случае не за что. Это ты у меня должен прощения просить. Нет, не так. Молить, ползая в ногах. Пятки мне целовать. Я что опять сам с собой разговариваю? Ничего. Хлесткая пощечина вновь приводит тебя в чувство. Доброе утро, соня. Ух, и ленивец же ты, чуть что сразу в отрубе. Так всю жизнь проспишь и не вспомнишь. Это же каким немощным надо быть, чтобы отлетать с обычных ударов. Я же с тобой, как с неженкой. Почти, как с девочкой. Дрянной мальчишка. — Давай дружить? Ну, знаешь, как в детстве. — Улыбаюсь во все зубы самой искренней улыбкой на планете. Что-то ты подзавис. Не интересует? Или извилин не хватает, мозгами пораскинуть, что от тебя хотят? Ничего, так уж и быть, пойду на встречу златовласому и молчаливому принцу. Ты же у нас королевских кровей. Жаль только подгнивать начинаешь. — Ни-ко-лас, сколько тебе лет? С социальной адаптацией у меня не сложилось, поэтому извиняй. Действую экспромтом. Импровизирую. Как там нас учили… Руку протянуть. Да я бы протянул, только нагибаться не хочется. А ты и не спешишь мне помогать. Молчишь. Манеры по всей видимости у тебя отсутствуют. Мамаша не сумела воспитать. Ничего, я воспитаю. Хмуришь брови, пялишься на меня, будто я тебе дорогу перешел. Будто отнял твою самку. Очуметь можно. Да от такого взгляда упадешь и не встанешь, сраженный наповал. Сразу видно, перед тобой настоящий воин, не знающий пощады и чести. Готовый порвать любого на своем пути и не моргнуть глазом. Вау! Вот это да! А знаешь, ты мне начинаешь нравится. Не слишком, конечно, учитывая обстоятельства нашего так называемого знакомства. Но, ты ведь не из тех, кто легко сдается, правда? Я на самом деле очень гостеприимный. Ты многого обо мне не знаешь. О моей прошлой жизни, о том каким я был. Поверь, прилежным сыном. Слушался мамочку и папочку. Во всем им потакал. Не без капризов, конечно, но до определенного возраста я был золотом. Ты хоть раз помогал своим? Убирал за ними, как делал это я, когда приходилось затирать блевоту возле папашкиного кресла? Сомневаюсь. Я не такая белоручка, как ты. Смекаю в домашних делах. Чистоплотный и ценю во всем порядок. Да и в няньках я не нуждался, так как с детства мог позаботиться о себе сам. Мама мной гордилась, кстати. — Не дергайся. Вот ведь непоседа! Прохожусь по мягкому подбородку и оттягиваю нижнюю губу. Кровь уже не так сочится, засохла. Выуживаю платок из плотного кармана и протираю спекшийся уголок. Ну вот, теперь как новенький! Крутил бы поменьше головой, цены бы тебе не было. Откуда столько неусидчивости? Неужели так противно от доброго жеста? Минутами ранее я использовал твое тело исключительно, как альтернативу боксерской груши. Практически живого места на тебе не оставил. Отъебашил по полной программе, и тебе было хоть бы хны. Зато сейчас, когда я напоказ все свое большое и любящее сердце, с заботой о твоем самочувствии — ты нос воротишь. Странный же ты, Николас, безумно странный. — Все это по твоей вине. У вас было перемирие. Ты не имел право приближаться к ним, но ты наплевал на всех кроме себя. Не имел право? С какой такой стати я не могу воздать по справедливости? Странные у тебя понятия, Николас. О том, что такое добро и что такое зло. Мораль всегда была эфемерной, а ее границы окончательно стерлись, когда мир канул в глубокую пизду. — Ты убил их. Убил и убил, чего бубнить-то. Обычный вторник. — Ты — убийца. А вот тут ты не прав. Я не совсем убийца. Во всяком случае у меня есть цель. Но тебе не понять разного рода издержек в виде практики лишения жизни. Ты слишком меня дегуманизируешь. Любые исследования стоят своих жертв, куда не посмотри. А я лишь обыкновенный ученый. Провожу научные эксперименты, ставлю