Простое человеческое

Закрытое пространство, отягощённое запахом старой бумаги и старинной пылью, имело только одно узкое окно, и через него было видно главный вход в институт имени Магнуса. Маленькая комнатка, в которой помещался стол, на нём ужились старые плёнки, бумажные архивы и круглые разводы от кружек кофе (они уже стали привычным узором), высокая тумба с документами, которые Джонатан Симс заполнял практически каждый день, и коробки, баррикады из коробок — место обитания главного архивиста в институте. Без всего этого офис Джона не был офисом Джона. В этой его части он проводил всё рабочее время. Другая считалась наименее важной — небольшой и достаточно узкий коридор с высокими полками, в которых хранилась другая часть документации и архивов — заявлений, кассет, книг и сшитых вручную дел, принадлежащих Джонатану. Эти папки были его секретом. В последнее время их становилось всё больше. Порой ему хотелось сбежать, но каждый раз страх сковывал его: раскроют. Это было не только недоверие к окружающим, а полное отрицание их слов и помешательство на желании знать тайны каждого, кто с ним контактирует. Он не мог позволить себе верить, для Джона это слово звучало смешно. Доверие, да? Когда в стенах черт знает сколько времени жили жирные трупные черви и теперь с ним навсегда шрамы от их нашествия, в подземелье университета (опустим тот факт, что здесь вообще есть целые сети туннелей) находятся трупы, постоянные паранормальные гости, которых совершенно не волнует полное отсутствие ощущения безопасности у Джона, хотя не так давно он надеялся, что университет может стать убежищем. И, кажется, его одного волнует, насколько это странно. Его предшественница — Гертруда Робинсон, бывшая акрхивистка, мертва. И никто не говорит, в чем причина её смерти. Джон чувствует, что краски сгущаются. Ему специально не говорят. Все знают, но не рассказывают, и парень не понимает, почему. Сама мысль о том, что они знают что-то, выводит Джона из себя. Он чувствует их взгляды и подозрения. Он чувствует, что все объединяются против, как собираются выставить его за сумасшедшего. Ему кажется, что он единственный в институте, кого заботит правда. Они убили Гертруд?.. Они собираются убить и его? Джон схватился за горло, оттянул края рубашки, попытался вздохнуть полной грудью. У него кружилась голова. Внезапно в нос ударил мягкий запах мяты и мелиссы, заставляя вернуться в реальный мир. В дверном проёме стоял Мартин, в его руках заботливым паром грелись две кружки. — Джон? Как ты смотришь на то, чтобы разделить со мной чашечку чая? — Блэквуд мягко улыбнулся, и ответная улыбка тронула губы Джона. — Конечно, — выдохнул он, — Конечно. Проходи. В комнате из потенциальных мест для сидения был только стул Джона, но тот был занят, поэтому Мартин, передав ему кружку, облокотился на стоящие рядом со столом коробки. — Спасибо. Ты вообще не должен этого делать, знаешь ли. — Но я хочу, — Мартин поднес напиток к губам и вдохнул запах, пар покрыл тонкой плёнкой его очки. Тепло чая придавало ощущение приятной тяжести в конечностях. Джон почувствовал, как концентрация на горячей кружке в руках помогает отвлечься от вихря в голове, — Как твои дела? Всё роешься в архивах? — Да. Это моя работа, — автоматически выдал Джон, чувствуя себя странно из-за плёнок, сложенных на столе прямо перед его очкастым ассистентом, — Всё нормально, полагаю, — он сделал маленький глоток. Чай обжигал язык, но Джонатан насладился этим чувством. Он рад понимать, что хотя бы что-то в его жизни однозначно. — Вижу, — сарказм, — Ты спал? Джон смущённо вздохнул, но ответил. — Нет, Мартин, у меня очень много работы. Я не могу позволить себе тратить время на сон. Я чувствую, что если перестану искать, информация ускользнёт от меня. В ответ Мартин смотрел на Джона с непонятным выражением лица и молчал. Он был разочарован? — Что? — чутка