Тридцать два фуэте

— Я предпочитаю заведения Тайного Города, — слегка поморщился Бога. — Здесь слишком много челов и шума от них. И на сцене, на мой взгляд, многовато лишней суеты. — А мне нравится их балет, — беспечно откликнулась фея Радмила. — Здесь превосходная труппа. У Мирция танцовщицы тоже хороши, но это совершенно разные вещи. Я, кстати, на галёрке троицу чудов заметила. Шума от них было не меньше, чем от соседей. — Моё общество неизмеримо лучше, чем рыжих юнцов. Поэтому я сейчас на балете с тобой, а не у Мирция. Я уже говорил, Мила, что твоя шляпка — произведение искусства? У Зарины Турчи заказывала? — Нет, в Париже, дешевле вышло. Но за комплимент благодарю. Шляпка, украшенная цветами и бабочками, идеально гармонировала с оливково-зелёным платьем по последней человской моде, и мало кто из публики поверил бы, что тонкая талия феи дана природой, а не утянута корсетом. Если бы публику хоть сколько-нибудь интересовала приметная пара, которая предпочитала избегать назойливого внимания с помощью несложных арканов. Да она уже и скрылась в ложе, выкупленной целиком. Грянул оркестр; Бога, закалённый концертами осов, виртуозно изображал живой интерес к происходящему, не забывая время от времени поглаживать руку красавицы. — О, сейчас должно быть тридцать два фуэте, — шепнула Радмила. — Обожаю. Танцовщица кружилась на сцене: подъем на носок, пируэт, носок, пируэт, другая нога ни на мгновение не касается пола. Бога честно сосчитал обороты. Действительно, тридцать два. Радмила вскочила с кресла и звонко выкрикнула: «Браво!» Увешанные драгоценностями чопорные дамы из соседней ложи негодующе покосились в её сторону, хотя ровно то же самое со всех сторон кричали зрители-мужчины вперемешку со свистом. Подросток-шас гикнул и тронул с места вышколенную гнедую тройку. Дирхан Хамзи, несмотря на громадное состояние, не гнушался давать экипаж младшему сыну — подработать извозом для солидных клиентов по особым случаям. Не забывая аккуратно взимать долю за прокат. По пути Радмила продолжала делиться впечатлениями: — Всё-таки новая прима тут — лучшая из всех, кого я видела, а я не в одном театре была. — Ну… да, для чела она прекрасно владеет телом и чувствует ритм, — покивал Бога. — Вам не угодишь. Я тоже люблю потанцевать на балу, и одно-два фуэте чисто исполню, но не тридцать два же подряд! Мне страшно вообразить, во что пальцы после этого превратятся. А она порхает, как бабочка. — Зато ты — колдунья, и тебе нет нужды портить очаровательные ножки. Они созданы для поцелуев, а не кровавых мозолей. — Я ведьма, как ты верно заметил, а не куколка для украшения жизни мужчины. — И в мыслях не держал! — с жаром заверил Бога. Радмила надолго в его жизни не останется, и морщин точно дожидаться не будет. Но, пока она рядом, лучше получать от этого максимум приятных моментов, а не пикировок на тему расовых и половых различий. В следующий раз — никаких невосторженных слов по адресу её симпатий в мире искусства. — Ты же мне не изобразишь тридцать два фуэте, как способен нав, — не унималась фея. — Вот я и наслаждаюсь тем, что могу видеть. Бога живо припомнил спальню Радмилы и представил там себя — естественно, в виде, в котором нормальный мужчина обычно находится в спальне красивой девушки. И как он вертится волчком на пальцах одной ноги, грациозно размахивая второй и ещё кое-чем. М-да, и почему бы это мысль, что до кровавых мозолей дело не дойдёт, нисколько не утешает? К счастью, он не рыжий капрал, и три тысячи лет как не ведётся на такие бесхитростные провокации девиц, сколь угодно прелестных и желанных. Он с Радмилой достаточно натанцевался на последнем балу в Зелёном Доме, да и остаток ночи после бала потребовал немалых усилий. * * * — А скажи, Ортега, — пристал Бога, когда они честно отработали в фехтовальном зале, — ты бы сделал подряд тридцать две «тройки-пять»? Без пауз. — На кой ляд? — удивился ближайший помощник комиссара. «Тройка-пять» была довольно сложным приёмом навской фехтовальной школы — на исходе пируэта обманное движение одним клинком и выпад другим. Угол пируэта и обманное движение не повторялись никогда, чтобы сделать приём непредсказуемым для противника. За время тренировочного поединка «тройка-пять» обычно применялась не более двух-трёх раз. — Она ближе всего к фуэте из того, что мне пришло в голову. — Что есть «фуэте»? — Меня тут Мила потащила на балет, — пустился Бога в объяснения, — нравятся ей эти человские танцы. Особенно когда балерина тридцать два раза исполняет вот такое. — Он сделал полный оборот, поднимаясь на носок и отводя другую ногу в сторону. — Я чуть не заснул, пока считал. — И что, ты забеспокоился, что твои тридцать два фуэте на фею не произведут нужного впечатления? Так потренируйся, что ли. — При всём уважении, без этого волнующего зрелища она обойдётся. Раз у челы это получается, мы уж как-нибудь сможем. А вот если что-то реально серьёзное? — Ну, так в чём дело — бери клинки, и вперёд! — Ортега, неужели совсем не хочется себя испытать? — Нездоровый интерес у тебя, а испытывать я должен? Отличный план. — Так в том и дело, что мне нужно со стороны оценить. — Прикинуть, ты хочешь сказать, сможет ли фея оценить твои старания? — Забудь ты про фею! — воскликнул Бога. — Мне в самом деле очень захотелось увидеть, именно увидеть, а тебе тренировка прекрасная, ну что тебе, так сложно? — Заметь, — вздохнул Ортега, — я поддаюсь, прекрасно зная, что это провокация. За все тридцать два раза он не повторил дважды подряд ни угла поворота, ни обманного движения. Да ещё в произвольном порядке менял направление, и всё это без пауз и в стремительном темпе. Поначалу Бога честно пытался что-то предугадывать. Потом — просто любовался. Да, Миле не оценить, не сможет она различить в этом бешено крутящемся вихре каждое отдельное движение. Одна из многих мелочей, складывающихся в кристально ясное представление, почему именно Ортега — второй после комиссара Тёмного Двора не одну сотню лет. Аккуратно вернув клинки на место, он подошёл ближе, и лишь тогда Бога обратил внимание на частое дыхание и мелкие капельки пота на висках. — Несложно, значит, — в глазах Ортеги, несмотря на усталость, прыгали весёлые искры. — Так я имею сказать, что человская женщина — героиня, даже если делала сильно облегчённый вариант. Но я согласен с комиссаром, когда он не одобряет бессмысленное геройство. Так что в ближайшие лет пятьсот на исполнение на «бис» не рассчитывай.