опыты, веду наблюдения. Надо же понимать, что нас убивает. Что нас делает такими. А красножопые… Они просто оказались под рукой. Только и всего. — Они были беззащитными, у них были семьи! — После того, как они вломились на мою территорию — сомневаюсь. — Они были безоружны. — А ты целился в меня. Взгляд падает на твой не самого презентабельного вида мордяльник. (Зря только утирал). Из разбитого носа пробивается кровавая струйка и мечется вниз. Ты брезгливо утираешься о грязное плечо, размазывая ее по всей физиономии. Шмыгаешь и глядишь на мои начищенные ботинки. Сейчас ты похож на побитую жизнью профурсетку. Надо же, как я постарался. — Не испытывай судьбу парень, я не собираюсь тебя убивать. — На самом деле у тебя нет шанса выйти отсюда живым, но знать тебе это, конечно, не обязательно. Пока не обязательно. Представляю, какую истерику закатит Мэддисон. Но с ней разобраться будет проще. Не без усилия, конечно. Она дама проницательная, надо постараться, чтобы обвести ее вокруг пальца. Но если поманить единственном сыночком… Никаких сомнений. План выглядит чище, чем кровь отпетой девственницы. А вот что насчет Алиши… вот ведь заноза в заднице. Остается надеяться, что Джейк отдаст предпочтение своему любимому и неповторимому братцу. Он ведь всегда был на моей стороне. Всегда. Я смотрю, ты привык к боли. Уже не ноешь, как прежде. Правда сидишь как-то понуро. Ну, ничего, на дорожку бывает полезно. Только знаешь, что мне не нравится? Выражение твоих глаз. Вот этот надменный взгляд свысока. Даже в самом патовом состоянии, ты умудряешься вести себя, как хозяин положения. Думаешь, лучше меня, умнее меня? Боюсь тебя разочаровывать, но… Ты — ничтожество. Обыкновенное и жалкое ничтожество. — Чего ты ждешь? Решил, что раскусил меня, только зная наперед свою участь? Пытаешься все просчитать, чтобы как-то от нее сыграть, направив стоячий ствол в верное русло. Но нет, Никки. Меня не проймешь. Я изобретательный, а ты — законченный импотент. И сегодня по моим правилам. И да, я ничего не жду. А перебираю в голове разного рода варианты. Способ… Нужен запоминающийся с должной посмертной прискорбностью. Чтобы после, тебя продолжали хорошенько оплакивать, проливая реки слез, старые потаскушки. Несомненно, ты бы хотел для себя достойного ухода, чтобы запомнили твои геройские амбиции и во век гордились своим освободителем угнетенного народа. Извиняй, ничем не смогу помочь. Ты не достоин таких почестей. Лучше ответь-ка на мои деликатные вопросы, пока мысли не затуманились. — Твоих рук дело? — и хоть истину я знаю, но услышать признание из твоих уст будет куда благонадежнее. Тишина… Сразу же заткнулся. Хочешь поиграть в молчанку. Хорошо. Без проблем. Давай поиграем. Помощь друга ведь разрешается? А то у меня есть один на примете. Знаешь, весьма болтливый в отличие от тебя. Такой конкурентоспособный, когда дело касается борьбы за власть. Может, он вправит тебе мозги, показав на примере, что значит быть покладистым и уступчивым. А то засиделся я тут с тобой, будь здоров. Мои люди уж точно придут нас проведать. А время поджимает. Тик-так, помнишь, ведь? — Да. — Что ты там пробурчал? — Это моих рук дело. Яйчишки поджались стоило взять его в руку? Согласен, соперник стремный. Этот видок определенно внушает доверие. Со стороны хоть и древний, пропитанный ржавчиной и старческой вонью, но весьма опытный и злопамятный. Знает, где больно и куда лучше целиться. Только не смотри так, ты ведь его смущаешь. Двусмысленных взглядов он не переносит, поэтому будь терпеливее. Уже другое дело. Видишь, это совсем просто. Умеешь ведь быть хорошим, когда хочешь. Но этого мало. — Им? — ребром преданного товарища