ID работы: 14455095

Ритуал

Смешанная
NC-17
Завершён
9
Горячая работа! 8
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
9 Нравится 8 Отзывы 2 В сборник Скачать

Не часть

Настройки текста
Идут. Он идёт первым, Господь и государь, за ним - в две длинные колонны, по сторонам от него и сзади, друг за другом - те, кто его сопровождает. Сами сопровождаемые солдатами, каждый.

Накануне

Разместили их со всем возможным комфортом и почестями, которые в этих обстоятельствах воспринимались изощрённо-тонким издевательством: напоминанием о том, с какой именно высоты ему предстоит упасть к ногам победителя.

Вельможа от монарха-победителя с описанием требуемого ритуала прибыл накануне, ближе к вечеру. Ближайший советник и доверенное лицо правителя, его ровесник. Василевс в этот момент беседовал со своим личным врачом, и отсылать его не стал, движимый желанием молчаливой поддержки - а прибывший вельможа и не просил. Ничего тайного в его посольстве не было, прямо наоборот.

Идут. Весеннее солнце яростно заливает лучами всё, это настоящий световой шторм. Первым слева и чуть сзади идёт его врач и его друг.

Говорили, что Господь - ипохондрик, и тревожится о своём здоровье, хоть и молод -поскольку часто принимает врача. Но на самом деле их связывала не одна лишь забота о здоровье василевса. Доктор при всяком удобном случае преклонял перед ним колени не только в молитвенном, но и в любовном движении.

Когда старый доктор, ровесник ещё отца василевса и его личный врач, умер, Господь пожелал видеть на этом месте не кого-то из опытных докторов с большими заслугами, а лучшего выпускника столичной высшей медицинской школы. Его желание было исполнено, и у него появился совсем молодой личный доктор, тоже его ровесник, как в своё время у его отца.

Несколько раз, осматривая василевса, он замечал направленное на него твёрдое намерение, и, поскольку тот молчал, доктор наконец решился спросить: ты желаешь?.. ты позволишь мне ответить?.. и получил в ответ "да" и "да".

Идут.

...Божеством был не лично он, а текущая в нём кровь. Кровь его рода. В ней жило Божество, но Божеству нужна была личность - и Оно принимало личность василевса, главного носителя Своей крови. Василевс был Господом, личностью Божества, персонификацией Своей крови.

Идут.

Много тысяч лет Божество правило огромной империей, хранило её и освящало. Каждый василевс становился Господом и служил Божеству своим "я".

Никто из носителей Священной крови никогда не преклонял колен, это было немыслимо и ритуально запрещено - потому что тогда он становился обычным человеком, невозвратимо чуждым родства с Божеством. Тем более никогда не склонял колен Господь, василевс, через кого свою святость получает вся священная кровь.

И ни одна капля Священной крови Господа никогда не падала на землю, а если и случалось такое - она немедленно бывала собрана и затем сожжена, уходя, таким образом, в небо. Будь то земля, драгоценная ткань, деревянная мебель, каменные плиты дворца - дерево и ткань были бы сожжены, как и горсть земли, на которые упала святая кровь Господа, каменные плиты сошлифованы заново или заменены, металл переплавлен.

В святой крови Господа живёт Божество, оставить её на попрание - кощунство и тяжкое непочтение к Божеству.

Идут. Он - в своём самом торжественном виде, но отчасти скрытом; и от его движений по земле вокруг него рассыпаются и дрожат солнечные блики. Каждый шаг труден, но он идёт, и, несомненно, дойдёт - сделает все положенные шаги, один за другим. Внешне спокойно и без задержек, равно как и не торопясь. Отчасти скрытом - потому что только перед своими подданными и только в великие праздники и моменты величайшей радости Господь являет себя, как он есть, без сокрытия, в полном торжестве, полностью обнажённым, облечённым лишь в золотой узор. Тело его - это символ жизни. Его божественное благословение - это позволить себя увидеть. Статуи и мозаики в его храмах всегда изображают Господа нагим, испещрённым золотыми ветвями. А древнее проклятие звучит как "чтоб тебе не увидеть солнца и Господа". Идут.

