Сублимация

– На этом мы с вами прощаемся. Напоминаю, что нашими сегодняшними гостями были Гун Цзюнь и Чжан Чжэхань. Спасибо, что уделили время! Наконец-то эта пытка закончилась. Чжан Чжэхань едва заметно облегченно выдохнул и первым направился к выходу из студии. Гун Цзюнь шел следом за ним – он слышал его несносные шаги у себя за спиной. Когда они оказались в коридоре наедине, Гун Цзюнь в два шага догнал его. – Ты меня бесишь, – напомнил он. Как будто об этом можно было забыть. – Ты меня тоже, – не остался в долгу Чжан Чжэхань. Они возненавидели друг друга с первого взгляда. Поначалу оба это скрывали, стараясь поддерживать нейтральные рабочие отношения, но в какой-то момент взаимная неприязнь возросла настолько сильно, что скрывать это стало просто невозможно. Их ненависть порой приобретала причудливые формы, и все почему-то принимали это за флирт. Но на самом деле все было не так. Чжан Чжэхань взял в привычку нарушать личное пространство Гун Цзюня именно потому, что хорошо знал, как того бесят чужие прикосновения, а его – особенно. Гун Цзюнь тоже в долгу не оставался: с удовольствием травил его ненавистными яблоками, при этом не забывая также с завидной регулярностью нарушать личные границы Чжан Чжэханя. У того хоть и не было проблем с чужими прикосновениями, но вот конкретно прикосновения Гун Цзюня бесили невероятно. Чжан Чжэхань в отместку инициировал объятия покрепче, Гун Цзюнь изводил его своим пением. Так и жили. Каждый пытался посильнее досадить второму, оттого и на площадке обнимались дольше положенного, и за руки держались в перерывах между съемками, и на совместных интервью садились друг к другу поближе, чтобы лишний раз побесить своим присутствием. Со стороны это и правда могло сойти за флирт. Что сказать? Они просто чертовски хорошие актеры. Чжан Чжэхань едва успел переступить порог гримерки, как тут же был прижат к двери до крайности раздраженным Гун Цзюнем. – В следующий раз, когда будешь липнуть ко мне, ты можешь, блять, не дышать мне в ухо так громко? – прошипел он Чжан Чжэханю едва ли не в губы, при этом гневно смотря ему прямо в глаза. Чжан Чжэхань завелся с пол-оборота: что это вообще за претензия такая? Сейчас бы он еще громкость своего дыхания отслеживал. – Если ты не перестанешь меня так бессовестно лапать, то в следующий раз я тебе это ухо еще и обслюнявлю, – мрачно пообещал Чжан Чжэхань, с лихвой возвращая разгневанный взгляд. – Ты не посмеешь, – не очень уверенно сказал Гун Цзюнь. – О, уж я-то посмею! Возможно, хоть это заставит тебя держаться от меня подальше. – Не дождешься, – хмыкнул Гун Цзюнь, отстраняясь: мало ли кто мог войти в гримерку. На публике они вели себя прилично, а вот наедине позволяли своей искренней, ничем незамутненной ненависти выплескиваться друг на друга до тех пор, пока оба морально не удовлетворятся. В конце концов не каждый день встречаешь человека, который бы так сильно и от всей души тебя бесил. До Гун Цзюня в жизни Чжан Чжэханя таких людей не было вообще. Судя по всему, в жизни Гун Цзюня тоже. Фанатов бы разорвало на части, узнай они об истинной природе их отношений. Но откуда им было бы узнать? Не знали даже те, кто находился в непосредственной близости от них. Как-то Чжан Чжэхань попробовал пожаловаться своему менеджеру и лучшему другу Сяо Юю на то, какой на самом деле Гун Цзюнь козел, но наткнулся на глухую стену недоверия. – Правда? – удивился Сяо Юй. – Я пока только вижу, что ты постоянно докапываешься до парня без какой-либо причины. – И ты туда же! Вы все обмануты его образом заичного няши, а он не няша. Поверь мне, я знаю! – Не придумывай, – отмахнулся Сяо Юй. Чжан Чжэхань