Инструкция ЧЧ №1

      Холодный ветер совсем не по-комариному жалил и кусал. Тридцать узлов – не самая приятная скорость на такой высоте. Зачем вообще “Кондорам” нужна была открытая обзорная площадка, не понимали ни Сергей Нечаев, ни Харитон Захаров. И, тем не менее, укутанные в дутые финские жилетки, фланелевые рубашки и шерстяные шарфы Екатерина и Дмитрий Сергеевич большую часть полёта проводили на свежем воздухе, нежели в кают-компании. Они вообще очень много времени находились рядом. Майора этот факт бесил, начальника отдела нейробиологии – забавлял.       – Предполагается, что это моя жена, – мрачно прохрипел П-3, наблюдая, как Екатерина демонстрировала Сеченову арабеск.       – Екатерина пока не в курсе этого предположения. Но, насколько я понимаю, повторный конфетно-букетный период у вас в самом пике. К чему ревность?       – Вот скажите мне, Харитон Радеонович, а в прошлый конфетно-букетный период Катя тоже ТАК реагировала на Дмитрия Сергеевича?       – На Дмитрия Сергеевича – нет, – вроде как согласно хмыкнул Захаров, правда, чувствовалось…       – Но?!       – У вас появилась вторая тёща, Сергей. Ну или тесть. Как хотите.       – Чё?       – Академик Сеченов столько специфических сил вкладывал как в Блесну, так и в роботов-близняшек, сколько не каждая мать вложит в ребёнка, и теперь она для него, на уровне подсознания, больше, чем дочь. Почти Галатея.       – Мне надо напрягаться?       – Не думаю. Дима представляет себя в этом мифе скорее Афродитой. Кхм, – Захаров рассмеялся. – Не в том смысле, что он считает себя красивым, а потому что смог оживить статую.       – Смог и смог. Что он от неё не отлипает? Она не единственный его пациент!       – Сергей. Кого вы ревнуете больше? Катю или Диму?       Майор покрылся красным пятнами, фыркнул что-то и замолк. Харитон Радеонович тяжело вздохнул. Ох уж эти дети. Он прекрасно понимал, что именно испытывает Сергей. Постыдного в этом было мало, но… Опять во всем виноват Дима…       Поднявшись на ноги из достаточно удобного кресла, Захаров хлебнул чая, надел свой дежурный рыбацкий плащ и вышел из теплого помещения в царство ветра.       – Екатерина Павловна, – не вкладывая особых интонаций, просто произнёс Харитон.       – Опять ваши секретики, – весело отозвалась та и резво сбежала в помещение, напомнив только, что всегда рядом.       Проводив шуструю девицу взглядом, начальник отдела нейробиологии недовольно глянул на старого друга. Это обожание в глазах и правда можно было спутать с вожделением. Очень тонкая грань между отцовским восхищением и мужским желанием. И тем не менее, Дима очевидно гордился “своей дочерью”. Ох, несладко придётся Сергею, ибо академик практически выдал за него сразу двух близняшек. Или выдаст, когда майор соизволит сделать предложение. Совсем Волшебник из ума выжил на старости лет.       В том, что Сеченов частично повредился разумом, Харитон Радеонович не сомневался. Такому человеку, как Дима, “земля” была необходима. И, конечно, не почву или мешок с песком понимал под этим словом Захаров. Дмитрий Сергеевич нуждался в семье. В довоенные времена с чувством пожирающего одиночества худо-бедно справлялись мама и брат, а вот с отрывом от “корней”...       Семью себе директор состоявшегося Предприятия выбирал пару лет. Поначалу он пытался обмануть сам себя с помощью когорты, но взрослые реализовавшие себя учёные всё-таки не могли содействовать имитации отеческой привязанности. Тут-то и заиграл новыми красками "Аргентум".       Харитон Радеонович отдавал себе отчёт в сделанных выводах. Никто не играл в дочки-матери, никто не просил называть кого-то папой, но в своей голове Дима выстроил целую цепь умозаключений, согласно которой он раздал роли. Захарову отвели гордую партию старшего брата, Кузнецову – младшего. Криптон и Радон числились племянниками, Плутоний и Блесна – детьми. Хотя тут Сеченов вёл себя предельно аккуратно. При живой Муравьевой, у которой было кровное преимущество по отношению к Екатерине, Дима прикидывался ветошью и изображал только начальника. Но и тут местами напоминал отца после развода. Всё делал поперёк мнения Зинаиды Петровны.       