Над чёрной пропастью

      После смерти Таллы Квай-Гон будто ходил по тонкой грани между Светлой и Тёмной сторонами Силы. Порой он отключался от реальности, терял нить разговора, начинал делать совсем не то, что хотел или должен был, а ещё довольно часто раздражался, когда, как ему казалось, к нему начинали приставать.       На первой миссии после этого ужасного события он отвлёкся и что-то перепутал, в результате чего старательный падаван, пытавшийся активно заменить часто «отсутствующего» мастера, исчез на несколько недель в пещерах. Джинн пришёл в себя только тогда, когда почувствовал давящую пустоту. Там, где раньше была связь с Оби-Ваном, теперь зияла дыра, но стоило начать изучать её, как джедай натыкался на щиты. Квай-Гон забеспокоился: такого не было, даже когда Кеноби остался на Мелиде-Даан, да и в принципе он никогда не слышал, чтобы связь учителя и ученика прерывалась такими ощущениями.       Заканчивать миссию без падавана было трудно, и Джинн ясно почувствовал, насколько огромной была его помощь, особенно пока он не мог отпустить смерть возлюбленной. Пока шли переговоры и подписывались мирные договоры, велись и поиски пропавшего Оби-Вана. Когда миссия была наконец успешно завершена, нашли и Кеноби – в разбойничьей пещере.       Когда Квай-Гон освобождал Оби-Вана от цепей, когда выносил его из пещеры на руках, когда уже в отведённой им комнате накладывал на его многочисленные ранения бактоповязки – всё это время подросток ни разу не отреагировал на происходящее, тупо глядя перед собой остекленевшим взглядом. Джинн начал беспокоиться ещё сильнее, когда падаван не отреагировал на еду. Что бы ни подсунул ему под самый нос мастер, ученик продолжал безучастно таращиться в пустоту. В конце концов местные врачи назначили Кеноби плазмаферез, обнаружив в его крови токсичные элементы, и через сутки падаван очнулся.       Квай-Гон сидел на стуле рядом с кроватью ученика, когда его веки слабо затрепетали, а потом он рывком сел и попытался выдернуть капельницу. Мастер спешно перехватил его руки и заставил посмотреть на себя. Потерянный и блуждающий взгляд подростка вдруг напомнил ему о том, как Талла умирала от токсичного вещества, и Джинн понял, что если бы и его падаван умер от непонятного яда, насильно введённого в кровь, то он бы никогда себя не простил.       Хотя Оби-Ван и пришёл в себя, его поведение сильно изменилось. Механически выполняя свои обязанности, он перестал интересоваться чем-либо и предпочитал медитировать всё свободное время. Долгие медитации не были характерны для его возраста, да и учителю часто казалось, что в медитативном состоянии он проводил не слишком много времени, просто уходя в себя. И ладно бы дело было только в медитациях; порой падаван мог замереть на месте во время пути, а если он в это время бежал, то по инерции падал на пол – и всегда смотрел перед собой пустым взглядом, ни на что не реагируя, даже на боль от падения. Но это будто бы компенсировалось произвольно возникающими болями, сила которых заставляла его падать на колени и сгибаться пополам. Иногда в такие минуты Кеноби прикасался ко рту, тёр руки и мантию, будто испачкался в чём-то; несколько раз Квай-Гон бросался к нему, думая, что ученика тошнит кровью… Однако на самом деле ничего не было.       Почти каждую ночь мастер смутно видел во время сна чёрный обрыв. Чем дольше это продолжалось, тем яснее становилось, что это были сны Оби-Вана. Тому снилась огромная страшная чёрная пропасть, холодная и жуткая, такая глубокая, такая тёмная, что, казалось, чернота начиналась едва не у самых краёв. С каждым разом подросток подходил к ней всё ближе, учитель чувствовал его интерес к тому, что было скрыто мраком пропасти в её глубине.       Джинн начал нервничать, понимая, что сны Кеноби говорили о его состоянии, но не зная, как ему помочь. Из-за собственной оторванности от падавана в прошлом сейчас Квай-Гон не мог придумать, что ему делать, ведь между ними не было достаточно тесной связи, и считывать Оби-Вана он не мог. Всё, что он мог – это страховать ученика во время его внезапных «отключений».       Делать это всегда возможности не было, и когда Кеноби замер во время спуска по лестнице, Джинн просто не успел среагировать, и подросток растянулся внизу с открытым переломом ноги. Мастер по-настоящему перепугался, когда даже после такого ученик не пришёл в себя, невидящим взором уставившись на ступени. Казалось, будто вывести его из этого состояния было невозможно.       Уже в этот день целители назначили переливание крови. Поскольку был велик риск приобрести повадки и привычки чужого человека, донора выбирали тщательно, к счастью, кровь Квай-Гона подходила, и через пару часов и Джинн, и Оби-Ван почувствовали, что ученическая связь стала немного крепче.       