Ты готов?

      В жизни каждого человека выдается трудный день. День, после которого кажется, что жизнь никогда не сможет стать прежней. Кажется, что дыра в груди так и останется навсегда, разъедая кожу и кости, пока не доберется до самого сердца. И тогда, через пучину боли и слез, после долгой агонии, настанет успокоение. Станет тепло и хорошо. Действительно хорошо. И ты ждешь этой боли, этих спазмов, переживаешь их дома, в тишине, запивая алкоголем, укутывая в сигаретный дым. И смотришь вглубь пустой квартиры. И просто ждешь. Что вот-вот. Что сейчас настанет этот самый миг. И тебя не станет, растворишься в этой боли. Счастье. Вот это дейстительно счастье.       Перец Эдуард тоже был человеком. И такие дни, редко, но выпадали. Например, когда маленький ребенок умирает на твоих руках, а ты ничего не можешь сделать. Потому что не медик. Потому что не успел. А эти большие карие глаза смотрят на тебя, с мольбой, с немым вопросом. И в горле встает ком, который невозможно проглотить. Даже, если успевают приехать врачи. Даже, если ее успевают подключить к аппаратам. Даже когда тебя хлопают по плечу, говорят, что она выберется, а ты можешь зайти и навестить ее, ведь больше никого у нее нет. Родителей убил псих-фанатик, за какие-то там прошлые огрехи. А ребенка оставил умирать, не успел закончить. Перец вот тоже не успел. Спасти. Хотя его убеждали в обратном. Она помахала ему из машины скорой помощи, слабо, глядя из-под здоровой маски с воздухом. И закрыла глаза.       А он поехал домой. Попытался напиться, но водка шла обратно, заставляя задыхаться и кашлять, зажимая рукой рот. Сигареты тоже не помогали, лишь обжигали замершие пальцы. Он стоял на балконе, глядя в ночное небо, пытаясь понять, что же делать дальше. Дыра в груди постепенно, с шипением, проходила глубже, уже задевая ребра. Сердце загнанно забилось, отдаваясь в ушах. Так что ли и начинается инфаркт? Даже кровь, словно рывками, текла по венам, а он это слышал. Слышал тихое гудение алой жидкости в своих сосудах. Потушил сигарету и распустил волосы, ощущая, как они, словно змеи, ползут по плечам. Того и гляди, задушат сейчас. Наверное, это будет идеально. В груди жгло огнем, когда эта самая дыра расширялась, задевая пока нетронутые части тела. Неужели его сожжет совсем? Выжжет изнутри эта сухость и гниль. Она помахала ему, хотя он не успел. - Эдюш... - из дверного проема раздался чужой голос, и он дернулся, снося локтем пепельницу с перила балкона. Шипение прекратилось. Он уставился на замершего на пороге парня. Сонный, в одной майке, безразмерке, одной из его. С каким-то певцом на груди. Его острые локти выглядывали из широких рукавов. Он сонно тер глаз пальцами, второй жмуря, наверное за компанию. Волнистые волосы спутались, накренились в одну сторону. Кажется, Нугзар спал на его подушке. На животе, подсунув какую-то книгу под щеку. Босой, нескладный, мятый после сна, но такой уютный. От него словно веяло этим теплом и негой. - Ты чего тут?.. - он прошел к холодильнику, распахнул его и отшатнулся от яркого света. - Ой-ой-ой... Снова начал тереть глаза, бурча что-то про яркие лампочки. Выудил оттуда пакет молока и захлопнул. Обернулся и завис, застыв на одном месте. Кажется, он соображал, где можно раздобыть себе стакан. А Эд все это время смотрел на него. И пытался понять, почему дыра в груди резко начала затягиваться, оставаясь длинным уродливым шрамом, шершавым и выступающим на коже. Почему вдруг перестало все так ныть в голове. И совсем расхотелось мучиться в агониях.       Гибадуллин как раз в это время придумал, где же ему найти чистую посуду. Шагнул к шкафчику и через секунду обрушил на себя гору кастрюль, тихонько ойкая. Сонный Херейд - сущий кошмар. И себя покалечит, и квартиру разнесет. Мужчина подошел к нему со спины и достал с верхней полки высокий узкий стакан с мишкой на одном боку. Этот самый стакан он притащил едва ли не в первые дни своего пребывания в квартире перца. Эдуард доверительно вручил обрадованному мальчишке свою находку. - Стакан - резюмировал тот, сграбастав его и тут же ухнув половину пакета. "Ох дите..." - пронеслось в голове Эда, слушая довольное бульканье из стакана. Но стоило молоку закончится, как к его груди прижалось теплое и довольное существо. Нугзар потерся затылком о жесткое плечо и едва не опрокинул все на пол. Обернулся, внимательно посмотрел в чужие глаза. Которые, на самом деле, были совсем не чужими. А он вздрогнул. Эти глаза были такие же большие и карие, как и днем. Смотрели внимательно, ласково и очень нежно. А через секунду Нугзар трогательно зевнул, щелкнув челюстью и прикусив себе язык. - Пойдем спать... - Эд нашарил узкую ладонь с длинными пальцами, сжимая ее крепко.       Мягко направляя сонного чуда, чтобы тот не снес все углы в квартире, он все-таки довел его до комнаты, вместе залез под одеяло и замер, позволяя устроить на себе конечности: руку на груди, ногу на бедрах, нос уткнулся куда-то в шею. Он хотел было провести рукой там, где еще полчаса назад зияла огромная дыра, но на этом самом месте лежала ладошка. Закрывая, спасая и вылечивая. Наверное, это нечестно и неправильно. Но он почувствовал себя немного счастливее. - Гибадуллин! - громкий крик начальница раздался вслед удирающему чуду, который едва не врезался в своего любимого, пискнул что-то и удрал.       Эд удивленно посмотрел вслед, а когда оглянулся, наткнулся на злющую начальницу. - Мэм? А что... - Эта бестолочь подделала документы об усыновлении, - она едва не дышала огнем изо рта. - Качественно, конечно. Но так дела не делаются, Эдуард! Надо было попросить, я бы все устроила. - Что? - он моргнул, еще раз. - Что? Женщина глянулся в сторону, откуда выглядывал любопытный нос мальчишки и вздохнула. - Так он тебе ничего не сказал? - она протянула кипу бумаг и слегка улыбнулась. - Езжайте уже. Она заждалась небось.       Нугзар выскочил как черт из табакерки, запрыгал вокруг, схватил мужчину за руку и утянул за собой, обещая все рассказать по дороге. Он крутил головой, пытаясь хотя бы что-то понять.       А начальница на мгновение коснулась выреза рубашки, где у нее насчитывалось огромное количество затянувшихся ран, рубцов. Где-то там, на сердце. И решила, что подстрахует двух своих подчиненных, позвонит куда надо. И пусть будет так, как будет. В конце концов, все достойны быть счастливыми. Каждый человек имеет на это право.