похлопываю по своей ладони. Это я так его успокаиваю, а то он не любит прохлаждаться без дела. Начинает нервничать и биться обо все вокруг. Вот уже к тебе тянется. Уговаривает меня подлететь и вырубить одним выверенным в висок. Но я не настолько псих. Хоть и удивлен, как ты еще держишься после стольких встрясок. Мне все интересно, какую херню задвинешь в этот раз. Версия о самоубийстве не прокатила, хотя Джейк был на шаг к тому, чтобы поверить. Наивный… Я-то допер с самого начала, и меня не наебешь. Поэтому либо чистосердечное, либо я его из тебя выбью. Давай, черепашка. Поднапряги извилины. — Джеремайя дал мне револьвер… Как интересно! — И ты воспринял это, как намек от подуставшего старика? Назойливый вой ветра прерывает мою подтянутую речь, с успехом проникая сквозь оконную дыру. Вытягивает холодные руки и игриво шалит с твоей челкой. Даже природная стихия домогается до тебя. Но ты не обращаешь на то, что происходит вокруг. Сникшие плечи едва заметно сводит судорогой. Втягиваешь шею, пытаясь себя согреть. До чего же ты неподготовленный. Из-за малейшего отклонения в температурном комфорте, начинаешь переохлаждаться. Но я не такой теплокровный, как ты. Вдыхаю поглубже, наслаждаясь свежим воздухом. В вашем пыльном и мусорном городе такого не найти. Вы и существуете, как жалкое отребье. Травите себя углекислым газом и искренне радуетесь, что живете в по-настоящему райских условиях. Никогда не понимал такое маниакальное желание заиметь себе бетонную халупу и осесть в ней, как подопытному зверью. Разве это свобода? Прожить всю жизнь в клетке, не имея шанса на маленький уголок личного пространства. У вас у живущих в черте поголовно отправлены мозги, поэтому вы все такие безмозглые. Лезете на чужую территорию, потому что своей нет. Как дважды два. Но беспокоиться не о чем, больше ты здесь не останешься. Я тебя освобожу. Даю слово. Уже совсем скоро. — В иной ситуации я бы может и одобрил твое решение… Отец заслужил быть мертвым. Но я взываю не к твоей совести. Мне на нее похер. —… просто жаль за пустующее место в моем блокноте. Встаю и провожу старым молотком по твоим сочным и припухшим губам. Интересно, как часто ты ими пользовался в попытках найти чем ширнуться? — Ты. Никакой. Не ученый, — бубнишь, внятно говорить не выходит из-за давления, которое я оказываю на твой паршивый рот. Сколько унижения, чтобы просто послать меня нахуй! А ты ведь был моим другом. Собратом практически… — Хорошо, Никки. Пусть так. Хватаю, почти рву грязные лохматые космы, заставляя заглянуть в глаза. Расширенные зрачки с поволокой глядят мимо. Уголки влажные от скопившихся слез. Мужчины не плачут, ты не знал? Но куда тебе до них, бесхребетный маменькин сыночек. Ничего, мне тоже было обидно. Уж поверь, гораздо сильнее. Но даже я не рыдал, как отъебанная сучка, когда стоял на коленях. Смотреть противно. От тебя одно лишь отвращение. Утыкаю лицом в свой пах, как размалеванную шлюху. Не думал, что когда-нибудь сделаю что-то подобное. Парни мало чем отличаются от баб. Чшш. Не дергайся. Посиди вот так, как хороший мальчик. Мне нужно все обдумать, взвесить. Понять, куда двигаться дальше. Ты же наверняка хочешь к мамочке… БЛЯДЬ! Вот же сволочь! Кусаться вздумал, да? Тварь, ты Никки. Самая последняя и законченная. Ударяю так, что отлетаешь на пол. Думаешь на сегодня все? Разубеждать не стану. Снова тяну за вонючие волосы, не дав опомниться. Волочу по половице к окну, точнее к тому, что от него осталось. Тяжелый же ты! Да встань же, мудень. Встань и стой, не выпрямляя спины. Вот так. Неужто сперва раза допер? Привычная поза что ли? Понял, буду знать. Теперь только раком, как мама в детстве учила. Она ведь