Можно было только предполагать, как на Сеченова повлияла мало того, что потеря лучшего друга, так ещё и двух хоть и названных про себя, но детей. А ещё Харитон подумал, что вот это едва уловимое настроение Нечаева: “Волшебник больше любит Катю, чем Серёжу”, – вполне обосновано. Дима, конечно, вложил в реабилитацию Сергея уйму сил, но Екатерине досталось внимания в десятикратном объёме. Ещё и близняшки эти, два года не покидавшие академика. Екатерина и Дмитрий Сергеевич теперь знали друг друга лучше, чем кто бы то ни было.       – Дим, куда мы летим?       – Туда, куда ты всегда хотел.       – На шестнадцатый съезд? – Захаров нарисовал в воздухе римским цифрами ХУ1. (на клавиатуре советских печатных машинок не было английской раскладки. Вместо V использовали У)       – На Алтай, пасеку смотреть.       – Допустим. А зачем здесь Блесна с Плутонием?       – Она уже не Блесна, а он не Плутоний.       – Серьезно? Хорошо. Зачем здесь П-3 и роботы-близняшки?       – Харитон!       – Давай, кочерга старая, сознавайся. Твой сынок вот-вот соберётся с тобой драться за сердце Екатерины. Покайся! Куда мы летим?       – К Рыбалтовским. Они несколько лет назад на пенсию ушли. Я их часто навещаю.       Дима лукаво улыбался, пока Захаров придумывал ответ.       – Ты собираешься познакомить их с родным ребёнком?       – Я собираюсь их… познакомить с Дашей. Моей внучкой. По документам.       – Зачем?       – Катя пришла ко мне на днях и спросила, могут ли у Сергея быть дети.       – У Сергея?       – Я то же самое переспросил. Сложно там. Предприятие слишком далеко и от гинекологии, и от акушерства. Я последние два года всю голову сломал, как изучать беременных женщин и детей без беременных женщин и детей. В общем, нам надо делать детский оздоровительный санаторий при Предприятии. Подальше от "Павлова". Я даже думаю, в "Челомее" или на второй такой же летающей платформе…       – Хм… Что с Блесной?       – Не знаю. Не возобновился у Кати цикл. Я, конечно, подозревал… Нет. Это было очень вероятно. Мозг уже функционировал неправильно, сознание уже не возвращалось из Лимбо, полимерное клонирование не давало результатов. Я был в отчаянии. А заморозить её в стазис-полимере с развивающимся плодом...       – Сколько недель?       – Двенадцать.       Харитон присвистнул:       – И как вы все проглядели?       – Так вышло.       – А я всё гадал, почему Катя так хорошо выглядит. Не стал бы ты ради красоты рисковать ее здоровьем, стабилизировать. Кожный покров можно было бы и потом восстановить.       – Не стал бы…       Захаров неоднократно порывался завести этот разговор, но всякий раз мгновенная отстранённость Димы сигнализировала о сложности поднимаемой темы. Не пришло ещё время. Может, и не придёт. Сеченов от подобных бесед всегда убегал.       В этом бегстве ощущался определенный смысл. Лёша Лебедев непонятно для кого в те дни старательно фиксировал изменения в эмоциональном состоянии директора Предприятия. В архивах АПО Захаров нашёл и свидетельства отголосков депрессии, овладевших Димой аккурат после смерти начальника отдела нейробиологии, и признаки маниакальной одержимости в первые две недели после теракта в Болгарии. Сеченов явно ими не гордился, скрывал.       Харитону даже показалось, что он помнит, как сотрясалось Лимбо от чьего-то разъярённого присутствия, после которого небольшие фонарики ярким светом озарили небытие подпространства. Сеченов отправлял американских агентов в последний путь, кроша их память в маяки. Самые яркие воспоминания, как правило, самые болезненные. Повторение без возможности нажать на "паузу". Впрочем, они заслужили.       – Тош, давай не будем. Я не готов сегодня быть прижатым к стенке или убегать. Если хочешь, я буду молча смотреть в стену.       Хорошо…              Стоило “Кондору” перевалить через алтайский хребет, как он начал медленно и планомерно спускаться. У самого подножья гор расположилась живописнейшая деревня. Водопад, лес, озеро – о чём ещё мечтать? Пока Сеченов вёл свою маленькую группу от места стоянки к большому дому на окраине населённого пункта, Харитон размышлял, что именно здесь, в принципе, можно было бы и осесть на старости лет. Ему даже пригляделся небольшой склон среди сосен, куда прекрасно вписался бы дом на сваях, когда из-за деревьев выскочило чумазое нечто в ситцевом сиреневом сарафане.       – Деда-деда-деда, – протараторил цветастый вихрь, маневрируя между ног взрослых, и вцепился Диме в брюки.       