la vie en rose

      Модельер дома мод Илина, месье Вэйс, знаменит своей вычурностью и броскостью: он не сторонится ярких красок, бросающихся в глаза необычных фасонов и дерзкого самовыражения.       Журналы пишут: «Вэйс — король андерграунда, гениальный дизайнер и творец, восставший из красного пламени, бросивший вызов всему миру моды, покоривший десятки тысяч дамских сердец…       Слухи утверждают: «обольститель и плейбой, пользующийся своим положением и сладкой внешностью».       Вэнь Цин же, его подруга, по совместительству — менеджер, видевшая всё и вся, ворчит в трубку: — Вэй Ин! Показ новой коллекции через два дня, где тебя носит?! — Дражайшая моя! — восклицает тот так громко, что девушка, скорчившись, отодвигает от уха телефон. — Разве можно будить меня в такую рань в мой единственный выходной? — Воскресенье было вчера, — чеканит она. — Двенадцать часов дня для тебя — рань?! Я, конечно, знала, что ты после очередной тусы в баре будешь дрыхнуть, как убитый, но не думала, что наглость позволит тебе спать до самого обеда! Очнись! С десяти нужно было быть в Илине! — Почему ты раньше меня не разбудила?! — Прости? — усмехается Вэнь Цин злобно. — Я, что, будильник тебе? В отличие от некоторых, кое-кто с утра бегает по важным встречам и делам. — Господи Боже! — вскрикивает Вэй Ин, увидев в углу экрана время, и вскакивает с кровати, неуклюже надевая пушистые тапочки. — И правда! Понедельник! Съемки лукбука! Прошу, скажи, что ты смогла всё разрулить! — скулит он и тормозит перед зеркалом в ванной: в голову ударяет ноющая после похмелья боль. — Смогла, разумеется, — закатывает та глаза. — Но придется сниматься до часу ночи. И заплатить всем огромный гонорар. — Конечно-конечно, — выдохнув, улыбается Вэй Ин самому себе. — А мероприятие в Гусу? Прошу, скажи, что я успею на него попасть! Я не прощу себе! — У тебя ровно час, чтобы приехать в Илин. Закончим важные дела, и поедешь к своему ненаглядному. — Ты лучшая! Я пулей!       Он понятия не имеет, как бы выживал без Вэнь Цин, спасающей его задницу из любого пожара… Да, небольшое чувство вины за свою безответственность и отсутствие пунктуальности изредка грызет, однако уходит за ручку с оправданием: за работу ей отлично платят. К тому же, они часто обсуждали эту тему, и, благо, всё решалось мирно.       По расписанию, с десяти до двенадцати ему нужно было приехать на съемки лукбука новой, летней коллекции, обещающей стать очередным фурором. После — заключение контрактов с моделями и проверка уровня готовности к показу. И мероприятие в Гусу вечером, с семи до девяти, в честь десятилетия с момента открытия. Вэй Ин, читая приглашение, в очередной раз не верил своим глазам. ***       В прошлом году его первый показ стал самым обсуждаемым событием Парижа: тогда-то и стал Вэй Ин, взявший псевдоним «Вэйс», узнаваемым. Он, открыв собственный бренд, и подумать не мог, что добьется столь ошеломительного успеха за короткий срок: не сосчитать количество статей и новостных сводок, посвященных его творчеству в сфере создания одежды!       Однако, что общество, крутящееся в СМИ, обожает больше всего? Скандалы!       Так, один известный журнал опубликовал статью, в которой детально сравнил стиль модельеров «Гусу» со вкусом и подачей одежды Вэйса в форме некого противостояния классики и андерграунда — полной её противоположности.       Разумеется, реального соперничества между «Илином» и «Гусу» в помине не было. Но все сочли его возможное существование острым блюдом, подающимся к обсуждению сплетен.       Вэй Ин, как и обычно, горел от бредовых слухов, вертящихся вокруг его личности: мол, он бросает вызов самомý Денди, знаменитому модельеру дома мод «Гусу». Почему? Да потому что фасоны по чистой случайности оказались удивительно похожими, а подача…       Не пытался он никого высмеять! Особенно приверженцев философии дендизма — Ланей, право слово, кому в голову взбрела такая клевета?! И всё из-за фасонов и того, что весенние показы прошли в один и тот же день!       Во всяком случае, извержение вулкана в его голове прекратилось, не успев разрастись.       Всё произошло как-то само собой: то был привычный вечер в студии в привычной обстановке — за эскизами и оценкой новых тканей, с привычным окружением — швеи, дизайнеры и художники. Неожиданный звонок от Вэнь Цин с просьбой проверить почту компании. Письмо из «Гусу». Приглашение на мероприятие. Закрытая вечеринка в честь двадцать четвертого дня рождения Денди.       Вэй Ин перечитал раз, два, пять, и глаза его от шока улетели прямиком в небо.       Идти было страшно: мало ли, вызвали специально в недобрых целях! Это было маловероятно, поскольку «Гусу» — дом мод с чистейшей репутацией. Они не создают скандалы, ровно как и не принимают в других никакого участия. И всё же, мало ли!       Вэй Ин никогда не хотел связываться с ними, он, по правде говоря, вообще не планировал налаживать со всеми членами мира моды контакты. Думал открыть свой маленький домишко и жить на то, что будет, а оказался на вершине, да на такой, где его творчество сравнивают с работами великих мастеров!       