Накануне

...- Вам, Ваше Величество, надлежит торжественно пройти по главной улице к торговой площади, в вашем самом торжественном виде. Далее, дойдя до Государя, вам надлежит склонить колени перед ним и припасть к земле. Он поставит ногу Вам на голову на несколько минут, чтобы все успели увидеть и запомнить. Далее, Вас ожидает бичевание, чтобы кровь упала на землю. Таким образом, Ваша кровь будет несомненно и безвозвратно осквернена, и Божество её навсегда покинет; все её носители, ваши родственники и их потимки, станут обычными людьми, потеряют права на святой престол и не будут уже представлять угрозы для нашего правящего дома. Государь пощадит их всех.

Далее, после бичевания, Вы проведёте двое суток у позорного столба на площади, в качестве возмездия за сопротивление Государю. После чего Вы, живым или мёртвым, будете переданы Вашей делегации для сожжения - в наказание за допущенное Вами осквернение Священной крови. На этом история монархии Божественной крови будет окончена. Для Ваших подданных потеряется смысл сопротивления, и не будет требоваться их жестоко приводить к покорности.

Ваша делегация обязана сопровождать вас и быть свидетелями произошедшего.

Идут.

Накануне

Он выслушал и завизировал своей подписью мирный договор, согласие на требуемый ритуал торжественной капитуляции и осквернения.

Чудовищное предательство половины жречества, позволившее прорвать веками нерушимые границы и стремительно захватить не только полосу приграничных городов, не только ставку командования именно тогда, когда в неё прибыл Господь, чтобы поддержать своих людей, а ещё и отправленных вглубь страны многих женщин и детей его рода, в том числе его мать и сестёр, - это предательство не оставило ему выбора. Или они пройдут огнём и кровью по его земле и уничтожат всех его родных, до кого дотянутся - или Господь, которого предали собственные священники, добровольно даст себя осквернить и прервать многотысячелетнюю Божественную монархию, передав права власти победителю и его роду навеки.

Так или иначе, они уже победили.

Идут.

Накануне

...Он выслушал спокойно и отпустил дипломата, который, не трудясь скрывать удовлетворённость тяжёлой атмосферой, возникшей от его слов, также сообщил, что его монарх не будет возражать против умеренного количества обезболивающих средств, не лишающих ясности сознания - ритуал должен пройти безупречно.

Друг его потом думал: как ему хватило сил на спокойное достоинство? Ведь он же человек, хоть и Бог... После ухода посла врач и друг преклонился перед ним и долго молился, упираясь лбом в его колени и порой взрагивая от сдерживаемых чувств, пока Господь гладил его по голове и перебирал пряди его волос.

Господь не мог себе позволить искать утешения ни у кого - слишком тяжело было всем, и прочим, обречённым потерять Бога, едва ли не тяжелее, чем ему самому, для которого всё скоро окончится. Единственная слабость, которую он допустил для себя - это не стал выходить к своим людям для объявления о предстоящем, переложив это на плечи своего врача.

Идут.

Война досталась василевсу от отца, который был высокомерным и строгим к "окрестным дикарям", и когда-то растоптал гордость соседнего монарха, даже не заметив, а после, как узнал - не придав этому значения. И он мог себе позволить так же не придавать значения вялотекущему военному конфликту на границе, время от времени пытающемуся перерасти в нечто большее.

Молодой Господь был последним из его детей, ребёнком женщины из тех, что служат за столом, которую старый василевс поманил пальцем. Для неё он был просто приветливым и симпатичным старым Господом, и она с удовольствием пошла к нему.

Господь не заключает земных браков, он просто подзывает к себе желанных ему, и кто же откажется? У него всегда много детей от разных женщин, из которых он выбирает наилучшего наследника. Ничья кровь кроме Господней, не имеет значения, и если у детей Господа есть братья и сестры не от него, они не считаются ему роднёй и не принадлежат к святой крови.

Отец василевса годился ему скорей в прадеды, чем в отцы, и потому оставил ему империю довольно рано - тот был ещё подростком. Но умным и внимательным к делам правления.

Идут.

Накануне

...Тяжело шокированы были все. Гнев, ярость, затем - самое мрачное и беспросветное отчаяние. Осквернить Божественную кровь?! Изгнать Божество из мира?! Никто и предположить не мог такого; ждали, максимум, низложения Господа, да и то, прежде неслыханное, было горем и ужасом для всей империи. Но - намеренно ритуально осквернить... такое могло придти в голову только душевно больному человеку.

