Scarlet

      Нет-нет-нет-НЕТ-НЕТ-НЕТ–       В одном из многочисленных коридоров королевского замка раздался невнятный краткий звук, больше напомнивший собой тихий щебет, чем произведённый крик отчаяния.       Приносим свои извинения, дорогие гости, но мы вынуждены просить вас покинуть помещение. В этой за́ле слишком много осколков, так что оставаться здесь небезопасно. Доверьте это персоналу: мы сделаем всё необходимое для устранения последствий этого неприятного инцидента.       «Персонал» в лице одного единственного свотчлинга прямо сейчас находится один на один с огромной комнатой, пол которой и вправду усеян впечатляющим количеством керамических осколков. Другой на его месте (вероятно, Ральзей) мог бы с досадой подчеркнуть, что грань, отделяющая предмет роскоши от кучки хлама — хрупка и относительна, что люди и монстры часто не задумываются о последствиях своих разрушительных порывов, что стремление к накопительству — порочно и любая роскошь — преходяща, а красота не вечна, и так далее, и так далее…       Свотчлинг — создание простое, не произносящее лишних слов, не задающее непрошеных вопросов. Подобно своим собратьям по перу, этот (не)конкретный дворецкий должен выполнять одну конкретную задачу. Ему не приходило в голову, что за этим актом вандализма стоит какая-то символическая история. Что не просто так лиловой разрушительнице пришло в голову растоптать несколько десятков керамических сосудов, а королеве — расставить эти вазы так, чтобы их точно кто-нибудь разрушил. Всё это слишком непрагматично и абстрактно и, в конце концов, невежливо — совать свой клюв в чужое дело. Пусть даже и неблагородное.       И всё-таки… Этот (не)конкретный свотчлинг испытывал странное, слегка теснящее в груди чувство (как от севшего не по размеру пиджака), будто ему… как бы выразиться… некомфортно смотреть на эту картину. Стены этого замка никогда не видели беспорядка такого масштаба. Вероятно, до этого случая свотчлинги вообще о «беспорядке» правильного представления не имели. Иначе в рейтинге их личной неприязни (если бы у свотчлингов вообще могло быть что-то «личное») неуважение к керамике вышло бы на первый план, затмив собой боязнь мышей и следующие бытовые неурядицы.       Неужели я… напуган?       Свотчлинги не задают себе вопросов. Но (не)конкретно этот был так сконфужен этим внезапным открытием, что красный пипидастр — в цвет его рабочего костюма, — безвольно выпал из его рук, звякнул о пару осколков, оставив дворецкого ещё и совершенно безоружным. Страшно оказаться один на один с таким объемом работы. Ещё страшнее — не представлять, что с этим делать. И уж самое что ни на есть ужасающее — начать думать о том, почему это случилось. Королева предупредила гостей о том, что трогать керамику нельзя — это перечит правилам. Разве можно нарушать правила? Разве можно что-то делать наперекор тому, что скажет Королева?       Нет. Это недопустимо. Непозволительно совать свой клюв в чужое дело. Никто из свотчлингов себе этого не позволяет. Главный дворецкий будет недоволен. Главный дворецкий доложит Королеве, и его непременно уволят. Свотчлинг останется без работы. А без работы он уже будет не свотчлингом, а кем-то другим…       …Пока это самое неприятное заключение из всего, о чём он имел неосторожность задуматься.       — Извините, я могу вам чем-нибудь помочь?       Стряхнув оцепенение, дворецкий осмотрелся, ещё раз окинув взглядом масштабы катастрофы, и только наклонился, чтобы поднять свой инструмент, как тут же натолкнулся на что-то пушистое и неожиданно подвижное. Кроме того, он точно помнил, что его красный пипидастр никогда не носил очков, иначе их бы тоже приходилось регулярно протирать вместе с остальными запыленными поверхностями.       — Похоже, вы тоже здесь один? Я ищу своих друзей. Кажется, Королева оставила их в определённой части замка… Впрочем, я уверен, что Крис что-нибудь придумал и они уже на пути ко мне. Осталось только пересечься с ними. Вы мне поможете?       — Конечно, юный господин… Обязательно. Я проведу вас, куда нужно. Только для начала… закончу со всем… этим…       Свотчлинг так и не смог подобрать «этому» конкретного определения. Но проследив за его взглядом, Ральзей без труда определил, что за «этим» стоит Сьюзи и мысленно прозвал это «нашествием Сьюзиллы». Несколько рассеянный вид дворецкого и то, что он до сих пор не принялся за работу, — казалось, так происходит не всегда и не со всеми. Возможному, именно этот (не)конкретный представитель был, выражаясь метафорически, неким сбоем в системе. Несмотря на красный цвет — активный, действующий, страстный — сам он выглядел заторможенно и вяло. Как птица с подрезанными крыльями, — догадался Ральзей.       — Большое спасибо, — принц любезно отвесил неглубокий поклон, во время которого успел подхватить метелку, и с улыбкой протянул её владельцу, — и кстати… насчёт помощи — я не пошутил. Я же вижу, сколько здесь работы. Мои друзья, судя по всему, не так уж далеко. Они явно не пропадут без меня. А вот вам, похоже, нужна помощь. Как вас зовут?       — Юный господин, оставьте, это занятие не для гостей…       — Ох, не стоит. Я сам живу в замке и представляю, сколько хлопот может доставить простая уборка.       — Так вы ещё и принц!       Угловатое и обыкновенно белое лицо свотчлинга закраснелось. Он неловко затоптался на месте, схватившись за края собственного клюва, чтобы совладать с волнением или попросту прикрыть разболтавшийся на шее галстук (а может, и то, и другое). В этот же момент он будто впервые осознал, что понятия не имеет о том, не когда и для чего, а как же его всё-таки зовут.       — Меня обыкновенно зовут мыть полы, протирать пыль или пятна, а также обслуживать гостей… Но вы, наверное, не об этом.       Свотч никогда не называл подчинённых по именам. Во всём, кроме цветовых различий, они были едины, — но и тут стремились к полной идентичности, чтобы не выделяться.       — Значит, вы почти чистый лист, — тактично заметил Ральзей, — и отныне можете назваться сами, как хотите. У вас есть любимое имя? Или что-то, что нравится?       — Пожалуй, нет. Но… меня устраивает цвет моего костюма. Это считается?       — Отлично! Тогда, вы могли бы назвать себя Рэд, Руби или Скарлет. Я думаю, последнее вам бы очень подошло: этот оттенок чудесен. Неподалёку от моего замка был сказочной красоты алый лес.       Свотчлинг согласился, хоть и не сразу понял, что только что произошло. Ему не приходило в голову себя как-то называть, принимать чужую помощь от принцев и проводить — вместо уборки — время за столь приятной беседой. Подыграв, Ральзей с торжественностью дотянулся пипидастром до кончика его клюва, заверив, что обряд называния только что — в соответствии со всеми положенными по такому случаю нелепыми условностями — успешно состоялся.       И хотя с именем он определился, подпускать к подобной работе принца было бы грубым нарушением правил. У свотчлингов, может, и не самое глубокое восприятие действительности (вероятно, они слишком заняты, чтобы эту самую действительность как-то анализировать), но принципы — неоспоримы.       — Следуйте за мной, юный принц. Я направлю вас, куда вам будет угодно.       Свотчлинги часто работают парами, а то и целыми квартетами, но редко им удаётся побеседовать друг с другом. Их труд всегда воспринимается как должное, стихийное, естественное — никто не задаётся вопросом: а что сами дворецкие чувствуют по этому поводу? И это в общем-то справедливо, ведь они действительно ничего не чувствуют. Они просто делают свою работу.       Этот (уже)конкретный свотчлинг прямо сейчас ведёт принца тьмы переодеваться, а после — покажет ему нужный коридор, где тот как раз сможет воссоединиться со своими друзьями. Он подберёт ему самый лучший костюм — элегантно чёрный, строгий и изящный (в соответствии с его представлениями о том, как должны одеваться принцы), — а после вернётся в ту-самую-комнату наводить порядок, уже не мучаясь лишними вопросами. Ведь ответ на самый пугающий из них уже найден:       Если я перестану быть дворецким, у меня останется имя. Если у Скарлет останется имя, он уже точно не будет кем-то другим.       И всё-таки первого он постарается не допустить. Глядя на столпившихся вокруг себя собратьев — с их метлами, полотенцами и чашками, слушая их суетливые переговоры, наблюдая комплекс слаженных движений и, наконец, чувствуя, как что-то успокаивается внутри, он понимает: это просто невозможно.       — Знаете, — Ральзей слышит узнаваемую поступь команды позади себя и, торопливо выпуская крыло дворецкого из рук, оставляет ему маленькую карточку с намалеванным посланием:       «Если потеряетесь — приходите в наш город, у тёмного фонтана. Там можно жить»       И ниже, уже едва разборчивое:       «Спасибо за вашу работу».       Стоит ли говорить о том, что свотчлингам никогда не говорят «спасибо»? Вероятно, им это и не требуется, ведь работа позволяет оставаться им теми, кто они есть. И этот конкретный свотчлинг так же не думает, что в его жизни произошло что-то исключительное — кроме развязавшегося галстука. Последнее действительно смущает.       Образ странного гостя рассеивается в восхищённом щебетании коллег: с задачей переодевания он справился блестяще.       Скарлет убирает карточку, — саму чем-то смахивающую на осколок, — в нагрудный карман и незаметно уходит.       Пожалуйста, юный господин. Вы очень любезны.