Но любопытство жгло изнутри. Касалось оно, безусловно, модельера Денди, на чей день рождения он ехал. О Денди Париж едва ли что-то знает: неизвестные источники утверждают, что сын основателя дома мод «Гусу» красив и умен настолько, что мир попросту такого не вынесет. Ко всему прочему, статен, богат и… женат. О последнем глаголят журналы и сайты, пишущие всякий бред (однако многие чтут эту теорию логичной и реальной). Его семья, в свою очередь, заявляет, что Денди просто-напросто не хочет даже мало-мальски публичной жизни.       Вэй Ин не мог упустить возможность встретиться с такой интригующей личностью с глазу на глаз. Не простил бы себе.       Подарок выбирал долго, процесс был мучительным. Что понравится тому, у кого, вероятно, есть всё? Любит ли Денди искусство, кинематограф, книги? Ни одного интервью, даже «безликого»! Никакой информации!       Пришлось гадать и доверяться интуиции. И сделал Вэй Ин собственными руками… шарф молочного оттенка. Шарф, в дизайне которого сумел представить грамотное сочетание делового стиля с излюбленными им дерзкими элементами, на которых и сделан акцент. А именно — вышитые ядерно-красные лотосы с одной стороны, и ультрамаринового — с другой. Для эффекта, перед упаковкой, он аккуратно побрызгал лотосы своим парфюмом, чтобы аромат был едва уловимым. И всё же был. Зачем? Просто потому что.       В итоге, в коробке помимо основного подарка оказалось элитное вино, браслет с лотосом из голубого бриллианта за баснословные деньги (Вэй Ин чувствовал необъяснимую необходимость сделать самый дорогой и лучший подарок из всех, благо, здесь жутко выручили связи — спасибо, Не Хуайсан!).       В общем, он остался дико собой доволен. Странно, наверное, незнакомому человеку дарить что-то настолько изысканное и редкое, и всё же Вэй Ин нутром чуял: так должно быть.       И не ошибся.       Потому что Денди сразил его наповал… всем.       Утонченностью, элегантностью, манерой общения (исключительно отстраненной по отношению к нему, и всё-таки), горящим взглядом, действительно чарующей внешностью, мимикой, загадочной харизмой, выраженной в морозе. Всем без исключения.       Вэй Ин думал, что ноги его не удержат, когда подойдет к нему подарок вручать. Какое-то время он просто нагло и беззастенчиво пялился, стоя в сторонке и не решаясь шагу навстречу ступить. Но Денди, ко всему прочему, обладал и чутьем, способным вычислить негодника: их взгляды встретились уже через минуту. Тогда-то Вэй Ин и сгорел изнутри.       Про подарок Денди ничего не сказал. Принял, убрал в сторонку к остальным пакетам и коробкам, коротко отблагодарил и продолжил разговаривать с амбассадорами «Гусу», всячески избегая диалога с ним. Вэй Ин мешкался, как на иголках: пытался подступиться, завести разговор в своей игривой манере (иначе не умеет), но тот только хмурился и хмыкал в ответ, пока именинника в конце концов не уводил кто-то другой. Приходилось непринужденно болтать со всеми, кто лез уже конкретно к нему. Денди был на расхват: абсолютно каждая живая душа, попавшая на мероприятие, пыталась заполучить хотя бы минуту его времени. Вэй Ин не сдавался до последнего, до того момента, как тот отвел их подальше от толпы и сказал размеренное: «Ценю ваш интерес, но, пожалуйста, более не тревожьте меня».       Он, услышав это в свой адрес, испытал много противоречивых чувств. В сердце неприятно кольнуло: неужели его чрезмерная энергичность, бьющая ключом, настолько для него невыносима? Тогда к Вэй Ину впервые за долгие годы вернулась неприязнь к своему неизменному характеру. Но точно так же, как появилась, исчезла, ибо цепочка происходящего напоминала скачущую вверх-вниз линию пульса. Потому что к концу мероприятия старший брат Денди попросил его задержаться. — Месье Вэйс, — кашлянув, заговорил модельер с псевдонимом Нефрит. — Меня очень заинтересовали ваши взгляды на старую и новую моду. Празднество вышло слишком шумным, хотел предложить, если у вас нет иных дел, подискутировать в более спокойной обстановке. И познакомиться поближе. — А… — неловко почесал затылок Вэй Ин. — Да, с радостью!       Нефрит привел его на балкон с поразительным видом на Эйфелеву башню. — Оставлю вас ненадолго, отойду за коктейлями, — бросил тот с подозрительной ухмылкой и исчез за высокими шторами, скрывающими дверь.       На небольшом балконе, с двумя диванчиками по обе стороны крохотного круглого столика, мирно стоял Денди. Спиной к нему, слава Небесам.       Сердце Вэй Ина забилось в бешеном ритме, но он старался вести себя естественно. — Надо же, сама судьба хочет нас как следует познакомить, — ляпнул первое, что пришло на ум, и подошел ближе, также оперевшись локтями о широкие белые перила. — Как ощущения после праздника? — Никак, — бросил Денди холодно, хотя Вэй Ин ответа и не ждал. — Не люблю шумные мероприятия с кучей людей. На закрытой вечеринке настояла моя семья.       Вэй Ин наклонил голову, наскоро очертив его профиль, запечатлел момент и вздохнул, подумав о том, что такое отношение вполне объясняет его скрытность и нелюдимость. В конце концов, на всеобщее обозрение Денди себя никогда не выставлял, вынуждая простых людей восхищаться им вслепую. — И всё же я надеюсь, хоть какие-то приятные впечатления у вас остались, — улыбнулся он, бросив взор на верхушку Эйфелевой башни.       Прохладный ветер, неразборчивые разговоры веселых гостей, вышедших подышать воздухом, откуда-то снизу. Розовое небо с облачными домами и полупрозрачным полумесяцем. И тот, кто опьяняюще действует на его сознание, просто стоя в метре от него. Весна в Париже отличается от других, особенно — эта. — Денди, какое ваше любимое время года? — лицо Вэй Ина тронула озорная улыбка. Кажется, собеседник настроен к нему не до жути враждебно, как был до. — Такого нет, — вздохнул Денди, и мускулом не дрогнув. — Что вам нравится в искусстве? — Конкретнее. — Живопись? — Во всех стилях есть что-то цепляющее. Зависит от художника и вложенного смысла.       