прищурился. – Ты гондон, а не друг, – осуждающе сказал он. – Охуел? – удивленно вскинулся Сяо Юй. – Ты доебываешься до коллеги по съемкам, ставя под удар свою репутацию, а гондон я? Какого хуя с тобой происходит? Тебя что, зависть гложет? Не можешь до сих пор ему простить, что он увел у тебя роль? – Это тут вообще ни при чем! Чжан Чжэхань был в отчаянии. Если никто этого не видит, он не сможет объяснить. Когда все вокруг слышали в дурацком «Ха-ха-ха!» Гун Цзюня смущение от подколов Чжан Чжэханя, сам Чжан Чжэхань слышал: «Ха-ха-ха, сука, ты за это еще ответишь», и ни секунды не сомневался, что обязательно ответит. Гун Цзюнь был подлым и умело маскировал свои гнусные выходки под невинные подколки и даже флирт. Настолько умело, что не прикопаешься. Никто так и не заметил, что на репетиции сцены со злоебучей заколкой Гун Цзюнь специально промахивался, тыча в затылок Чжан Чжэханя острым концом. Всех это только веселило, а вот Чжан Чжэханю было нихуя не весело. Под пристальным вниманием камер он даже ответить не мог и только молча сносил это издевательство. – Прости, – без намека на раскаяние в голосе сказал Гун Цзюнь, вновь промазав. – Я старался быть нежным. «Пиздишь», – подумал Чжан Чжэхань, но в слух ничего не сказал, только тяжело вздохнул и мысленно пообещал себе отомстить. С той же коварной фальшивой невинностью Гун Цзюнь запорол не один дубль с объятиями в пещере. Точнее ему вообще не полагалось обнимать, о чем режиссер с легким раздражением ему неоднократно напоминал, но Гун Цзюнь постоянно случайно «забывал», изводя Чжан Чжэханя невыносимой жарой и своей близостью. В итоге плюнули и оставили как есть. Гун Цзюнь тогда весь день светился неприкрытым самодовольством, а вот Чжан Чжэхань, затраханный духотой и чересчур близким присутствием Гун Цзюня, ходил мрачнее тучи и лихорадочно обдумывал, как бы посильнее досадить в ответ. Однако, справедливости ради Чжан Чжэхань был вынужден признать, что не всегда Гун Цзюнь вел себя как конченная сволочь. Бывали дни, когда он и на съемках прикрывал его косяки, и от солнца спасал и в позорный обморок не дал свалиться. Но Чжан Чжэхань был склонен видеть в этих внезапных приступах филантропии скорее влияние пятен на солнце, чем проявление несуществующих теплых чувств. В любом случае большую часть времени Гун Цзюнь был откровенным мудаком, и этот факт не подлежал никаким сомнениям. Когда «Слово чести» вышло на экраны и в сеть просочилось множество видео с закадровых съемок сериала, Чжан Чжэхань совсем пал духом. Никто, решительно никто не замечал коварной натуры его партнера. Фанаты увлеченно репостили видео, делали нарезки и воодушевленно судачили о нежной (нежной, блять!) привязанности ведущих актеров друг к другу. Слухи об их с Гун Цзюнем несуществующих романтических отношениях распространялись по сети быстрее коронавируса. Чжан Чжэхань, читая на Вэйбо очередные порождения фанатских теорий об их паре, бесился до белых пятен перед глазами. Радовало только одно: Гун Цзюня это выводило из себя не меньше, и Чжан Чжэхань от души надеялся, что того разорвет от злости раньше, чем они вновь встретятся. Период промоушена стал воплощением кошмара. Стоило только после долгого перерыва вновь услышать это злоебучее, произнесенное нараспев «Чжан-лаоши», как Чжан Чжэханя немедленно затрясло от бессильной ярости. Но он, взяв себя в руки, вместо приветствия лишь снисходительно похлопал Гун Цзюня по плечу, с удовольствием замечая, как зло сузились его глаза. Война, утихнувшая за период невзаимодействия, вышла на новую стадию. Понеслась череда интервью, шоу, рекламных роликов, где оба с мазохистским наслаждением