Сопротивляться, погибнуть, но с боем! Не подпустить к Господу осквернителей. Это естественное желание проиграло одному простому тихому "Господь принял решение. Такова воля Божия". Сопротивляться воле Господней никто бы из присутствующих не стал, это было немыслимо. Это означало бы стать в ряд с его врагами.

Василевс, шокированный не меньше остальных, понимал, что выбора у него нет. Убить себя? Отказаться служить. Заставить Божество искать Себе другую личность и сделать Господом кого-то другого. И тот, другой, должен будет решать ту же нерешаемую задачу. А если тот выберет продолжать войну любой ценой, пожертвовав заложниками и сотнями тысяч жизней, и ведь в конечном итоге всё равно проиграет?... неизвестно, многие ли присоединились к предательству; начинать внутреннюю войну, когда враг занял пол-страны... Нет уж. Господь - он, и он не обречёт на такое своих людей, покуда они ещё его люди.

Тысячи лет Божество хранило свой народ, и никогда не пило крови. Приношения ему совершались водой, спелыми плодами и горящими свечами, ни человека, ни животное, ни растение не убивали в его честь, потому что Оно есть сама жизнь, солнечный свет, растворённый в крови этого рода.

Величайшее сокровище империи, её жизненная сила.

Идут.

Накануне

- О мой Господь, я не стану жить без тебя ни дня, - тихо и твёрдо пообещал доктор, когда вернулся к нему. - Если нам не удастся как-то избавить тебя от... от последнего (сказать в лицо ему, живому, "сожжение", язык не повернулся), хотя мы предпримем всё возможное и невозможное... я уйду с тобой.

Василевс ответил ему на поддержку только пожатием пальцев. Более было нечем, но друг понял без слов.

- Нужные средства для обезболивания у меня с собой есть, но они имеют выраженный слабительный эффект.

- Хорошо. В таком случае, без ужина и без завтрака, - ровно ответил василевс.

- ...Господи, может быть, я смогу отвлечь тебя?..

Василевс медленно покачал головой: нет. Не сможешь.

- Просто побудь со мной рядом...

...Но от невыносимой скорби он заснул там, обнимая ноги любимого и лицом в его колени. Заснул в одно мгновенье, будто выключился, провалился в сон, будто под лёд. Ему снилось всё ужасное, что должно было случиться.

Потом он проснулся, с ужасом осознав, что спал, и тем самым оставил василевса одного в самую ужасную ночь его жизни. Он прошёл с Господом весь ужасный путь, видел его унижение, видел испытание. Простоял рядом с ним двое суток у позорного столба. Некоторым из вынужденных наблюдателей, его соотечественников, становилось плохо, он оказывал помощь. С огромным трудом добился разрешения напоить казнимого обезболивающим отваром снова. В отчаянии сопровождал его перевозку (идти низложенный василевс сам уже не мог) за пределы города, для предания сожжению от имени империи, по обвинению в допущении осквернения святой крови. Наблюдал, как один из старейших вельмож, бывших здесь с василевсом, должный прочесть "приговор", не мог этого сделать, едва пробормотал что-то трясущимися губами и опустился на землю, держась за сердце. Поднялся вместе с "приговорённым" на заранее подготовленный костёр и

...проснулся.

С не имеющим названия чувством осознав, что ничего этого ещё не было, это был лишь сон - и что этому предстоит (для него - ещё раз!!) произойти в самое ближайшее время.

Его разбудил василевс, потормошив за плечо: пришло время начать готовиться к выходу, наносить ритуальные рисунки на тело. Доктор в панике вскочил, поняв (снова!), что невольно бросил друга одного в этом ужасном ожидании.

...Заметив, что его друг уснул, василевс решил не будить его. Было невыносимо тягостно, но этой тягости разделить не смог даже самый близкий. Как человек, Господь был в ужасе и отчаянии от предстоящего ему, но что делать человеку, если Господь принял решение?..

Идут. Шаг за шагом, шаг за шагом. Обычно торжественное шествие Господа сопровождается сложной ритмичной музыкой и пением, но сегодня они идут в сокрушительном молчании. Вокруг них - шум, голоса, рокот теснящейся толпы, отгороженной строем солдат, крики животных - но это всё словно за преградой, слышней всего им - тяжкая тишина, которую они несут на плечах. Идут. Не так уж далеко идти. Вот взгляд сам собою зацепил на площади столб на помосте и несколько фигур с бичами возле него, в ожидающих позах. Зачем их столько?! Они что, действительно намереваются... буквально расплескать его по всей площади?..

