Тональный контраст

Вы вступаете в игру… Прислать ей письмо… Она не сыграла в вашу игру… … Марту арестуют за убийство Фран и Харлана… Интригующее сочетание фактов… …И всё получилось бы, не забери мы вас для допроса… не припрячь Фрэн запасной бланк результата… Марта, она не сыграла в вашу игру…

Рэнсом следит взглядом в этой комнате только за ней, он подпирает подбородок рукой, облокотившись на кресло, оставляя кривлянья и усмешки для семейных встреч. Бенуа Бланк сыплет словами, делает театральные паузы, а представители закона смотрят ему в рот и наверняка всё записывают, этого нельзя исключать, не смотря на весь абсурд ситуации. Бланк плетёт свою словесную паутину, выводя его на эмоции, но Рэнсом знает это и просто наблюдает, выжидая, что, же будет происходить дальше. Эту милую, затюканную обязательствами и обстоятельствами, девчонку Рэнсом знает довольно долго, он бы даже сказал достаточно для того, чтобы влюбиться, если бы не был уверен, что Драйсдэйлы этого не умеют. Первое, что он о ней помнит, это желание захлопнуть перед ней дверь и никогда не открывать, впрочем, Рэнсом тогда так и сделал. Предприимчивая девчушка не растерялась, продолжила терпеливо постукивать, пока ей не открыла экономка. Одно её присутствие заставляло его взвинчиваться с полтычка, совсем, как в семнадцать, когда гормоны помноженные на характер делали его буквально взрывным. Из Рэнсома тогда летело будь здоров, прям через край и с гаком. Даже дружки стали шарахаться от его сумасбродных и неадекватных идей. В двадцать пять он уже не мог позволить себе творить дичь, зато смог навестить пару злачных мест, сбросить пар, ухайдокаться в спортивном зале и осознать, как конкретно он попал. Всё, что он мог себе позволить, это наблюдать за ней издалека, подмечая всё, что видит, собирая воспоминания в своей памяти, чтобы перебирать их в одиночестве, как бусины чёток. Лишиться содержания из-за красивых глаз он не хотел, да и деду девчонка пришлась по нраву, если бы в жизни всё было, как в кино, Марта бы сдалась под его очарованием и они бы вовсю вили семейноё гнёздышко. Но реальность вещь суровая, большеглазая милашка с глазами лани его не замечала. Зато он принялся привлекать её внимание самым доступным способом — словесной провокацией. Он научился различать её эмоции, ловить искорки смеха в зелёных глазах, считывать обиду в поджатых губах и наслаждаться открытым, но редким переливчатым смехом. Смерть Харлана дала ему возможность побыть к ней ближе, за эти несколько дней он убедился, что Марта если и виновна, то только в том, что до сих пор верит людям и смотрит на этот мир с широко распахнутыми глазами. Рэнсом ознакомился с заключением судмедэксперта, впрочем, как и всё семейство, Харлан сам перерезал себе горло. Марта ему не лгала, рассказала всё, как было, в этом он убедился в том ресторанчике, а это значит, что классика не стареет. Он возвращается в реальность, когда Бенуа берёт паузу, давая Марте принять вызов. Рэнсом видит, как она отворачивается, скрывая лицо, как напрягается спина Марты, как она начинает часто дышать носом, когда поворачиваясь, отключает соединение. Она вся сжимается, словно старается удержать что-то внутри, румянец проступает на её щеках. Она несёт околесицу про экономку, буквально тараторит, но её выдают блестящие, широко распахнутые глаза. — Франни жива? — насмешливо уточняет Рэнсом, подтверждая свою правоту, когда Марта сводит брови, дёргается и сгибается, её всё же выполаскивает на ковёр. — Что и требовалось доказать. Держи, — Рэнсом встает и протягивает утирающейся рукой Марте платок, чтобы та вытерла рот. Умением делать выводы обладает в этой комнате не только знаменитый Бенуа Бланк. Пришла пора и Рэнсому открыть рот по делу, ведь в свете произнесённого в его голове всё встало по своим местам. — Мне прямо сейчас подставить руки под наручники или всё же выслушаем мою версию событий, детективы? Я именно тот, кто нанял вас, Бланк, но ваша слава сыграла с вами дурную шутку, вскружив голову. Вам удалось вылепить из умозаключений образ классического злодея, ведь я так аккуратно вписываюсь в типаж, несмотря на факты. К слову о деньгах, одно лето я работал ассистентом у Харлана, более требовательного, взбалмошного и нестабильного руководителя я ещё не встречал, но дед, выстраивая мотив, в своих книгах был очень, очень дотошен. К чему это я, все же стоило отталкиваться от фактов, Бланк, а не ждать, когда тот самый снаряд упадёт к вашим ногам. Вам стоило запросить отчёты по моему содержанию и послать запросы по доходам, ну или задать мне правильные вопросы. Зачем мне рубить сук, на котором я сижу? — Хью залез в карман своего пальто и выложил на стол банковские распечатки, к которым тут же проявили интерес детективы. — Фрэн действительно прислала мне письмо, решившись на шантаж. Как вы правильно обратили внимание, Бенуа, в надежде подзаработать, но я гол, как сокол, последнее своё содержание я потратил, чтобы оплатить ваши отнюдь не дешёвые услуги. Посмотрите на меня, я похож на свою семью? — Рэнсом повернулся вокруг себя. — Выпячиваю достаток? Меняю наряды, машины, тыкаю в морду драгоценностями или часами, инкрустированными брильянтами? И да, у меня отнюдь не дизайнерские дырки на свитере, я лишь делаю удачную мину при плохой игре. Мой дом — это подарок деда, но оформленный на него, живи, Рэнсом, но помни, это — не твоё. Содержание мне выдавалось раз в квартал, оно же шло на уплату счетов, остатков хватало, чтобы погасись взнос на членство в клубе, который был нужен для имиджа семьи Драйсдэйлов. И да, к сведению, экономка меня ненавидела, это вы верно подметили, Бланк, просто ненавидела за то, кем я уродился. Я же Хью Рэнсем Драйсдэйл, рожденный с серебряной ложкой в заднице. Мажор, самонадеянный, наглый, фривольный гордец и далее по списку, у меня всё и всегда на блюде с золотой каймой. Люди так легковерны, они принимают чужие слова, как данность. Фрэн ненавидела каждого, кто был выше её по положению, а меня особенно. За то, как я мог высказать всем и каждому своё мнение, тыча в лицо фактами, за то, что я не напяливал маску сочувствия и соучастия, насмехался, а не выслушивал её бредни и не вёлся на жалобы. Какие могут быть жалобы при полном пансионе? Во время сбора всего семейства разово нанимался повар или делался заказ в ресторан, чтобы экономка не перетрудилась. Живой пример тому же прошедшие поминки. Жалование экономки не включало оплаты питания и проживания на территории дома, бонусом шло. Да я и не был обязан расшаркиваться, она — всего лишь экономка, которая хотела получить больше, чем заработную плату. Да, я рос избалованным вниманием и деньгами парнем, но делает ли меня это убийцей? Что, никто из присутствующих не в курсе, что наша дружная семейка — это тот ещё серпентарий? Прямые наследники Харлана его разочаровали, лишь моя мать взяла от деда тот самый несгибаемый стержень. Линда одолжила у Харлана миллион и заработала своё состояние. Драйсдэйл — это всего лишь фамилия, никакого величия или титула, коим кичится вся семья нет и в помине, ведь Харлан купил это поместье в восьмидесятых у пакастанского миллиардера, состряпав очередного нувориша из ничего. Дети Харлана — это театр марионеток королев и королей драмы, нити которых держал лицемерный кукловод Харлан Трамби. Он обвязал всю семью деньгами и с помощью их же и управлял, тешил своё самолюбие на старость лет. Он всех укорял за отсутствие самостоятельности и при этом крепко держал всех рядом, не давая расправить крылья. Пока одни вываливают домыслы, другие лицемерят, лаются между собой, переливают из пустого в порожнее, перемывая косточки друг дружке, вываливая грязные секретики, приправляя всё это бесконечной ложью и пафосом — они рядом. Харлан лишь наблюдал за всей этой вознёй, заигравшись в роль демиурга-творца, ведь он — писатель. В общем, Трамби те ещё любители потоптаться по больным мозолям и залезть в самую душу в сапогах. Конечно, Фрэн уже не первый год жила в этом доме, она наблюдала и завидовала, получая просто неопровержимые основания собственной ненависти к богачам, пустышкам, у которых