с ним всё…
***
— ну, что скажешь? можно было заметить явное волнение. вокс отдёргивает рукав чёрного пиджака и натягивает до ужаса кривую улыбку, которая намеревалась в любую секунду жалко рассыпаться. смешно получилось. он думал, что ему не удасться когда-либо так сильно привязаться к кому-то. да что уж привязаться — довериться. от аластора всегда исходило что-то непонятное и приманивающее к каждому его шагу. он порой говорил с какой-то издёвкой, но явно без злого умысла, как… с другом. другом, которого вокс уважал, уважал его силу и мощь, но это не то, что притянуло его к радио-демону, вовсе не это. ему хотелось быть ближе, узнать все секреты, понять его повёрнутый мозг, увидеть то, что скрывается за вечно натянутой до ушей улыбкой — хотелось всего и сразу, если уж говорить честно. это было ошибкой. — о, благодарю. благодарю, за столь приятное предложение, друг мой, — уже на этом моменте всё начало обваливаться, пол уходить из-под ног, а провода где-то глубоко нагреваться до кипения меди, — но я вынужден отклонить его. в один миг всё замыкает, а внутри разрастается куча из множества эмоций: разочарование, тоска, злость, облегчение, боль и накатывающая апатия. вокс смотрит на аластора замыленным взглядом, но продолжает держать треснувшую, заплывшую и жутко кривую улыбку.«вынужден отклонить».
что это значит? да боже, он знает, что это значит, но уверенно подаёт вид, что это ни капли не задело его — как оказалось — хрупкое эго. — аха, ну-ну, потом же прибежишь и проситься будешь, знаю я. пытается как может. — как скажешь.***
колючие искры бьют по всей глади плоского экрана как только собственные руки в порыве гнева хватаются за его уголки и крепко сжимают, царапая хрупкое стекло, почти добираясь до дисплея. бьёт по крупному.…я проявляюсь.
шепчет под нос словно начало какой-то молитвы, но на том замолкает и громко стучит по столу, слыша как алюминиевые когти цокают друг об друга. ему нужно было успокоиться. этот отказ по сей день раздирает все внутренности, пожирает медленно и утягивает с собой не спеша. в отдельные моменты хотелось врезаться себе в тело как можно глубже, крепко схватиться за небольшие связки проводов и вырвать к чёртовой матери. было слишком много эмоций, с которыми хрен справишься, но ему приходилось. приходилось это таскать фоном каждый день и общаться с теми, кого на самом деле всей своей целой и невредимой душой ненавидел. даже жалко немного. хотелось потушить свет буквально везде, упасть и позволить собственному эго рассыпаться в щепки без возможности собрать его обратно. он перенял глупую привычку — улыбайся, чтобы запутать всех. только сейчас на экране красовалась далеко не яркая улыбка, а скорее злобный оскал — непонятно даже из-за чего, и какие эмоции били ключом быстрым током по каждому маленькому проводочку. это желание пересекалось с стремлением доказать, что он достоин большего внимания. последние годы именно вокс заправляет какой-то частью ада. сейчас он главный, и позволять, не то что аластору — вообще кому угодно, занимать эту верхушку он не намерен.я проявляюсь,
и лишь для этого я здесь.
всё давно поменялось, это мой новый закон.
я проявляюсь, я сделал слишком много для всего этого…
***
приглушённые разговоры и звон бокалов, почти мурчащий и ласкающий слух джаз. пока всё это веселило остальных грешников, радио-демон был полностью погружён в неспешный темп, стараясь помогать сохранять его воксу. последний танцевать не умел от слова совсем и почти наступал аластору на ступни, но пытался изо всех сил избегать резко появляющихся перед ним чужих пяток. — какого чёрта мы вообще занимаемся этим? аластор клонит голову вбок и как довольный давит приятную глазу улыбку, тихо посмеиваясь сквозь зубы. наблюдать за попытками приятеля было забавно, самое приятное сердцу — было ли оно вообще? — что он старался. не послал куда подальше с предложением танца, не отвернулся и ушёл, а реально согласился, зная, что совершенно не умеет. — ты сам согласился. и должен признать, мой друг, я этому крайне удивлён. вокс закатывает глаза. не хотелось признавать, что он действительно почти без колебаний согласился на это. не потому что хотел попробовать, а потому что это предложил аластор. кто знает, вдруг это первое и последнее предложение? отклонять его было бы самым настоящим преступлением. тем более, кажется сам радио-демон был не против того, что его партнёр был крайне неумел в этом, это явно веселило его, давая возможность направлять как тому вздумается — претензий не будет, потому что он то знает, как нужно и как правильно. — я согласился, чтобы ты не сидел в углу и плакал. аластор внезапно заливается звонким смехом и ускоряет темп, двигаясь более активно и стуча туфлями по плитке громче. вокс в испуге хватается за чужое плечо и немного хмурится, не совсем понимая причины чужого смеха, хотя сам факт, что его слова заставили того рассмеяться как-то грело внутри. — а тебя волнует то, что я могу заплакать? — это не то, что я сказал. радио-демон резко перехватывает чужую руку и плавно, невероятно изящно и грациозно наклоняется вперёд, откидывая вокса наоборот назад, да так, что тот почти падает, но продолжает стоять на дрожащих ногах, держа колени максимально согнутыми. смотрит почти укоризненно, но с небольшим волнением — что ещё этот подонок может выкинуть? но никаких действий не происходит, они продолжают стоять так, и это заставляло переживать не меньше — всё тело было в напряжении, а аластор кажется даже вовсе не напрягался, выглядел полностью расслабленным, и это злило ещё сильнее. — это именно то, что ты сказал.***
