Выбор

Дилюк не любит смотреть в зеркало. Проверить костюм, поправить галстук, потуже завязать ленту на волосах - нет ничего проще. Сложнее отвести взгляд от собственных алых глаз. Вечно уставших, вечно осуждающих Дилюка за что-то, что не помнит и он сам. Впрочем, всегда найдётся причина - в его прошлом слишком много ошибок, чтобы дать ему спать спокойно. Дилюк надевает маску, мирясь с идиотским прозвищем, и идёт патрулировать город; Ордо Фавониус справляются прекрасно, но, как он думает, всегда недостаточно. Он убеждает себя, что это единственная причина его ночных вылазок. Как бы то ни было, сердце не обманешь - и каждый раз, как он ловит свой взгляд в отражении, он понимает, что попросту хочет сбежать от убийственных мыслей. Сбежать от самого себя. Дилюк не любит смотреть в зеркало. Он слишком похож на отца, и от его неуловимых черт скрыться невозможно. Дилюк злится на него, самого себя, на зеркала, не зная, хочется ему разбить их все на винокурне или к чертям собачьим отрезать алые волосы. Его тошнит от собственной слабости, от вспышек гнева вперемешку с отчаянием и безысходностью, которые он тщательно скрывает ото всех. Люди привыкли к синякам под глазами, взъерошенным волосам и угрюмому взгляду, как они могут заметить, что ему становится хуже? Дилюк контролирует всё, от винного бизнеса до манеры надевания перчаток, и позволяет себе ослабить ментальный ошейник только в собственной комнате, уставившись в своё отражение. Руки слегка дрожат, в отчаянном жесте открывая ящик стола и выискивая тупые ножницы. Давно надо было заточить их или, того лучше, выбросить, но сейчас и они сойдут. Не было бы их - он нашёл бы нож, лезвие, что угодно, чем можно избавиться от осточертевшего образа. Левой рукой Дилюк собирает хвост, правой - подносит ножницы. Из зазеркальной поверхности на него смотрит пустой взгляд. Дилюк рвано двигает рукой - и слышит скрип двери. Ахнув коротко и испуганно, кто-то подбегает сзади, и Дилюк замирает на месте. Женские пальцы бездумно ложатся на лезвия - только бы остановить. У Дилюка хорошая реакция, никогда не подводит: его руки дрожат, но не смыкают ножницы. Опасный инструмент медленно отводят от него; мышцы неподатливы и скованны. Сумбурные мысли не дают осознать происходящее - Дилюк только слышит дрожащий шёпот, чувствует мягкие касания рук и знакомый лёгкий запах одуванчиков. - Почему, скажи, почему? - различает он среди тихих несвязных фраз и наконец выдыхает, позволяя горячим слезам катиться по щекам. Джинн прижимает его к себе крепче, дрожащими руками оглаживая распущенные алые волосы, не тронутые ножницами. - Я не доглядела, должна была заметить раньше... - шепчет Джинн, чувствуя укол вины. - Прости меня, пожалуйста. Дилюк качает головой, прижимаясь к ней сильнее, пряча лицо в изгибе её шеи, как запуганный котёнок. Не она должна просить прощения, не она должна быть сильной и стойкой, способной нести груз прошлого за них обоих. Если бы в Дилюке оставалось место для эмоций, он бы добавил это к списку своей вины. Но сейчас внутри него лишь пустота, постепенно исчезающая под ласковыми руками Джинн. - Это я виноват, - едва слышно шепчет Дилюк, не в силах поднять на неё взгляд. Джинн целует его в макушку, висок, щёки, мягко касается губ, заставляя его сердце болезненно таять от нежности. Она всё понимает, всегда знает, что нужно сделать, и Дилюк не может не считать её своим ангелом-хранителем. - Всё будет хорошо, - слышит он, и, несмотря на то, что всё точно не хорошо, хочется хоть немного ей поверить. Дилюк закрывает глаза; руки скользят к её талии, находя опору в кажущейся хрупкой фигуре временного магистра. Он знает - она выдержит всё, как выдержала его уход, возвращение и неловкие признания, за которые теперь даже немного стыдно. Джинн об этом не думает, только мягко целует уголок его губ и нежно стирает с кожи дорожки слёз. - Ты лучшее, что со мной случалось, - трепетно шепчет Дилюк, наконец встречаясь со взглядом серо-голубых глаз. Джинн улыбается, чуть надломленно, но улыбается. - Пожалуйста, больше не делай так. Никогда. Ты можешь мне довериться, Дилюк, ты знаешь. - Знаю, - он выдыхает, чувствуя маленький поцелуй в лоб, и бросает взгляд на ножницы. - Прости меня, одуванчик. Улыбка Джинн тут же смягчается. - Всё хорошо, теперь всё хорошо. Я люблю тебя. Уголки губ Дилюка приподнимаются в слабой улыбке. - И я люблю тебя, мой ангел.