Экстази из твоей боли

Он наклоняется близко-близко. Шипит чужим, хриплым от злобы голосом: —Я выжгу твоё ёбаное сердце, Уильям. —Давай, мразь. Я весь твой, — ему в лицо плюют, насмехаясь. Гнев, тугой и душащий своими щупальцами, расползается по всему телу. Хоумлендер ухмыляется фирменной своей ухмылкой: сперва он с удовольствием выжжет ему обдолбанный мозг. Сердце может повременить. Он хватает Бутчера за плечи и впечатывает в стену. И смотрит с бешеным, упоённым торжеством в глаза. Тик-так, Уильям. За тобой явился персональный кошмар. Мясник хрипит, все с той же насмешливой злобой таращась ему в душу. Отзеркаливая его собственные пороки. Джон сжимает пальцы сильнее. Разве в детстве тебе не говорили, что герой - это не только спаситель галактики аки Иисус-нахуй-Христос? Идеальная улыбка. Ровная, сияющая чистотой. Такая, какой и должна быть. Сгустки крови с эмали легко смыть проточной водой, чтобы поверхность снова стала белоснежной, как жемчуг с самого дна Атлантики. Хоумледер проводит языком по зубам. Герой, Уильям - это просто тот, кто по какой-то причине лучше тупого стада. Он сопит, ноздри широко раздувая. В отражении чужих зрачков не видно ничего, хотя бы отдалённо похожего на страх, и это становится последней каплей. Последней ёбаной каплей. Джон улыбается застывшей навсегда (идеальной) ухмылкой. В глазах - безразличие. Тик-так, Уильям. Как жаль, что с нимба кровавый налёт не отмыть. И как прекрасно, что свет этого нимба не видно под потолком его совершенства. Он хотел бы отыметь поганых людишек в их долбанные задницы, но вместо этого делает это с Бутчером. Не тратя даже времени на то, чтобы аккуратно избавиться от одежды - зачем? Он ее просто разрывает, кое-где вместе с кожей. Потом она ему всё равно больше не понадобится. Входит в дырку резко, мышцы к хуям разрывая, и Бутчер рычит. От боли, злобы или унижения, не важно. Джону глубоко, тотально похуй. Джон просто проталкивается сзади остервенело, и смеется пугающим - истеричным - смехом. Кто теперь сверху, уёбок? Тело под ним дёргается, конвульсиями боли знаменует кончину гордости ужасного Мясника - но ослабленный сывороткой V организм сдаётся сразу. Даже без капитуляции, Хоумлендер просто подминает его под себя точно так же, как делал с кучей идиотов до этого. Пальцы нащупывают особо чувствительное место на коже, сзади ушных раковин - вместо того, чтобы приласкать, он впивается в них ногтями. Разрывает ими нежное мясо, как у какого-нибудь молочного поросёнка. Вкусно. Бутчер кричит, а Хоумлендер не может остановиться. "Смотри на меня", — в садистской своей лихорадке он не понимает, бормочет он это вслух или нет. Смотри мне в глаза. И Мясник смотрит. Ему деваться некуда - Хоумлендер уже пригвоздил своими лазерами его к себе, так давно, как только впервые увидел. Бутчер и не догадывался о том, что в самый первый вечер он заклеймил его для себя заранее. Именно его, а не его девку-жену-любовницу или кем она там ему приходилась. Джон не помнит, да ему и плевать. Все ещё харкая смесью из соплей и блевоты, Билли сгибается вдвое. Потом вдруг поднимает голову, и в карих, налитых кровью глазах - Хоумлендер в шоке застывает - по-прежнему нет страха. Только ленивая издёвка, с которой рука демонстрирует ему средний палец. Ненадолго, впрочем, потому что Хоумлендер окончательно выходит из себя. Он в ёбаной ярости и сделает всё, чтобы заставить человека перед ним сломаться. Кроваво-алые лазеры податливо входят в глазные яблоки напротив. Как нож проникает в мягкое масло, когда ты ешь свои утренние тосты с кофе "А-трейн - заряд бодрости каждый день!". Джон делает с ним то же самое, что мечтал сделать с каждым сраным человеком на этой земле. С самого первого дня, как только понял, что будет представлять из себя его блядская жизнь. Запах палёной плоти и внутренностей отвратителен, и Хоумлендер даже не вышел еще из его тела. Не прекращая поступательных движений, он лишь ускоряет темп. Он делает с Мясником то же, что сделал когда-то с Мэделин. Как дети орут и топают ногами на родителя, который оставил их без сладкого: только он пошел дальше. Он выебал ей голову своими лазерами изнутри. Хоумлендер кривится от