Тёмная ночь, да в реке вода

Тёплый вечер. Совсем рядом журчала речка, оживлённо поют многочисленные пташки, откуда-то сверху задиристо верещит кукушка. Расслабленно улыбаясь, Виктор сидит на полу открытой веранды, выходящей как раз на реку и с наслаждением курит. Серый дым поднимается чуть выше крыши, и, побледнев, совсем исчезает. — Витя! — вдруг раздается сзади. — Витя-я-я! — стукнувшись плечом о дверной косяк, Каспарян как ни в чем не бывало плюхается рядом. Вокалист отрешённо вздыхает: перепугавшись, все щебещущие пташки в радиусе километра замолчали и попрятались в щели. — Вить, — уже немного тише повторяет Юрий, вытягиваясь за Цоевской зажигалкой. Тот молча щёлкает колёсиком и вопросительно косится на грубого нарушителя покоя всё теми же грустными глазами, немного отливающими блеклыми светом померкнувшей искры огня. — По-моему сегодня не моя очередь с цветами твоими маяться. — солист деловито зажимает сигарету губами и, сощурившись, осмысленно смотрит вдаль, на ярко-оранжевое солнце, ползущее за горизонт. — С какой стати цветы мои? — хрипло вздыхает Виктор, туша сигарету о деревянную пепельницу рядом. — Я матери поливать обещал, если задержимся. Завянут — достанется мне, а не тебе. К тому же сегодня жарко было. — Чур не я! — задиристо смеётся Каспарян, выкидывая слишком быстро скуренную сигарету следом. — Не хочешь сыграть во что-нибудь? — На поливку цветов? — Ну а что? По-моему всё честно. — Юрий довольно жмурится и распластавшись прямо на деревянном полу, нетерпеливо тянет того за краешек футболки. — Даже не знаю. — вокалист задумчиво переводит взгляд в сторону тихо журчащей реки. — Ты ж всё равно проиграешь. — А вот ещё посмотрим. — щурится тот, счастливо улыбаясь. — В карты? Виктор нехотя поднимается с тёплых досок и, с какой-то грустью оглядев горизонт, шагает следом, в дом. У светлого кухонного окна с прозрачными занавесками, забранными за гвоздики, стоял небольшой столик, с сломанной ножкой, по причине негодности в полноценное использование перекочевавший на дачу. Всё, что могло уместиться на нём и не очутиться на полу — старая ваза и несколько граненых стаканов прохладной воды. Каспарян достал откуда-то карты, жёлтые и потрёпанные временем, но всё же годные в использование. Домик состоял всего из двух комнат — кухни и небольшой спальни с одной-единственной кроватью, благо, именно на двоих. Но устроится музыканты решили здесь же, на запылившемся ковре скромно обставленной комнаты. Особенным желанием выиграть или проиграть Виктор не горит, и, постоянно заглядываясь в окошко, даже не следит за игрой. Но всё же победа достаётся именно ему, Каспарян же строит недовольное лицо и нехотя собирает карты в колоду. — Ладно тебе дуться. — улыбчиво подбадривает Цой, поднимаясь с пола.— Между прочим сам предложил. Тот презрительно фыркает: — Да согласен я, согласен. Проиграл. — и, кинув карты на кровать, быстрым шагом выходит из комнаты. И через мгновение вокалист слышит, как скрипят доски и уже где-то на улице весело звякает жестяная лейка. Он мягко улыбается и хрипло вздохнув, идёт следом, лишь притворив за собой дверь, чтобы не напустить на ночь насекомых, коих здесь было достаточно. — Аккуратней только, ладно? — предупреждает Виктор своего гитариста, накрывая его плечо рукой. — Мама просила тёплой, из дальней бочки. — Да понял я, понял. — недовольно бурчит тот, надув губы. Предупредив Каспаряна ещё дважды, Цой мягко улыбается ему, несмотря на некоторые недовольства в свою сторону. Наконец убедившись, что с цветами и солистом ничего не случится он потихоньку проскальзывает в дом, и, найдя там лёгкую олимпийку, вытаскивает из кармана новенькую пачку сигарет. Река находилась совсем рядом — Виктор не торопясь шагает по заросшей тропинке к берегу, тоже