На круги своя

Пыльная дорога перестала казаться такой уж бесконечной, когда определилась знакомая развилка. В памяти Хоука мгновенно вспыхнули образы этой дороги несколько месяцев назад, когда он ехал в обратную сторону. Тогда небо было другим, тяжёлым и пасмурным. Сейчас же небосвод висел ясно-синим покровом. «И не надейся на тёплый приём» — предупредил его Варрик заранее. Хоуку это предупреждение не то чтобы очень нужно было, без того понимал, что Фенрис будет зол. Все закончилось не так плохо, как Хоук представлял. Никто даже не умер. Но послевкусие, будто его заставили навернуть ведро слизняков с солью, всё равно оставалось. Как и всегда, когда жизнь сталкивала их с испытаниями. Что-то никогда не менялось. Прохладный ветер, тонкими пальчиками забирающийся за ворот отрезвлял, выгонял сдавленное раздражение и… тошноту, поганую тошноту, приклеившуюся к Хоуку намертво. Короткая, предательская мысль забралась в голову, там и осела. Зацепилась репьем, когда на горизонте показалась знакомая сутулая фигура. Маг остановился.

***

Эту придорожную таверну, больше похожую на простую хибару, Фенрис выбрал из невозможности организовать какой-то более роскошный отдых. Да и не нужно было. Они улеглись в почти полной темноте, отвернувшись друг от друга. Ну, как отвернувшись: Хоук завалился на бок сразу же, а Фенрис, немного погодя, непривычно-грузно для своего тощего тела, опустился рядом, помедлил, а потом повернул корпус в противоположную сторону. Фенрис лежал, уставившись в тёмно-синюю в сумраке ночной комнаты стену. Хоук не решался заговорить с ним, когда они оказались наконец вдвоём, а теперь отчаянно делал вид, что уснул. Вряд ли Фенрис ему сейчас поверил: Хоук слышал, как эльф стучит пальцами по подушке. Нервничает. Эту привычку Фенрис выработал давно, ещё до него, это точно. Это странно, но сейчас Хоук думает не о Тени, Корифее или даже Инквизиторе. Все, о чём может думать бывший защитник Киркволла (каким маленьким и ничтожным теперь это кажется) так это о том, как давно они в последний раз лежали в одной постели. Даже не спали, а вот просто лежали. Гаррет пытается подсчитать, сколько же месяцев они не видели друг друга. До какого-то момента Хоук надеется, искренне надеется, что Фенрис что-то ему скажет. Пускай и не менее обидное, чем часом раннее. Фенриса можно понять. Но Фенрис тоже должен понять его. Двери и окна плохие и сильно сквозит. Гаррет ёжится. Доспех он уже снял, хорошо бы вымыться с мылом, а потом уже спать, но довольствоваться приходится тем, что есть. Так тоже неплохо. Веки опускаются сами. Фенрис тихо вздыхает где-то за спиной, вошкается. Но Хоука не зовёт. Видимо, всё-таки подумал, что тот уснул. «Хорошо» — думает Хоук. Хорошо, что так. Какого-то нормального разговора у них сейчас бы не получилось. Перед тем, как отдаться короткому и тревожному сну, Хоук слышит, как Фенрис стискивает зубами подушку, скрежеща по ткани. Злостно, недовольно. Обидчиво. Но нет ничего совершенно удивительного в том, что они абсолютно синхронно разворачивают лица друг к другу. Таковы привычки, которые разделяют давние любовники. И Хоуку всё ещё не хочется называть и определять Фенриса для себя именно так. Фенрис — большее. Гораздо большее. Глаза эльфа, ярко-зеленые от накатившей слезы, мерцали как светлячки в лесном овраге. Свою злобу Фенрис умело пережёвывал и переваривал. До последнего терпел, не решаясь расшатывать лодочку их любви, грустно балансирующую на волнах моря перед штормом. Куда уж сильнее. Фенрис не смог долго обижаться и ткнулся без слов в его шею лицом. Почувствовал знакомое прикосновение бороды и почувствовал, как же ему хорошо и безопасно, когда тело обвивают сильные по-медвежьи руки мага. Он вернулся. Все закончилось. Когда-то это было почти запретным удовольствием. Под пальцами Хоук почувствовал рубцы, которых раньше не было. Все тело в шрамах. Маг содрогнулся, словно ошпарившись, когда коснулся рубца, пересекающего поясницу. Шрам был выпуклым, как жирная гусеница, рана когда-то явно была глубокой. Как будто эльфа некто пытался перерубить пополам, а самое страшное — ему почти удалось это. Гаррет ощутил, как внутри всё похолодело. Хоук скользнул по коротко выбритому затылку, зарылся пальцами в длинные пряди на макушке. Кощунством было бы сомневаться в верности Фенриса и в том, как он рисковал, раз за разом подставляясь под зачарованные клинки работорговцев. — Я тебя больше никуда не отпущу, — зашептал Фенрис ему прямо на ухо горько, обиженно. Когда-то давно он так же горько шептал «ты только не умирай, я без тебя не смогу» перед битвой с Орсино и Мередит. Хоук гладил его успокаивающе. Проблема была только в том, что эти прикосновения никак не работали должным образом. Эльф словно превратился в ледяного истукана. Не реагировал на ласку, не подставлялся. — Я никуда и не собираюсь. По крайней мере, в ближайшие несколько часов, — ответил Хоук, изучая мозолистыми пальцами рубец, поглаживая его, словно привыкая к тому, что он вообще есть. К тому, что он имеет право на существование на теле Фенриса. Хоук прислушивался к ощущениям от объятий, от сдержанной близости и чувствовал, знал даже, что они