изводили друг друга своим чересчур навязчивым вниманием, а потом уединялись в гримерках или пустынных закоулках студий, чтобы вдоволь грязно поругаться, не стесняясь в выражениях. Очередной выходкой Чжан Чжэханя, которая должна была выбесить Гун Цзюня и которой он поистине гордился, стала его финальная трогательная речь на концерте в честь окончания показа «Слово чести». Это было последнее мероприятие в рамках промоушена сериала, и потом они с Гун Цзюнем, вероятно, больше не встретятся. Чжан Чжэхань просто не мог упустить эту возможность в последний раз попытаться вывести своего коллегу из себя. О том, нахуя он вообще это делает, Чжан Чжэхань предпочитал особо не задумываться. Просто бесить Гун Цзюня стало смыслом его жизни. Но он недооценил врага: Гун Цзюнь умело держал лицо, хоть неявные признаки буквально вопили, что взбешен тот не на шутку. Чжан Чжэхань решил пойти еще дальше и обнял его. Но и здесь Гун Цзюнь не повелся на провокацию – состроил эту свою невыносимую слезливую рожу и обнял в ответ. Сука! Как же бесит! Ничем его не проймешь! Пришлось все резко прекращать, потому что Чжан Чжэхань был очень близок к тому, чтобы сорваться первым. Это был бы провал. После концерта они, сославшись на важный разговор, по обыкновению уединились в гримерке. Когда Гун Цзюнь с тихим щелчком закрыл дверь, Чжан Чжэхань даже зажмурился, предвкушая тот поток грязной ругани, в который они вот-вот погрузятся с головой. – Ты, блять, совсем охуел? Это что вообще было? – Гун Цзюнь, как всегда, не заставил себя долго ждать. Гнев исходил от него волнами. – Что за слезливую хуйню ты там нес? – Ого, Лао Гун, какие крепкие слова! – хохотнул Чжэхань. – Смотри услышит кто, и образу хорошего мальчика придет конец. Гун Цзюнь шумно вдохнул сквозь стиснутые зубы. – Никто не услышит, мы тут одни. – Ну-ну, – усмехнулся Чжэхань. – Не понимаю сути твоей претензии. Хорошо же получилось. Фанаты рыдали от счастья, все довольны. – Я, блять, недоволен! – Мало ли чем ты недоволен, – фыркнул Чжан Чжэхань. – Признай, ты бесишься, потому что не тебе это пришло в голову первым. Думаешь, я не заметил, что ты сегодня лип ко мне больше обычного? Что, совсем отчаялся, да? Смирись уже – тебе меня не переиграть. Взгляд Гун Цзюня потемнел. Он шагнул вперед, оттесняя Чжан Чжэханя к гримерному столику, и прижался раздражающе близко, уперевшись руками в столешницу. Воздух вокруг, казалось, вот-вот заискрит, а повисшее между ними напряжение можно было резать ножом. – Чжан-лаоши, до сих пор я был очень мягок с тобой… Гун Цзюнь выдохнул ему это на ухо, и Чжан Чжэхань почувствовал, как по телу прошла знакомая дрожь раздражения. – Сказал тот, кто без зазрения совести использует свой рост и силу. Гун Цзюнь гадко усмехнулся. – Да, я выше и сильнее, – самодовольно протянул он, и Чжан Чжэхань, до этого почти спокойный, почувствовал, как бешенство внутри него за секунду разгоняется от нуля до ста: этот сукин сын знал, на какие больные мозоли нужно давить. – А значит, и вариантов достать тебя у меня больше. – Это каких же? – Чжан Чжэхань иронично приподнял бровь. Вместо ответа Гун Цзюнь порывисто подался вперед, прижимаясь к его губам. «Сука!» – мысленно взвыл Чжан Чжэхань, ощущая прикосновение ненавистных губ. Это был запрещенный прием. Не то чтобы ему самому это никогда не приходило в голову в качестве последнего аргумента в их противостоянии, ведь он точно знал – Гун Цзюня разорвет от бешенства. Но как-то это было уж совсем по-мудацки. Чжан Чжэхань мудаком не был, зато вот Гун Цзюнь, очевидно, да, и именно поэтому они сейчас и оказались в этой ситуации. «Наверное, не стоило угрожать