самомнение с Эерест. Да, я знал, кто получит всё по оглашении завещания, потому и нанял вас. Но один ли я знал о содержании изменённого содержания? Один ли я знал, что именно вкалывает Марта деду? Один ли Джейкоб мог услышать, из-за чего я ругался с Харланом? Фрэн действительно прислала мне письмо, которое я переадресовал Марте, с которой у экономки были дружеские отношения, чтобы проверить, а не сообщницы, ли они? По крайней мере, Марта знала, где Фран хранила свои заначки, не так ли, дорогуша? — Рэнсом посмотрел на Марту, намекая на травку, девчонка потупила взор. — Я узнал об изменениях в завещании накануне смерти деда, он же выставил меня зажравшимся щенком и был прав. Да, я сказал ему, что ТАК этого не оставлю, да я психанул, а кто бы нет, когда узнал, что ему не достанется ни-че-го! Кое-кто сделал то, что сделал, а потом подёргал за родственные связи, ведь лаборант была её кузиной. Франни часто трепала языком о тех данных, которые не подлежат разглашению, ей ничего не стоило достать оригинал анализа, пользуясь родственными связями. На вашем месте я бы проверил данную особу, которая так фривольно относится к своим обязанностям о неразглашении информации посторонним лицам, детективы. Экономка незаконным образом получила данные, которые должны были выдать только на руки по официальному запросу, убедилась, что всё достанется Марте, ведь её расчет на подмену препарата не удался, Марту подставить не удалось, значит, пришла пора менять тактику и спихивать всё на меня, спалив лабораторию. Вы же не серьёзно, офицеры? Отчёты экспертов отправляются по закрытой электронной почте детективам, толку мне сжигать лабораторию, если я знаю регламент? Я же не полный идиот. Фрэн так удачно прихватила с собой улику из лаборатории, сумку Марты, которая должна храниться, как вещьдок, вы не находите это странным, офицеры, что улика до сих пор была в лаборатории, а не в хранилище? Вы, Бенуа, утверждаете, что я поменял препараты местами, тут я вас разочарую. Медицинскую сумку эксперты изъяли при первом же досмотре комнаты, в то самое утро, когда обнаружили труп Харлана, вы же сами отдали на это распоряжение, детективы, когда узнали, что именно медсестра колола старику. Марта приехала с самого утра, как ни в чём не бывало, поддерживая их с Харлоном легенду, препараты она не увозила с собой. В тот злополучный вечер, поругавшись с дедом, я уехал до ближайшего паба, чтобы набраться смелости и высказать этому старому козлу всё, что я о нём думаю. К утру, нажравшись, как свинья, я тупо не смог справиться даже с калиткой, да ещё и псины эти залаяли. Перебудить весь дом, дабы подтвердить, какое я ничтожество — до такого, даже я не напиваюсь. Могу дать номер диспетчера такси, который подтвердит мой ночной заказ. Что? Я же не совсем сумасшедший, чтобы ездить в хлам на своей БМВ. На следующий день я получил сообщение от матери о смерти деда, потому и послал вам деньги, пригласив вас вести расследование, а кто бы на моём месте не проверил того, кому достанется целых шестьдесят миллионов? Фрэн тоже не была на похоронах, как и я, но, платить мне ей было нечем и не за что, зато я вышел идеальным злодеем, не так ли? Никто не допрашивал экономку дольше необходимого, просто искали более весомый мотив среди родни, — усмехнулся Рэнсом полицейским. — Каждый из нас вёл двойную игру. Я выводил на чистую воду тебя, Марта, а ты меня. А вышло, что хреновые из нас детективы, все банально и просто, убийцей оказалась экономка, которая имела доступ не только к кабинету деда, но и ко всем помещениями дома в любое время суток. На кого мы не обращаем внимание, привыкнув. Кто снуёт по всему дому и остаётся незаметным? Та-дам! Экономка! Глупая, самонадеянная дура попыталась самоубиться, стараясь разыграть очередной фарс. Ведь ты, Марта, обязательно пожалеешь её, проявишь сочувствие к жертве и оставишь ей её рабочее место, продолжишь выдавать заработную плату, Фрэн бы не пришлось менять свой образ жизни. — Передозировка морфина, из медицинской сумки, — промямлила Марта. — А копия, копия анализа есть? — вскинулась девушка. — Да, конечно, Марта. Вы хотите сказать, Ренсом, что экономка, что? Ошиблась при дозировке морфина? — Не обязательно было ошибиться с дозой, она же прислала мне адрес и точное время встречи, когда мне стоило прийти и наверняка не только мне, не так ли, дорогая Марта? Она не медик и не наркоманка, могла просто не рассчитать. В числе моих знакомых были те, у кого был передоз, неприятное зрелище я бы сказал. И поверьте мне, налаксон такие под боком не держат. Но я и Марта немного задержались, уезжая от вас, Бланк. Оставляя вас вдвоём с Мартой, я надеялся, что вся правда раскроется, а не то, что экономка зажмурится из-за своей тупости, она явно рассчитывала, что в Марте взыграет профессионализм и та её спасёт. И это ещё меня называют театралом? К чему мне вся эта эпопея с сожженными записками, лабораторией и глупым шантажом без указаний суммы, требований или же выкупа? — Рэнсом показал почту на своём телефоне с входящими письмами. — Я дам вам доступ к личной переписке ещё до того, как придёт официальный запрос, чтобы исключить все недоразумения. Фрэн понимала, что Марта, вступив в наследство Трамби, скорее распродаст всё и пустит на благотворительность, чем останется жить в доме Харлана. Ты чураешься богатых вещей, детка, это — не твой мир, он чужд тебе с его гнилой изнанкой, да Боже мой, ты даже в Го играешь, просто выстраивая красивый узор, а не стремишься захватить территорию противника, — обратился Рэнсом к марте. — А это значит, что? Что экономкой Фрэн уже не быть, рекомендаций ей никто не даст, а от Марты на них и смотреть не станут. Но, если доказать, что Марта убийца, то всё получит родня и Линда, как самая старшая и сентиментальная, она обязательно сохранит дом и оставит старую экономку, ведь люди в возрасте так консервативны, они не любят перемены. А тут я так удачно и громко полаялся с дедом, чем не повод? Попыталась убить Харлана через подмену препаратов — не вышло, тот самоубился, попробовала перевести стрелки на меня, так хотелось стрясти с меня денег, не удалось. Ну, хоть сдохнуть у неё вышло вполне реалистично, — закончил Рэнсом. — Мистер Бенуа, что-то я совсем ничего не понял, — встрял в беседу один из детективов. — Друг мой, ни Марта, ни Рэнсом не убивали Харлана, это — было самоубийство. Оформите допрос по всем правилам, запись дело хорошее, но без разрешения судьи, она не будет являться доказательством. Ренсом, Марта, вы же не откажитесь дать показания прямо сейчас, раз уж все равно Фрэн мертва и больше ничего не остается делать, детективам, как проверять новую версию о предполагаемой соучастнице лаборантке. А это разрешения, потом обыск и так далее. Занятно всё же. — Что именно, Бланк? Что вас щёлкнул по носу такой, как я? — иронично вскинул бровь Рэнсом. — Или что классика не стареет и убийцей оказывается тот, на кого и не подумаешь? — Хм, — буркнул Бенуа себе под нос. — Очень занятно. — Ренсом, Ренсом, мне так… — потупилась Марта, комкая платок в руках. — Понравилось играть в детектива? — усмехнулся Рэнсом. — Марта, я же обещал тебе помочь? Скоро я окажусь в пабе, наберусь, как свинка и приползу к бывшему родному порогу плакаться тебе в жилетку. Пустишь? — Мне так неудобно перед тобой, конечно, ты можешь прийти в удобное для тебя время, — Марта несмело улыбнулась, глядя ему в лицо. — Не верь словам, дорогуша. Даш мне время найти жильё, а то мой домишко неоправданно дорого обходится? А можешь вообще спустить его с молотка. И советую присмотреться к своей родне, наследство в шестьдесят миллионов — это лакомый кусочек. — Что ж, кроме показаний, нам здесь больше нечего не надо. Основное дело закрыто. Рэнсом, Марта, будьте добры дать показания прямо сейчас, и мы оставим вас в покое, ну, хотя бы на некоторое время. Марта прочла и только потом подписала бланк показаний, Рэнсом закончил первый и теперь стоял, надевая пальто, когда Линда зашла в гостиную, держа скомканный лист бумаги в руке: — Рэнсом, мы с Ричардом разводимся. — Ну, желаю удачи, мамуля. Нельзя же всю