Врач знал, что Господа любили - он был спокойным и благожелательным, внимательным и милостивым к людям.

Предатели, скорее всего, сами просчитались - они, вероятно, хотели избавиться от Господа чужими руками, но не предать Божество. Рассчитывали, что Господом станет иной, хоть и это - дело неслыханное. Но никто не смог предположить, что победитель пожелает не только заставить Господа преклонить колени, но и осквернить саму его Священную кровь, тем самым обрушить религию, безвозвратно уничтожить боговластную империю. Вся родня Господа потеряет святость, если её потеряет Господь, если Господь будет осквернён и унижен... такого и представить невозможно.

Лишить империю её Бога... предатели сами были преданы. Но исправить было уже ничего нельзя.

Он смотрел на сияющую в лучах солнца прямую спину Господа, идущего впереди него, и свет дня для него - и для всех них - был самой чёрной ночью.

...Идут.

***

Государь и отец вызвал его на принятие капитуляции, как своего наследника, невзирая на давно возникшее между ними отчуждение - предателей в армии не любят, и, невзирая на полную победу, особого восторга по её поводу в войсках не было. Они вошли и заняли города, но не благодаря своим отваге и искусству, которые оказались и не нужны, и даже не отмечены монархом. А из-за самого постыдного предательства. И вкус этой победы оказался тухловат. Хотя, конечно, кто ж огорчится, что война окончена, да в нашу пользу, да с таким сокрушительным успехом - войскам такого, конечно, было не достичь. Сказать по правде, от этой войны давно устали, и, хотя когда-то давно, в её начале, разделяли оскорблённость государя и хотели за неё отомстить, то теперь, когда оскорбитель давно умер, а его сын несколько раз предлагал мир и даже виру за оскорбление - непримиримость государя уже не вызывала такого сочувствия. Но он был согласен на мир только единственно при условии, что Господь василевс отвергнет свой божественный статус и опровернет родство с Божеством, объявит себя обычным человеком. Такое условие для империи, конечно, было неприемлемым, оно даже не обсуждалось. С напряжением всех сил и с предательством в высших чинах империи им удалось победить наконец... ...Наследник знал, что должен был состояться какой-то ритуал капитуляции, но не знал деталей заранее - зачем ему? И так всё увидит. Церемония была разработана канцлером, и этого было достаточно, чтоб не хотеть ничего про неё знать, хоть она и приводила отца в восторг. Весь совет приближенных к отцу вельмож и военачальников был единодушен в том, что империю необходимо присоединить и подорвать в ней самый дух сопротивления. С детства наследный принц увлекался и восхищался историей и культурой соседей, на многие тысячи лет старейших, чем все государства вокруг них, и зародивших некогда и науку, и искусства. Империя была высоко развитой и древней уже тогда, когда даже о предках его родного народа никто и слыхом не слыхивал. А ведь его народ достаточно древен. Теократическая империя уже тогда была так сильна, что могла позволить себе быть миролюбивой и не посвящать все силы страху за свою безопасность. Войну с империей принц воспринимал как что-то вроде спорта, состязания, способа доказать, добиться уважения и сравняться. А возможность близко увидеть захваченного в плен самого их Бога-царя, представителя неимоверно древней династии, будоражила и волновала его, как подростка, хотя он был уже вполне взрослым молодым мужчиной. ... ...Торжественное шествие гостей уже приблизилось к назначенной для действа торговой площади (он ещё мимолётно удивился - почему торговой, а не главной?), когда отцу стало плохо. Слишком с большим предвкушением тот ждал, слишком близко принимал к сердцу грядущее своё торжество - наследник сразу заметил, что он красный и непривычно возбуждённый, - и в самый момент выхода к прибывшим монарху стало нехорошо, он захрипел, покачнулся и упал. Всё прочее вмиг оказалось забыто, и вся жизнь дворца столпилась вокруг. Возле Государя хлопотали врачи и канцлер, ближайший советник и неприятный человек, интриговавший против наследника в пользу младшего брата, о чём наследник был прекрасно осведомлён. Сам он стоял рядом с лежащим отцом, мысленно замерев от неожиданности, не видя взоров окружающих, - пока спустя некоторое время кто-то доложил без сознания лежащему государю и всем, стоящим вокруг: "делегация ждёт..." - Я встречу, - махнул принц рукой, и быстро вышел, не замечая, какой озабоченный взгляд на него бросил канцлер.