резко выпалил Джон. Ему было невыносимо оправдываться и чувствовать на себе этот взгляд. Потому что он ощущал, что за этим стояло и боялся, что окажется прав. Каждый осуждал его, что порядком выводило из себя. Мартин же просто поставил полупустую кружку на стол и скрестил руки на груди. В его действиях не было раздражения и Джону показалось, что тот будто подбирал слова. — Я просто… — он отвёл взгляд, будто сомневаясь в своих словах, но после вновь посмотрел на Джона, — Я волнуюсь за тебя. С каждым днём круги под твоими глазами всё больше, кожа бледнее. Я не знаю, как конкретно это прозвучит, но ты очень истощал. Мне кажется, я могу понять, о чем ты думаешь в последнее время. Я боюсь, что с тобой что-то случится. В плане, ты будто сходишь с ума от стресса. Мне бы не хотелось этого. Джон следил за тем, как с каждым новым словом пальцы Мартина все сильнее сжимались на его предплечьях. — Джон. Пожалуйста, не забывай, что ты не один, — Джон почувствовал, как у него заложило уши, — Я рядом. Мне не… Джон? Симс безучастно смотрел, как в чае отражается его лицо. Его пустые глаза, вмятины под ними, которые упомянул юноша, щетина и запутавшиеся сальные волосы. Он закрыл глаза. Мысли затихли, и он позволил себе почувствовать всё то, что не замечал, закапывая себя работой. Оказывается, многое в нем было на исходе. Отказываться это признавать было самым простым решением, однако, провоцирующим ложь. Сейчас, когда сил сопротивляться больше нет, в голове было только одна мысль. — Я так устал. Джон уронил лицо в руки. У него не было сил дышать. Все, что он чувствовал — бесконечная, разрушающая усталость и вязкая тревога, постоянно требующая внимания. Но у него больше не было ничего, чем он мог бы пожертвовать ради того, чтобы уйти от этого. У него не было сил. У него не было желания. Ещё чуть-чуть и Джона также не было бы. — Я… Я не могу иначе, — голос предательски надломился и пришлось говорить полушёпотом, — Я не могу иначе. Я схожу с ума. Я постоянно чувствую ужас. Я постоянно борюсь с желанием убежать отсюда и никогда не возвращаться, но не могу отпустить это место. Я не могу… Я будто заключён здесь. Мне не нужна помощь, не потому, что это прихоть, а потому что я ничего не почувствую от этого. Никто не сможет увидеть и почувствовать то, что вижу и чувствую я. Это не просто груз, это ёбанное небо на твоих плечах. Но я не атлант. Я уроню его и меня расплющит. Джон говорил спокойно, стараясь стабилизировать звучание голоса, однако в противовес этому дыхание было сбивчивым, а руки тряслись. Ему было всё равно. В последние дни тремор стал привычным. Однако Мартин смотрел на это, широко раскрыв глаза. О, Мартин, насколько ты искренен. Он накрыл ладонями дрожащую кисть друга. — Смотри на меня. Джон, ты весь дрожишь. Дыши вместе со мной, — Симс невпопад смеялся, но повторял за Мартином. Голова опять начала кружиться, — Господи, если ты сегодня не поспишь — я тебя заставлю. Джон хихикнул (это больше было похоже на то, что он резко выдохнул) и хотел было ответить, но прокашлялся: голос на мгновение пропал. Симс опять рассмеялся, подумав: «Ещё немного, я пропаду также». — Мне интересно, как ты собираешься это сделать, — Джон улыбался, но глаза выражали отсутствие. Мартин отчаянно притянул Джона к себе, крепко обнимая. Джон автоматически держал улыбку, как будто её нужно было выключить. — Ты перестал дрожать, — юноша легко, будто боясь спугнуть и упустить, сжал его плечо и отстранился, сразу занимая руки кружкой, — Я рискну сказать, что если смог помочь справиться с этим, то смогу многое. Но я буду делать это только если ты позволишь. Я не буду внушать тебе нужду во мне, но тебе нельзя оставаться одному. Ты даже не замечаешь, что с тобой происходит, Джон. И меня это пугает до ужаса. Пожалуйста, не забывай, что ты не один; я рядом. По спине от чего-то пробежали мурашки и, чтобы