А он не промах, как и ожидалось! Вэй Ин принялся воплощать мечту в реальность: знакомиться. И если первоначально желанием управляло чистое любопытство, сейчас — неподдельный интерес и тяга узнать его ближе, как человека. — Музыка? — Исключительно спокойную. Тяжелая мне не подходит.       Вэй Ин старался вдавить стопы в пол, дабы не начать довольно на месте подпрыгивать. Лаконичные ответы Денди умудрялись быть максимально содержательными, изумительно!       Нефрит вернулся неожиданно, но дать расстроиться Вэй Ину из-за прерванного контакта с настоящим божеством не дал. Всего-то положил на столик два бокала, наполненных безалкогольным коктейлем, и сказал: — Месье Вэйс, прошу прощения. У меня появились неотложные дела. Надеюсь, вам с Денди удастся найти общий язык, — и, вновь престранно улыбнувшись, Нефрит исчез.       Как будто бы удалось. По крайней мере, всё было, как в сказке: тот вечер поистине был чудесным. Вэй Ин не понимал и не хотел разбираться в магических переменах в поведении Денди: с отстраненного и морозного на спокойное и к себе располагающее. За три ничтожно коротких часа ему словно удалось расспросить его обо всём, что хотелось. Он никогда не сумеет передать степень эйфории, что одурманила его тогда. Эти эмоции не поддаются логическим объяснениям, нет причин и следствий, было лишь чувство. Яркое и всеобъемлющее, возвышенное чувство, позволявшее летать и делать невозможное.       Они проговорили до десяти часов вечера, дождавшись мерцающих огней. Двадцать тысяч лампочек засверкали на Эйфелевой башне, озарив ночной Париж. Вэй Ин представлял, что остался с Денди один на всём белом свете. Ощущение было до мурашек восхитительным.       Однако то был единственный раз, когда им удалось так сблизиться. После и по сей день Денди почти не взаимодействовал с ним. Да, дом мод «Гусу» продолжил регулярно приглашать его на закрытые мероприятия. Но искра, которую Вэй Ин сохранил в своей душе с момента их первой встречи, с каждой новой продолжала гаснуть. Это причиняло неописуемую боль, что порой хотелось разорвать себе грудь, избавившись от сердца. Денди на любую попытку поговорить больше двух минут реагировал остро и холодно, делая надрез на нити, связывающей их отношения.       Друзья твердили и твердят: «жизнь продолжается». Однако из-за неуправляемых чувств, поджигающих нутро, она не продолжалась, а болезненно тянулась. И пришлось Вэй Ину жить так, как получалось лучше всего: делать вид, что всё отлично. Самоуничтожаясь от невзаимной любви, он чувствовал себя полнейшем придурком. Но поделать ничего не мог, как не пытался. Денди напрочь засел в сознании, в сердце, в душе.       Друзья твердили и твердят: «Это пройдет». Не проходит. ***       Вэй Ин наспех приводит себя в порядок: в удвоенной скорости моется и сушит голову, решив не выпрямлять волнистые от природы волосы, не заморачивается над составлением лука, надевая первый костюм, что поймала рука в шкафу. В целом, подходит отлично: не чрезмерно яркий и выделяющийся, как преобладающая часть его вещей.              Черная рубашка из дорогого шелка с алыми узорами в виде сухих деревьев нежно касается тела и выделяет ключицы. Свободные брюки, выполненные из того же материала, и ярко-красные кожаные хайкеры. Вэй Ин осознает, что именно в этой обуви он был в день их знакомства. С тех пор не надевал, кстати: достал вот, сейчас, из коробки, спрятанной в шкафу.       Долгое время Вэнь Цин пыталась уговорить его прекратить посещать закрытые мероприятия от «Гусу», на которых они с Денди обязательно столкнутся. С какой-то стороны это логично: не ковыряй рану, если хочешь, чтобы она рано или поздно зажила.       Но Вэй Ин давно для себя всё решил. Отказываться от возможности хотя бы мельком взглянуть на того, кто будит в нём спящего огнедышащего дракона, невозможно. Лишь благодаря Денди он вспоминает о том, что такое искренние, настоящие эмоции, ничем не приукрашенные. Вэй Ин назвал своё чувство «синим счастьем». Видеть того, о ком мечтаешь, на близком и одновременно бесконечном расстоянии от себя, дышать с ним одним воздухом — это то, что рождает в нём синее, как океан, чувство. Оно одинокое, но вместе с тем стойкое и спокойное, из чего следует особого рода счастье. Денди жив и здоров, на него не запрещено смотреть, лучшего расклада и не представить.       Водитель пишет, что подъехал. Вэй Ин натягивает улыбку и, взяв с собой лишь заряженный телефон с паспортом и картой, бежит к лифту, выпив по пути обезбол. М-да уж, вчера он явно… переборщил, раз не помнит, с кем говорил и на что соглашался. Такой расклад для него после алкоголя — один на миллион.       Хоть бы не создал самому себе проблем! Кажется, в том баре с ним столкнулась журналистка… Воспоминания расплывчаты и туманны. Впрочем, не стоит издеваться над своими мозгами. Само рано или поздно вспомнится.       К месту он успевает вовремя: для мероприятия было арендовано трехэтажное старинное помещение, известное своей богатой историей. Все собираются в банкетном зале.       