жизнь помыкать мужиком, держать его в чёрном теле и ждать, что он будет прыгать перед тобой на цирлах. — Щенок, да, что ты знаешь о жизни? — возмутилась Линда, гневно сдвинув брови. — Что бесполезно клеить то, что вдребезги расколотили уже лет двадцать назад? Что я и дальше буду заниматься переводами и влачить жалкое существование, оставшись с нулём вместо наследства? Что мне теперь по херу все ваши запреты, клубы и семейные посиделки для пересчета численности? Дед сделал подарок не только Марте, но и мне, разорвав порочный круг фальшивых ценностей и обязательств. Нас давно уже не связывает ничего кроме фамилии, Линда Драйсдэйл. Лет пять уже, как вы ни сном не духом, чем я живу. Счастливо оставаться. Марта. Офицеры. Бланк — можете оставить гонорар себе, деньги всё равно не мои. — Каков наглец, ну, надо же, прав был отец. Рэнсом больше всех похож на него, такой же эгоист. Мог бы охмурить тебя, Марта, женить на себе и спокойно почивать на лаврах, а он сыграл в благородство, — произнесла Линда, смотря, как Рэнсом садиться в такси. — Вы о чём, Линда? — вытаращилась на неё Марта. — Хм, — теребил свой галстук Бенуа, ослабляя петлю. — Неожиданно. — Да он запал на тебя, как только ты появилась в этом доме, — Линда посмотрела на Марту, как на несмышлёныша. — Из кожи вон выпрыгивал, стараясь, чтобы ты его заметила, всех вертихвосток побросал, даже сейчас вокруг скакал, как привязанный. Думаешь, ему заняться больше нечем было, как наносить визиты старику? Пустое. Марта, сколько ты хочешь за дом отца? Подумай, я выпишу чек в разумных пределах. Ты же не будешь настаивать на том, чтобы мы немедленно покинули дом? Я бы хотела забрать хотя бы альбомы с фотографиями, наши письма, свои личные вещи. — Завещание только-только было озвучено, Линда. Я ещё не готова принимать такие решения. Память — это всё, что порой остаётся у нас. Я не думаю, что Харлан бы хотел этого, чтобы все рассорились после его смерти. Мне он тоже был дорог. — Может и прав был отец, оставляя нас ни с чем. Может и прав был, — Линда зябко повела плечами. — Марта, позвольте откланяться. В моих услугах вы больше не нуждаетесь. Офицеры. Миссис Драйсдэйл, — откланялся Бланк. — Спасибо за всё, мистер Бланк, — поблагодарила его Марта. — Постарайтесь жить так, Марта, чтобы мы больше не встречались при столь нелицеприятных обстоятельствах. Вот так Марта и осталась в тишине большого дома, лишь старая миссис Трамби так и сидела, глядя в окно, пока не раздалось от окна: — Рэнсом, ты опять вернулся? — Ба, ты неподражаема в свои сто пять, — Рэнсом погладил безучастную ко всему старушку по руке. — Я столько не протяну при всём желании. Ма-а-арта? — Не кричи, — Марта стояла посреди гостиной. — Когда звук разносится в тишине, кажется, что дом ещё более огромен. Я понятия не имею, что теперь с этим всем делать, — пожала она плечами. — Это всё эхо виновато, забей. Ну, разлетелись стервятники? Или всё же успели напеть тебе в уши? — Рэнсом усмехался. — Не верь слухам, я в сотни раз хуже, ем девственниц на обед и у меня десять внебрачных детей от эскимосок, которые у меня в рабстве. — Хих, ну перестань, где ты, а где эскимосы? — улыбнулась Марта. — Во-от, раз смеёшься, значит, я не зря старался, — Рэнсом смотрел на неё чуть поплвышим взглядом. — У меня есть знакомый юрист, теперь с твоими деньгами не составит труда сделать легальные документы для матери. Ба ещё не пора отправлять? — Скоро подъедут из дома престарелых, Линда продлила визит до вечера сегодняшнего дня. — Не боишься оставлять в доме такого страшного меня? — Рэнсом развалился на диване, едва скинув пальто на спинку. — А мне есть чего опасаться? — вскинула бровь Марта. — Ну, мало ли, — фыркнул он. — Это правда, Рэнсом? — Что именно? — он бездумно пялился в потолок, закинув руки за голову. — Что ты испытываешь ко мне определённые чувства? — А это что-то поменяет между нами? В чём дело, Марта, выкладывай. Что тебе ещё наплели? — Линда сказала, что я ты испытываешь ко мне определенный интерес. И… — И что мог тебя завались, охмурить и взять в жены, оттяпав кусок наследства при обязательном разводе. Чушь. Ты так не похожа на всех остальных, ничего-то тебе не надо. Ты не обращала на меня внимание. А уж мужчину и вовсе во мне не видела. Я трезвый этого не повторю и буду отрицать, но это ужасно травмирует мужское самолюбие, тем более у такого красавчика, как я. Просто, как серпом по. — Рэнсом! — Ну, ты поняла меня. Я только что в трусах не рассекал, а тебе по барабану. Конечно, я бесился, а потом понял, что ты не для меня. Тебе нужен кто-то простой, без закидонов, с работой, с намерениями, тот, кто сможет любить тебя так, как ты заслуживаешь, тот, с кем можно прожить жизнь без сумасшедшей семейки, которая тыкает в тебя при любом удобном случае. Мать и отец встали бы на дыбы, я бы взбесился и все испортил, если бы попытался сблизиться с тобой. Я вообще не самый приятный в общении человек. — Зато честный, — вставила своё слово Марта. — Зачастую в ущерб себе. Моё окружение — это скопище снобов, которых интересует стоимость внешнего вида больше, чем чистая совесть. Они готовы терпеть, что угодно и от кого угодно, пока им за это платят. Это бесит. — Можно просто жить, Рэнсом. — Я — нищий, как церковная мышь. — Зато ты молод и здоров. — Парировала она. — Подработки не дают постоянного достатка, я давно закончил обучение, но работать редактором меня возьмут лишь в жёлтую прессу. Ты же была у меня, это стеклянный склеп выбирала Джонни, типа у неё есть вкус, общий подарок от семьи на совершеннолетие, как букашка на ладони, у всех на виду, даже задницу не почесать. — Рэнсом! — Что? Это — правда, там даже в спальне стеклянный потолок, зимой кажется, что он треснет и меня засыплет снегом. — Рэнсом, ты меня любишь? — она решилась спросить его в лоб. — Любишь, не любишь, какая разница, если тебе всё равно… — А если, мне не всё равно? — ей чем-то импонировал такой Рэнсом. — Мда, последний шот явно был лишним, уже слуховые галлюцинации пошли. Хотя, если ты глюк, по яйцам мне не прилетит, — Рэнсом встал и, покачиваясь, дошел до кресла, в котором сидела Марта. — Рэнсом? Он наклонился, ухватился за подлокотники и сполз, утыкаясь лицом ей в живот, укладывая тяжелую голову на её колени: — Любовь — это какое-то дурацкое слово, оно не правильное. Хочу пересчитать все веснушки на твоём очаровательном носике, потрогать твои волосы, чтобы узнать, каково это запутаться в них пальцами. Ты знаешь, что твои глаза меняю цвет, когда их подсвечивает солнце? Это же гамма, гетра, гетерохромия, вот, вспомнил! — Ты очарователен, когда не играешь на публику. — Погоди, вот завтра я протрезвею, такого наговорю специально, чтобы ты меня взашей выгнала и не портила себе жизнь. — А нам нельзя общаться так же, как сейчас? — Марта перебирает его волосы, чуть массируя кожу головы пальцами. — Ты… Все так… Не могу, не хочу думать, мысли путаются и меня интересует больше соответствует ли цвет твоего лифчика трусам, чем… Ай! — РЭнсом, — Марта легонько шлепнула его по плечу. — Я пожалуюсь в общество анонимных алкоголиков, ай! — Рэнсо-о-ом. — Тогда в мужское общество жертв домашнего насилия. — А такое есть? — Детка, это — Америка, тут всё есть. Их прервал звук дверного звонка. — Пусти меня, Рэнсом. Машина подъехала, пора проводить бабулю. Марта проводила бабулю, закрыла дверь и тут же замерла, когда он обнял её, утыкаясь ей в макушку. — М-м-м, выгони меня, а? А то я сам не уйду. — Ложись спать здесь, составишь мне компанию за завтраком, — предложила она. — Не хочу спать, — капризно протянул он. — Ну, хочешь, я подержу тебя за руку, пока ты не уснёшь? — Не хочу. — Тогда топай в свою спальню, а я подойду чуть попозже, чтобы поправить тебе одеяло. — Не придёшь. — Проверим? — Ладно, — Рэнсом отлепился от неё и потопал наверх. Марта не знает, что делать. Эмоциональные горки вымотали все нервы, на душе легко от того, что всё закончилось. Но ей неудобно, словно она влезла в чужое платье, которое не заслужила. А дома мама и младшая сестра, которая уже все уши прожужжала, что уже купила в кредит какой-то дико навороченный