так тебя зачала. Обдолбанная, не видела кто ей присовывает и наслаждалась, пока не залетела. Запомни, нет бабы омерзительней, чем ширпотребные давалки. Никогда не ходил по блядям, и не собираюсь. Это же как нужно себя не уважать. А они ведь еще плодятся, как коты, рожая цирковых уродцев. Таких только головой в унитаз, пока пузыри не закончатся. А ты слишком бойкий для сына шлюхи. Считаешь себя избранным. Никак не усечешь, где твое место. Думаешь чего-то стоишь. Жаль лишать тебя всякой надежды, но ты должен уяснить одну важную деталь. Сейчас… Кладу ладонь на твою горящую щеку и вдавливаю в подоконник. Тру, что есть мочи, вытирая твоим лицом пыль с поверхности. Вот оно, Николас. Вот твое место. Считаешь это унижением? Ты понятия не имеешь, что оно значит. Не смей глаза закрывать. Не закрывай, я сказал! Смотри вперед, любуйся своим творением. Смотришь? Хорошо. Видишь, во-о-он там, далеко-далеко, на заднем дворе кучка людей. Моих обученных солдат. Сдерживают шеренгу ходячих норовящих протиснуться сквозь проломанные прутья в заборе. Где-то уже добрались и соблазнительно чавкают моими людьми. Забыл пожелать приятного аппетита. Но не волнуйся ты так, потери минимальны, и мы все еще в большинстве. Справимся. Прибереги лучше нервы. А то, как бешеный, не даешь и воздуха глотнуть, не лягнув при этом. Блядский выродок. Дуешься… Это мне надо дуться, обиженка несчастная. Повтыкай пока в стену. Разряди свой опухший мозг от неоконченного мордобоя. Это последнее, что ты сегодня увидишь. Радуйся, пока можешь. Я ведь такой милосердный, Никки. Все самое лучшее для тебя. Хоть ты и не ценишь к себе хорошего отношения. Ссучился и не идешь на контакт. Так и прет твоей отбитой мамашей. Вы же как две капли одного семени. Гребанные инцестники. Небось с мамочкой нежишься в одной постели, накладываешь ей за обе щеки перед утренней сменой. Мотаешь в ответ головой. И это твой протест, даже когда я с ног до головы твою бесноватую мать? Подозрительно притих я смотрю. Не откликаешься на имя. Стоило повалять твое ебало в грязи, как сразу шелковый и безукоризненный. Понравилась дрессировочка? Признайся, здоровски же я тебя отделал. Как жаль, что все без толку. Ты лишаешь меня надежды, Николас, сделать этот мир чуточку лучше. И меня это бесит. Чертовски бесит, гаденыш. Настоебенил ты мне вдоль и поперек. А теперь, пора со всем кончать. — Пошел ты. Зря радовался. Сколько не пизди тебя, все равно огрызаешься. Но мне уже плевать, что ты там лепечешь. Ударом колена заставляю тебя раздвинуть ноги. Прижимаюсь вплотную, оголив острую сталь. Прикладываю к ходуном ходящему кадыку. Бойся меня, тварь. Теперь все по-взрослому. Ту-тук. Ту-тук. А вот и сердечко забилось. Вот так всегда. Вся ваша эфемерная уверенность сходит на нет, стоит обнажить лезвие. Думаешь, шутки шучу? Авось. Ты знаешь, я их терпеть не могу. Пора ломать комедию. Поэтому будь послушным мальчиком, потерпи, как следует. Руками зарываюсь в пропитанную потом и кровью футболку, обвожу мозолистыми пальцами выступающие ребра. Оглаживаю хрупкое тело. По ощущению компактнее чем с виду. Совсем еще юный, такой неоформленный, словно неоконченная работа начинающего художника. Щекотно? Настолько я тебе неприятен? Жаль. А вот ты мне очень, хоть я тебя терпеть не могу. Посмотри весь в гусиной коже, как дряблая старуха. Не обоссысь тут еще. Тогда я за себя не ручаюсь. — Не надо… — Не надо, что? Член дергается, упираясь в плотную ткань армейских штанов. Елозишь, пытаешься отпрянуть от моего дикого напора. Естественно, в тебя же утыкается мой стояк. Представь, что было бы, оказавшись ты без одежды… Но погоди, не так быстро, занавес только поднялся. Что насчет