такого сравнения, но из головы выбросить не может. Слишком прочно прикипело на изнанку его больного насквозь мозга. Горячо. Очень горячо. Кровь или трение внутри - Хоумлендер не знает. Знает только, что это очень, прямо-таки неебически горячо. Блядь. Он прикусывает нижнюю губу, яростные слёзы с глаз смаргивая. Как никогда ему хотелось, чтобы по коже от давления извне потекла кровь. Настоящая, человеческая, густая кровь - но ее всё нет. Потому что он не такой, как они. Рука нащупывает чувствительную головку чужого члена как раз в тот момент, когда мягкий мозг Мясника превращается в кашу. Вместо глаз непротив уже с минуту зияют провалы, мерзкая жижа в них чавкает и кое-где пенится от столкновения со смертоносными лучами. Джон обхватывает его член и натирает нежное местечко в самом верху. С губ срывается стон. Любопытно: дрочит он Мяснику, а возбуждается сам. Может быть, Бутчер тоже испытывает удовольствие. Без глаз непонятно было: приятно ему, больно или абсолютнейшим образом насрать. В конце концов, именно за счет взгляда Хоумлендер в основном распознавал человеческие эмоции. Иначе просто не получалось. Тик-так, Уильям. Твой кошмар уже совсем-совсем близко. Он у тебя в мозгах. Джон сглатывает. Дышит тяжело, со свистом, головокружение в каждой клетке тела чувствуя. Поднимает двумя пальцами подбородок и вцепляется ногтями так, что по ладони стекают струйки чужой крови: —Я же говорил, что когда мне нечего будет терять... Я оставлю за собой только выжженную землю. Блевать хочется нестерпимо, но он пока держится. Продолжает только тихо: —Так вот, Билли... Судорожный вздох. — Мне нечего терять. Вряд ли Бутчер его слышит, с некоторой горечью думает Джон. Жалость к себе, отвратительная и неуместная совершенно в данной ситуации, течёт ядом по венам. Разливается никчемной совершенно, тупой отравой, и Хоумлендер ничего - ничегошеньки - не может с этим поделать. "Ох. Бедный Джонни. Бедный, маленький мальчик", — голос изнутри сознания хихикает. Тот самый блядский голос, который он каждый грёбаный раз слышал из зеркала. Собственного отражения, глумливого и снисходительного, оно копировало точь-в-точь его лицо-мимику-душу... —Заткнись, — он шепчет, руками голову обхватывая, — Я победил. Я... Я его победил. "Ну разумеется, ты его победил. Джонни ведь такой крутой. Джонни всё-всё может, даже сбежать в страну кошмаров от собственной неполноценности", — он все насмехается, сардонически-весёлый. Хоумлендера ведёт в сторону, трясет всего, как в горячке. Это бесполезно. Всё, что бы он не пробовал. Он никогда не сможет от него избавиться. Никогда. Он дышит через нос глубоко-глубоко. Борется с тошнотой. Смотрит, не мигая, на Бутчера, безвольным овощем осевшего на пол, и испускает истошный какой-то, животный вой. Он думал, что Билли поможет ему выкарабкаться из этого ада. Поможет развеять сраную скуку, когда никто, ни одна живая сука на этой проклятой земле не могла его одолеть. Хоумлендер думал, что он спасёт его. Что его наконец прикончат - так же, как топят дефектных зверушек в зоопарках. Глядя сейчас на бесполезное жвачное тело внизу, он понял, что ошибался. На всей ёбаной планете не было никого сильнее него. Почти никого. Сильнее была только его ярость. Та, что придавала ему сил даже в моменты, когда любой другой жалкий пиздоёб на его месте свернулся калачиком и разрыдался. Это сильнее него, и он не может ей сопротивляться. И не хочет. Ему не нужны наркотики или алкоголь. Вся эта дрянь - удел слабых. Ничтожеств, что не стоили и ногтя на его пальце. Он убивает таких пачками, как тараканов. Его личный наркотик - чужая боль. Он бьёт ещё и ещё, пинает ногами, превращает в месиво лицо (когда-то) человека. Слышит краем уха отчаянный, дикий как будто вопль. Только спустя пару секунд до него доходит, что премерзкий звук идёт из его рта. Под ровными полумесяцами ногтей корка крови. Лицо (гладкая кожа, идеальные скулы без единой морщины) мокрое от слёз. Пальцы липнут друг к другу, склеенные между собой чужой спермой. Рот кривится в горькой складке, и он делает глубокий вдох. Пытается сделать, только ничерта не выходит. Бутчер уже не кричит. Хоумлендер всё ещё не может остановиться.