Он уже однажды был там. Со струящейся изо рта пеной, вытаращенными из орбит глазами, со стекающей по затылку горячей жидкостью и таким тремором, что не то, что встать на ноги, но дышать становится невозможно, в том числе из-за той же самой жидкости, но скатывающейся из носа по губам и подбородку. И оттуда он выбрался сам, и он с тех пор пообещал себе всякую дрянь не вдыхать и не вкалывать… Речь шла только о том, чтобы перейти на чистую и проверенную дрянь, разумеется. Это не гарантировало, что ситуация не повторится, но разве он стремился к этому? Может быть, немного. Умирать-то не хотелось. Ни тогда, ни сейчас, ни когда-либо потом.
Но для кого является секретом то, насколько просто сорваться и в один момент просто зачерпнуть больше, чем можно вынести? Многих это касалось, пусть и в другом аспекте. Даже его коллег/друзей/сожителей. Вельвет иногда срывалась в шопоголизм, уничтожая всмятку кредитные карты всех троих, а о тяге Вокса к перерабатыванию и говорить не стоило. Раньше он полегал на поле боя со своим недосыпом из-за простуды, а когда и она перестала помогать, организм пустил в ход средства посерьёзнее в виде ежемесячных кризисов личности, апатий и прочих неприятных сюрпризов. Они знают, каково это. Они ведь понимали его… Поймут и сейчас, так?
Потому что сейчас он снова здесь. Кто знает, с чем перебрал? Да со всем. На столе пара шприцев, белая горсть, распределённая по столу так, будто на ней месили тесто (или же шлёпнулись лицом, или любой другой стороной тела), даже упаковки от таблеток и, естественно, бутылки. И окурки. Не иначе как целенаправленно самоубиться решил, с учётом того, что рядом вообще никого не было. Он тут один, дёргается на полу с расширенными зрачками и посиневшим лицом, по которому в припадке уже размазал жидкие кровавые дорожки, смешавшиеся с белыми разводами в что-то крахмальное.
Конечно, он был здесь не один, но затем ему опять что-то приспичило и он отогнал всех, кто в чём был, даже трусы натянуть не позволил, вон и всё тут. Разбитые бутылки у стен и тёмные разводы жидкости на обоях, похожие на застывший во времени салют, уничтоженные вазы и деревянные столики, там же горшки с землёй и поломанными цветами, осколки пустых фоторамок и даже зеркал — ощущение было такое, что здесь прогремел взрыв, не иначе, не говоря о раскиданной одежде на полу.
Снятый им дом они нашли быстро, по горячим следам. Непутёвый друг в очередной раз закатил истерику, высказал всему миру в лицо о том, какой он несправедливый, и укатил в неизвестном направлении. Когда два дня он не отвечал, Вель и Вокс волей-неволей забеспокоились. Как только нашли адрес в каком-то мажорном захолустье за городом, приняли решение проверить. Если всё не слишком плохо то они, может, даже присоединятся, но это вряд ли. Особенно учитывая то, насколько же плохо всё оказалось на самом деле.
— Машину, блять, заводи ёбаную машину!
Вокс и без её указаний носился по прихожей в поиске ключей. Придурок, так вальяжно откинул пиджак с ними куда-то, что даже не запомнил, куда именно. Звонить в скорую смысла нет — только сообщить, кого и с чем везут, потому что до них пока дозвонишься — пять раз помрёшь, но это потом, сначала надо загрузить это огромное полуживое тело. Или полумёртвое. Какая в этом была принципиальная разница? Вероятно, как в вопросе про стаканы.
Вельвет почти никогда не сходила на крики. Слишком умная девочка, чтобы срываться и орать на тех, кто лишил её настроения, в отличие от того же Валентино. Она повышала голос, но в крайней степени раздражения, не более, однако сегодня наперекосяк пошло всё и она подгоняет мельтешащего туда-сюда Вокса своими выкриками, чтобы не мялся, чтобы нашёл сраные ключи поскорее, а тот даже ответить ей что-то о том, что он и так изо всех сил пытается, даже не может, потому что слишком занят тем, чтобы найти блядские— нашёл.
— Нахуй ты её глушил вообще?!
— Бензин дорогой, блять!
