Пообещай

      Мэй Няньцин не пытается выдернуть меч из груди своего драгоценного Высочества или помочь ему встать и продолжить бой, он упрашивал и упрашивает его прекратить сопротивляться и просто садится рядом с головой мужчины. Он не обращает внимания на оскал демона, на его лице в ответ отражается лишь тоска и мольба, желание того, чтоб близкий человек перестал делать больно себе, в первую очередь, - не другим. До других советнику как будто уже нет дела, - Небожители в лице его бывшего ученика и двух подчинённых всё ещё здесь и никуда не ушли, но он и взгляда на них не поднимает, перекладывая голову бывшего Владыки Небес на свои колени, кончиками пальцев оглаживая его щёки и трепещущие ресницы, приглаживая тонкие брови. Мужчина даже так пытается слезть с его колен и избежать прикосновений, но он слаб и припечатан к горе, он не может встать и ограничен в своих движениях, поэтому все его потуги заведомо ни к чему не приведут, - советник это прекрасно понимает, оттого и не обращает внимания, пока тот не становится относительно спокойным, от бессилия стискивая зубы и закрывая глаза, тяжело дыша из-за пробитой насквозь груди.       Только тогда Мэй Няньцин отрывается от своего принца и обращает внимание на Се Ляня и его подопечных, прося уйти, - делать им здесь больше нечего. Безликий Бай повержен и обезврежен, он больше ничего не способен сделать. Цзюнь У думает отдалённо только о том, что Няньцин также уйдёт, - раньше ему ничего не стоило предать и бросить, пропасть на столетия и никогда не давать о себе знать, и сейчас бы тоже ничего не помешало. Но время идёт. Шаги Сяньлэ и двух других людей отдаляются и стихают, однако мужчина не снимает его головы со своих колен, - лишь гладит по волосам и напевает старые уюнские мотивы, всеми давно забытые и канувшие в лету, как и само государство. Цзюнь У испытывает раздражение и непонимание, растерянность и злость, но не говорит с ним, продолжая держать глаза закрытыми и проваливаясь в долгий сон.       Время течёт песком сквозь пальцы, быстро и неумолимо, но однообразно в их ситуации. Мэй Няньцин в напевании колыбельных прерывается лишь на то, чтобы прислушаться к дыханию своего драгоценного Высочества, - периодически его трясло едва ли не до истерики от мыслей о том, что мужчина мог не проснуться. Делу не помогало то, что в те первые разы, когда Цзюнь У просыпался, он распахивал глаза резко и испуганно осматривался, как будто ища кого-то или, наоборот, пытаясь понять, что угрозы никакой нет. Мэй Няньцин, сидящий над его лицом, только спустя мгновения ловил этот острый взгляд на себе, шикая ласково и оглаживая нефритово-белые скулы в попытке успокоить. Он никуда не ушёл, здесь никого больше нет. Всё хорошо. Только тогда натянутое стрелой от напряжения тело расслаблялось, а взгляд смягчался, прикрываемый трепещущими ресницами. Только тогда успокаивались оба.       Мэй Няньцин стойко уверен в мысли о том, что уже прошли десятки, если не сотни лет, что мир уже давным-давно не помнит о них и не знает, что под этой горой кто-то запечатан. Возможно, только Боги и демоны способны ещё найти какие-то обрывки в своих закоулках памяти, вспомнить о четвёртом Бедствии, о государстве Сяньлэ, о победе над великим демоном и разрушении Небесного пантеона, но и это вряд ли. Няньцина волновало не это. Он очень долго думал над тем, чтобы спросить, не хотел ли его Высочество отпустить прошлое и пойти дальше. Уйти далеко-далеко, туда, где их никто не найдёт и не вспомнит, оставив позади Уюн и Небо, проводя вместе оставшееся отведённое время. Здесь холодно и сыро, а его дорогому принцу ещё и больно, и это явно не тот конец, которого кто-либо мог пожелать близкому человеку. Но он не знал, как подступиться к этой теме. Не знал, сможет ли Цзюнь У отпустить те две тысячи лет и пойти дальше.       У него в груди заныло, когда мужчина взглянул на него из-под дрожащих ресниц и спросил, собирается ли Мэймэй его запечатать. Ему понадобились все силы, чтобы дрожащими губами выдать, что своё Высочество он обречёт на это только вместе с собой, всё ещё не в силах отойти от давнего обращения, привычного им двоим в их беззаботном детстве и юношестве, что было так давно. Мэй Няньцин склонился над ним и в тёмную макушку лбом уткнулся, тихо выдыхая и пытаясь подвести к этому разговору, начиная с того, что им, возможно, стоит отпустить прошлое. Прошло уже слишком много времени, ими обоими было совершенно много ошибок, и всё это стоит оставить там же. Возможно, его Высочество с точки зрения посторонних отбыло не равноценное содеянному наказание здесь, под Тунлу, но советник считал, что его принц достаточно настрадался. Возможно, если бы Цзюнь У подумал и согласился никогда больше не возвращаться к прошлому, они могли бы просто тихо и мирно уйти, жить вдвоём далеко от дел минувших, от суеты, от неба и диюя...       У Мэй Няньцина внутри что-то надломилось, когда мужчина улыбнулся одними уголками губ и спросил, действительно ли Мэймэй согласен жить вместе с ним после всего, что между ними произошло. Он очень жалел о том, что привычная метёлка лежала далеко, - в тот момент хотелось невероятно отходить ей Его дорогое Высочество, чтоб не нёс чуши, - как мог он… Но он лишь выдохнул слегка раздражённо, губами ко лбу Цзюнь У прижимаясь и бормоча, что он всё ещё очень любит своего принца, он не может не хотеть остаться с ним, даже если когда-то струсил. Он просил только пообещать, что всё прошлое останется в прошлом, что он согласен построить совместное будущее там, где их никто не вспомнит, и ощутил тяжёлый ком в горле, когда его дорогой принц жалобным, полным боли голосом клялся, что этого никогда больше не повторится. Советник мог считать себя глупцом. Мог бранить себя за то, что снимал голову своего Высочества с колен и вставал, преодолевая ломоту в теле, но слепо верил. Он не сомневался, когда брался за рукоять меча и вытаскивал его из болезненно простонавшего мужчины, после спеша отбросить его подальше и вернуться, руками обхватывая лицо Цзюнь У и расцеловывая его. Его дорогое, милое, самое драгоценное Высочество, могло только опереться о него и ластиться, прижимаясь тесно и прося не торопиться шевелиться, - им совсем некуда спешить. Мэй Няньцин в тот момент способен был только шептать обещания, успокаивая своего принца и перетягивая его на свои колени.       Метёлка и Меч останутся лежать забытыми в пустой холодной пещере.