Двигаться дальше

      Она не вернется. Наташа это знает, знает, как никто другой. Она бы на ее месте точно не вернулась, хотя…после встречи с Вандой, Романофф уже ни в чем не уверена.       Начиналось все хорошо: общий плейлист, совместные шуточки, разговоры по душам, а закончилось — адской болью и разбитым сердцем. Два месяца. Всего два чертовых месяца — вот столько Ванде потребовалось, чтобы разрушить жизнь Наташи, тщательно выстраиваемую годами. Конечно, в силу характера и особенностей жизни, Наташа костьми в землю не ляжет. Не в ее это стиле — сдаваться без боя. Но чувствовать себя униженной и проигравшей — особый вид боли.       И она делает вид, что все хорошо. Что подниматься по утрам — не адская пытка. Что ее первая мысль не вращается вокруг Ванды, как и тысячи последующих. Что Ванды нет в каждом вдохе, выдохе, в каждом взгляде. Что вкус жизни также ярок, как был прежде. Что жизнь — не бессмысленна. Наташа упрямо врет. Окружающим, друзьям и тем, кто ее знает. А больше всего, Романофф врет самой себе. «Да не люблю я ее больше» — самая частая мысль после ухода Ванды и каждый раз Наташа самой себе проигрывает. Потому что без Ванды все тошно и пресно. Потому что без нее приходится лгать, придумывать глупые смыслы жизни, двигаться дальше. Какое уж там дальше — Наташа не может спокойно закрыть глаза, чтобы образ Ванды не вспыхивал перед глазами. Она помнит все.       Как можно забыть того, кто еще два месяца назад значил для тебя целый мир? А Наташа за четыре дня должна сделать вид, что оправилась от боли, что пережила и в порядке. Жизнь не позволяет более горевать — у Наташи есть семья в лице Мстителей, у Наташи дела и обязанности, у Наташи спасение жизней. Только вот, даже саму себя спасти, она не в состоянии. Романофф приходит по утрам на кухню и пьет витамины. Точнее, пытает себя ими: из банки на ладонь высыпает две пилюли и смотрит. Смотрит долго и чувство бессмысленности накрывает с головой. Какой смысл быть живой, если Ванды, самого дорого и любимого человека, больше нет рядом? Какой смысл пить таблетки, лекарства, витамины? Сохранять себе жизнь, чтобы что…? Она не знает. Просто молча кладет витамины в рот и запивает водой.       Взгляд завтракающей за столом Елены пронизывает насквозь и становится тошно. Сестра вызвалась «посидеть» с Наташей, пока той не станет лучше. Наташе не нужна наседка, не нужен присмотр и забота. Наташе нужна Ванда и никого кроме нее. Ванда заменила ей целый мир, который теперь Наташа безуспешно пытается заменить другими. Все тщетно. Ей хочется скулить в голос. «Разве не ты клялась, что никогда не уйдешь?» –оседая на пол, думает Наташа. Почему все так? Что она сделала не так? Кто виноват? Вопросов слишком много, но Нат устала искать ответы. Она просто устала.       Она знает, что больна. Смертельно больна, зависима от другого человека. Всегда так было и, похоже, всегда так будет — это не новость. Ей хочется о своей боли кричать на каждом шагу, но в глазах других Наташа не такая. Она же сильная, она всегда знает, что делать. Как бы ей хотелось, чтобы это было правдой. Чтобы она действительно оправилась за четыре дня. Чтобы сердце не жгло воспоминаниями, болью и страданиями. Наташе хочется в бой. Ударить кого-нибудь, выплеснуть эмоции, свернуть шею первому встречному. Вместо этого она закрывает глаза. Просто продолжает делать вид, что ей не больно. Что ее не рвет на куски расставание. Что она может продолжать жить.       Наташа никогда свою жизнь не любила. Кроме насилия, смерти и боли в ней ничего и не было. Ничего важного, ценного и нужного. Пока в эту жизнь не вошла Ванда. Наташа вдруг узнала, что бывает по-другому. Что скребущее чувство одиночества может отступить. Что можно быть счастливой и радостной каждый день. Что можно вот так любить. Что боль не вечна и что Романофф тоже может быть счастлива. О, как недолго длилось это счастье. Наташа хорошо помнила, как сказала Ванде однажды: «Я никогда не пожалею о встрече с тобой». И это была правда. Наташе бы жалеть стоило, стоило забыть и излечиться, сделать вид, что ничего не было — последовать примеру Ванды. Но она не может. У нее рука не поднимается даже чат удалить, который они делили на двоих. А вот Ванда, со своей стороны, от него безжалостно избавилась — это Наташа в последней их переписке выяснила.       Иногда Нат кажется, что даже смерть Ванды была бы милосердием для Романофф…но только не ее уход. Мысль, что она будет где-то жить дальше, с кем-то строить отношения, забудет о Наташе, причиняла такую немыслимую боль, что хотелось выть. Елена приносит из комнаты плед и накрывает им лежащую на кухонном полу Наташу, а затем, выключив свет, покидает комнату. Нат вставать не хочется, разговаривать тоже — ей бы умереть на этом полу, но разве она может себе позволить такую роскошь, как смерть? От нее зависят жизни других и, пока это так, она будет жить. Конечно, ей невыносимо перечитывать их переписку, слушать музыку, что Ванда скидывала ей и что навечно будет ассоциироваться только с ней, воспроизводить в памяти каждую секунду совместного времяпровождения. Глубоко в душе Наташа знает: рано или поздно, это пройдет, как всегда проходило. Время будет лечить уродливые рубцы на сердце, будет затягивать паутиной новый впечатлений, давать новые смыслы. Через месяца или годы Наташа вдруг услышит имя Ванды и, с легкой тоской, улыбнется воспоминаниям. Потому что в их паре, лишь она и была честна — она ни о чем не жалеет. Даже несмотря на невыносимую боль и желание умереть. Эта любовь была прекрасным сном, и Наташа не хочет забывать. Хочет смотреть на их переписки, внутренне кровью истекать, ходить по местам, где они были вместе. Что угодно, лишь бы не забвение. Даже если придется двигаться дальше без нее. Без той, что значила целый мир.