скрыть это, Джонатан откинулся на спинку стула. Мартин смотрел на него, ожидая ответа, но в нем читалось терпение. Джон чувствовал жалость и вину: он не мог должным образом ответить на беспокойство друга и понимал, что таким образом душит его искренность. О, Мартин, дорогой и добродушный Мартин… — Мне очень трудно… Доверять, знаешь. Как бы это не звучало, — Мартин отставил кружку, в то время как Джон поправил очки, подбирая слова, — Но я удивлён, что тебе это настолько важно. По крайней мере, ты таким кажешься. Или очень пытаешься казаться. Я не знаю, Мартин. В последние дни стал ловить себя на рассматривании своей тени и самое интригующее то, что я действительно вижу фальшь, будто она не моя вовсе. Сейчас я утомлён. Мне очень жаль, что я не могу успокоить тебя. Мартин горько улыбнулся и повернул кисть, касаясь подушечками пальцев теплой ладони Джона. Тот добавил: — Ты очень озабочен моим состоянием. — В основном тобой. — Почему? — Джон почувствовал, как тревога стала завязываться где-то под лёгкими, и смирительно принял это. Да, она забирала последние силы, но он не мог с этим справиться. — Я не знаю, — Мартин пожал плечами и легко улыбнулся. Он, сжимая пальцы, провёл тонкие линии по ладони Джона, который глухо смотрел на их руки, пока тот говорил, — Я думаю, ты просто мне нравишься. Я не могу оставить тебя одного, потому что понимаю тебя и могу предположить, в чем ты можешь нуждаться. Когда я был один, рядом никого не оказалось. Поэтому отчасти я делаю это еще ради себя. Я не пытаюсь тебя задобрить или что-то еще, — Блэквуд состроил гримасу и мотнул головой, а после поймал взгляд Джона и сомкнул свои ладони в замок, чуть отстраняясь, — Ты не сумасшедший, но очень устал. Я же готов помочь с этим справиться, если тебе это правда нужно. Я понимаю, что для искренности сейчас не время. Однако это поможет понять мои мотивы. — От чая я точно не откажусь, — хмыкнул Джон, приподнимая свою кружку и легонько чокаясь ею с кружкой Мартина. Он был благодарен ему за то, что его паранойя была учтена. Очень уважительно и… Заботливо. — Тогда я буду носить тебе чай. Не кофе, — Джон, кажется, впервые ощутил строгость Мартина, — Ты должен спать. — Хоть цветы носи. Я не против. Только, пожалуйста, старайся не попадать на запись. — Это будет тяжеловато. — Я постараюсь предупреждать тебя о них. — Так я получу привилегии? — Временное одобрение. — Ах, временное? — возмутился Блэквуд, но не стал продолжать. — Не рискну обещать, что смогу заботиться об этом достаточно долго, — Джон поправил рукава рубашки и выпрямился, — Но буду благодарен в любом случае. Мне… Видимо, мне и правда не хватает компании для обсуждения чего-нибудь, не касающегося паранормальщины. Кажется, что это так. — Рад помочь, — тёплая улыбка украсила губы Мартина. Он рассматривал Джона, его стол, их выпитый чай и продолжал улыбаться. Джон промолчал. Повисло молчание. — Ну, — Мартин поднялся, собирая кружки со стола, — Спасибо за приём. И, — он сделал паузу, задумываясь, — Полагаю, за доверие. Мне пора. Джон спохватился, поднимаясь со стула, проигнорировал затекшие конечности (обычно он работал по несколько часов подряд, часто без перерывов) и проскользнул мимо Мартина, чтобы открыть дверь. — Да. Спасибо и тебе. Хорошего вечера, — Джон лепетал то, что приходило в голову, используя все мысленные шаблоны для официально-деловых встреч. — Хорошего вечера. Помни про сон. Я зайду, если задержусь. — Хорошо. Мартин мягко улыбнулся и вышел в коридор, унося с собой запах мяты и мелиссы. Джон закрыл за ним дверь, втупляя взгляд в до неприязни знакомый интерьер. Мартин будто приносил с собой часть чего-то, напоминающего… Жизнь. На всё том же столе лежали всё те же пленки, с которыми главному архивисту института Магнуса предстояло разобраться, и он, спрятав импульсы куда подальше, вновь сел за работу, всё также в ней забываясь.