...Им пришлось ждать долгое время, что не было заранее оговорено. Но он молча остановился, где договорились, и ждал, и все его люди так же молча ждали вместе с ним.

...Делегация стояла не шевелясь и даже будто не дыша. Даже столпившийся на площади люд рокотал едва слышно, будто шёпотом, поражённый зрелищем. А посмотреть было на что. Приближаясь быстрым шагом, наследник рассматривал василевса во все глаза. Тот был почти полностью обнажён, и его тело покрывал сияющий золотой рисунок, ритуальный узор - тонкие ветки с длинными острыми листьями. Весь торс, плечи, руки до самых пальцев. Рисунок убегал под ткань на бёдрах и выглядывал на щиколотках. Наследник знал, что этот священный узор выполняется из тончайшего, как шёлк, листового золота, и наносится на тело василевса в самых торжественных случаях. ...Пленный монарх стоял недвижимо, как статуя, но всё же был живым и дышал, грудь его шевелилась, и золотой узор сиял, переливался и вспыхивал в солнечных лучах. На земле у ног Бога-царя дрожали солнечные блики, блики пробегали по тем его сопровождающим, кто стоял неподалёку от него.

Он знал, что монарх-победитель немолод, однако к ним быстрым шагом двигался молодой человек, за которым поспешали сопровождающие. Наследник? Впрочем, не всё ли равно?

Когда тот приблизился, как и было оговорено, василевс...

...качнулся перед ним, начав падение, и наследник раньше, чем успел подумать, сам стремительно шагнул навстречу, подхватил его под правый локоть, и потрясённо спросил: - Что вы?! Вам же нельзя?... ...Над площадью пронёсся вздох.

...- Что вы?! Вам же нельзя!..

Его подхватили под локоть, не успел он склонить колен.

Василевс не понял, что происходит, и не мог ответить на вопрос - все его силы были направлены на сохранение внешнего спокойствия и исполнение ритуала. Он пристально вгляделся в лицо того, кто схватил его под руку, и не отводил взгляда. Пальцы захваченной руки в ответ почти сами сжались на его предплечье.

...Он смотрит в лицо живого воплощения Божества и чувствует нарастающую растерянность. Не может припомнить, видел ли он когда-нибудь в жизни такую ошеломительную красоту. Сильную, строгую, прямую как меч, и такую же острую. Эта красота оказалась как удар, которого не ждёшь и от которого поэтому не защитишься. Поистине... божество. Живой потомок солнца. Буквально - в его руке... Он кажется ровесником, на пол-головы выше ростом и чуть шире в плечах. Контрастом - очень светлая кожа и иссиня-чёрные волосы. Статный... Может быть, он просто... споткнулся, или голова закружилась от ожидания? Не собирался же он, в самом деле... Наследник заворожённо наблюдает, как василевс, расфокусированно глядевший куда-то прочь, медленно переводит на него и сосредотачивает взгляд. Глаза его кажутся абсолютно чёрными из-за расширенных почти до границы радужки зрачков. Принц держит его под локоть, и он ответно сжимает его руку чуть выше локтя, вероятно, рефлекторно стиснув пальцы так, что плечо отзывается болью, но принц и не думает обратить на это его внимание. Творится что-то странное и им не предвиденное. Тёмный взгляд василевса кричит оглушительней любого звука, кричит гневом, шоком и требованием ответа. Так принц и стоит, замерев под этим беззвучным криком, сам не зная, что происходит и что ответить, и стоит, вероятно, долго - стиснутые пальцы занемели полностью, боль в руке также сменилась немотой. Внимание их обоих привлёк голос канцлера, который наконец тоже присоединился ко встрече, и, судя по сбившемуся дыханию, спешил. Вельможа преклоняет колено перед принцем и произносит: - Государь! Ваше Величество... Государь?! Принц... бывший принц, а ныне новый государь, молча смотрит на канцлера, осознавая произошедшее и не предлагая подняться - дважды ошеломлённый за несколько минут. Он просто не думает об удобстве вельможи, ему совершенно не до того.

...Государь?!.

Так это - тот, кто измыслил этот жуткий и изощрённый ритуал?!

...Нет. Не может этого быть, тот не стал бы подхватывать, останавливать падение к своим ногам, которое было ему так вожделенно. Значит...