покрытому густой зелёной травой, мягкой, словно ковёр. Какое-то время он молча смотрит вниз, на реку в небольшом овражке и задумчиво курит, теребя зажигалку меж пальцев. У прохладной воды мечутся стрекозы, по переливающемуся песчаному дну мелькают множественные тени, тихонько шуршит камыш у противоположного берега, ещё нетронутого человеком. Терпкий запах сигарет смешивается с удушающе сладким ароматом полевых цветов, произрастающих повсюду в неичисляемых количествах. — И надо ж было мне проиграть. — бухтит Каспарян, агрессивно выливая в цветы третью лейку ледяной воды из колодца поблизости, хотя Витьке обещал обязательно теплой, из бочки. Но она на другом конце двора, слишком далеко, как прикинулось Юрию. — Хожу тут воду таскаю, а он лежит отдыхает. Нет ну нормально? — сердито уставившись на запоздалую бабочку на единственном сухом цветке, уцелевшим среди потока воды, взмахивает рукой, и, спугнув слушательницу, порывом выливает последние капли куда попало. — Не честно, же Витька. — солист морщит нос и бросив лейку к аккуратным грядкам, вновь бредёт к колодцу, даже в холодному даже в самые жаркие дни. Прислонившись к прохладному камню, он устало вздыхает: воду-то достать надо. Руки уже немного ныли от повторяющихся движений и снова поднимать ведро из глубин колодца совсем не хотелось. В ведре ещё оставалось немного воды — хитро улыбаясь, он мочит руки в ледяной воде, и, крадучись, заходит за дом, к берегу, где развалившись прямо на траве, Виктор спокойно позволяет себе закрыть глаза и помечтать. Каспарян тихонько крадётся ближе, и, наконец нависнув над задремавшим другом, не выдерживает и заливисто смеётся. — Юра! — испуганно дëрнувшись, Цой жмурится от брызг, летящих в лицо. Воспользовавшись тем, что застал товарища врасплох, солист окончательно заваливается рядом и запускает мокрые руки под Витькину футболку. — Юрик, ну прекращай! — извиваясь не хуже змеи, он пытается вырваться и поймать своего гитариста за запястья, но тот ловко уворачивается. — Хва-а-атит! — задыхаясь от смеха, Виктор наконец отодвигается в сторону. Ещё какое-то время музыканты сидят молча, с удовольствием глядя на яркий полукруг солнца, заходящего за горизонт далёкого тёмного леса на другом берегу речушки. — Юр, — хрипло произнёс вокалист, спугнув запоздалую стрекозу с зарослей осоки. — Пошли уже в дом. Ещё немного и мошки полетят. Каспарян нехотя приоткрыл глаза и стряхнув с себя мелкие травинки, медленно приподнимается на локтях. — Ну пошли, только у тебя футболка вся сзади зелёная. Цой только недовольно фыркает и рывком встаёт с теперь сыроватой травы. — Извалял меня, теперь как ни при делах, да? — и, почти рассмеявшись, легонько пинает того в бок. — Ладно, как-нибудь отстираем. Ты, кстати, тоже зелёный весь. Расстояние от берега до домика они преодолевают бегом, стараясь обогнать друг друга — бодро вскинув угольные волосы, Виктор демонстративно медленно перескакивает через порог дома первым. Юрий буквально влетает следом, с разрывом в две секунды, и, смеясь, с силой захлопывает дверь, да так, что косяк жалобно скрипит. — Витя, не честно! — плюхнувшись на деревянную табуретку, солист широко улыбается и расслабленно облокачивается о стену. — Конечно-конечно, — кивает тот, приподнимаясь на цыпочки, дабы достать чайник откуда-то с верхней полки. — Ты просто не хочешь признавать, что я быстрее. Жара на улице постепенно сходит на нет, будто исчезая вместе с ярким диском солнца. Через десять минут закипает чайник, а через пятнадцать музыканты уже ютятся за маленьким столиком, умиротворенно попивая травяной чай. Цой немного мрачнеет: завтра так им излюбленный домик придётся покинуть и вновь вернуться в город, переполненный рутинной суетой, снова концерты, скучные дни и тёплые вечера на душном