Дурак

Тук. Тук. Тук. Ровно трижды стучатся в его окно только в двух случаях: первый–если это невероятное совпадение и на третий раз ветка близрастущего дерева наконец обламывается, второй–если заглянуть к ним с Волковым решил никто иной, как Вадик. Оба варианта казались чем-то на грани больного бреда, однако судя по временно потемневшему небу, оно часам к двенадцати ночи снова посветлеет, и тому, что оконное стекло заново запотевало от дыхания снизу стабильно через две-три секунды после каждой своей жалкой попытки вернуться к прежнему состоянию, это и в правду был Вад. Вадим–близкий, однако не слишком давний Волковский друг. Он всегда отличался нетерпимостью, резкостью и при этом габаритностью внешней оболочки, чем очень напрягал второго друга Волкова–Сережу, близкого и давнего, стоящего сейчас возле окна и с невероятно напряжённым видом размышляющего над тем, впускать ли нежданного, однако наверняка желанного другом гостя. Серёже Вадик не понравился сразу: большой, громкий и безумно тактильный, вечно лез к Олегу обниматься, бороться шуточно и волосы ерошить, хорошо хоть до Серого эта буря из вечно загорелых рук не доходила. По крайней мере Сергею казалось, что у них с Драконом (так прозвали Вада где-то на их с Волком борьбе, Сережа не очень помнил, чем именно они занимались) всё в этом плане взаимно. Окно открыть всё же пришлось. От собственного действия стало тошно: по ногам сразу же прошёлся августовский холод, сильно ощутимый для него, щуплого мальчишки в одной только длинной майке и трусах, заставляя вжиматься в плечи шеей и недовольно переступать с места на место оледеневшими ступнями. Полуночный гость, однако, времени зря не терял: подтянулся на раме оконной, видимо прямо от небольшого углубления в кирпичной стене оттолкнувшись и на хилый подоконник грузное тело опустил, сонными, но как и всегда живо искрящимися глазами на Серого пялясь. — а Волк…где? Пробормотал неразборчиво и скорее себе под нос Вадик, наконец опомнившись и почесав в белесом затылке. Видимо, он ожидал что откроет ему некто более приятный и привычный, и скрывать своего негодования по этому поводу был не намерен. Сережа и сам был не в восторге от того, что происходило в эту минуту с ним, его комнатой и даже сопящим где-то слева на койке Волковым. Скрывать от гостя правду небыло смысла: он сам прекрасно слышал сопение третьего лица в комнате и явно уже поймал глазами крупный бугор под одеялом на нижнем этаже железной кровати. Серый кивает в её сторону, подтверждая догадку, мол, да, там он, ты и сам мог бы догадаться, а затем недовольно дёрнув носом и бросив бессмысленно ревностный взгляд в сторону спящего, начинает забираться на свою кровать. Какое-то время в комнате тишина, нарушаемая только поскрипыванием пола: Вад опустился на него и всё топтал полы в поисках наименее скрипящих досок, чтобы подобраться к другу неслышно, и стонами кровати: Сережа всё никак не мог удобно улечься и койка под ним издавала какие-то поистине адские звуки, видимо желая поскорее уснуть и страдая оттого, что возможности этой Разум её лишает. Наконец, всё затихло на секунду окончательно: Сережа растянулся на кровати животом прилегая к матрасу и подпёр лоб ладонями, в надежде отвлечь себя от внутреннего негодования по поводу очередного визита Дракона в их комнату мыслями об учебе. Дракон же принял это за сигнал. Шум поднялся такой, что если бы хоть кому-то в детском доме было бы не наплевать, наверняка прислали бы кого-нибудь их проверить. Скрип кровати, за ним–обрывистый вскрик Олега и глухой удар о пол, который, в итоге, вышел самым тихим звуком из всей какофонии, а сразу следом–тихий смех Вадима и общее их пыхтение в попытках подобрать Олега с пола и вернуть на кровать. Сережа не вмешивался. Только слушал. — Тихо! Серый спит? — не, меня пускал. — Дурак. — сам дурак, руку давай. — Я сам могу- — руку давай, говорю, Волчик Шептались скорее ради приличия, слишком громко для того, чтобы Сережа мог не разобрать каких-то слов и слишком тихо, чтобы считать это совсем уж неуважительным по отношению к соседу. Снова скрип кровати, но уже из-за Серёжи: он чуть высунулся головой за пределы кровати, чтобы посмотреть, что же случилось. Нет, он, конечно, очень даже понял, что именно произошло, но подтвердить догадку было бы полезно. И в правду: вид открылся только на Волковскую ногу, торчащую из кокона одеяла, которое в свою очередь валялось на полу, и торчащую с другой стороны его же руку, за которую уже цепанулась другая, стараясь затащить весь одеяльный кокон вместе с обитателем на исконное место. Вадик, похоже, запрыгнул на кровать и ненароком спихнул с нее Олега, но зато времени на то, чтобы отчитать себя за внезапный визит не дал. Серёжа вернулся в прежнюю позу только когда Волков не выдержал и выпутавшись из кокона залез на кровать самостоятельно и ещё немного для важности ей поскрипел, утаскивая на себя одеяло, которое успело подмести в комнате весь пол. — Холодный. — что холодный? — Ты. Ноги двинь. Короткая пауза, шуршание и заглушенное одеялом шипение Олега, который явно рефлекторно отскочил от чего-то и снова чуть не съехал с кровати повторно. — БЛЯТЬ. Не в ту сторону! — в ту! Видишь: я холодный, ты горячий, как раз…ай! Снова молчание. Наверняка Вадима ткнули куда-нибудь под ребра локтем и теперь им требовалось несколько секунд, чтобы перестать друг на друга обижаться. Снова шуршание. Олег, конечно, сдался первым и пустил друга в свой одеяльный домик, конечно согрел сейчас чужие холодные ноги своими, пустил чужие руки под свою футболку, так же грея и вызывая новый прилив ревности у Серёжи. Сережа не должен ревновать, они же с Олегом друзья. И Вадик тоже Олегов друг. Но можно ли испытывать ревность к своему другу? Наверное, можно. Если можно, то он, так уж и быть, испытывает. — Че ты? В ответ несколько секунд тишины, копошение на первом этаже и Драконий обреченный вздох, будто информацию из него тянут сейчас тисками. — ниче. Пахан сказал, чтоб я нахер шел, я ему говорю: «иди ты сам нахер, хуйло ушатое», ну он меня и выпер. Отвечал тише, намного тише чем раньше, явно подобравшись почти что к уху Олегову и нашептывая ему очередные жалобы. Вадика частенько выпирали из дома, отец его терпеть не мог, когда перечат, а Дракон считал, что его это ебать не должно и вообще, как хочет, так и отвечает. У Серёжи такие жалобы всегда вызывали возмущение. Ну разве не стыдно Вадиму жаловаться на проблемы с отцом человеку, у которого отца нету вовсе? Должно быть стыдно. — Я бы тоже. — что тоже? — Выпер бы тебя, идиота, куда подальше. — иди нахер. — Спи давай лучше. Снова замолчали. Так просто? Разумовский отчего-то мало верил, что Дракон так быстро сдасться и правда ляжет спать. Ошибался. Больше за ночь ни одного разговора, ну, или разговоры были, но Серый к тому времени уснул, так что это его уже не касалось. Утром эти двое спали всё так же вместе, под одним одеялом и скорее всего давно накидав друг на друга рук и ног под ним, пусть Сережа этого наверняка знать и не мог. Все равно же знал. Причем очень даже точно. Придурки.