Его гигантское тело под два метра пришлось затаскивать на заднее сидение вдвоём. Кроме матерных слов на ум ничего не приходило, хотелось орать на весь двор, отхлестать этого непутёвого идиота по обеим щекам и ещё плюнуть сверху, по крайней мере Вельвет. Она осталась с ним сзади, а Вокс за мгновение перескочил на водительское сидение, срываясь с места почти сразу же. Даже двери за собой не заперли, но какая к чёрту разница? Сейчас о выплате убытков хозяевам сей жилплощади они думали в последнюю очередь.
— ВОКС!!! Он не дышит, блять!
— Заткнись и сделай что-нибудь, я чем помогу?!
Да она поэтому и орёт, чтобы он ей сказал, что делать, иначе бы молча справилась. Два придурка, как же они её бесят, в равной мере! Сама не понимала, как так, с учётом того, что херни они творят явно не поровну. На каждом резком повороте и пролёте на красный в голове электрическим разрядом мелькала мысль о том, сколько ещё штрафов им придётся заплатить, и как бы они тут все втроём не померли в этой машине. Не хотелось Вель делить железный гроб с этими болванами, с кем угодно, но не с ними.
Мигом сообразив, она сорвала подголовник с опущенного сидения и подложила, собственно, Валентино под голову. Места там было достаточно, поэтому ей удалось занять подходящее положение и, распахнув тому рубашку (при этом сильно поморщившись из-за соприкосновения с каким-то влажным пятном), принялась давить на грудь, у сердца. Возможно, не самый удобный способ, но в рот она ему и за миллион долларов не полезет, поэтому приходится справляться вот так.
От интенсивности движений сбивалось собственное дыхание, сглатывать собирающуюся по рту слюну попросту не находилось времени, и Вель за этим совсем не замечала, каким мокрым стало лицо, не только под подбородком, но и на щеках, под глазами. Причёска испортилась и растрепавшиеся волосы налипали, лезли в глаза, она уже почти ничего не видела, но не останавливалась. Если этот ублюдок сдохнет, она ему этого никогда не простит. Вскроет его гроб и… Выложит ему на лице сырную нарезку, он же так их, блять, не любит! Хотя ему, мёртвому, будет плевать. А когда ему живому-то было не плевать?! Иначе бы он послушал. Иначе бы не расширял границы своей физической выдержки, потому что они говорили ему, что однажды он пробьёт несущую стену, но он не послушал. Своя пустая голова-то более дельные вещи предлагает.
Ещё несколько резких движений, счётчик в голове доходит до тридцати и она всё же убирает с лица грёбаные волосы, проверить, получилось ли.
Не получилось. Нужно ещё. Продолжать, пока руки не онемеют, и уже тогда… Пойти всё-таки на крайние меры. На резком повороте, сопровождаемом оглушающе противным скрипом шин и протяжным гудком, они с этого сидения чуть не свалились.
— С-с-сука, аккуратно!
— Да как тут аккуратно-то?!
Его правда, но её не волнует. Стоявшая в бардачке недопитая банка энергетика полетела в сторону, пачкая липкой жидкостью кресло и пол, но никто из них этого не заметил. У обоих мир сузился до собственной пары глаз и ощущений, лишь бы доехать вовремя, лишь бы никто из них сегодня не умер.
Так и Вель не заметила, как они уже подъехали, как Вокс всё-таки успел набрать, пока они неслись и массивное тело подхватила подоспевшая бригада, и как сознание медленно начало проясняться. Ничего ещё не позади, ничего ещё не кончилось, впереди тяжёлая ночь и им предстоит кое-как дождаться утра, но они, по крайней мере, сделали всё, что смогли.
Вдох. Выдох. Вдох. Вельвет пыталась успокоить дыхание, но с каждым новым вдохом к горлу только подкатывал ком, а слёзы всё никак не заканчивались. Дышать тяжело и она бесконтрольно издаёт всё более громкие и громкие звуки, в конце концов переходя на рыдания. Немного получилось прийти в себя, когда плечи обняли прохладные руки, когда они же прижали к груди, живой, дышащей и тёплой, а после убирали с лица налипшие пряди. Ему тоже было страшно. Наверняка ещё страшнее, чем ей, но у него на то, чтобы сорваться, просто не хватало впечатлений. Хотя он сделал, по сути, не меньше, и ответственности взял на себя даже больше.