Вэй Ин выходит на улицу, тут же сталкиваясь со знакомыми лицами: итальянскими модельерами близнецами в компании китайских актеров: Ван Ибо — амбассадора Гусу, и Сяо Чжаня — представителя его бренда. — Ого, кого я вижу! — восклицает он сразу, расцветая. — Сяо Чжань, давно не виделись. — Бонжур, месье Вэйс, — широко улыбается тот в ответ и жмет ему руку. — Должны были сегодня на съемках лукбука, но вы не пришли. — Да-да, виноват! Уж прости!       Все обмениваются приветствиями и любезностями, после чего заходят внутрь. Вэй Ина в одночасье охватывают волнение, страх, предвкушение и нездоровая радость. Он не может сконцентрироваться на общении с кем-то: каждые пару секунд отводит взгляд в сторону скоплений людей, широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Ищет. Ждёт. — Простите, друзья, — вздыхает Вэй Ин, окончательно потеряв нить общего разговора. — Я отойду за закусками.       Где. Где же он? Не может же Денди не явиться на такое важное мероприятие?! В помещении прохладно, однако Вэй Ин потеет. Идет уже двадцатая минута от начала: играет фортепиано, все что-то обсуждают, поздравляют вошедших без Денди Ланей. Он же обменивается с ними парой слов, поздравляет в наигранно веселой манере, и возвращается в угол зала.       Ожидание убийственно.       Все начинают гудеть, собираясь у входной двери. Уши вылавливают из общего гула «Денди», и тело прошибает током. Пришел, наконец-то, явился!       Вэй Ин прислоняется спиной к холодной стене, украдкой всматриваясь в расступившуюся толпу. Все приветствуют виновника волнений, обмениваются пожеланиями, улыбаются. А он судорожно пытается дышать и стоять. Видит передвигающегося, как в замедленной съемке благодаря своей изящности, Денди. Перестает моргать и замирает.       Тот не особо изменился: всё так же красив, всё так же лаконичен в выражениях, элегантен и бесподобен. И снова на нём дурацкая белая рубашка с длинным рукавом (на дворе лето), заправленная в светло-серые классические брюки. Вылизанные лакированные туфли. Уложенные каштановые волосы с парой длинных прядей, касающихся подбородка.       Дух захватывает. Великолепен. И снова, снова, всё как в первый раз: Денди будто чувствует Вэй Ина и поворачивает голову, одаривая его бесчувственным, стеклянным взглядом. Пара секунд длится целую вечность, и Вэй Ин продал бы душу, лишь бы время остановилось.       Денди не затягивает зрительный контакт, продолжает приветствовать гостей и в конце концов оказывается в компании своей семьи.       Их встречи за два года можно сосчитать по пальцам. Ровно седьмая, если брать в счет и самую первую. Каждая — как перерождение.       В этой Вэй Ин решил вести себя иначе. Не цепляться и не лезть. Не пытаться построить что-то, основанное на собственных иллюзиях. Он возьмет от образа Денди всё, что сумеет унести. Запомнит в мельчайших деталях, чтобы ежедневно прокручивать в голове одну и ту же картину. Никаких больше: «Ш-ш-ш, месье Денди, во Франции при встрече принято целоваться!» «Что ж, аревуар, месье Денди, — и кладет в передний карман его пиджака крохотный искусственный пион из бисера, который купил специально для него, — Надеюсь, до скорой встречи!» «Наконец-то я выловил вас! Как настроение? Чем особенным занимались с момента нашего последнего расставания? На следующей неделе, в среду после обеда, я поеду на выставку картин Яцека Йерки, хотите со мной?»       Проходит полчаса.       Начинают играть джаз.       Вэй Ин успевает осушить три бокала вина и четырежды сменить свое местоположение. Многие гости отмечают его подозрительную молчаливость, благо, тактично помалкивают, когда с ним заговаривают.       Проходит ещё полчаса.       Джаз заканчивается, и все возвращаются к светским да богатым беседам.       Однако если Вэй Ин не создает бурю, буря мчится к нему сама. — Ого, месье Вэйс, поздравляем! — к нему подходят итальянцы, с которыми они пересеклись у входа. — Наконец-то вы официально объявили о своих отношениях, весь Париж гадал, кому же достанется такой завидный жених!       … Чего? — Ох, ребят, вы, кажется, ошиблись, — смеется Вэй Ин, похлопывая их по плечу. — Разве? — на их смуглых лицах одновременно проскальзывает недоумение. — Уже час как пишут повсюду, что вы официально подтвердили свою связь с певицей Мянь-Мянь. — Что? — обескураженно выдает Вэй Ин, корчась от одной мысли об этом. — Друзья, кому как вам не знать о куче слухов, распускаемых в интернете всякими идиотами! — Месье Вэйс, но ведь есть и фото… — Какое фото? — начинает он не на шутку злиться.       Один из итальянцев тычет ему в лицо экраном телефона, на котором… он сидит с Мянь-Мянь на диванчике в баре… Кто это сфотографировал?! Какое официальное заявление, откуда это… взялось? Воспоминания о вчерашнем дне разом прокатываются в мыслях, вызывая головокружение. Элитный бар. Много алкоголя. Знакомые, среди них — певица Мянь-Мянь, приехавшая в Париж отдохнуть. Просьба. «Мне нужно замять это… в общем, сделать так, чтобы все обратили внимание на что-то другое… понимаешь, Вэй Ин?» «Да…» «Так ты согласен помочь?» «Конечно, мне не трудно…» «Отлично, тогда завтра объявим о наших отношениях, и через месяц скажем, что расстались…»       Катастрофа! Вэй Ин, дурацкая ты голова! — Это неправда, — выдает он непривычным для себя басом и стремительно покидает банкетный зал, прячась в уборной на втором этаже. Все провожают его удивленными взглядами, и тошно даже вслушиваться в содержимое разговоров, очевидно, всецело вобравшее в себя новость о том, что у него есть девушка.       