- Ваше Величество, вашим отцом и василевсом был согласован ритуал передачи власти... мы не успели посвятить вас в его детали... он необходим во имя прочного мира и невозможности дальнейших смут и кровопролитий... позвольте мне быстро описать...

...Значит, тот скончался... буквально только что. Вот почему пришлось стоять и ждать... тот умер, хотя вечером был ещё полон сил и совсем не стар. А этот не знает...

Коленопреклонённый вельможа быстрым тихим голосом читает по подписанному вчера протоколу всё, что должно произойти. А молодой государь, слушая, сперва густо краснеет, затем бледнеет чуть не до белизны, и, едва дослушав, спрашивает тихо-тихо: - Это вы измыслили такую мерзость, не так ли?... - ...Ваше Величество!.. Полное покорение и предотвращение возможности попыток восстановить святой престол... Ритуал... ...Третье потрясение оказывается для него уже чрезмерной нагрузкой. Воображение у него всегда было богатое и быстрое, и всё описываемое он тут же будто видит перед глазами. Что-то вельможа убеждённо и едва ли не умоляюще говорит, но слушать уже невозможно. Государь должен сам говорить почти шёпотом, чтобы не закричать от ярости. - ...Ритуал?! Это и есть - ваш оговорённый и согласованный ритуал капитуляции и надёжной передачи власти?! Он заставляет себя вновь перевести взгляд на василевса и видит, что тот абсолютно, нечеловечески спокоен... Выходит, да, он знал. Шёл и знал, на что идёт. Согласованный... "И я должен сейчас его... вот эту красоту и достоинство... Живое Божество империи... унизить, втоптать в грязь, растерзать?!.. Как бешеный кабан, перед которым вдруг упало старинное золототканое знамя... Вот какая роль оказалась волей судьбы уготована мне?..." Его отцом... он догадывался, что руководило. Тот воспринимал как личное оскорбление божественный статус соседнего монарха и мечтал "свести его с небес на землю". Но ему самому... не было темно от того, что в чьём-то небе есть живое солнце. - Я объявляю вам, канцлер, своё крайнее неудовольствие, и отправляю вас под арест, пока не пройдёт мой гнев и я не смогу рассудить спокойно, - монарх кивает командиру солдат, охранявших делегацию гостей, и солдаты окружают зажмурившегося канцлера, который, судя по всему, уже предполагал, что подобное возможно. После чего не отказывает себе в удовольствии демонстративно, протянув руку за мерзким документом, сжать его за угол зубами и свободной рукой разорвать надвое, после чего бросить себе под ноги и наступить. Вот теперь - хорошо. - Есть другие варианты заключения прочного мира с невозможностью дальнейших... смут? - тихо спрашивает он у всех и ни у кого, так и не отпуская локоть василевса. И, поскольку все его советники и приближенные, которые стоят вокруг, молчат, он произносит то же самое в полный голос: - Я спрашиваю, есть ещё варианты?! - О Господи, позволь мне сказать! - кто-то из сопровождающих василевса наконец подаёт голос, и, когда василевс кивает, не оборачиваясь, продолжая смотреть на молодого монарха, тот выходит из своего ряда, спешно приближается и преклоняет колени перед ними обоими. - Ваше Величество, есть вариант заключить духовный брак. Господь может заключить духовный брак с вами, и тогда вы и ваши наследники будете считаться духовным супругом Господа, и война будет невозможна. Вы станете его роднёй и никто не обратит против вас оружия. Все молчат, и личный врач василевса (а это он высказался) продолжает: - Этот брак ни к чему не обяжет вас лично, духовный брак может быть заключён с любым количеством людей любого пола. И на их личные браки это никак не влияет. Ваша земля будет считаться находящейся... в духовной власти и под покровительством Господа. - ...Под покровительством? - изумляется молодой государь повороту событий. Ответа ему нет - никто и не ждёт, что он, победитель, который получает всё, примет этот вариант нерушимого союза. - Не гневайся на моего человека, - вдруг подаёт голос василевс. Голос этот оказывается довольно низким и глубоким. - Он ответил на твой вопрос. "Продолжает защищать своих людей. И сейчас он продолжает защищать своих людей..." Бывший принц почувствовал, что опять краснеет, едва ли не с плечами. Никогда его не трогала мужская красота, но эта - что-то сверхчеловеческое. Нечто внутреннее властно сияет наружу, сквозь человеческую плоть василевса, ярче даже неистового весеннего солнца. Молодой государь ощущает это свечение буквально всей кожей. Что, если василевс - и правда... не только человек?.. Что, если его божественный статус... не только дань традиции? Отец бы второй раз получил удар, от ярости, только от одного такого предположения. - ..А вы?.. А ты предложил бы мне этот духовный брак... о Господь?..