телефон. — Что? Я могу себе позволить, мы же теперь богачи! Ма-ам, перестань ворчать, Марта, ну, скажи же ей, Марта? Возвращаться туда сейчас не хотелось. Там гора не разобранного белья из прачечной, недомытые после завтрака чашки в раковине. Нытьё сестры на её бойфренда, вечно грязная от разводов туши раковина в ванной, мама, которая часами пялится в бессмысленные сериалы и кухня, на которой всё время мало места. Она всё время жила, как в общежитии. Тонкие стены, когда слышен каждый соседский чих, обязательная очередь в ванну и туалет, холодильник, в котором уже всё слопали без тебя. Марта ополоснулась, натянула удобную пижаму с единорожками и пошла проверить, как там устроился Рэнсом. Она постучала и вошла. Рэнсом лежал на животе, зарывшись лицом в подушку: — Полежишь со мной, пока я не усну? — Никакого интима, — предупредила она его. — Выпей, а то сутра голова будет раскалываться, — она протянула ему стакан с шипучкой. — Я не насильник, детка, и никогда им не был, — Рэнсом послушно осушил стакан. — Залезай, — он развернулся и похлопал по соседней подушке. — Миленькая пижамка. Знаешь, в юности я мечтал попутешествовать, открыть что-то новое, найти сокровище, типа затонувшего храма, как в Ларе Крофт. — Что помешало? — легла Марта так, чтобы видеть его лицо. — Быстро разочаровался. Археология в реальности удивительно скучное занятие. Копаться в грязи совочком и кисточкой, да спать в палатке посреди джунглей то еще удовольствие. Я был на одной экспедиции, напросился в ассистенты к лингвисту из университета на Юкатан, зря потратил три недели. Нет, загар конечно был шикарный, но охоту отбило напрочь. Пробовал работать ассистентом у Харлана и понял, что это не моё. Я не очень люблю людей, они мне отвечают взаимностью. Дистанционно проще, грубить в личной переписке с работодателем — моветон. — Что будешь делать дальше? — Не знаю. А что бы сделала, ты, будь ты на моём месте, Марта? — Посмотрела на каньон, попробовала себя баристой или барменом, попробовала бы пройти кастинг на рекламу нижнего белья. Что? — Марта первый раз видела, как Рэнсом хихикал. — Я и реклама? Мамулю точно перекосит от злости, а отец пафосно отречётся. — Я, ну, у тебя отличные внешние данные, почему бы и нет? — улыбнулась Марта. — Моя сестра начала грезить актерскими курсами, прошла какой-то кастинг, а потом жаловалась, что её запихали в массовку. Ну, она хотя бы отыграла двести долларов, сто из которых, она потратила на все поездки во время съёмок до студии. — Я. В трусах. На подиуме. Да меня на сувениры растащат. — Всё-то тебе не так, не эдак, сам и решай. — А что ты теперь будешь делать? — Не знаю. — Я протестую, это — плагиат. Они ещё долго болтали ни о чём, а Марта впервые задумалась, так ли хорошо она знала настоящего Рэнсома всё это время. Она и не заметила, как сон сморил её, унося её на маковое, покрытое свежей росой поле. Марта нарвала маков, огромные, словно бы живые цветы грели её своим теплом, она нарвала целую охапку и с удовольствием улеглась на тёплые бутоны. Она ещё успела удивиться, почему маки пахли, как мужчина, как проснулась от того, как охапка под ней зашевелилась. — Марта, мне лестно, что мы дошли во сне до первой базы, но у меня зов природы. — М? — Ты лежишь на мне, детка, — Рэнсом напрягся всем телом, и Марта прочувствовала, что именно в неё упирается. — Что? Ох, прости, пожалуйста, — шустро отползла Марта на свою половину кровати. — Ничего, это даже было приятно в некоторой степени. — Рэнсом Драйсдэйл! Ты — неисправим! Он только рассмеялся, скрываясь за дверью в ванну, из которой вскоре донесся шум льющейся воды. Марта же позволила себе маленькую слабость, зарылась в его подушку лицом, вздохнула и поняла, что она так всю ночь на нём и проспала. Сонная нега никак не хотела отпускать её, напряжение последних дней сказывалось, сон снова сморил её. В конце концов, если бы Рэнсом хотел, она бы проснулась под ним, а не на нём. В реальность её вернули поглаживания по плечу. — Марта, ты так весь день проспишь. Вставай. — Ты не в состоянии сам сварить себе кофе, Рэнсом? — пробурчала она. — Вообще-то уже время обеда, твой телефон периодически жужжит, как растревоженный улей. — Пусть, — отмахнулась Марта, спрятав щиколотку под одеяло. — Мда? — Рэнсом запустил ладонь под одеяло и пощекотал пятку. — Да, встаю я, встаю, — дёрнулась Марта, откидывая одеяло и потягиваясь. — Марта, я тебе говорил, что у тебя миленькая пижамка? — Рэнсом развалился рядом, подперев голову рукой. — Ещё вчера, — Марта потянулась, вытягивая ноги. — А сейчас я скажу, что ты замечательно выглядишь в этих своих единорожках, такая растрёпанная, ленивая, тёплая — как плюшевая зайка, так бы и затаскал всю. — Льстец. Тебе просто лень возиться с обедом, да? — Марта пялилась на него, она не могла ничего с собой поделать. Рэнсом до сих пор был в одних пижамных штанах, отсвечивал нагим торсом, будя в ней отнюдь не платонические желания. — Нет. Мне просто нравится смотреть на тебя. Вчера ты так усиленно выспрашивала меня, не напомнишь, о чём именно, а то, что-то я запамятовал? — О твоих планах на будущее… — Ты уверена? И ни о чём больше? Ты сказала, что тебе не всё равно. О чём именно шла речь? Марта зажмурилась, к тому, что её будет допрашивать с самого утра Рэнсом, одетый лишь в пижамные штаны, она не была готова. — О чувствах, — ответила она, отводя от него взгляд. — О моих чувствах, на которые тебе не всё равно? — Да. — И как далеко ты готова зайти в этом понимании? — Я не знаю, — Марта закрыла лицо ладонями, прячась. — Всё ты знаешь, маленькая жуля. Вчера тебе никто не мешал бросить мне плед и уйти к себе. Ты в этом доме не первый раз ночуешь, у тебя здесь собственная спальня, весь дом в твоём распоряжении. А ты остаёшься ночевать со мной в одной кровати. Так зачем? — Мне было страшно спать одной? — Марта чуть раздвигает пальцы, смотря на него. — Нет, я так не думаю. — Ну, я не хотела оставлять тебя одного, после всего, что произошло вчера? — Уже ближе к истине… — Ты попросил меня побыть твоей опорой? — Теплее, но всё ещё не горячо, — Рэнсом обхватывает её запястья пальцами, отводя её ладони от лица. — Скажи мне, зачем? — Как я и сказала, мне не всё равно на тебя. — Вежливый интерес и человеколюбие? М-м-м, пожалуй всё ещё тепло, а не жарко. — Ты же не отстанешь теперь, да? — Не-а. Когда просыпаешься в кровати с желанной девушкой, которая до этого всю ночь к тебе прижималась, хочется сразу обозначить границы дозволенного. В чём дело, Марта? Тебе стало жаль меня? — Нет. Всё сложно. — Не увиливай, все сложно — это статус для соцсетей, дорогуша. — Ты наглый, самоуверенный засранец, Рэнсом. — И-и? — И ты… — Что я? — Тымненрашся. — А теперь ещё раз и раздельно. — Ты. Мне. Нравишься. Доволен? — Очень. — Теперь можно мне уже встать и спокойно помереть со стыда? — Встать можно и даже нужно, на кухне нас ждёт завтрак-обед и целый кофейник горячего, ароматного кофе. — Ты умеешь варить кофе? — Марта села на кровати. — Ты же не думаешь, что я каждый раз завтракаю в ресторане? — Рэнсом натянул майку и сунул ноги в тапочки. — С кофемашиной конечно проще, но в ней такой кофе не сваришь. Ограниченное количество программ не оставляет полёта для фантазии. — Да ты романтик, Рэнсом! — Марта натянула халат поверх пижамы. — Т-с-с, никому не говори. Тебе все равно не поверят. Они вместе позавтракали, а потом, кутаясь в пледы, оттягивали кофе, смотря на пасмурное небо. Было что-то уютное в том, чтобы греть ладони об чашку и чувствовать живое тепло рядом. Рэнсом уехал через пару часов, целомудренно чмокнул её в макушку, обняв на прощанье. — Ты же позвонишь мне? — не удержалась она от вопроса. — А ты будешь ждать? — он вскинул бровь. — Конечно. — Тогда напишу. Так будет проще. Не продавай картины, что висят у меня в гостиной, пока я не вернусь. — Хорошо. А потом как-то всё завертелось, Марта и не думала, что теперь ей надо СТОЛЬКО всего делать и знать. Куча дел высилась и высилась, грозя поглотить её под собой. Вступление в огромное наследство сулило огромную ответственность. Через пару дней ей пришло первое смс от Рэнсма.

