Галина Сергеевна попадает к нему в руки волей случая сырым глиняным слепком, неограненным камнем, пустым карандашным эскизом — и справляется с ним же хитростью.
С ним. Хитростью. На его собственном поле.
Федотов недоумевает:
неужто её гениального потенциала не видел никто? почему девчонка до сих пор не работает под чьим-то влиятельным крылом?
Следующим ошеломительным открытием было то, что она его не боится: печально известную вспыльчивость своего начальника встречает спокойствием и мягкостью, храбро ступает в открытый огонь его ярости и упрямства — и, —
невообразимо, но факт! — сдерживает с хладнокровием, принимая прямой удар на себя так, что потом у Федотова энергии не остаётся на длительные скандалы с остальными подчинёнными — он выплевывает указания, жаля затухающими, а потому безвредными, углями, а девочка у левого плеча его стоит довольная и едва только не улыбается горделиво.
Зато когда дело касается её собственных принципов — Галина Сергеевна воспламеняется так же яро, как и он сам, отстаивает свою правоту с потрясающей страстью, приводит десяток аргументов, уничтоживших бы любого оппонента, —
но Федотов не любой, он из того же теста, у него подходящих контраргументов двадцать, победа пока что за ним, но девочка быстро учится и наблюдать за этим интересно — потому, добившись неозвученного позволения перешагнуть этикет, Васнецова азартно кричит с ним на равных, спорит без устали, настойчиво стоит на своём и вторит ударом ладонью по поверхности стола — и снова без проблеска страха.
Это забытое, а то и вовсе новое, ощущение отсутствия власти над кем-то — Федотов заинтересован.
И их тандем, без лишней скромности, невероятен.
В нужных моментах Галина Сергеевна сохраняет холодный рассудок, охлаждая его собственный, — зато за закрытой дверью кабинета Федотова они с зеркальной энергичностью разрабатывают новые идеи и улучшают имеющиеся — и, понятное дело, что он обманом утягивает её к себе и опутывает цепями со всех сторон — на самом деле, Федотову просто везёт: Галина Сергеевна сама себе пока не знает цену.
А стоит она явно больше, чем любой из его отделов взятых вместе и умноженных на самих себя же, даже если учесть неудобные железобетонные принципы девчонки и отсутствие реального опыта, — но это в их дуэте Федотов восполняет за двоих, — и под его влиянием Галина Сергеевна меняется: медленно, нехотя, с трудом отказываясь от прошлых устоев, но всё же принимая новое мировоззрение, в котором можно юлить, хитрить и требовать — ничего, по жизни полезным будет, — не «если», а — «когда» они разойдутся разными дорогами, разумеется.
Так же разумеется и то, что Федотов всеми силами отсрочит этот момент.
И очень быстро она становится центром его корпорации: несовершеннолетний заместитель, нераскрытый потенциал, гениальный разум — Галина Сергеевна позволяет пользоваться собой во всех направлениях, играть, изучать и лепить из уникальных задатков настоящее произведение искусства.
И всё это совершенно безвозмездно.
Без обманов, уловок, предательства и собственной выгоды, даже когда утвержденное на квартал время приходит к концу —
как-то не сговариваясь, Федотов договор продлевает, а Галина Сергеевна его подписывает почти не глядя, — и снова по-пчелиному трудится на благо его фирмы, где даже работает, из-за причин с возрастом, неофициально — всё это невероятных масштабов подвох, загадка, которую Федотов не может разгадать: он заставляет её идти на всевозможные сделки с совестью, нагружает сверх нормы, беспрепятственно экспериментирует с упрямой, но наивной девочкой, и не может понять — что именно не так.
Галина Сергеевна на его колючки и шпильки не реагирует, выходит из щекотливо-подстроенных ситуаций так, чтобы не быть самой себе врагом — тернистыми путями, сотней уловок и продуманных ходов —
Федотов точно никогда не стал бы тратить на такую мелочь столько сил; ещё и бесплатно, — и он в ответ предлагает ей всё, что только можно взять, и с каждым днём эта куча становится всё более необъятной, потому что Васнецова ничего не принимает: с семейными долгами и проблемами справляется сама, с подтасованными заданиями и невыполнимыми задачами — тоже.
Федотов, если честно, не знает, чем будет расплачиваться по итогу и с каждым часом опасается всё сильнее, что цена окажется даже ему не по карману, потому что девочка несомненно гениальна, и если она всё-таки задумает что-то против самого олигарха — будет сложно.
А Галина Сергеевна, непривычная к такому вниманию, с замиранием сердца впитывает каждую случайно оброненную в свою сторону деталь — Федотов на похвалу не скупится, восхищается её идеями, смотрит с искренним восторгом и благодарно накрывает узкой ладонью её макушку, словно защитным жестом оберегая уникальное сознание.