поцелуями на репетиции, – подумал Чжан Чжэхань. – Сам же подал этому козлу идею». Ему срочно нужно было реабилитироваться и вернуть себе сданные позиции, поэтому Чжан Чжэхань не придумал ничего лучше, как обхватить Гун Цзюня за шею и притянуть ближе, углубляя поцелуй. «Обслюнявлю его от души, – мстительно подумал он. – Месяц антисептиком заливаться будет». Но все же стоит признать, что это был весьма сомнительный способ демонстрации взаимной неприязни. Тем более, что происходящее стремительно выходило из-под контроля. Чжан Чжэхань не мог со стопроцентной уверенностью сказать, что то, что он чувствует сейчас, это однозначно ненависть или хотя бы раздражение. Но додумать эту мысль он не успел: Гун Цзюнь оторвался от его губ и, скользнув губами по подбородку, прильнул к его шее. – Ай, блять! – вскрикнул Чжэхань. – Гун Цзюнь, сукин ты сын! След же останется. Лицо Гун Цзюня предсказуемо не выражало никакого сожаления. Чжан Чжэхань в отместку резко подался вперед и тоже поставил на его шее смачный засос на самом видном месте. Вот так-то! Однако торжество быстро остудило внезапное озарение, что теперь-то слухов точно будет не избежать. Руки Гун Цзюня судорожно сжались на его талии. Дыхание было тяжелым. – Чжан-лаоши, я ведь могу зайти и дальше… – Да куда уж дальше? Ты и так уже бесишь меня одним фактом своего существования! Не то чтобы Чжан Чжэхань не понимал, о чем тот говорил. Возможно, он догадывался, но предпочел проигнорировать. Вся ситуация выглядела до ужаса мелодраматичной, и это тоже, разумеется, бесило. Гун Цзюнь ничего не ответил, только как-то неопределенно хмыкнул и резко отстранился. Чжан Чжэхань безучастно наблюдал, как тот собирает свои вещи и направляется к выходу из гримерки. В голове мелькнула мысль, что им, возможно, стоило бы обсудить случившееся, но Чжан Чжэхань трусливо ее проигнорировал. Любые разговоры между ними неизбежно приведут к очередной ссоре, последствий которой Чжан Чжэхань теперь справедливо опасался. – Увидимся, – бросил Гун Цзюнь на прощание и вышел из комнаты. – Надеюсь, не в этой жизни, – на автомате отозвался Чжан Чжэхань, все еще немного сбитый с толку произошедшим. Как только за Гун Цзюнем закрылась дверь, он уткнулся лицом в ладони и глухо застонал. Это пиздец. Нет, не так. ЭТО ПИЗДЕЦ. Этот случай не давал Чжан Чжэханю спать спокойно еще месяц. Он сходил с ума. Во-первых, потому что поступок Гун Цзюня как минимум озадачивал, а во-вторых, не было никакой, вот абсолютно никакой возможности отыграться. Чжан Чжэхань чувствовал себя проигравшим. По-хорошему, ему бы просто забить на случившееся и отпустить ситуацию, но он не мог. За этот год он совершил множество сомнительных поступков, которыми совсем не гордился, поэтому, рассудив, что одним поступком больше, одним меньше, он, выбрав счастливый день, позвонил бывшему коллеге и от души и в простых словах высказал все, что он о нем думает. Гун Цзюнь в ответ только рассмеялся тем своим дурацким смехом, который вымораживал даже больше, чем его бездарное пение в гримерке по утрам. Если бы Чжан Чжэхань заранее знал, к чему это все приведет, он бы, конечно, так не поступил. В ответ на его звонок Гун Цзюнь пустился в откровенный телефонный терроризм (назвать то, что он делал, как-то иначе язык не поворачивался). Каждый день, утром и вечером, будто по расписанию, он закидывал его сообщениями со своими идиотскими селфи. Терпения Чжан Чжэханя хватило ровно на неделю. – Тебе делать нехуй? – не тратя время на приветствия, поинтересовался он как только Гун Цзюнь поднял трубку. – Это чтобы ты обо мне не забывал. – Я твою рожу и за миллион лет не забуду. – Очень на это