балконе. Даже Каспарян в задумчивом молчании, не шевелясь, смотрит сквозь пыльную призму стекла. — Завтра с утра в город? — откровенно зевнув, Юрий облокачивается о стену и задумчиво шарит по карманам. — Ничего, может, в июле тоже приедем. Надеюсь, хоть одна свободная неделя останется, тогда и Густава с Игорем прихватим. — Виктор откровенно зевает и машинально тянется за зажигалкой в карман брюк. — Я тоже. — с некой грустью вздыхает солист. — С утра же поедем? — он грустнеет ещё больше, когда Цой утвердительно кивает: значит завтра придётся встать пораньше. Ещё некоторое время вокалист смотрит на свои брюки, теперь слегка отдающие зеленым, благо всё же тёмные — не так видно. — Послушай, Юрк, — расслабленно облокотившись о стену, вокалист переводит взгляд в окно, выходящее на небольшой песчаный пляж. — Я всё обещаю родителям этот душ починить и каждый раз забываю… — Моемся в речке? — прерывает Юрий и тот час же его глаза вспыхивают весёлыми чëртиками. — А ты только рад. — Виктор почти заливается смехом. — Вода-то холодная. — А я закаленный. — совершенно невозмутимо смеётся тот и с лицом, серьёзным как и намерения начинает оживлённо искать полотенце. — Закаленный он. — с упрёком повторяет вокалист, щëлкая колесиком зажигалки. — Побыстрее только, как стемнеет, ничего не видно будет, а я мыться с фонариком в зубах не хочу. — Подержать тебе фонарик? — напоследок давится смешинкой Каспарян, живо выбегая на улицу со всем необходимым в охапку. — Я тебе подержу! — кричит вдогонку Цой, продумывает ринуться следом, но, одëрнув себя, усаживается обратно и спокойно закуривает в приоткрытую форточку. Долго сосредотачиваться на неприятных мыслях Виктор не любил, поэтому достаточно быстро затушил бычок о пепельницу, и, задëрнув полупрозрачные занавески, ушел в спальню. Было тихо. Настолько тихо, что можно было услышать стук собственного сердца. Цой с наслаждением упал на мягкую постель и вдруг стало безумно хорошо: тепло, тихо и уютно. Ещё какое-то время он молча смотрит в потолок: кое-где дерево уже дало подтеки и трещинки, но именно эти детали придавали дому что-то особенное. Торопить Юрку ему больше не хотелось — в прочем, быстро помыться можно и с утра. Пусть Виктор и не смотрел на часы, столь недолгое время ему показалось одной секундой. Каспарян всё же возвращается: мокрый, холодный и ужасно довольный. — Витька! — глухо хлопнув дверью, солист быстро прошмыгивает в комнату и кидает в друга туго свернутым полотенцем. — Как ты и хотел, я быстро. Предложение про фонарик, кстати в силе. Там почти стемнело. — он плюхается рядом и с довольной улыбкой поворачивает голову к Витьке. Тот не особенно реагирует, только слегка вздрагивают чернильные ресницы. — Ну молодец, что я ещё могу сказать. — Цой откровенно зевает и кое-как садится на постели. — И от предложения с фонариком откажусь ровно столько раз, сколько ты спросишь. — Моё дело предложить. — тягает его под рёбра солист, раскидывая руки «звёздочкой» на освободившемся месте. Некоторое время Виктор просто стоит у самой кромки речушки. Чуть поодаль от песчаного берега серебрится лунная дорожка, подрагивая на поверхности тёмной воды от самого лёгкого дуновения ветерка. Вода оказалась не совсем комфортной для купания, хотя под солнцем она казалась просто освежающей. Но через десять минут вокалист наскоро оборачивается в полотенце и в темпе подстреленного воробья бежит к дому, ещё сохранившему тепло яркого солнца. Вскоре, две футболки, слегка отдающие зелёным со спины, две пары абсолютно одинаковых носков и брюки весело развеваются на ветру, словно флаги пиратских кораблей. Когда на небе проявляются звездочки, музыканты, закутавшись в полотенца, уже сидят на бревенчатых ступенях домика, и, глядя куда-то вдаль, молча курят.