Восемь пропущенных от Вэнь Цин. — Дерьмо, — стонет Вэй Ин, ударяясь лбом о кафель.       Надо уезжать. В Илин. Чем быстрее решится эта проблема, являющая собой вселенского масштаба недоразумение, тем лучше.       Умывшись ледяной водой, Вэй Ин выходит в коридор и дергается от неожиданности. Напротив двери стоит Денди и глядит на него исподлобья пугающе потемневшими янтарными глазами. — Привет, — вылетает изо рта само собой. В груди сгущается неприятный комок.       Есть ли смысл говорить что-то еще? Притворяться тем, у кого всё прекрасно? Пытаться продлить их нахождение наедине? Каких-то пять минут назад он, обуреваемый всевозможными эмоциями, наблюдал за Денди, наслаждающимся джазом.       Сейчас же все, включая его, считают, что Вэй Ин давно в отношениях. Да, взаимность со стороны Денди — нечто, что может существовать в какой-нибудь альтернативной Вселенной.       Но меньше всего он хотел обсуждений своей личной жизни и того, чтобы тот, в кого он безнадежно влюблен, считал его плейбоем, вертящимся вокруг девушек. Вэй Ина из-за его характера и без того весь Париж якобы в шутку нарёк распутником, не хватало начаться заварушкам с фэйковыми отношениями! — Приятного вечера, Денди, — последнее он произносит так, словно словом роняет драгоценный камень. Вкладывает в обращение всю душу, надеясь, что тот почувствует хотя бы капельку от того, что чувствует он на протяжении двух лет.       И они расходятся. Как будто навсегда. Денди исчезает в противоположном конце коридора, за дверью неизвестной комнаты. Вэй Ин же возвращается в банкетный зал и, игнорируя направленные на него десятки глаз, мчится к выходу.       Но тут на его плечо ложится чужая ладонь. — Месье Вэйс. — Нефрит? — выдыхает он, — Я прошу прощения, у меня появились неотложные дела.       Повторяет точь-в-точь за ним: то же самое тот сказал на балконе когда-то давно. — Месье Вэйс, — всё равно останавливает его шаги Нефрит. — Пожалуйста, поговорите с моим братом.       Что? — В смысле? — хмурится Вэй Ин, ощущая дискомфорт из-за того, что все на него смотрят.       Нефрит же сокращает расстояние и произносит так, чтобы расслышал только он один: — Лань Чжань поднялся на второй этаж за вами.       Лань Чжань… Денди? Это… его имя?… — За мной? — его брови взлетают вверх. Бред какой-то. С какой целью? Просверлить в нём дырку и, ни слова не сказав, уйти? — За вами. Окажите честь: вернитесь и поговорите. Я вас очень прошу.       На него давит весь банкетный зал. Все с замиранием сердца ждут чего-то интересного, хоть и не ведают, что творится на самом деле.       Мысли превращаются в один ком: мало того, что он вляпался, ко всему прочему совершенно не выспался. Вся энергия ушла на синее счастье.       Ладно. Мало ли, Денди желает объяснить причины своего откровенного избегания. Или высказать, наконец, всё то, что о нем думает. Если Нефрит не лжет, что маловероятно с учетом Ланьского следования принципу «быть честным», Лань Чжань шел к нему с определенной целью: что-то сказать.       Пусть лучше гадости от жизни вывалятся разом, нежели будут кошмарить его несколько дней подряд.       Вэй Ин собирается с духом и, дальше упорно игнорируя внимание всех, достаточно грациозно поднимается наверх. Немыслимо: Нефрит лично попросил его побеседовать с Денди. Его! Как кстати: единственное, из-за чего он готов оттянуть решение проблемы с заявленными всему интернету несуществующими отношениями — пара минут наедине с ним.       Потом ведь придется неизвестное число месяцев, а то и больше, ждать следующей встречи, ибо скромного и знаменитого модельера Денди можно встретить исключительно на мероприятиях от «Гусу». На которые его почему-то зовут и зовут.       Вэй Ин стучится в дверь: запомнил, куда зашел Лань Чжань перед их расставанием. Не ждет, что откроют, стук — просто способ объявить о том, что собирается войти. Дергает за ручку и заходит, приказывая сердцу замолчать.       Гостиная. Выполнена в стиле ретро с мягкими, сдержанными оттенками: по обе стороны от арочного окна без подоконника с видом на проклятую Эйфелеву башню, на которую невозможно без печали в глазах смотреть, стоят старинные книжные полки. В центре же раскинулись бежевые диванчики, расположившиеся на узорчатом коричневом ковре вокруг длинного столика, заваленного книгами. Камин из черного кирпича. Много картин, которые Вэй Ин не успевает разглядеть: всё внимание быстро забирает Денди, глядящий на окутанный звездным небом Париж с заведенными за спину руками. Услышав, что кто-то вошел, он тут же оборачивается, и лицо его приобретает многозначительное выражение, то ли расстроенное и подавленное, то ли недовольное и агрессивное. Вэй Ин судорожно улавливает мельчайшие изменения на чужом прекрасном лице, пытаясь счесть истинные эмоции. Безрезультатно. — Нефрит попросил меня подняться, — объясняется он, засовывая руки в карманы. Кондиционер работает, в комнате свежо, но ему невыносимо душно. — Денди хотел что-то мне сказать?       Лань Чжань молчит и хмурится, тупо испепеляя его взглядом. Ну чего он от него ждет? — В моей компании вы всё так же немногословны. Неужто теряете дар речи при виде меня? Я настолько неотразим? — Вэй Ин впервые в жизни бросает недо-подкаты так, словно ядом плюется. Ему обидно и больно. — Видимо, так и есть, — пожимает он плечами, делая несколько шагов навстречу. — Лань Чжань?       