тебя? Рукой продираюсь наощупь между стеной и туловищем, чуть кожу себе не сдираю, но умудряюсь обхватить тебя вдоль ширинки. На пол шестого, так я и думал. Жадно припадаю к разбитым в хлам губам. Слизываю запекшуюся кровь. Сопротивляешься, а под ладонью полный штиль. Возбуждать тебя не в моих планах. Что до ощущений. Свои скандалят лишь об одном — раскатать тебя по стене, как дрожжевое тесто и трахать без остановки, пока не останутся следы ногтей на кирпичной кладке. — Я тут подумал, Николас. Тебя нужно хорошенечко вытрахать. Начинаю действовать. Ножом поддеваю ткань, распарывая мокрущую футболку до самого загривка. Оборванец ты, не умеющий ценить хорошие вещи. Изуродовал чужую память, а я в ней с пеленок, между прочим, гонял. Мне ведь для тебя было ничего не жалко. Но кому теперь нужны эти грязные потасканные лохмотья. Тебе уже навряд ли, поверь мне. Живым отсюда не выйти — могу устроить только вперед ногами. — Двигай, пока не въебал. Шустрей. Нет, ты определенно кретин. Бесхребетная амеба. Вот скажи, нахуй тебе такая шевелюра нужна, а? Нефор недоделанный. У вас у пидорков странное понятие о красоте. Но отвлекаться некогда. Со стояком передвигаться весьма проблематично. Приземляешься на железные прутья. Мордой вниз с моей помощью. Никакого удобства для твоей избалованной натуры, только суровое и настоящее. Хоть раз, побудешь мужиком. Поймешь какого это, тепличное растение. — Тебя все равно убьют. … — Даже Джеремайя, твой отец от тебя отвернулся. Достал голосить… — Здесь всем плевать на тебя. Жаль ты так, Николас. Может быть, у нас получилось бы по обоюдному. В начале ты мне даже нравился. А теперь приходится брать тебя против воли. Против своей воли. Не то, чтобы я не хочу. Ты должен понимать за все приходится платить цену. И не самую приятную. — А кто будет горевать о тебе? М, Никки? Не думал об этом? — Спрашиваю, а сам тянусь к молнии на оттопыренной ширинке. Неудивительно, что даже мексиканская шлюшка Люси тебя кинула. Кому нужен парень с пробитым дном? Ты же даже свою честь защитить не можешь, не говоря уже про слабый пол. Что молчишь? Язык прикусил? Брошенец ты конкретный. Я бы прослезился, если бы мне не было похуй. Но хватит с прелюдиями, пора приступать к основному блюду. Тянусь к напряженной заднице. Сжимаю, прицениваюсь. Упругая. То, что надо. Осталось освободить эту жадную до приключений попку. Не дожидаясь возражений, стаскиваю почти до колен штаны вместе с бельем. Надо же, смуглый даже здесь. В жизни не вставлял черным. Ты у меня первый. С днем независимости, дружок. Какие ледяные… Затекли? Я рад. Напрягаешь и разжимаешь кулаки, пытаясь доставить кровь к остывшим конечностям. Нервничаешь. Не можешь смириться со своей участью. Ломаешься, как затравленная целка. Но не переживай, я сделаю все по высшему разряду. К слову, о пальцах. Не думаю, что ты заслуживаешь качественной разработки. Но иначе никак. Подношу к твоим поджатым губам сразу два. Пытаюсь протолкнуть за стиснутые зубы—не выходит. — Смажь. Пососи хорошенечко. Мне что тебя теперь уговаривать, упрямый баран? Не хочешь, но придется. Я бы с радостью пропустил этот этап, но уж больно хочется все прочувствовать. Даже там, где просто на поебать и выбросить. Жаль ты одноразовый… Аллилуйя. Допер все-таки. Молодец. Губы слегка приоткрываются в ответ, позволяя мне тут же загнать по самые костяшки. Внутри, как в пустыне, жарко и сухо. Я б дал тебе горло смочить чем-нибудь покрепче, да вот жаль за зря переводить. Ты ведь сблюешь. Ничего, по старинке тоже неплохо. Давлю на язык, заставляя тебя поперхнуться. Вот так, а то думал пооткисать на лаврах. Не выйдет, овощеподобный. Тебе еще придется вдоволь