***
Ему четырнадцать. Впереди — новая жизнь, куда интереснее прошлой. Семья — это, конечно, важно, но только коль есть за душою что-то. У него же лишь сотни чужих историй, крутящихся в голове, да легенда о небесном ките, почему-то так въевшаяся в него. Мёртвая снежная пустошь кругом. Нет назад пути и дороги вперёд — кто он? зачем и куда идёт? Метель завывает волком, медведем сбивает с ног. О чём он думал, глупый, какой ожидал итог? Как лёд под ногами хрустит земля. Забилось бешено сердце загнанное у мальца, охотник попался в капкан и сам теперь дичь. Разевает бездна тёмную пасть, почуяв добычу. По ту сторону нет ничего — ни вод, ни космоса... ни врагов? О, как бы не так! Пустота тянет лапы, впивается сотней глаз... «Не хочу умирать, пожалуйста, не сейчас!»***
И нечто внемлет его словам. Позволяет погибнуть потом. «Очнись». Кто... Где он? К каким попал существам? Вскакивает — около сплошь тихий мрак. Жив или мёртв? «Пошевеливайся, сопляк». Солнце рыжее изучают, всматриваются в него. Беззвучие режет китовая песнь. Сказка и жизнь вмиг сплетаются здесь. Бесовское созвездие в зеркале вод родилось. Их судьбы теперь — слитое естество. Он не подозревает даже, _кого_ и _что_ пробудил. Невольно себе подписал приговор — не простят правосудия шестерни, вердикт: в существовании своём виновен. И пленник Тартара замечает _её_ на сплошь чёрном фоне. Раскрытая, подплывает к нему фигура неощутимо и быстро. Он рефлекторно успевает отбиться, металла лязг — аккурат у ярёмной вены. Клинок держит крепко, бесстрашно и смехотворно юнец, ставший тёмного Королевства мишенью. Хохочет довольно и внемлет боец: «Жить хочешь? Значит, вставай и не ной». И с первой разбитой губой пристрастился к схваткам, влюбился в кровавые брани. Рассудком рехнулся, волю отдал чертям без остатка. По-детски весёл и до костей изранен. Зверь внутри мечет и рвёт! Ярость выходит из берегов, наводнением рушится, тащит на дно живыми ещё, растворяет в себе без следов... Гибели вестник сияет очами пустыми, впитав в себя ложь.***
Заржавел за три мирных рассвета нож. На поверхности всё как всегда; не изменилось с пропажи его ничего, здесь время обыкновенно течёт, привычно родны смертоносные холода... И наконец в этой снежной глуши сбежавший нашёлся. Покалечен, но жив! Жмёт к себе, к сердцу ближе счастьем убитая мать. Они блудного сына искали всей неразлучной семьёй... Они помнят его трусом и размазнёй, им окажется до безумия страшно сознать — того, кого помнили, больше _нет_. «Я — не он. Смотрите, любуйтесь, гордитесь же — это есть хаос во всей свирепой красе!» За ним вереницей тянется алый след, сотканный из драк и брошенных сдуру перчаток. Морепеску нонче он видится психопатом, двинутым на голову дураком, науськанным — кем-то, нет, чем-то — псом. Клыки впиваются в чужую плоть почти, чуть-чуть ещё, и непростительное бы совершил, но отец его успевает схватить, от противника оторвав грубо и резко. «Не будет уже как в детстве, кончились сказки, ты сам оборвал их нить! Гляди, всем здесь приносишь катастрофы одни, так может, служенье Царице тебя усмирит!» Ошибся. Претворилось по иронии наоборот. На радость войску, на горе семье и в особенности врагам отсюда началось восхожденье «Чайльда» по головам, дисциплина военная — раздолье целое для боёв. Хаотичный характер никому хорошего не сулит; о, север, обойдётся ль без происшествий?..***
Небосвод — бескрайность лживых созвездий. Из множества их одно — небесный кит.