поменялись. Все поменялось. Хоук аккуратно высвободился из вялого объятия, улегся на спину, ощущая, как та ноет, словно виверн в пустыне. Впрочем, на различного рода пустыни и пустоши он насмотрелся по дороге. Дорога была изматывающей, мысли клубились роем в голове, ни одна из них не была дельной. Просто ворох сожалений, страхов, надежд. Когда он только вернулся, когда увидел Фенриса, ожидающего его на перекрестке нескольких дорог, завернутого наглухо в походный плащ, то долго всматривался, то ли ругая зрение, то ли боясь, что ошибся. Время беспощадно ко всему, пускай судьба или сам Создатель и оказали к ним двоим милосердие. Фенрис почувствовал, какое внимание уделяет Хоук шраму на его спине. — А, это? Это меня маг ударил острием посоха, — спокойно рассказал эльф. — мне повезло, что освобождённых рабов была травница. А то мы бы не разговаривали. Фенрис улёгся к нему на грудь. Тогда, когда они встретились на перекрёстке, Фенрис просто заставил его свернуть на марчанскую дорогу. Хоук покорился его желанию. Никакого Вейсхаупта. На этот раз. Пока что. — Несколько часов? Не дури, — твёрдо сказал эльф. — Мы спим, а потом едем в Киркволл. Без глупостей. Понял? Хоук улыбнулся. Чувствовалось, что они вместе все эти долгие годы. Хоук взял его за руку. Фенрис переплёл пальцы. Хоук сжал его пальцы чуть сильнее, вздохнул устало. Он повернулся, шурша покрывалом, снова заключил Фенриса в более тесное объятие. Дыхание обожгло кожу. Он хотел коснуться длинного уха губами, потом — загорелой шеи, вылизать соленую кожу, укусить. Когда-то хотел. По дороге. Точнее ещё, по дороге туда. Не обратно. Обратная дорога полнилась только скорбью, самокопанием и ненавистью ко всему и вся. Как бы ни давил в себе Хоук эти мысли, они были. Но, судя по всему, если «кто-то» и появился у Фенриса за месяцы разлуки, то только новые страшные шрамы. — Странное чувство. Будто что-то поменялось. Я ещё не разобрался. Фенрис ответил шумным вздохом. Фенрис не был склонен с открытым скандалам, поэтому все их недомолвки кончались взаимным игнорированием на какое-то время. И всё же, Фенрис был обижен до глубины души. А как ещё он должен был реагировать, когда Хоук бросил всё и вся и полез в самое «пекло»? Хоук посмотрел ему в глаза, пытаясь в темноте уловить знакомый блеск. Коснулся руками стройного тела, несмело, проверяя, так же ли оно реагирует на его прикосновения. Ему уже давно не нужно было словесное подтверждение чего-либо. Но пускай Фенрис решит сам, чего теперь хочет. Старая кровать легонько скрипнула, когда Фенрис опрокинул его на спину снова и оказался лежащим сверху. Хоук улыбнулся, успокоившись. Это любимый жест эльфа — забраться сверху, придавить почти всем телом, поцеловать. В такие моменты он начинал дышать чуть чаще. Фенрис поцеловал его жарко, запустив пальцы в косматую неопрятную бороду. Фенрис реагировал так же, как раньше. Повязку на руке он до сих пор носил, но она уже начала выцветать, необработанные края растрепались. Фенрис нахмурил густые брови. — Что изменилось? Я удивлён, что у тебя, мажеской башки, остались силы на ревность. Хоук крепче прижал его к себе, чувствуя, как знакомо отзывается тело эльфа. Может и правда жизнь только начинается? Жизнь без решения чужих проблем. Фенрис говорил с ним теперь уже мягче, привычным тоном, который тратил только на него и только в спальне. Это успокоило. Хоук касался его рук, запускал пальцы под ткань одежды, чувствуя дыхание Фенриса, и почти ощущал физически в нем ту любовь, которую ощутил тогда, когда Фенрис впервые остался с ним. Остался, чтобы уйти. Хоук поморщился, пытаясь «проглотить» терзающий его вопрос. Он не требовался, не нужен был. Конечно, Фенрис всё ещё его. Не могло быть иначе. Он даже почти утихомирил такую же ненужную ревность, которая вспыхнула в нем, когда Варрик делился сальными слушками о том, что к Фенрису катил какой-то маг. Или не маг. Ну их к Архидемону. Да чтоб все в бездну провалились. Гаррет потянулся рукой к лицу Фенриса и погладил мягко щеку. Эльф застыл, перестал дышать, зная, что маг собирается сказать что-то важное и доселе скрываемое. — Там, в Тени… Он говорил со мной, — шепнул Хоук, — он сказал... не важно, что он сказал. Главное, что ты здесь. Живой. — А куда я бы делся? — Фенрис приподнялся на локте, на его губах появилась хитрая улыбка. Хоук прищурил глаза. Его грязные с дороги волосы совсем растрепались, да и весь он уже был совсем помятым и сонным. — От меня? Никуда. — Только не смей говорить, что я твой. — Но ты мой. Мы давно выяснили. Гаррет замолк, боясь прежней реакции. Но Фенрис лишь улыбается. — Я сам хотел это сказать. Хоук вытянул ноги, сам весь растянулся удобнее, высказывая внешним видом, что диалог лучше отложить до пробуждения. — Ты победил. — Вот и хорошо, — Фенрис потянулся за шерстяным покрывалом — одним из немногих, которые в этой лачуге не проела моль, — а теперь отдыхать, Защитник. Нам ещё возвращаться назад в Киркволл. Твоя собака скучает. Замечание про собаку вызвало тихий смешок у мага. Хоуку ничего не осталось, кроме как признать своё поражение. Самое желанное поражение. Рука Фенриса гладит его по щеке. Рука Хоука на талии эльфа.