***

      Ванда честна. Ванда старается поступать правильно. Ванда хорошая. И ее тошнит от этой лжи. Она надеется, что проклятая Наташа из головы сама собой выветрится. Она себе запрещает даже малейшую мысль допускать, что Наташа где-то существует в мире, что она жива. Ванда все сделала, чтобы удалить ее из своей жизни, не чувствовать боли, которую Романофф ей причинила. Ванда хорошо врет, почти в совершенстве. Ванда врет всем, даже самой себе. Единственной, кому она соврать не смогла — Наташе.       Нат знает ее, как облупленную. Даже после расставания видит ее насквозь, смотрит своими пронзительными глазами и укоризненно молчит. Разумеется, лишь в качестве видения — Ванда еще не настолько сошла с ума, чтобы вновь пустить Романофф в свою жизнь. Так она ей в последней переписке и написала. Правда, потом добавила, что если не пустит в свою жизнь, то не узнает, изменилась Наташа или нет. А Романофф в ответ написала «хватит» и ушла. Романофф не соврешь просто так: она сама мастер лжи и манипуляций. Ванда много жестоких слов ей сказала на прощание и в каждое из них хотелось верить. Но не получалось, и Наташа, хоть и не сказала этого напрямую, дала понять — она знает.       Ванде хочется врать всегда. Ложь — это спасение от боли. Романофф ее знала настоящую и знает до сих пор. Каждый ее шаг предвидит, каждую эмоцию считывает, даже за тысячи километров — и ничего с этим не делает. Ванда хочет, чтобы Наташа сгорела в аду, но еще больше она хочет, чтобы Романофф пришла и спасла ее. Как спасала всегда. Как спасала месяц назад, когда Ванду саму оставил близкий человек. Ванда боялась, что Наташа уйдет первой, поэтому стоило Романофф допустить одну ошибку, сбежала сама. Ванда — патологический, неизлечимый лжец. Она вела хорошую игру, держала лицо, но и ее занесло.       Ванда делает вид, изо дня в день, что все нормально. Ей верят, потому что те, кому она говорит эту ложь — им все равно. Наташе все равно не было. Она по одному сообщению могла понять, что что-то не так и поддержать так, как никто другой не сумел бы. Ванда однажды так и написала ей: «Ты поддерживаешь меня, как никто другой, и я безмерно ценю это». Ванда крутит кольца на руке и усмехается обещанию Наташи однажды приехать и поцеловать эту руку с кольцами. Романофф обещание сдержала бы: Нат вообще, на удивление, всегда держит слово. Наташе полагается быть лжецом, лицемером, извлекающим выгоду из всего и всех…но сейчас эта роль занята Вандой. Наверное, так и должно быть.       Ванде хочется верить, что она поступает правильно. Что она становится лучше. Но внутренний голос ехидно спрашивает: разве хороший человек поступил бы так с тем, кого любит? Ванде хочется возразить, мол, да, если человек причиняет боль, надо уходить, разве нет? Но она знает ответ: она допустила ошибку. Так что все, что ей теперь остается — стискивать зубы и терпеть. Терпеть жар по коже от стыда, терпеть укоры совести, терпеть режущую боль. Считать Наташу тварью легче, чем признать, что на эмоциях сама допустила ошибку. Наташа такая правильная и святая, что хотелось выть. Она до последнего терпела, принимала, прощала и пыталась решать. Ванда считает, что делала тоже самой и в той же мере. Так кто из них прав?       Может быть, так случилось, что они обе ошиблись. Может быть, Ванде не стоило удалять все, что их связывало. Может быть, Наташе нужно было время, чтобы остыть и взять себя в руки. Может быть, никто из них не готов к нормальным отношениям. А, может быть, они для этого и встретились: чтобы причинить друг другу боль, обжечься, не услышать друг друга и пойти с этим всем дальше по жизни. Ванда запрещает себе думать, что могла потерять любовь всей своей жизни из-за собственной неготовности. Наташа же тоже потом предпочла уйти, а не сражаться за их совместное будущее, которым она так дорожила? Каждая сделала свой выбор и не в пользу друг друга. Не стоит им быть вместе.       Но как с этим жить? Как Наташа это терпит? Неужели ей все равно? Ванда даже мысли не допускает, что из ее жизни выдрали очень значимый кусок. Она сама же с корнями его и выдернула, отбросив подальше. Вот только кто знал, что на этом месте образуется пустота? Ванда не знала. Она старается ее заполнять делами, искать смысл в том, что она делает. Ее ждет хорошее будущее, переезд, пусть и без Наташи. Она встретит кого-то другого, кого-то, кто будет не похож на Романофф и будет счастлива. А будет ли…?