Unspoken

Иногда Нанами кажется, что его слов совершенно не хватает. Не хватает, чтобы выразить все чувства, мысли, что переполняют его голову каждый день. Не хватает, чтобы передать звенящую порой тишину или пульсирующую тревогу. Не хватает, чтобы показать всю боль или сожаления, которые он испытывает. Нанами старается. Но прежде чем что-то сказать, он тщательно всё обдумывает, пропускает через несколько внутренних фильтров, взвешивает и анализирует. Как будто есть некая комиссия в голове, которая строго оценивает каждое слово, отбраковывая всё лишнее и неважное и вынося финальный приговор. Именно поэтому каждое его слово выверено, а фразы чёткие и ёмкие. Лучше сказать мало, но по делу. Сложные системы исправно работают при должной эксплуатации, главное следовать правилам. Уж с этим у Нанами проблем нет. Так привычнее и так правильнее. Всё начинает рушиться ровно в тот момент, когда взгляд Нанами дольше нужного задерживается на широкой белозубой улыбке сильнейшего шамана их поколения. Один раз. Другой. Третий. Системы начинают сбоить: где-то точно загорается красная лампочка, надрывается сирена, а здравый смысл кричит в рупор, предупреждая об опасности. Если бы Нанами это слышал. Ощущения странные — словно ты всю жизнь до этого ходил в очень тесном и неудобном костюме, и в плечах он тебе по размеру не был, и сковывал движения до судорог, но теперь его как будто нет. Непривычно. И вроде бы хочется расправить плечи, вытянуться в полный рост, набрать полную грудь воздуха и крикнуть от радости. Но ты всё ещё помнишь про системы, и правила, и фильтры. Страшно. Как потеря контроля над всем, что всегда работало чётко. Совместные задания, учёба и тренировки. Иногда с ребятами, иногда только с ним. Голос его дурацкий и тяга к сладкому, желание постоянное трогать людей, трогать Нанами. Вес и тепло его руки на плече у Нанами, тёплый шёпот на ухо, вещающий всякие глупости, вечно утащенный пудинг в столовой — всё это стало уже частью обыденности дней, если не думать о том, как колотится сердце. На каждую его шутку слова колючками дикобраза вылетают в ответ прежде, чем Нанами успевает подумать. Это пугает, разумеется, но заливистый смех в ответ скрадывает все тревоги. Водоворот эмоций утаскивает Нанами на самое дно, то самое тёмное дно с постыдными желаниями и беспокойными снами. Они всё копятся и копятся, налипают друг на друга как снежный ком и катятся бесконтрольно, снося всё на своём пути. Слова, слова. Сейчас бы подобрать самые нужные и важные, чтобы решить все проблемы разом… Когда Нанами засыпает, перед глазами у него стоит и улыбается самой красивой улыбкой Годжо Сатору. Свыкнуться с тем, что системы работают из рук вон плохо, трудно. Но выбора не остаётся. Нанами всё ещё много думает над тем, что можно сделать. Иногда действия лучше слов. Пусть это и не вписывается в правила, но разве нельзя придумать новые? Если система работает неисправно, нужно что-то менять. Действовать, а не говорить. Звучит так просто, но на деле оказывается сложнее, чем сразиться с проклятьем первого уровня. С Сатору по-другому, кажется, и не могло быть. Он предлагает спарринг в закрытом зале. Нанами лишь кивает, внутренне напоминая себе «Действия, а не слова». Рот Сатору не закрывается ни на минуту — слова льются рекой, у которой не видно ни берегов, ни дна. Под таким натиском, уворачиваясь от хуков и пинков, Нанами пытается сохранять хладнокровие. Но у Сатору как будто своя задача — обязательно получить ответную реакцию от Нанами; он бомбардирует его шутками, подколками, ходит по грани нервов Нанами, у которого раздражение, помноженное на скопившееся напряжение, растерянность, недосып и первую в жизни влюблённость, даёт взрывоопасный результат. Нанами нужна секунда, чтобы в особо удачный момент поставить Сатору подножку и повалить его на маты. Мгновенье замирает, когда Нанами смотрит на Сатору сверху вниз, прижимая его всем весом к полу. Лёгкое удивление Сатору сменяется ехидной улыбкой, но любоваться ей Нанами долго не приходится — поток болтовни Сатору продолжается с удвоенной силой. Нанами перестаёт слушать — нет в этом смысла. Он лишь наблюдает за движеньями губ, изредка мелькающим языком. Завораживает. В голове снова проносится мысль о действиях вместо слов, и, повинуясь порыву, Нанами прижимается губами к Сатору. Беспрестанный поток речи останавливается. Становится так тихо, что Нанами слышит, как в ушах стучит пульс. Губы у Сатору мягкие, чуть дрожат, пойманные на полуслове, но робеет он не долго — рука уверенно ложится Нанами на затылок, прижимает ближе. Поцелуй выходит за рамки скромности стремительно, языки касаются друг друга, воздуха перестаёт хватать. Нанами отстраняется первым. Кажется, будто его крепко приложили, в конце концов, они в тренировочном зале — всё логично. Нелогично, что на губах он чувствует чуть сладковатый вкус пудинга, а под ним распластался довольно выглядящий Сатору. «Действия, а не слова». Кто ж знал, что по ощущениям это будет сродни прыжку с отвесной скалы в воду. На удивление Сатору молчит, только улыбается и поглаживает волосы Нанами. Прикосновенье его нежное, почти ласковое, такое непривычное, но такое приятное, что хочется провести так остаток дня, а, может, и жизни. Нанами не уверен. Но он точно знает теперь, что даже если слов недостаточно, всегда есть действия. И порой они эффективнее всего остального.