Мастер думал, что теперь ученик постепенно восстановится, но хотя Кеноби больше не смотрел пустым взглядом в пространство, интереса к окружающим вещам и действиям он по-прежнему не проявлял. Только спустя несколько дней, случайно разбив чашку, он на несколько секунд сжался в страхе, а потом безразлично замер над осколками.       – Как ты? – убрав куски чашки, Джинн сел на кровать падавана.       – Всё в порядке, – пожав плечами, ответил тот.       Мастер осторожно взял его за руку и показал её ученику.       – Что ты видишь, Оби-Ван?       Немного поколебавшись, подросток ответил:       – Ну, я вижу кровь, но ведь её на самом деле нет. Это часто бывает, учитель, так что всё в порядке.       – Неужели ты не чувствуешь боль? – нахмурился Квай-Гон.       – Не знаю. Они так часто били меня и кололи мне что-то, что я уже перестал обращать на неё внимание.       Джинн стиснул зубы. Значит, в моменты приступов падавану казалось, что все его руки, вся одежда перемазаны кровью. И то, что он пытался вытереть её с лица, говорило о кровавых последствиях экспериментов тех разбойников.       – Оби-Ван, у тебя на самом деле идёт кровь, все твои руки в ней.       Кеноби нахмурился и недоверчиво посмотрел на свои руки, провёл пальцем по ладони и с удивлением отметил:       – Ого, размазалась.       Квай-Гон перехватил его руку, чтобы он не нанёс себе ещё больший вред, и Оби-Ван не менее удивлённо произнёс:       – А правда больно.       Вызванный целитель порезы быстро обработал и перевязал бактоповязками, а потом велел подростку отдыхать. Мастер предложил ему немного помедитировать для исцеления, и падаван от удивления из-за возобновившейся чувствительности решил к нему присоединиться. Правда, он продержался всего час, заснув и упав на мастера, который уложил его спать уже нормально.       На следующий день у Кеноби началась лихорадка. Подросток дрожал и изредка вскрикивал, но в сознание не приходил. По связи Джинн чувствовал отголоски жгучей боли, но целители лишь качали головами и советовали почаще держать горячее тело падавана в холоде. Они предполагали, что организм подростка наконец начал устранять остатки той токсичной жидкости.       Оби-Ван пролежал без сознания несколько дней. Всё это время Квай-Гон видел во снах чёрную пропасть, к которой ученик подходил всё ближе. В одну ночь, когда падаван сделал шаг в тёмную пустоту, внезапно появившийся учитель схватил его за косу, а потом и за руку, не давая упасть, и вытянул назад на твёрдую землю. Джинн проснулся в холодном поту, не понимая, был ли это только лишь сон Кеноби, или его желание спасти Оби-Вана вмешалось в ход сновидения подростка.       – Мастер, – вдруг раздалось рядом тихое хныканье, и в приглушённом свете палаты два голубых океана глаз падавана впились взглядом в фигуру Квай-Гона.       Джинн осторожна стёр набежавшие на глаза ученика слёзы, бессознательно шепча какие-то бессвязные утешения. Подросток ткнулся в его руку носом и закрыл глаза, вновь погружаясь в сон.       В остаток ночи во сне он уже смотрел на пропасть издалека, пока она, скрываемая внезапно появившимся туманом, совсем не исчезла из вида. Когда ученик проснулся, то обнаружил себя в объятиях Квай-Гона, осторожно поглаживающего его по голове.       – Уч-читель? – удивлённо позвал Кеноби, совершенно не ожидая от мастера ласки.       – Падаван, ты… как себя чувствуешь? – не прекращая своего занятия, поинтересовался Джинн.       – Лень… всё тело будто ватное… и голова тоже. Хочется просто спать.       – Тогда… поешь сначала, а потом можешь снова спать.       Оби-Ван кивнул, машинально ластясь головой к большой ладони. Учитель улыбнулся, ещё немного полежал так и сходил за едой. С того момента и до самой выписки он заботился об ученике, постоянно нежничая. Подросток удивлялся, но пользовался этой возможностью, не желая снова впадать в то практически бессознательное состояние.       Довольно скоро его отпустили выздоравливать в их с Джинном квартире, и тогда Кеноби занервничал. Устраиваясь в своей комнате, он ощущал беспокойство. Ему казалось, что кошмары вернутся, а мастер, поскольку он был почти здоров, перестанет уделять ему столько времени. Падаван был готов смириться с отсутствием ласки и хотел лишь, чтобы отношение учителя к нему не стало таким же холодным, каким было последние пару лет.       – Оби-Ван? – внезапно постучался Квай-Гон и вошёл в его комнату. – Ты ведь не будешь против соседа на пару ночей?       – Учитель? – непонимающе посмотрел на него ученик.       – Я почувствовал твою тревожность и не мог не прийти. Спи, Оби, я буду рядом.       Последние слова прозвучали как обещание на оставшиеся годы обучения, и когда мастер, пристроившись рядом, обнял Кеноби, тот довольно зажмурился, уверенный в том, что не будет больше ни кошмаров, ни одиночества.