постараться, чтобы заглушить мой внутренний гнев, унять острую и продолжительную тягу. Побыстрее обещать не смогу, но ты в состоянии пойти на встречу и порадовать меня, занявшись делом. Удивляешь… Неумелые движения, но каков результат. Двигаешь головой, смачно причмокивая, будто делаешь первоклассный отсос. Язык подключать отказываешься, но и без него все просто прекрасно. Оттрахать бы тебя в твой сладкий рот. Провести по пухлым губам и всунуть по самые гланды. Но не сегодня. Я уже занят. Орудую в твоем рту влажными фалангами, смазывая вязкой слюной. Давишься, хрипишь, но продолжаешь щедро полировать. Господи, до чего же хорошо! Чувствую, как от таких манипуляций собирается естественная смазка на залупе. Я уже во всеоружии, а ты все еще неподготовленный. Бью по щекам, призывая открыть набитый рот и отпустить мои пальцы. Вытащить получается лишь как следует дернув за волосы. Думал время потянуть, пока напряжение не уляжется? Не проканало. Я крайне взбешен и весь на взводе. И только лишь одного хочу, чтоб по счетам платили. Подтягиваю твою тушу за разведенные бедра поближе к себе. Наклоняюсь вниз и шарю под кроватью. На одной лишь слюне не уедешь, а время поджимает. Нашел! Повезло тебе. Радуйся, дуралей. Старый добрый вазелин. Спасибо отцу и его многочисленным блядям. Не стал выбрасывать. Кто знал, что не пригодится в хозяйстве. Зато сейчас, как некстати, заполнит между нами образовавшийся пробел. Этикетки нет. Не уверен насчет срока годности. Но, главное, что свойства свои не утратил. — Расслабь очко. Пытаешься скрыть горящие щеки от моего пристального внимания. Стесняшка недоебанный. Любишь же строить из себя недотрогу. — Или я прям так залечу. Подействовало. Не доверяешь, но пытаешься расслабить поясницу. Приподнятые бедра неуверенно опускаются вниз. Вот так. Прохожусь рукой вдоль выраженных позвонков к макушке. Взъерошиваю пряди и резко дергаю на себя, заставляя вскинуть голову. Следом сую скудно смазанный палец. А вот и славный голосок. М-м-м. Стонешь, как хорошенькая девочка. Только экстаза на лице не хватает. Разбитая и кислая мина все портит. Как же хочется тебя уже взять… Пару движений, и подключаю второй. Толстый слой в этот раз не спасает. Ты все еще зажатый и замкнутый. Я тут не причем. Сам ведь хочешь побольнее. Теперь твои стоны — прибитая камнем чайка к земле. Как же заводит… Окончательно срываюсь. Ты слишком горяч, чтобы себя сдерживать. Убираю руку с перетянутых волос и вцепляюсь зубами в напряженную шею, не давая возможности спокойно вздохнуть. Неуместный вскрик. Оттого ли это, что наконец пропихнул в тебя три фаланги или обычная симуляция фригидной бабы? Не утруждай себя, совершенно точно ни к чему. Позаботься лучше о моем удовольствии. Яйца пиздец как скручивает от нетерпения… Несколько возвратно-поступательных движений. Бесцеремонных. Резких. Скованные мышцы ослабевают не сразу, но ты покорно расслабляешься, уступая дикому напору. Подпускаешь к себе без лишнего напряга. Чудесно. Так намного лучше. Жаль не видишь себя со стороны. Зрелище из приятных. Но ты и не хочешь ничего не видеть. Тупишь в одну точку, уткнувшись лбом в сетку. Всхлипываешь, не отрывая головы. Ничего, я тоже не выношу зрительный контакт. Во всяком случае меня интересует лишь твоя задница, которая уже готова принять в себя мой гигантский и толстый хуец. Твой растянутый анус тому подтверждение. Внутри начинает странно хлюпать. Все-таки порвал твою целку. Пожалуй, лучшее событие за сегодняшний день. Нужно будет отметить в календаре. Вытаскиваю пальцы и небрежно осматриваю. Блестящий жир с кровавой примесью, или что ты там ел на завтрак. Так и знал… — С пупырышками любишь? — вопрос