надеюсь. Чжан Чжэхань сбросил вызов в смешанных чувствах. Это все сильнее смахивало на флирт. Да это же и был, черт возьми, флирт! Слегка затейливый, возможно, местами безумный, но все же, мать его, флирт. За прошедший месяц Гун Цзюнь, очевидно, вышел на новый уровень мстительности, и теперь не гнушался вообще ничем. А дальше что? Он его в постель затащит из-за своего неуемного желания насолить? Чжан Чжэхань лишь на мгновение позволил себе представить, как бы это могло быть, и его тут же передернуло не то отвращения, не то… Да нет, блять, конечно же, это было отвращение! Диалог в Вичате уверенно наполнялся фотографиями и желчными сообщениями. Вместе с тем их ранее открытая конфронтация перешла на стадию тихих подковерных игр. Оба с маниакальным упорством пытались достать друг друга в социальных сетях, оставляя россыпи туманных намеков, чем заставляли своих фанатов строить предположения одно безумнее другого. Нехорошо, конечно, было вот так вот пользоваться фанабазой, но на войне, как известно, все средства хороши. Так продолжалось до августа, пока все не закончилось в один день. Социальные сети и медиа распирало от гневливых обвинений в адрес Чжан Чжэханя, зато его личный телефон, напротив, внезапно замолчал. Никаких селфи и ядовитых сообщений, и Чжан Чжэхань находил это вполне разумным, хоть и немного обидным. Но он не мог и не хотел слишком сильно об этом задумываться – его мир разваливался на части, и с этим нужно что-то делать. У него в любом случае не было времени на эту глупую вражду. О себе Гун Цзюнь напомнил спустя несколько дней телефонным звонком, заставив Чжан Чжэханя испытать по этому поводу достаточно сложные чувства. Его мир все еще рушился, но это ощущалось уже не так безнадежно. Тем не менее звонок он проигнорировал. Однако Гун Цзюнь и тут решил продемонстрировать свой несносный характер и названивал с упорством, достойным лучшего применения. Чжан Чжэхань малодушно его заблокировал. Все это уже не имело никакого смысла. Хейтеров в его жизни теперь был вагон и маленькая тележка, так что Гун Цзюню придется потесниться. Сам Гун Цзюнь, очевидно, так не считал. Было бы совсем наивно рассчитывать на тактичность с его стороны. Чжан Чжэхань наивным не был и потому не особо удивился, когда однажды Гун Цзюнь возник на пороге его дома со всем присущим ему невыносимым пафосом. Высаживал он даже больше обычного. Чжан Чжэхань отстраненно подумал, что Сяо Юй все-таки гондон и не достоин звания его лучшего друга. – Ну и хули ты тут забыл? – скрестив на груди руки, мрачно поинтересовался Чжан Чжэхань. – Какой-то козел делает твою жизнь невыносимой, и этот козел не я, – Гун Цзюнь ответил так, будто это объясняло вообще все. Впрочем, возможно, в его вселенной все именно так и работало. Чжан Чжэхань хотел было ответить, что козел все же был не один, а почти вся страна, конкуренция, которую Гун Цзюнь едва ли сможет выдержать, но передумал. Вместо этого он иронично вскинул брови. – Серьезно? Это твоя причина? – Конечно. Ты должен ненавидеть только меня, – пожав плечами, просто ответил Гун Цзюнь и сделал шаг вперед. Чжан Чжэхань глубоко вздохнул, настраиваясь на очередную ссору, которая, очевидно, и в этот раз закончится полной хуйней, но зато все происходящее вдруг резко отошло на второй план. Напряжение, копившееся в нем последние несколько недель, отпустило. Возможно, Гун Цзюнь в чем-то прав, и Чжан Чжэхань должен и может ненавидеть исключительно его. Ведь в этом хаосе непостоянства только его фундаментальная ненависть к Гун Цзюню была более-менее надежной константой. Его личным якорем, за который он мог зацепиться и пережить этот шторм.