Начни с юриста. Мистер Сандерс Крайк дорого берет зав свои услуги, но они того стоят. Свит Стрит 22, его офис на третьем этаже. Возьми с собой все бумаги на мать и сестру вплоть до метрик, скажешь, что от меня. Обязательно заключи двухсторонний договор с указанием суммы оплаты и сроков исполнения.

Сандерс Крайк оказался грамотным специалистом, они побеседовали и заключили стандартный договор на оказание услуг. Через некоторое время её мать могла уже легально проживать на территории США, как гражданка Америки.

Сдай картины в галерею в аренду, а винный погреб не трогай, его надо выставлять на аукционе через посредников, в комиссионных ты не разбираешься, ещё обуют тебя на ровном месте. Но ты можешь воспользоваться услугами оценщика Йорке Лоста — он, хоть и ирландец по происхождению, а в этом деле собаку съел. В моём сейфе есть бутылка анисового ликёра, отдай её Йорке — он поймёт. Если ты живешь в семейном доме, вызови кровельщика и сантехника, пусть составит акт осмотра всей крыши, если понадобиться ремонт, пусть делают сейчас, до наступления зимы. В бумагах Харлана должны быть контакты по предоставляемым услугам, дом хоть и не старый, но требует присмотра. Знаешь, а быть баристой увлекательно, но люди всё ещё отвратительные созданья.

Марта три дня провела вместе с оценщиком в пыльном подвале. Йорке оказался шустрым малым, он мигом обновил каталог Харлана, предложил новый дизайн и составил предложение для ближайших аукционов, указав чисто символические комиссионные в один процент. Марта отправляет Рэнсому фотографии контракта и себя, изгвазданную в пыли.

Во Флориде жарко, как в аду, невозможно работать в помещении без кондиционера. Интересно, как будет смотреться твой шоколадный оттенок волос, если они выгорят на солнце? Я вот похож на модель для барбера, зарос бородой по самую шею. Большой Каньон не стоил того, чтобы наглотаться дорожной пыли. Приближается зима, Техас пронизан ветрами, как флюгер. Как думаешь, мне пойдёт ковбойская шляпа?