риторический, но весьма любопытный. Шуршу пакетиком и достаю резинку. Раскатываю ее по члену. Думал, окажется маловата. Нет. В самый раз. Других в запасе не нашлось, но будет занятно проверить этот маркетинговый ход на практике. Что так сглатываешь? Как будто это что-то не естественное и дикое. Глянь лучше какой ребристый. Провожу одетым членом по твоим скрещенным кистям. Прикольно, скажи? Общество здорово прогрессирует в последнее время вместе с растущим ростом его сексуальных потребностей. Всегда любил эксперименты. Однообразная жизнь она такая скучная… Ей не хватает красок и острых ощущений. Но куда тебе до этого. Ты только деградировать умеешь. По ступеням вниз, а не вверх. Так и до гроба недалеко. Хотя сомневаюсь, что он у тебя будет. Наркош вроде тебя не отпевают, а хоронят где-нибудь на свалке за городом. Но не переживай, так уж и быть, я позабочусь о твоем бренном теле. Молчишь. Что-ж, я не против. Начинаю ценить тишину. Когда вокруг словно вакуум, а в мозгу пустота. Редкие, но стоящие моменты. И что самое главное: здесь и сейчас с тобой можно, как душе угодно, ты и тявкнуть не посмеешь. Грех не воспользоваться такой уникальной возможностью. Развожу твои ягодицы и смачно туда сплевываю. Всегда мечтал это сделать. Можно было бы вообще обоссать, но я не настолько изврат, плескаться потом в своей же санине. Раздрачиваю пальцами твою дырку, прежде чем приставить головку ко входу. Осталось только бедрами двинуть, но я не тороплюсь. Оттягиваю половинку в сторону и трусь о твое влажное очко. Слегка проникаю концом и поддаюсь назад, повторяя экзекуцию. Я охренительно взмок. А ты там как, Никки, держишься? Голова повернута в бок. Жмуришься. Нос краснющий, как на морозе, а на щеке едва заметная дорожка. Дышишь рвано и тяжело. Обещанной тишины, судя по всему, мне больше не видать. И что еще это за шум такой на заднем фоне? Прислушиваюсь — не показалось. В дверь настойчиво стучат. Ну вот и… — Трой, все в порядке? Соображаю моментально, закрывая ладонью твой рот. Без надобности, как оказалось. Ты притих и не дышишь. Не хочешь для себя позорного спасения. Я бы не прочь взглянуть на реакцию толпы, но как-нибудь в следующий раз. — Купер, я занят, — цежу сквозь зубы. Ебу темнокожего мальчика. — Понял. Ты там не задерживайся. Джейк собрание на восемь наметил. Братец… Как всегда не вовремя. Он-то не знает, чем мы с тобой тут промышляем. Походу переговоры у них в силе. Но это тебя не спасет. Теперь уже слишком поздно. Немое согласие — как знак съебать подальше. Купер никогда не задает неуместных вопросов. Делает, как велят, не вмешиваясь в чужие дела. Дисциплинированный солдат, знающий свое место. Тебе бы у него поучиться. Может, хоть в чем-то бы и исправился. Точно… Забываю, насколько ты безнадежен. Ну вот, мы снова одни. — Готов? Поддаюсь вперед еще до того, как успеваю произнести заветное «будет больно». Хотя откуда мне знать. Могу только догадываться. И я буду несказанно удовлетворен, если так и есть. Раскрытые края принимают почти с легкостью, хотя внутри предельно узко. В тебе всего лишь половина, а стонешь так, будто не одна. Я ведь даже к ебле не приступил. Дай войти нормально. Опускаюсь словно буй в аппетитную задницу. Дохожу до самых яиц и замираю. Какой обхват… А ты хорош в пассивной роли. Даже очень. Только дрожишь, как лист на морозе, сжимая плотно губы. Дышишь глубоко через нос. Ну что ты, как маленький прямо, все через это проходят. Прикасаюсь губами к влажному и потному виску. Соль оседает на языке. Твой естественный запах он такой…привлекательный. Голова кружится. Совсем перестаю себя контролировать и ухожу в астрал. Начинаю долбить тебя с чувством. С кайфом, который