— Тише, тише… Ты молодец… Ты сделала всё, что могла.
Они оба старались. Они оба разделяли одну мысль.
«Только попробуй, сука, сдохнуть.»
***
Темно. Потом в эту темноту прорезается яркий, даже издающий какое-то странное мычание со стрекотанием, луч. Этих лучей в то же мгновение стало так много, что хочется сощурить глаза и захлопнуть веки обратно, но те упрямо не слушаются. Тогда Валентино находит другой способ избежать этого и пытается перевернуть голову набок, но не получается. Он не чувствует ни единой клеточки своего тела, не способен контролировать ни единый мускул, а когда начнёт — они все изойдутся нестерпимой болью.
За яркостью пробились и другие оттенки, но выглядела эта смесь до неприятного отвратительно. Будто художник, красящий мир перед его глазами, чем-то смертельно болен и не удерживает тремора в руках, водя по холсту сухой облезлой кистью и дешёвым акрилом. Выцепить бы из этого хаоса хоть что-нибудь… Понять, чёрт возьми, где он, ведь ощущение собственного бессилия перед неизвестностью постепенно пробуждало в нём это мерзкое чувство страха. Оно редко его посещало, но когда всё же соизволяло наведаться — ничего хорошего это не значило.
И мир медленно приобретает свои очертания, и первое, что больной видит — смотрящие на него сквозь мутную бездну глаза. Два разных глаза, будто от разных людей. Левый голубоватый, будто подтаявший ледник, а второй… Странный. Похож на карий, но в ярком свете здешних ослепительно белых ламп он отливает красным. Таким тёмно-бордовым, будто пролившееся вино.
Следом выглядывают и остальные черты. Глаза будто обвились тёмными кругами непередаваемой словами усталости, а под ними, от острого профиля, заметного даже от первого лица, поползли по щекам тонкие линии морщин. С другой стороны, щеками это не назвать. Две неглубокие впадины под такими острыми скулами, что казалось, будто ими можно резать стекло. Кожа в этом освещении казалась по-мертвецки бледной, добавлялся к этому и факт спадающих на лицо смоляных лохматых прядей.
Вокс после бессонной стрессовой ночи и правда выглядел не живее Валентино, и ему понадобится украсть не одну масочку Вельвет, чтобы исправить ситуацию, но об этом позже. Он дёрнулся всем телом, поняв, что на него прямо сейчас смотрят. Эта козлина не только выжила, но и пришла в сознание, хотя говорить ещё долго не сможет. С трубкой в дыхательных путях попробуй поговори.
Со стороны хмыкнул отстранённый женский голос. Вельвет тоже заметила подачу признаков жизни.
— Долбоёб. Выпишется из реанимационки — сразу в рехаб, и это не обсуждается.
— Это обязательно?
— Нет, ты посмотри на него! Он выглядит раз в десять хуже, чем ты. Вокс, я понятия не имею, кем надо быть, чтобы выглядеть ещё хуже! И вообще, как давно мой рабочий имидж превратился в зомби? На вас теперь без страха не взглянешь. Короче, он будет на капельнице до тех пор, пока не отвадится принимать всякую дрянь, а ты начнёшь спать чаще чем три раза в неделю и мы все будем в расчёте, спокойны и довольны, ясно? Безмозглые идиоты, как меня к вам вообще прибило… — под конец тирады её голос затих в связи с тем, что она снова уткнулась в телефон. — Это даже не моя идея, он туда волей-неволей попадёт. И
мы отмазывать его не станем, это понятно?
Тот только улыбнулся и согласно закивал. На лишнюю болтовню сил уже не осталось.
— У меня здесь больше нет никакого желания находиться. Да и законного права у меня так-то нет, так что разбирайся дальше сам. Ещё со стольким дерьмом разобраться надо… С той же химчисткой для начала.
Вель поднялась с места и, чуть пошатавшись, покинула комнату, провожаемая его взглядом.
«Посмотри на меня.» И Вокс посмотрел. Потёр его руку, которую и так держал с тех пор, как позволили зайти, хотя Вал это вряд ли почувствовал. На него даже злиться сил не осталось. Уже дома устроит ему процедуру промывания костей, когда придёт в себя и они с Вель разберутся со всеми счетами. Пока пусть лечится. Может, в этот раз всё-таки чему-нибудь научится.