когда-то давно сделанная фотография навевала кучу воспоминаний. но вместо какой-то ностальгии, от которой хотелось мягко улыбнуться, разгоралась лишь непонятная злость. тёмные прыткие тени весело скакали по стенам — дурной знак, но теле-демон к какому-то сожалению привык, уже никак не реагирует. кого он обманывает, он пытается не реагировать. уже давно знает, что аластору просто лишь бы докопаться, поиздеваться и позлить. а он каждый раз как полный придурок поддаётся этому, ничего не может с собой поделать. каждый раз попадается на одну и ту же наживку. и каждый раз это заканчивается тем, что он пусто смотрит в стену и тяжело вздыхает: «пиздец». он пытается не реагировать. но немного поворачивается и внимательно наблюдает. нет, не так, как обычно, переключаясь взглядом с одного монитора на другой, а потом на третий, пятый и десятый. внимательно смотрит в одну точку, стараясь снова уловить хоть одно малюсенькое движение. как тупая псина, что виляя хвостом ждёт любимого человека. новый накат трещащих разрядов — ползут отовсюду и повсюду, провода замыкает и на экране появляются мелькающие глюки. — я на это не куплюсь больше. отворачивается. нехотя. — неужели?***
слова были лишними всегда. появлялось ощущение, что ещё с самого начала вся эта идея была обречена на провал — у него не было и шанса на что-то большее. дыхание спёрло, как будто сейчас все микросхемы начнут ярко искрить и перегреваться, пайка плавиться и мелкие детали не спеша сойдут с дорожек. вокс с тоской смотрел на совершенно новую модель, с которой ему придётся работать одному. её не приняли, отвергли почти смеясь, и почему-то в глубине души таилось гадкое понимание, по какой причине это произошло. дрожащими руками он хватается за края уже слегка запылившегося кинескопного экрана, лучи которого передавали изображение последние секунды, после чего резко потух, кажется, уже навсегда. пальцы сжимают пластик сильнее и тянут в стороны со всей силы. недовольное гудение и скрежет сопровождается болезненным воплем — провода со скрипом и щелчками обрываются один за другим, давая последние слабые разряды, словно ещё надеясь образумить отчаявшегося хозяина. всё тщетно. громоздкий экран с треском падает на кафель, а руки резко цепляются за рядом лежащий на столе, чистый и блестящий, плоский. недавно приобретённый мощный процессор нагревался от одной лишь мысли. провода трещат, с неприятным скрежетом переплетаясь друг с другом. медь нагревалась размеренно, но ощутимо чтобы поморщиться. это было вынужденной мерой, если хотелось оставаться в верхах и дальше — а падения допустить никак нельзя. яркий дисплей резко загорается, будучи совершенно бесшумным, и это нагоняет небольшой паники. непривычно.***
но проявился и ты, дорога тебе лишь назад.
прощай, давай пока тебе никто здесь не рад.
я проявляюсь, и теперь главный здесь лишь я.
— мне сейчас не до этого. на самом деле вокс был готов сейчас сломать себе пальцы каждый по очереди, но лишь нервно бегал ими по клавиатуре, имитируя бурную деятельность. хотя аластор всё равно бы не понял, что происходит на экране — слишком отстал. именно поэтому он не может занимать его место, пора бы смириться, что здесь его нет, оно уже занято. занято именно воксом, и быть кем-то ещё более не может. уже вообще никогда. он не позволит. ему стоит быть серьёзнее, погоня за влиянием от одного человека — глупо. подрывает авторитет, начинаешь выглядеть как идиот в глазах других, а кто-то может вовсе начать сомневаться в твоих намерениях, власти и силе. о нет, это ему точно не нужно, можно сказать, самый страшный кошмар теле-демона. но он не может. всё ещё хочется доказать аластору что он зря отказал, зря не согласился на заманчивое предложение, зря отверг его и его идеи, идеалы и его новый мир. — о-ох, кажется, кого-то трясёт. радио-демон резко возникает перед лицом, вальяжно сидя на столе. давит довольную лыбу, смотря на разгорающееся в гневе выражение лица на слепящем глаза экране. — контакты с людьми сохраняются довольно редко, знаешь? улыбается, но явно не от веселья, скорее в уже какой-то истерике, сжимая пальцы в кулаки. снова разряд, его дёргает, что аж подпрыгивает. самое страшное — что вокс уходить не собирался, он готов здесь сидеть так долго, сколько всё это потребует. — именно поэтому я здесь в последний раз.