Марта отвечает ему смайликами и фотографией чашки с какао, в котором плавают зефирки, не зная, что ответить ему словами. Рэнсом и не ждёт от неё этого, ведь он продолжает ей писать, а она продолжает отвечать. Зима приходит с холодным ветром и смурной погодой, штормовые ветра пробуют обновлённую кровлю дома на прочность, Марта любит вечерами сидеть у камина, закутавшись в плед. Сестра меняет наряды еженедельно, как и бойфрендов, пока мать не устраивает ей выволочку. Взбалмошная Алисия наконец-то прозревает и берётся за ум, ведь на кону защита её диплома. Марта же устраивается администратором в стоматологическую клинику, там всегда ажиотаж, зато чёткий график позволяет заниматься остальными делами по расписанию.

Знаешь, коровы и быки лучшие собеседники на свете, а кайоты ушлые и быстрые. А ещё я стёр себе всю задницу и ляжки, объезжая мерина, спустя неделю мы подружились, я скармливаю ему с утра кислое яблоко, а он не пытается меня выкинуть из седла. Я сплю под отрытым небом, считая звёзды, меня перестали считать чистюлей и берут в ночное.

Марта хихикает, представляя Рэнсома в шляпе и ковбойских сапогах. Постепенно приходит весна, расцвечивая всё вокруг насыщенной зеленью. Марта связывается с галереей, устраивающую выставку полотен Пикассо. Когда близится открытие, она получает посылку от курьера. В коробке классическое чёрное платье и нить жемчуга, которая аккуратно сидит на её шее.

Классика не стареет, оно будет великолепно смотреться на тебе. Не откажи мне в удовольствии, утри зарвавшейся богеме нос, мне будет приятно.

Марта надевает платье, разглаживает ткань руками и собирает волосы в аккуратную прическу. Она вписывается в галерею картин куда лучше, чем раскрашенные и обвешанные драгоценностями дамы, так гордящиеся своим следованием переменчивой моде. Она отправляет Рэнсому фото, где салютует ему бокалом шампанского, гордо расправив плечи. Утренние статьи в прессе упражняются в словесных дуэлях, восхваляя наследницу состояния Трамби, как призовую лошадь. Марта хихикает над особенно неудачными эпитетами и завидует фантазии щелкопёров, которым бы только фантастику писать.

Забей на них, принцесса. Ты была великолепна. Скажи мне, что Линда оборвала тебе телефон, взбесившись? Я проехал автостопом ещё четыре штата, бургеры и кофе на вынос в Старбаксе ничем не отличаются друг от друга, зато я узнал, что в этом мире до сих пор есть открытые кинотеатры. Ты скучаешь по мне?

Марта подтверждает оплату ежегодного школьного обучения Мэг и не ведётся на стенания Джонни по обанкротившемуся Флэму. Алисия устраивается на работу в соседнем городе, мама ворчит, украдкой утирая слёзы, что её девочки выросли и покинули родной дом. Марта так и живёт одна в большом доме Тромби, мама же отдает предпочтение подарку от старшей дочери, маленькому домику с садом в часе езды от Марты, но сериалы и книги это все, что её по-прежнему интересует. Марта отклоняет любые просьбы журналистов об интервью, она все ещё ездит на своём Хёндае, консервирует пятнадцать комнат в доме из двадцати, чтобы не проводить выходные в войне с пылью и грязью. Ей не огорчает полупустой после аукциона винный погреб, зато она с удовольствием перечитывает библиотеку Харлана, делая закладки, чтобы потом поделиться интересными моментами с Рэнсомом.

Дамы в оздоровительных центрах удивительно настойчиво напрашиваются на внимание простого официанта, пихая салфетки с номерами телефонов. Напарники ржут надо мной и делают ставки, как скоро меня сорвёт. Весна с её обострениями меня доканает, сегодня меня три раза ущипнули за задницу дамочки глубоко Бальзаковского возраста, зря я так налёг на физический труд на ранчо, пора менять место работы. Чувствую себя проституткой, надо было идти в стрип, там хоть платят больше. Я скучаю по твоему голосу, кажется, если я позвоню, то всё то, что есть между нами развеется, как морок. Это все реальность виновата, она делает из романтика циника, я не умею быть милым. Ты так и не ответила на мой вопрос, маленькая жуля.

Марта скидывает ему свою фотографию с рабочего места. Думает пару секунд и отправляет вдогонку подтверждение своих кулинарных эксперимента в виде однобоких кексов и расплывшейся по тарелке карбонары. Она думает о нём, вспоминает и корит себя за нерешительность. Следующий месяц Рэнсом не пишет, а Марта понимает, чего ей не хватает, ведь она соскучилась. Соскучилась по его сарказму, по его заметкам, по его краткосрочному вниманию и неудобным вопросам. А ещё Марте сняться сны, яркие, красочные и такие реалистичные, что она просыпается с его именем на устах. Она часто видит себя и его на поляне, усыпанной цветами. Марта шагает по цветочному полю, ветерок треплет её волосы и качает травы, которые щекочут голые ступни. Солнце слепит и она прикладывает руку ко лбу, выглядывая высокую фигуру, залитую солнечным светом. Рэнсом стоит к ней спиной, слышит её окрик и оборачивается. Его лицо преображается, когда он узнаёт её, он улыбается и смотрит на неё так, что сердце начинает колотиться часто-часто. Он тянет к ней руку, приглашая присоединиться, и Марта смело вкладывает свою руку в его ладонь. В его объятиях ей ничего не страшно, легко и спокойно, когда под её щекой бьётся его сердце, безмолвно говоря обо всём. Марта чувствует себя обезьянкой из анекдота, когда и хочется, и колется. Она спит в обнимку с его подушкой и телефоном, борясь пропустить весточку. Сомнения и неуверенность в себе выливаются в кошмары, в такие ночи ей плохо до слёз. Она видит себя со стороны, злосчастную гостиную дома Тромби, Бенуа и детективов, застывших в ступоре. И Ренсома, который смотрит на неё с такой ненавистью и злобой, что Марта замирает истуканом, он замахивается и пронзает её сердце отнюдь не бутафорским ножом. Марта лежит на полу, задыхается от боли, алая пена пузыриться на её губах, а под не растекается отвратительная, кроваво-красная лужа, а он смотрит на неё с презрением и тянет издевательским тоном, кривя красивые губы в насмешке: — Оставь своё жалкое сердце себе! В такие ночи ей очень грустно и страшно, что она всё себе придумала, ничего не было, нет и никогда не будет. Она сдерживает в себе порыв написать Рэнсому какую-нибудь гадость, меняет взмокшую от пота сорочку, пьёт подогретое молоко и ложится досыпать. Вместе с ночной тьмой уходят все ужасы, они тают с утренним звоном будильника. возвращая её в реальность. А надежда разрастается в душе, когда она вспоминает их время, проведённое наедине. Когда Марта находит в почтовом ящике письмо с открытками из разных штатов, сердце бухает в груди, как сумасшедшее, в носу щиплет, а на глазах наворачиваются слёзы. Она раскладывает цветные карточки по полу в гостиной, прослеживая путешествие Рэнсома, касаясь каждой из картинок кончиками пальцев. Словно наяву перед её взором проносятся сотни миль и дорог, так нужных ему, чтобы понять, где его место. Все открыты без подписи, но они буквально пропитаны его запахом, словно он всё это время носил их в нагрудном кармане, неосознанно желая поделиться с ней самым сокровенным. Марта никогда и никому не расскажет, что спит в спальне Рэнсома, в той самой кровати, в которой они спали вдвоём. Она подгребала под себя его подушку, пока его запах окончательно не выветрился. Потом сменила бельё и спала под покрывалом, накрывая один бок тяжелым одеялом, представляя, как бы он обнимал её. Она собирает открытки и бережно раскладывает их в новый альбом, надеясь, что это станет началом их общей истории. Марта не хочет ждать, она больше не боится и не сомневается, делая свой первый шаг ему навстречу. Она отправляет ему сообщение.