Вот теперь тишина вокруг них становится действительно абсолютной. Василевс "отмирает", и на его лице на краткий миг отражается изумление: вопрос задан всерьёз, чего он никак не ожидал и ни в каком случае не мог предположить. Особенно - ритуального обращения.

..."О Господь"?! Серьёзно?!..

- Да. Я бы предложил тебе, - чуть промедлив, говорит василевс искренне. - Я согласен, Господь мой, - отвечает его собеседник и, наконец отпустив его локоть, преклоняет одно колено на несколько мгновений. ...Василевс смотрит, как его собеседник опускается на колено и вновь встаёт, и лицо его из недвижимой посмертной маски превращается вновь в живое, почти не скрывающее улыбку.

Он чуть замедленно разворачивается к своим людям, и они, уже не чаявшие увидеть его лицо живым, без печати смертной муки, не сговариваясь, плавно, почти одним движением, преклоняют колени. Он так же неторопливо расстегивает пояс и разворачивает слои тонкого белого шёлка, обёрнутого вокруг бёдер. Не глядя, отдаёт в сторону, и там есть, кому подхватить тончайшее, невесомое полотно.

Неистовое солнце бьёт в фигуру василевса, и на него почти невозможно смотреть, так слепяще сияет и бликует его тело в золотом узоре, и - кто отваживается взглянуть - его взор, прошедший через сметрную тьму. Он протягивает обе руки вперёд и и в стороны, и его понимают правильно - его люди подходят к его рукам, друг за другом, как шли за ним двумя колоннами, и, подхватывая кисть руки Господней, прижимаются лбом, губами, глазами. Те, кто прошёл за ним этот путь, заслужили прикоснуться к своему Господу и встретить его ответное пожатие, его улыбку, обращаемую к каждому лично.

Господень доктор то и дело подаёт ему белый шёлк, чтобы отереть руки, а они опять и опять быстро становятся мокрыми.

Спустя положенное время траура по погребении прежнего монарха (в котором гости не участвуют никак, точно их и нет - что только к лучшему для всех) Господь со своей свитой принимает приглашение поселиться во дворце, где и происходит ритуальный брак монарха с Господом империи. Поздним вечером василевс пришёл в покои молодого монарха и плотно притворил за собой двери. Подошёл и встал перед хозяином покоев, стоял, молчал и улыбался. Одет он был на этот раз, как и все местные жители, ничем не выделяясь - в рубашку и штаны. Всем своим видом он предлагал и отдавал инициативу, но, оценив ответное крайнее смущение, багровый цвет лица и полную растерянность, начал сам расстёгивать пуговицы. Но оказался перехвачен вздрагивающими руками и шёпотом "Господи..." Молодой государь наконец преодолел ступор и решил, что, раз уж был столь очевидно прочитан и получил ответ, то должен и сам проявить какую-то инициативу. Раздевшись и раздев, он буквально в изнеможении повалился на кровать и закрыл пылающее лицо ладонями.

Накануне

Все они более или менее пришли в себя после произошедшего и ожидания не-произошедшего. Господень доктор сидел рядом с ним на подлокотнике его кресла, устроив голову на его плече, и отдыхал после ласки настолько неистовой, что сам от себя не ожидал. Господь снова стал собой обычным, Божество, в последние дни выступавшее изо всех пор, снова ушло вглубь него.

- Я вижу, как он смотрит на тебя.

- Я тоже это вижу, - с улыбкой.

- И?..

- И я хочу ответить согласием.

- Он не причинит тебе вреда?..

Василевс тихо смеётся и качает головой:

- Нет, не волнуйся. Я знаю, что нет.

...У него никогда потом не возникало желания повторить этот опыт с кем-то ещё. Самое желанное и самое важное, как он понял прямо тогда, было не что-то от радостей плоти, не так уж они были велики, - а ощущение своей полной принадлежности, того, что он отдаёт себя в дар и того, что дар этот принят и оценён. Ни к кому другому ничего даже отдалённо похожего он более не испытывал, только к своему Господу.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.