Без слов

      Андрей любил разговаривать со своим парнем. Он любил их бестолковые беседы ни о чем, любил лежать у него на плече и просто вслушиваться в родной голос, приобретающий особую интонацию только при общении с ним, что даже после стольких месяцев продолжало греть душу.       Но совсем недавно он заметил, что порой они могли и не разговаривать вовсе. И сначала Винди этот факт в какой-то степени напряг, а потом наоборот — показался особенным и очень даже ценным.       А первый раз он это заметил, когда разболелся и практически неделю ходил без голоса и возможности даже слово из себя выдавить. Сил хватало лишь на редкий шёпот, и то приносящий жуткую боль. И Валера за всё время ни разу не ошибся в намёках и потребностях своего болеющего парня. Стабильно будил, безмолвно пододвигая ближе стакан с водой и протягивая очередную горсть таблеток. Старался не беспокоить лишний раз, дабы не подхватить заразу, но всё равно порой срывался и позволял себе на пару минут оказаться рядом. Гостер смотрел на парня с неприкрытым сочувствием, из-за чего Андрей неодобрительно хмурился и пытался спрятаться под одеялом, дабы не показываться таким заспанным и растрепанным, каким он был. И Валера не лез больше — мог только ласково провести рукой по волосам напоследок, но всё-таки уйти из комнаты, не нарушив драгоценную тишину.       В конце-концов Андрей выздоровел, но их безмолвные взаимоотношения не исчезли совсем.       Они проявлялись в небольших жестах заботы. В успокаивающих прикосновениях, помогающих справиться с раздражением или навалившейся тяжестью прошедшего дня. В заинтересованных взглядах, выискивающих причину чужих терзаний.       Проявлялись во внимательности к увлечениям друг друга. Андрей всегда занимался музыкой в одиночестве, порой предпочитая и закрываться, ведь не мог избавиться от мысли, что любой его косяк и промах может быть услышан. Валера же, которому на косяки было мягко говоря всё равно, каждый раз тихонько пробирался в комнату и садился рядом, заворожённо наблюдая за скольжением чужих пальцев по инструменту и особой погружённостью в дело. Винди каждый раз дёргался и смущённо смотрел на парня, ожидая услышать какую-либо критику в свой адрес, но получал в ответ лишь одобрительные кивки, подкреплённые восхищённой улыбкой. Это внушало ему веру в себя и заставляло вновь браться за инструмент, а Гостеру позволяло провести лишние минуты рядом с возлюбленным.       Но не всегда подобные переглядывания заканчивались позитивно. Однажды Андрей, проходя мимо спальни, по совместительству в которой стоял рабочий стол Валеры, насторожился царящей в комнате тишине, а после, удивительно для самого себя, услышал тяжёлый вздох и всхлип, который явно пытался быть подавлен. Винди долго уговаривал себя не заходить, ведь уважал чужое личное пространство, но всё-таки сорвался.       Он постарался как можно осторожней подойти к парню, сидящему перед выключенным монитором. Гостер просто сидел в пустой и тёмной комнате, находился наедине со своими внутренними демонами и, как бы не старался он их заглушать, порой эмоции и рефлексия брали над ним верх, заставляя загоняться по любой мелочи.       Валера тогда успел только поднять заплаканный взгляд на пришедшего, как тут же оказался приглашён в объятия. Андрей не настаивал, не лез сам, лишь обеспокоено моргал, разведя руки в стороны и ожидая дальнейших действий. Гостер тогда всё-таки поддался, прижался ближе и обвил парня руками. Коваль тогда ничего не спрашивал, лишь стоял рядом, разглаживая светлые волосы и слушая чужое мерное дыхание.       И стоило переживать друг с другом тяжёлые моменты, чтобы утром просыпаться не от шума будильника и чужих криков, а от ласковых поцелуев, щекочущих лицо. Валера на подобную нежность обычно сонно морщился, пытаясь открыть глаза, и либо сгребал парня в объятия, либо старался поймать и вернуть обратно в постель, если Андрей к тому моменту уже вставал. Тот на подобные попытки лишь самозабвенно смеялся, видя разочарованную мордашку перед собой.       А вечером млеть под поцелуями приходилось уже Винди, будучи пойманным и прижатым к матрасу. Невинные прикосновения сменяются более откровенными, а невесомые поцелуи становятся жадными и влажными, оставляющими за собой пожар на коже. Валере хватало пары чужих вздохов, чтобы понять настрой находящегося в его власти Андрея. Тот смотрел смущённо и дышал загнанно, стараясь делать что-то в ответ, и на обеспокоенные взгляды кивком отвечал, что всё нормально, и в знак подтверждения пытался стянуть с Гостера футболку. Тому хватало подобной реакции, чтобы своевольно забраться прохладными ладонями под чужую одежду, в очередной раз обвести ладонями любимое тело и поддаться желанию, охватывающему обоих.       После особой близости хотелось просто лежать в обнимку и чувствовать тепло рядом. Разговаривать вовсе не хотелось, ведь все чувства и эмоции успели покинуть их разум вместе с развязными действиями и рваными вздохами, а потому сил хватало лишь на то, чтобы улечься рядышком. Андрей любил устраивать голову на чужой груди и прикрывать глаза, слушая мерное сердцебиение любимого человека. Валера никогда не был против, только прижимал Винди к себе ближе и утыкался носом в кудрявые волосы.       Андрей невольно улыбался, вспоминая все эти моменты. Его вновь одолела бессонница, из-за чего он посреди ночи стоял у окна и наблюдал за редко проезжающими машинами. Валера, быстро заметивший пропажу парня, сразу же предположил где его искать. Именно поэтому теперь они вдвоём стояли посреди ночи на кухне. Винди продолжал любоваться ночным видом, держась за чужие руки, сомкнутые у него на талии, пока Гостер прижимался со спины, мягко обнимая и изредка целуя в загривок.       И какой бы приятной не была тишина между ними, компенсируемая очередными прикосновениями, на этот раз Андрей не мог молчать.        — Люблю тебя, — тихо говорит он, в какой-то степени нарушая их привычную идиллию, но от этого чувствует себя только лучше, переплетая их пальцы. — Сильно-сильно люблю.       — И я тебя люблю, солнце, — какими бы смущающими не были для Андрея подобные прозвища, только Гостеру можно было обращаться к нему так, как ему было угодно. И благодаря этой искренности Винди млел в родных объятиях.        И, хоть они могут спокойно обходиться без слов, порой самое заветное и животрепещущее стоит произносить вслух, дабы в очередной раз услышать любимый голос, несколько искажённый смущением и безграничной нежностью, вкладываемой в произнесённые слова.