Совсем не удивлённый директор Предприятия поднял на руки девочку лет трёх-четырёх и, довольно улыбаясь, поздоровался.       – Я победила Пашку, – гордо объявил ребёнок. – Сделала всё так, как дядя Саша посоветовал.       Сеченов недовольно покосился на побелевшего Кузнецова:       – Чудо моё, поясни мне, что ты имеешь в виду.       – В последний раз я схватила его за шею крепко-крепко и переглядела!       – Дядя Саша имеет что-то в свое оправдание?       – Чесслово, Дим Сергеич, – Александр Иванович резко стал меньше в плечах, – я ей сказал всего лишь посмотреть своим страхам в глаза.       Недовольно фыркнув, директор Предприятия перехватил ребёнка поудобнее и, ни на кого не обращая внимания, двинулся дальше к дому. Интересно. Харитон Радеонович осознал, что впервые видит, как во вселенной эгоцентрика Димы Сеченова появился живой человеческий объект важнее самого Димы Сеченова. Обернувшись назад, Захаров отметил неловкость Екатерины и явное недовольство Сергея. Нечаев не понимал, что происходит, и от этого только больше злился. Его бывшая/будущая супруга, кажется, тоже не была здесь ни разу. Неужели роботов-близняшек сюда не возили?       – Ты помнишь инструкцию ДЖ-2, пункт 3? – услышал Захаров от Волшебника, нагнав того.       – Не мучить животных. Но он первый начал! – ребёнок говорил достаточно резво и чётко. Иногда какие-то звуки пропадали, но это скорее было от волнения. Болтушка.       – Гусь?       – Да.       – Даша… – Сеченов вздохнул и с укором легонько боднул девочку в плечо. Та хихикнула. – Ладно. Какие ещё инструкции ты помнишь?       – Все!       – И БД-10?       – Не оставлять электроприборы включенными!       – И ВБ-2?       – Не ходить на озеро без взрослых.       – И Р-3?       Даша открыла рот, ахнула и вылупилась из-за сеченовского плеча на Нечаевых. Дима успокаивающе погладил девочку по спине:       – Ну-ну.       – А… – она поморщилась, – они меня сегодня не заберут?       – Нет. Ты же сказала, что помнишь инструкцию.       – От этой памяти одни проблемы! Если бы вы все не помнили, что завтра понедельник, мне бы не пришлось есть овсяную кашу.       – Тоже верно. А какие у тебя проблемы с овсяной кашей? Мне кажется, две недели назад ты её прекрасно ела.       – Она по вкусу как тараканы!       – Ты ела тараканов?       – Юрка рассказал. Не хочу есть тараканов.       Сеченов вздохнул и обернулся. Он кивнул сильно отставшим Нечаевым и обратил часть своего драгоценного внимания на начальника отдела нейробиологии.       – Даша, познакомься, это деда Харитон.       – Ха… – выражение лица девочки стало напоминать кошку, срыгивающую шерсть. – …тон? Мне не нравится.       – А как тебе нравится? – хитро улыбался Дима.       – ДедаТон.       – Тоша, а тебе как?       В том, что Сеченов никакой особой реакции не ждал, Харитон был уверен. Дима, оказывается, обожал детей и полностью отдавался их вниманию. Складывалось впечатление, что директор Предприятия наконец-то дотянулся до звёзд и теперь преисполнился всей мудростью мира. Или дуростью…       – Меня всё устраивает. Хоть горшком зовите, только в печку не ставьте.       – Вот и хорошо, Дедатон.       Кузнецов и Нечаевы наконец поравнялись с Захаровым, и Даша, забыв обо всём, открыла рот:       – Она такая красивая, – выдохнула она после минутного созерцания Екатерины.       – Катенька у нас ещё и балерина, – невинно заметил Сеченов.       Девочка поторопилась слезть с Диминых рук:       – Научишь меня?! – она вцепилась Блесне в руку и потащила куда-то.       – Даша, – крикнул Волшебник. – Ты, главное, помни, что балерины правильно питаются!       – И тараканьи каши едят? – она серьезно посмотрела на Екатерину.       Та удивлённо помотала головой:       – Н-нет… Тараканов есть не обязательно.       – Вот! – ребёнок победоносно посмотрел на Сеченова.              Рыбалтовские, как Харитон их и помнил, продолжали посвящать свою жизнь животным. В когорте они, конечно, никогда не состояли, да и не стремились, но таких биологов надо было поискать. Редкие специалисты по дикой природе и реабилитации животных. Сеченов неоднократно предлагал им и подобным специалистам собственный комплекс, но на деле всё заканчивалось центрами реабилитации: где – медведей, где – птиц, где – морских животных. На Предприятии эти учёные собирались крайне редко, и хватало им двухэтажного здания на старой территории.       