Денди дергается, но так ничего и не говорит. — Слушай, я понятия не имею, что я тебе сделал, — переходит на «ты» и хмурится уже Вэй Ин, пока чувства вкалывают в его сердце отравленные иглы, и невольно сокращает дистанцию, надеясь, что Лань Чжань подаст голос и скажет свое коронное: «Держись на приличном расстоянии». — Но если есть, что сказать, говори сейчас. Если держишь на что-то обиду, скажи. — Ты, — шипит Лань Чжань от неясно откуда вспыхнувшего гнева, хватая его за плечи, разворачивая и вдавливая в окно, чудом не треснувшее от столкновения. — Это правда? — Что? — хлопает глазами Вэй Ин, нервно улыбаясь. Что за поворот? Нефрит смерти его хотел, что ли, когда отправлял сюда? Впрочем, умереть от рук того, в кого по уши влюблен… Трагично, но такой конец вполне удовлетворяет.       Однако, что происходит? Неужели он окончательно вывел Лань Чжаня из себя? За что же тот так его презирает?!       Обида заполняет всё его естество, и Вэй Ин впервые стоит на грани выплеска эмоций. Особенно сложно от того, что Лань Чжань так убийственно близко. — Ты и Мянь-Мянь.       Э? — Отчего же месье Лань интересуется моей личной жизнью? — ядовито заигрывая, спрашивает Вэй Ин, которому совершенно непонятны мотивы перед ним стоящего. В глазах позорно щиплет. — Если хочется быть на её месте, будь! У тебя изначально были все шансы!       Кажется, он перестал контролировать то, что говорит. Потому что больно: эта странная тяга к тому, кто никогда в жизни не взглянет на него с теплотой, уничтожает изнутри, грызет, режет уже на протяжении второго года. Угораздило же выбрать среди миллионов людей того, кто всегда будет отдаляться, как бы не бежал за ним…       Мысль прерывается.       Потому что Лань Чжань ударяет по выключателю света, оказавшемуся на стене меж рамой окна и книжной полкой, погружая их в кромешную темноту. О том, что это максимально странное место для выбора выключателя, не хватает времени подумать.       Вэй Ин теряется, хочет было съязвить ещё что-нибудь, но слова застревают в горле: чужая ладонь резко хватает его за подбородок, приподнимая лицо, и время останавливается.       До него не сразу доходит, что происходит. К сухим губам грубо приникает что-то мягкое, кажущееся горящим в огне зефиром. К нему впервые прикасаются… так. Сердце, раньше разума осознавшее, кто именно стал первым, останавливается, напоследок пустив по венам не кровь, а лаву.       Голова идёт кругом, напряжение то спадает, то возвращается, пуская по телу волны тока.       Лань Чжань, не позволяя ему сбежать, целует его так, словно желает съесть. Он проводит горячим языком по нижней губе, кусает, проникает им глубже, овладевает и пленит, сильнее вжимая его руки в стену. Показывает всему Парижу, всей Вселенной, чьё. И Вэй Ин, одурманенный, позволяет, растекаясь, распадаясь на миллиарды огонечков. Ему становится плохо от того, насколько же на деле нездорóво хорошо.       Способность думать возвращается донельзя медленно. «Неужели» — первое слово.       Лань Чжань отстраняется, выпуская его руки. Комната слышит учащенное дыхание обоих. «Я ему небезразличен»       Вэй Ин боится представить, как выглядит сейчас: красный, лохматый и временно обессиленный. — Лань Чжань, — заговаривает он почти шепотом, восстанавливая дыхание. — Объяснишься?       Молчание. Резкие шаги в сторону двери. — Если ты сейчас уйдешь, — уверенные слова Вэй Ина останавливают того посередине комнаты. — Не узнаешь масштабов того, как чертовски я в тебя влюблен.       Какая-то часть сознания благодарит за выключенный свет. В темноте легче признаваться, говорить то, что так страшно было произнести даже в мыслях. Боле держать это в себе — издевательство.       Недалеко, у двери, виднеется лишь силуэт, на который медленно ложится белый свет луны. — С первой встречи, Лань Чжань. Два года. Я с ума схожу из-за тебя два чертовых года. Нет у меня никакой девушки и не было никогда, прежде я ни на кого не смотрел так, как смотрю на тебя. Никем не восхищался так, как восхищаюсь тобой. Никого не хотел, как хочу тебя. А ты меня к себе не подпускаешь и всячески избегаешь, хотя я не ждал взаимности, просто хотел быть рядом, слышать твой голос, каждый день узнавать что-то новое о твоей личности, — Вэй Ин делает паузу и набирает в рот больше воздуха, — А ты по неизвестным причинам прячешься, обществу не показываешься, у меня даже фотографии твоей нет, потому что на ваших закрытых мероприятиях нет фотографов в принципе, а гостям нельзя ничего и никого снимать. Я скупил все твои лимитированные коллекции, полюбил синие оттенки, безалкогольные коктейли и проникся музыкой, которую ты слушаешь. Десятки раз перечитал твои любимые книги и сто раз прокрутил в голове наш долгий разговор на балконе, в твой двадцать четвертый день рождения. Может быть, я сошел с ума, не знаю, никогда раньше не влюблялся, Лань Чжань, я не знаю, как это работает… — Остановись, — роняет Денди низким умоляющим тоном, и Вэй Ин стискивает зубы.       Боги, чем он руководствовался, выдавая все тайны своей привязанности? Тем, что Лань Чжань поцеловал его? К слову, об этом! С чего ради тот пошел на такой шаг?! Может, ему всё почудилось? Он закрывает глаза, запутавшись окончательно. Тишина длится ещё секунд пять, прежде чем Денди выговаривает негромко: — Прости меня.       