«Возвращайся ко мне Рэнсом, возвращайся домой»

Этим же вечером раздался звонок в дверь. Рэнсом стоит на пороге её дома, протягивая ей букет полевых цветов. Она смотрит на него во все глаза, его волосы чуть влажные от моросящего дождя, а глаза, обрамлённые густыми ресницами, кажутся ещё ярче на фоне загоревшего лица. Когда он шагает в дом, захлопывая дверь за собой, Марта не сдерживается и обнимает его, утыкается лицом ему в грудь, пряча глупые слёзы. — Я скучал по тебе, маленькая жуля. Не спеши разводить сырость, а то я так и не наберусь смелости сказать тебе то, что собирался, — его голос раздаётся над ухом и Марте хочется рассмеяться от переполняющего её счастья. — Я рада, что ты вернулся домой. И не жду от тебя признаний и кольца, ты мне всё уже сказал, — ей так не хочется отрываться от него. — Когда это? — уточняет Рэнсом. — Твои открытки, — Марта привстаёт на цыпочки и тычется носом в его шею. — Оу… Я так предсказуем? — он привычно отгораживается словами, а сам поглаживает её по плечам, задевая рукава-фонарики платья. — Мне было очень приятно получить столь говорящий подарок, который доказывает, что у Хью Рэнсома Драйсдэйла есть сердце. Я люблю тебя, Рэнсом, ты — дома. — Это ты о чём, дорогуша? — он чуть отодвинул её от себя, чтобы видеть лицо. — Этот дом твой и мой, мой будущий супруг должен быть полноправным совладельцем и никак не иначе. — Ты отрастила очаровательные зубки, принцесса, и опередила меня. Кто я такой, чтобы отказываться от столь щедрого предложения? — Рэнсом достал из кармана простое золотое кольцо и надел ей на безымянный палец. Марта закусила губу и расчувствовалась, прижав ладонь ко рту. Рэнсом собрал слезинки губами и наконец-то поцеловал её, подкрепляя слова действиями. Они так и не смогли расцепиться, шагали и шагали, пока не дошли до лестницы, упираясь в перила. — Если мы не расцепимся, Рэнсом, то вскоре поедем в травмпункт. — Высказалась Марта, комкая его рубашку пальцами, продолжая ловить его губы своими. — Обожаю твою прагматичность, дорогуша. Я тороплю события? — его взгляд шалый, а руки хаотично оглаживают всё, до чего дотягиваются, приводя её наряд в беспорядок. Марта взяла его за руку и потянула себе под подол платья, наглядно показывая, что готова буквально на всё. Рэнсом втянул в себя воздух, затрепетал ноздрями и, крутанув запястьем, резко вставил два пальца так, что нежные стеночки тут же сжались в ответ. — Так? — вкрадчиво прошептал он, ловя губами её выдох. — Или так? — он, как можно нежнее покачал её на своих пальцах. — Всё равно, как, главное, что с тобой, — залилась Марта румянцем, позволяя ему вести. — Или мы идём до спальни, или я засажу тебе прямо на этих ступеньках, — прошептал он ей, не прерывая откровенную ласку. — АХ! — её колени дрогнули, когда он попал, куда нужно. — Сюрприз-сюрприз, детка, — Рэнсом правильно понял её фетиш на разговоры. — Так, как? Вставить тебе прямо здесь? Разложить на ступенях или вылизать мокрую, жаждущую члена дырку, а уже потом натянуть? — М-м-м, — тянет невнятно Марта, цепляясь за его плечи непослушными пальцами. — Мокрая, такая мокрая, ты просто течёшь на мои пальцы, — его голос хрипнет, а дыхание сбивается. — Хочешь большего? Ответь! — Рэнсом дразнит её, имитируя толчки, но вынимает пальцы, в ожидании ответа. — Хочу! — шипит Марта, когда Рэнсом отстраняется, щелкает пряжкой ремня, едва не выдирает ширинку, стягивает джинсы вместе с трусами к коленям и дёргает её тоненькие танго, которые расходятся по боковым швам и клочком ткани оседают под их ногами. Он подхватывает Марту под задницу, упирает её спиной в стену и вставляет разом до самых яиц, насаживая на себя. — РЭ-Э-ЭН!!! — голосит Марта, цепляя ноги в замок за его спиной. — Детка, блять! Не зажимайся так, а то солью! — Рэнсом прижимается своим лбом к её, пережидая всплеск ощущений. — Двигайся! — она пришпоривает его пятками, стараясь получить ещё. — Как скажешь, дорогуша. Рэнсом начинает драть её с такой силой, что она шарит рукой по стене в поисках опоры, фотографии в рамках на стенах бренчат, сталкиваясь друг с другом, когда она зацепляет их. — РЭН-РЭН-РЭЭЭНСООООМ! — она голосит, даже не пытаясь подмахивать, цепляясь за него. — Давай, Марта, покажи мне себя, покажи! — Рэнсом держит её за задницу, дергая на себя так, что она чувствует его поджавшиеся яйца. — Ещё, я хочуещёдай, Рэнсом, ДАЙ МНЕ ЕЩЁ! — Марту попросту несёт, ведь эти горячие всполохи расползаются до самых кончиков пальцев. — Как скажешь, детка! Член скользит внутрь хлюпающей дырки, натирает все нужные местечки и так удачно долбиться внутрь, что перед её распахнутыми глазами всё уже плывёт. Рэнсом взмокший, пышущий жаром, поддаёт снизу вверх всё сильнее и резче, стискивает её задницу, срывается на дёрганый ритм и наконец-то накрывает так, что её оргазм течёт солеными каплями по щекам, пока она дрожит, зажимая его в себе напрочь. — Ох, ты, ж, БЛЯТЬ! — Рэнсом вжимает её в стену, втиснувшись до самого основания, и ловит круги под закрытыми веками, пока они аккуратно не сползают на пол, так и не расцепившись. — О-ХРЕ-НЕТЬ! — тянет Рэнсом, отдышавшись. — Ты в порядке? — он гладит её лицо подушечками пальцев, чувствуя, как выскальзывает из неё. — Так хорошо мне ещё не было, — Марта старается стереть мокрые дорожки с лица и не расплыться розовой лужицей. — Не нужно стесняться, это всего лишь признак твоего удовольствия. Всё, что здесь и сейчас не стыдно, это также естественно, как дышать. Откровенность и доверие партнёру — залог удачного соития. Я бы прямо сейчас тебя вылизал, такую чувствительную после оргазма, такую открытую и растраханную. — Рэнсом! — взвизгивает Марта, когда он легонько стискивает её груди, безошибочно потягивая оба соска пальцами. — Я с тебя не слезу, Марта, пока яйца не зазвенят. Я семь месяцев на голодном пайке, как монах. А всё ты, маленькая дразнилка. Я в то утро совсем извёлся, только и успел в ванной, что штаны стянуть, как всю стену спермой заляпал. Я впервые кончал и ржал, как конь. Мне эти твои единороги потом в таких снах снились, самому кинковому порно не переплюнуть. — Ты… На меня… Всё это время? — она умиляется и гордиться одновременно. — Детка, да я едва мозоли не натёр, как вспомню твою пижамку, так хоть орехи коли, — самодовольно тянет Рэнсом. Видя её румянец, он специально её поддразнивает. — Ох, ты меня совсем засмущал, бесстыдник! — И тебе это нравиться, Марта. Знаешь, лестница это конечно хорошо, а как насчёт подкрепиться? — В холодильнике есть запеченная курица, она холодная, но вполне съедобная. Я нашла канал с видеороликами, на котором простыми словами