День проходил странно. Дима то уединялся с кем-то из Рыбалтовских, то отрывал от Екатерины Дашу и задавал ей наводящие вопросы. С самого начала эта поездка Захарову казалась прикрытием какого-то решения, которое Сеченов уже принял. Причём, судя по поведению самого директора Предприятия, одобрение друга он как бы уже получил. Вот только в какой момент?       От размышлений Захарова отвлёк скрежет зубов. Ну как, скрежет. За последний почти год достаточно тесного общения с майором Нечаевым Харитон Радеонович научился читать эту открытую книгу даже между строк. Сергей был недоволен. Его ревность играла новыми красками. Ход мыслей П-3 начальник отдела нейробиологии прекрасно понимал. Сеченов мало того, что постоянно обменивался с Екатериной какими-то двусмысленными фразами, улыбками, понимал её с полуслова, так теперь ещё и с помощью ребёнка завоёвывал себе невидимые баллы в незримой игре феромонов и животных инстинктов. Одна проблема – Дима с этой дистанции сошёл ещё до войны и не имел ни малейшего представления о том, что его воспринимают соперником. А может, и имел...       Ближе к вечеру, когда все рабочие моменты вроде как решили, а Даша окончательно завоевала сердце Екатерины, Сеченов с чашкой чая довольно сел на ступеньки крыльца и безмятежно вздохнул.       – Устала неспокойная твоя башка? – поинтересовался Харитон, занявший эту лестницу парой минут раньше.       – М-гм.       – Решил наиважнейшую проблему овсянки?       Сеченов закатил глаза:       – Нет. И это теперь действительно проблема. Овсянка детям необходима. Нужно будет пересмотреть её рацион до следующего раза. А то сложно мне будет.       – Тебе? Дима, что ты задумал? Сергей и Екатерина ещё не готовы становиться родителями. Нечаев никак предложение снова не сделает.       – Да, это тоже проблема, над которой я работаю.       – Старый ты интриган. А если Катя и правда в тебя влюбится?       – Катя сама меня соблазнить пыталась в первый месяц своей реабилитации. Там от Блесны куда больше, чем у Серёжи – от Плутония. Тош, ты не переживай. Всё под контролем.       – Под контролем у него. Что ты решил с этой кнопкой? Себе забрать? Оставь девочку у Рыбалтовских, ей здесь лучше. Что она будет делать одна в четырёх стенах твой башни?       – Ну почему – одна. А детский санаторий? Я ещё подумал, что платформу с санаторием можно сделать жилой для сотрудников Предприятия с детьми.       – Дима. Санаторий твой ещё проектировать, закладывать, строить, – Харитон поймал очередную лукавую улыбку. – Ты же это три года назад придумал… И много готово?       – Жилой посёлок. Пока экспериментальный на "Челомее". Производство дальше КБ не уходит, потому вредного или опасного ничего в "Челомее" нет.       – То есть, ты собрался стать молодым отцом.       – Я – дед. И горжусь этим.       – А дальше что?       – А дальше Серёжа сделает Кате заново предложение, и мы с Дашей заберём их к себе.       – Ты сошёл с ума!       – Угу.              Перед самым отлётом, когда Екатерина вместе с Сеченовым прощались с девочкой, к Захарову подошёл мрачный майор с очевидным намерением прижать к стенке:       – Харитон Радеонович, чей это ребёнок? Почему Дмитрий Сергеевич именно нас повез с ним знакомиться? И не вздумайте эти ваши манипулятивные штучки!       Оценив серьёзный настрой и сжимающиеся кулаки, начальник отдела нейробиологии решил внести свои коррективы в план директора Предприятия:       – Дело в том, Сергей, что ваша супруга на момент событий в Болгарии была на третьем месяце беременности.       – Ебучие пироги! Почему она тогда вообще оказалась в Болгарии? Как Дмитрий Сергеевич это допустил?       – Дмитрий Сергеевич был не в курсе.       – Как это он был не в курсе?! Почему никто не заметил?       – Хороший вопрос. Почему некто не заметил? Да, Сергей? Вы точно хотите искать главного виноватого?       – Хорошо-хорошо. Понял, сам дурак, – Нечаев замолк и сурово уставился на сарай.       Лицо майора поначалу не выражало никакой эмоции, кроме раздражения. Вскоре из сарая вышел довольный собой гусь и, оглядев двор, направился к Сергею с Харитоном.       – Пашка! – угрожающе крикнула Дарья и показала гусю кулак. Тот недовольно гаркнул, но траекторию движения сменил.       – Моя, – довольно заключил Сергей.