доставляет мне твоя раздолбанная жопа. Беззащитный скулеж приятно ласкает слух. А эти звуки скрипучей сетки и жаркого коитуса… Что за прелестное музыкальное сопровождение. Горжусь своим решением со всей его бескорыстью. — Хватит… Я ведь только начал, котенок. А ты уже просишь закончить. Это не дело. К чему мне спешка. Хочу опробовать тебя по полной программе. — …пожалуйста. — Какой же ты жалкий. Думал в тебе еще осталось зерно мужества. Но ты лишь голый плинтус. Подстилка для моей неискоренимой потребности. Дырка для ненасытного члена. Ты еще не уяснил одну простую истину: все торчки так заканчивают. Жаль у тебя друзей нет. А так, я бы может и пригласил их, чтобы разрядить обстановку. Представь, кто-нибудь напротив шпилит тебя в глотку, пока я орудую сзади. Какая неописуемая красота! Искусство достойное экспозиции. Как же в тебе тесно… Но так даже лучше. Ебать тебя со всей страстью. Прижать к поверхности и долбить, до тех пор, пока не спущу. Помнишь, спрашивал, что я от тебя хочу, что мне надо и прочие личные подробности. Получи и распишись. Я всегда отвечаю за свои слова в отличие от тебя. Но теперь ты вряд ли когда-нибудь заговоришь. Боюсь представить в какой фарш превратилась твоя щека. Ты ведь предусмотрительно скрыл ее от моих глаз. Заботишься о моем самочувствии, молодец. Но не волнуйся, мне хорошо и удобно. Чего не скажешь о тебе. Молишься лишь об одном. Не обессудь, не моя вина, что матрас не по размеру. Но твое сконфуженное и болезненное личико такое соблазнительное… Красивые парнишки вроде тебя. Они либо ангелы, либо пидорки. Вопрос на засыпку. Как думаешь, Никки, к какой категории мне отнести тебя? Крыльев то я чего-то не наблюдаю. Зато твою прекрасную задницу, с таким рвением принимающую меня целиком… Точно райский подарочек. — Жопа у тебя, что надо, Никки. — Ненавижу…тебя. Ненависть рождается из великого чувства, которое тебе, к сожалению, не суждено понять и оценить. Но я обмозговал достаточно, чтобы прийти к тому, чем мы сейчас занимаемся. Прелюбодеяние, мужеложство, гомосятина. Называй, как хочешь. Но теперь, ты даже хуже грешника. Хуже гниющей помойки за гаражами. На божественное снисхождение можешь не надеяться. В таком грязном и порочном и обличии нигде не встречают. Никакого Рая с пробитой дырой тебе точно не сыскать, ведь путь в Небеса я предусмотрительно перекрыл своим могучим и великим хуем — мой прощальный подарочек. Никогда не думал, что молодой паренек вроде тебя станет причиной моей влажной забавы. Сжимаю половинку твоей задницы и отвожу в сторону, наблюдая с каким отличительным успехом погружаюсь в тебя раз за разом. Твое очко просто создано для меня. Засаживал бы тебе днями и ночами напролет. До чего же ебабельный. Такой распаленный и раскрепощенный… Не могу больше терпеть. Другой рукой обхватываю взмокшую шею под кадыком и наваливаюсь сверху, вдавливая всем телом в матрас. Люблю такой угол. А эти хриплые постанывания от нехватки кислорода… Но я не тороплюсь ослаблять свою хватку. В таком состоянии возбуждаешь сильнее, доводя до долгожданного пика. Разрядка настигает быстрее, оставляя на дне будущих воспоминаний. Пара грубых фрикций, и с неохотой выныриваю из горячей ямки. Едва успеваю стянуть презерватив, как тут же изливаю свою горячую сперму. Целюсь в твою раскрытую дырку и удовлетворительно ухмыляюсь, наблюдая, как белесые капли скрываются внутри. Как же хорошо. Но рано или поздно всему приходит конец. Даже непревзойденным поебушкам с тобой. Я уже скучаю. — Пора на покой, Никки. И все-таки никакой разницы в этих резинках. Реклама — дело наживное. Надеюсь, ты разделяешь мое мнение. Вот блин. Голова дырявая. Забыл тебя спросить…