рассказывают, как приготовить вкусное блюдо, не истратив при этом половину зарплаты. — М-м-м, звучит уже аппетитно. Накорми меня, женщина, — Рэнсом встал сам и помог Марте подняться. Он натянул одежду и, порывшись в карманах, протянул ей платок. — Что? Зачем? — Марта смотрела на него в недоумении, пока по бёдрам не потекло. — Спасибо, — пунцовея до самой шеи, она вытерла потёки семени с кожи, одергивая измятое платье. — Ты просто прелесть, когда смущаешься, — он запускает пальцы под подол, нарочно дразня её. — Кыш! — шикает на него Марта, а сама не может перестать улыбаться. Рэнсом отмечает, что кухня не претерпела кардинальных перемен. Марта сменила занавески, развесила забавные прихватки с танцующими свинками и водрузила на подоконник мясистый суккулент во флорариуме. По дверце холодильника расползлись магнитики-города, которые потеснил планер-доска. — Здесь стало уютнее. — Спасибо, мелочи не вносят хаос, они дополняют дом, делают его теплее. Я не выбрасывала ничего, просто сложила в коробки всё, что мне пришлось не по вкусу. Они так и стоят в закрытых комнатах. У меня три дня отгулов. — Я свободен, как ветер, только сегодня вернулся, заехал ополоснуться и сразу к тебе помчался. Я много где и с кем поработал за это время. Не скажу, что мне всё понравилось, но это был интересный опыт перекати-поля. — Ты раздался в плечах? — Марта достаёт готовую курицу и пристраивает её в микроволновку, чтобы подогреть. — Есть немного, физическая работа подразумевает нагрузки. Мне надо было уматывать себя в ноль или же передёргивать на твой светлый образ ночи напролёт, за всё это время меня так и не отпустило, — Рэнсом потянулся к хлебнице и сам порезал на ровные кусочки хлеб. — Рэнсом Драйсдэйл знает просторечное «передёргивать» и не чурается использовать его при даме? — Будет тебе, Марта, ещё успеешь меня постебать за то, какой я придурок. — Ты — мой придурок. — Ещё как твой, теперь ты от меня не избавишься. Сяду тебе на шею, свешу ножки свои сахарные вниз и буду почивать на лаврах захватчика-победителя. — Ешь, давай, захватчик. А то сил не хватит, прослывёшь ещё хвастунишкой, — Марта накрывает на стол, устраиваясь рядом с ним на табурете. — Проверим, красавица, надолго ли хватит тебя? — Проверим, — пожала плечами Марта, улыбаясь так, что Рэнсома даже на расстоянии согрело, словно долгожданное солнышко выглянуло из-за тучки. Они проверили, да так, что уснули лишь под утро. Они купили лицензию на вступление в брак у окружного секретаря в течении следующих суток, предоставив все требующеюся документы, а новенькое свидетельство о браке в трех экземплярах забрали с собой. Рэнсом устроился обычным редактором в рядовое агентство, каждое утро Марта готовила ему завтрак и провожала его на работу, а потом уже уезжала в клинику. Ей нравилась их тихая, размеренная жизнь. Они никак не могли насытится друг другом, всё свободное время проводя вдвоём, пока не наступило веселое для Марты утро, которое началось с недомогания. Рэнсом переполошился, слыша всё, что происходило за дверью ванны, он уже было собрался вызывать скорую, как Марта открыла дверь, протягивая ему тонкую белую полоску. Семейный ужин они организовали через месяц, когда стало ясно, что их любовь дала плодовитые ростки. Алисия посетовала на занятость, но прислала им подарок в виде торта. Ричард привычно пожелал Рэнсому сдохнуть, даже не выслушав, что от него хотел сын. А вот Линда удивила обоих молодожёнов. Она приняла приглашение, безупречно поддерживала вежливую беседу за столом, сдержанно улыбалась и осталась даже тогда, когда Марта проводила свою маму до такси. Рэнсом помог Марте убрать лишние приборы со стола и предложил Линде ещё вина. Марта вертела чашку с чаем в руках, привычно натянув на кисти рук свитер. Торт оказался вкусным, Марта уминала уже второй кусок, который ей заботливо подложил супруг, подлив ещё чаю. Линда внимательно посмотрела на них и вручила чек в конверте: — Добро пожаловать в семью, Марта. Не упусти её, Рэнсом, она сделает тебя счастливым. — Уже сделала, мам, — ответил Рэнсом, чуть смущенно улыбнувшись. Он смотрел на свою супругу, которая сейчас напоминала запасливого хомячка с раздутыми от торта щеками. — Ох, льстец, давненько ты меня так не называл, — чуть улыбнулась эта волевая женщина. — Совсем скоро ты будешь отзываться на другое слово, — хитро улыбнулся Рэнсом, взяв Марту за руку. — Через несколько месяцев вы станете бабушкой. — Протараторила Марта скороговоркой. — Что? Ты беременна? — воскликнула Линда. Марта чуть сжалась в ожидании реакции, а взгляд Рэнсома потяжелел, он сжал руку супруги своей, безмолвно поддерживая. — Ох, я ж думала, что так и не дождусь от тебя маленьких, Хьюи, — Линда как-то разом обмякла на стуле, достала из кармана платок и утёрла выступившие слёзы. — Ну, маам! — возмутился Рэнсом, закатывая глаза. — Мне хватает одной плачущей Марты на квадратный метр, даже не думай присоединяться к этому солёному водопаду. — Ничего не хочу слышать, как хочу, так и буду называть, — указала пальцем на сына мать. — Марта, если этот поганец тебя обидит, можешь смело звонить мне, я ему быстро мозги на место поставлю. — Мы справимся, Линда. Но, спасибо за поддержку. Я рада, что мне есть на кого опереться, кроме Рэнсома, — искренне улыбнулась ей Марта, хлюпнув носом. — Плюнь на всё, девочка и займись собой. Оно того стоит. Когда Хьюи родился и посмотрел на меня своими глазёнками, я простила ему всё, что он сотворил за мной за все девять месяцев. — Мама, перестань! — попробовал перевести внимание матери на себя Рэнсом, кивая Линде на расчувствовавшуюся жену. — Что? Сынок, ты ещё в животе был тем ещё засранцем. С возрастом ничего не поменялось, вот что бывает, дорогая, когда полагаешься в воспитании на кого-то ещё. — Ну, всё, — Рэнсом подпёр подбородок рукой. — Теперь тебе расскажут про меня буквально всё от обоссаных пелёнок до сегодняшнего дня. — Это мило, Рэн, перестань дуться, — погладила его по колючей щеке Марта. Супруг ответил ей, прижавшись губами к её ладони. Линда вспоминала забавные истории из детства Рэнсома, который возмущался больше для вида, а сам любовался супругой, которая уже вовсю улыбалась. Жена отвечала ему взаимностью. И сейчас, сидя втроём за столом, они разделили между собой то самое теплое и уютное, что мы зовём одним словом — семьёй. Старый пройдоха Тромби, портрет которого так и остался висеть на своём прежнем месте, засиял на мгновенье лукавой улыбкой. Словно старик порадовался за своих родных, желая им удачи. Ведь это у него уже всё закончилось, а для этих двоих всё ещё только-только начинается.