Вэй Ин облизывает губы и поворачивается лицом к окну. Всё как по волшебству, как в кино: Эйфелева башня загорается тысячами огоньков, и впервые за два года у него нет к этой чарующей картине колющего отторжения.       Лань Чжань осторожно подходит сзади. Вэй Ин, слыша приближающиеся шаги, замирает. И лишь когда талию окольцовывают чужие руки, а голова упирается в его правое плечо, пульс с дыханием единовременно возвращаются. — Прости за то, что так долго принимал себя… — говорит Денди дрожащим голосом, и всё, что изумленный и до сих пор запутанный Вэй Ин может сделать — положить свои вспотевшие ладони поверх теплых, обнимающих его. — Я… чувствую к тебе то же самое. С первой встречи. Каждый день.       Иголки, которыми было утыкано сердце, вмиг исчезают, даря непередаваемые ощущения легкости и свободы. «Чувствую к тебе то же самое»… — Я обещаю всё тебе рассказать, — клянется Лань Чжань, крепче в него вжимаясь. — Ты только… прими меня. — Господи, о чем ты вообще… — тихо смеется Вэй Ин, откидывая назад голову. — Я страдал, мечтая о тебе два года. Как я могу не принять ТЕБЯ?       Денди нечего ответить: вместо слов он оставляет на его шее долгий поцелуй, и, прервавшись, идет дальше. Льнет ближе, вжимая Вэй Ина в себя, задерживает губы в районе сонной артерии, опускается ниже, впивается в кожу, словно вампир.       Вэй Ин на это издает глухой стон, разум мутится и блокируется, отдавая контроль над телом чувствам. Прямо сейчас наяву происходит то, что творилось в его влажных фантазиях.       Длинные пальцы Лань Чжаня проникают под шелковую рубашку, касаются разгоряченной талии; он всасывает кожу на шее в одном месте, дорожкой легких поцелуев смещается в другое, повторяя то же самое, бессознательно вынуждая Вэй Ина пьянеть. Денди сводит с ума, и несложно признаться — ему дьявольски нравится им болеть. Нравится, что синее счастье окрашивается в красное.       Лицо Вэй Ина останавливается в миллиметре от окна, он не ведает и не контролирует действия своего тела, призывно выгибающегося в пояснице вперед. — Дай мне… развернуться, — на выдохе говорит он полушепотом, выкручиваясь в жарких объятьях. — Мне нужно… сюда, — касается указательным пальцем своих губ, расплывшихся в глупой улыбке, как под гипнозом глядя на припухшие чужие.       Свет луны очерчивает черты лица Денди, в очередной напоминая о его неземном великолепии.       Лань Чжань сию секунду повинуется и накрывает его рот своим, пока руки с талии перемещаются на спину. Вэй Ин же настолько плавится от прикосновений, что какое-то время не находится с силами самому проникнуть под рубашку своего возлюбленного. Вот бы создать здесь и сейчас временную петлю… — Месье Денди, признавайтесь, вы всему где-то научились… — хихикает Вэй Ин в поцелуй, начиная двигать их сплетенные тела в сторону дивана. — Нет, — выдыхает Лань Чжань, затягивая в его новый, более страстный, поцелуй. — Тогда… всему виной ваши фантазии? Месье Денди, вы представляли меня под собой? — Лань Чжань не садится — падает на диван под весом Вэй Ина, вставшего меж его раздвинутых ног. Голова вскружена окончательно, язык — развязан. — Воображали то, как я извиваюсь в стонах, пока вы входите в меня в бешеном ритме? Или, может, то, как опускаете меня на колени в душе, добровольно-принудительно вынуждая делать вам приятно? Месье Денди, хорошая ли у вас фантазия?       У него — пугающе. Произнося эти грязные речи, в воображении сотый раз прокручиваются картины таких откровенных сцен с участием того, в кого он влюблен, оказывается, взаимно. — Плохая, — отвечает Лань Чжань, глядя на него снизу вверх практически черными глазами. — Не страшно, — ободряюще улыбается Вэй Ин. — Во-первых, моей, в случае чего, хватит на двоих. Во-вторых, пока что она нам ни к чему, — и опускается резко на колени с хитрой улыбкой и лисьим прищуром. Денди округляет глаза, задерживая дыхание. — Что ты собираешься… — Ничего, что тебе бы не понравилось, — наклонив голову к плечу, певуче поясняет Вэй Ин, с едва ли посильным трудом растягивая удовольствие: сам возбужден до предела по вине Лань Чжаня, решившего пометить его засосами.       Ему никогда не нравились эти классические белые брюки. Их всегда хотелось снять и заменить на что-то более обтягивающее, ибо скрывать такую фигуру в обычной деловой одежде — восьмой грех, придуманный им, Вэй Ином.       Он ловко расстегивает ширинку, прося Денди приподняться, чтобы к черту стянуть надоедливые брюки. Тот делает всё рефлекторно, будто стараясь не отключиться от переизбытка эмоций.       Рот при виде стоящего члена, спрятанного за белыми боксерами, наливается слюной. Вэй Ин не тянет: убирает ненужное белье и залипает на открывшуюся картину с демонической улыбкой на лице, бросая на немного напуганного, и всё-таки очевидно жаждущего большего, Лань Чжаня, взгляд с пляшущими в нём чертятами. — Никакое искусство не сравнится с Месье Денди, и впрямь идеального во всём, — шепчет он, наклоняясь вперед. — Не сдерживайте себя.       Последние слова служат зеленым светом: пальцы Лань Чжаня вцепляются в его волосы, и Вэй Ин, находя это дико сексуальным, чуть позорно не кончает раньше времени. Сил сдерживаться не остается. Он на пробу обводит языком головку, на что Денди вздрагивает. — Какие мы чувствительные, — тянет Вэй Ин и повторяет свое движение, из-за чего хватка на волосах становится сильнее. — Оказывается, вы не так уж непорочны? М?       И, воспользовавшись моментом, он издевательски медленно проводит языком вдоль основания, расслабляет горло и целиком обхватывает головку. Посасывает, дразня уретру, наслаждаясь выбивающимися из Лань Чжаня гортанными стонами — право слово, самым потрясающим звуком на планете.       Понимая, что растягиванием процесса не поможет себе, Вэй Ин ускоряется, беря наполовину. Скользко. Вкусно. Денди давит рукой на его затылок и резко двигается бедрами вперед, не сумев сдержать этот порыв. — Ты…       Вэй Ин и дальше набирает темп, вбирая в себя больше, глубже. Всхлипывает, однако продолжает, выкладываясь на полную. Так, как представлял. — Я не могу… Вэй Ин, я… Остановись, я сейчас…       Молящий низкий голос Денди кружит и без того опьяненную голову. Но нельзя слишком сильно отвлекаться.       Он старательно опускается ртом до лобка, и его влажная глотка смыкается вокруг члена, как будто уже так умела с ним, с Лань, мать его, Чжанем. Лань Чжанем, чьи слова противоречат истинным желаниям. Лань Чжанем, который сам толкается вперед и, в конце концов, не сдерживается, кончая. Вэй Ин, ни капли не стесняясь, разом сглатывает, страшно довольный собой. — Бесстыдник, — выпаливает прерывисто дышащий Денди, выпуская из железной хватки его волосы и откидывая голову назад. — Я-то? — облизывается Вэй Ин, кладя голову ему на бедро. — То есть, если я скажу, что разрешу взять меня этой ночью у себя дома, ты откажешься? — Не откажусь. — Вот и порешили! Ты не устал?       Не устал, и в подтверждение тому — продолжение «бесстыдства», по некоторым причинам не выходящие за пределы дозволенного. Лань Чжань не соглашается с тем, что удовольствие достанется только ему, потому берет дело в свои руки, доводя до приятно обессиленного состояния и Вэй Ина, в процессе едва не упавшего в обморок от чудовищно потрясающего Лань Чжаня.       Как после того, что произошло, мчаться на съемки лукбука — небезынтересный вопрос. — Я как-то позабыл, где нахожусь, — хохочет Вэй Ин, без особого желания возвращая на себя мятую одежду. — Как в таком виде людям показываться? — Все давно разошлись, — успокаивает Лань Чжань, сидя на оскверненном диване и пронзительно на него глядя. — Как думаешь, нас слышали? Уборная ведь недалеко! — Если мой брат попросил тебя прийти, не слышали. — Постой, выходит, Нефрит знает о твоих чувствах? — лицо Вэй Ина вытягивается; прошибает осознанием. — Мгм. Ещё давно. — У меня к тебе о-о-чень много вопросов, — протягивает он и, спешно приведя себя в порядок, садится ему на колени. — Помни, эту ночь ты обещал мне. — Как и все остальные. — О ля ля, месье Денди, неужели отныне вы каждый день посвятите моей надоедливой персоне?! — восклицая и кладя ладони на его щеки, успевшие вернуть былой снежный оттенок, улыбается Вэй Ин. — Ты не надоедливый и никогда им не был, — вздыхает Лань Чжань, закрывая глаза. — Всё неприятное, что ты чувствовал на протяжении двух лет — моя вина. — Так! — вскрикивает Вэй Ин, накрывая его рот рукой. — Я не знаю, что с тобой всё это время происходило, сию секунду это отпусти! Мы обязательно обсудим, но жить будем настоящим. Договорились? — Мгм. — Вот и славно, — улыбается он и чмокает своего возлюбленного в лоб. — С тебя номер телефона! Всё, что я смог нарыть — твой закрытый инстаграмм с закрытыми личными сообщениями.       Лань Чжань дает и номер, и адрес в дополнение, и Вэй Ин не может внутренне бояться того, что всё окажется сном с очередным сюжетом, выдуманным им.       Четырнадцать пропущенных от Вэнь Цин с тридцатью сообщениями в придачу. — Мы, что, ЧАС сидим в этой комнате? — выпадает он, видя время — почти десять часов ровно. — Ужас, мне надо в Илин на съемки Лукбука! Нельзя опоздать на них второй раз за сутки! Заодно разберусь с кашей про Мянь-Мянь. — Хорошо. Я буду на связи. Ты ко мне приедешь, или я к тебе? — А? — хлопает Вэй Ин ресницами. — Я могу к тебе приехать? Домой? — Мгм. — Одуреть! То есть, вот это да!       Безумие. ***       К сожалению, с Мянь-Мянь пришлось оставить всё, как есть. Месяц, так месяц, главное, не приходится с ней по-настоящему видеться и кому-то что-то доказывать.       Однако модельер Вэйс с того дня и вправду в отношениях, разве что с самым загадочным месье Парижа — Денди из дома мод «Гусу».       С Лань Чжанем.       С Лань Чжанем, который, оказывается, всегда носил рубашки с длинным рукавом, чтобы прятать ото всех браслет с голубым бриллиантом.       С Лань Чжанем, который, оказывается, столкнулся с долгой и кропотливой работой над самим собой: страх в детстве перед строгим отцом — основателем «Гусу», которого пять лет назад забрал Альцгеймер (о причине смерти семья умолчала), депрессией средней тяжести, сопровождавшейся погружением в любимое творческое дело — рисование эскизов и создание одежды, а после… кризис ориентации.       Управление «Гусу» перешло в руки старшего брата, и с тех пор Нефрит — Сичэнь — оставался единственным человеком, которому Лань Чжань доверял и открывался.       А потом случился Вэй Ин, перевернувший весь его мир с ног на голову. Вэй Ин, в чьем шарфе, преподнесенным в качестве подарка на день рождения, он засыпал и просыпался каждый день. Вэй Ин, разбрызгавший его посеревший и сухой мир красками.       Вэй Ин, благодаря которому он, наконец-то, истинно счастлив. tout est bien qui finit bien ;)