И Галина Сергеевна расцветает даже внешне: ничего сверх меры, очки всё так же сползают на кончик носа, но меняют оправу на более изящную; одежда такая же неброская, но выглаженная до последнего сантиметра — только тугие косы так и оставляет нетронутыми:
Василий Александрович с мальчишеским удовольствием дёргает за них при любой возможности — как уж тут устоять?
Дома к ней за столько лет привыкли полностью, уже воспринимая как должное её умение за вечер выполнить любое домашнее задание в трёх-четырёх экземплярах, а жадная школа приняла её ещё быстрее — одноклассники заказывают работы и продуктивности не удивляются, учителя пользуются каждый по своему профилю, отправляя Галину Сергеевну на все доступные олимпиады, успешно повышая общий уровень школы —
и никто более не замечает фактической невозможности происходящего.
Федотов же вскидывает брови, недоверчиво в неё всматривается, и едва только не молится — в нём сражается два начала: упрямая натура, которая пытается разгадать подвернувшуюся ему загадку —
девочка-гений без гнильцы в задумках, готовая работать на него и спокойно доверять? ну-ну, поглядим; — и благодарный человек, которому незаслуженно достаётся такая награда — и Федотов готов всеми силами её защищать:
хочешь помощника? личного телохранителя? водителя? что угодно, девочка моя, только скажи.
Галина Сергеевна в самом деле ему не верит — больно уж непривычно чувствовать свою незаменимость и значимость, — и она всё никак не может умерить расцветающую неуверенность, временами распахивает двери его кабинета и с порога страстно восклицает:
— Я ухожу! — и застывает, вся превращается в слух — вдруг в этот раз будет иначе? вдруг он сейчас скажет:
да пожалуйста, давай, всего хорошего, ты мне больше не нужна.
Но Федотов снова откладывает всё свои важные —
любые! — дела, смотрит на неё внимательно и прямо, гипнотизируя, и не менее экспрессивно отвечает:
— Никуда ты не пойдешь — без тебя всё разваливается, разве не видишь? Мы за последнее время повысили свою прибыль до рекордных отметок, так что давай, девочка моя, садись и не терзай мне нервы.
Федотов легко расстаётся со всем, приспосабливается со змеиной ловкостью к непредвиденным обстоятельствам и щедро разбрасывается всем, кроме собственного времени, но Галину Сергеевну он не отдаст: соперникам и союзникам, науке и учёбе, семье и ещё какой-то блажи, которая взбредёт в её умную голову — он становится жадным собственником, когда дело касается его,
если угодно, золотой рыбки — и он не позволит ей тратить такой потенциал на серую неблагодарную массу эгоистичных преподавателей и второсортных профессоров, которые алчно врежутся зубами в её гениальность и будут славить своё имя, ну уж нет, от таких перспектив самому Федотову становится не по себе — он, если придется, костьми ляжет, но девочку не отпустит, оставляя под своей протекцией до победного — дело уже чести, а не личной выгоды.
А Галина Сергеевна всё так же соглашается остаться, улыбается и снова ничего не требует взамен, нагружая себя работой сверх меры.
Совершенно честная.
Кристально безгрешная.
И у Федотова начинается самая настоящая паранойя —
не страшно, у него она постоянно по разным причинам, такая уж работа — но здесь, когда под самым носом кто-то с такими возможностями, он боится, что в какой-то момент ученик превзойдет учителя, под маской ангца блеснут клыки и он проснётся без копейки в кармане, — и все ходит вокруг Галины Сергеевны, кружит коршуном, стараясь заметить любую мелочь:
ну что, оставить на работе твою маму? взять к себе на фирму родственника? в конце концов, дать денег? — а Галина Сергеевна, словно издеваясь, не просит ничего, за что можно было бы зацепиться и обвинить в обнажившихся пороках, в павших принципах, в чем-то, что он сможет использовать, просто защищаясь — только лишь чтобы спокойно спать.
Но Галина Сергеевна либо настолько редкий случай наивности, либо так умело водит его за нос — и в первое Федотов давно уже не верит: опыт.
И приходит ночью в кабинет, который сам ей дал, сидит за столом и смотрит на идеально-прозрачный порядок, на бесстрашно раскрытый ежедневник, на незапертые ящики, сложенные папки с договорами и отчётами, и на начатую шахматную партию — и чувствует, что вот-вот проиграет.
Но, подарком ему, в тот же миг неслышно открывается дверь.
Галина Сергеевна улыбается тонко, чуть виновато, мнётся на пороге и смотрит с призраком удивления сквозь стёкла очков.
— Так-так-так, — Федотов тянет довольно, с ленивой медлительностью хищника надвигается и внутренне ликует:
вот значит как, вот и разгадка, вот и причина — теперь девчонке ни отвертеться, ни выскользнуть; он выплёскивает на неё с сытой улыбкой заготовленную речь, едва не урчит от удовольствия на её оправдания, понимающе кивает на её объяснения, вздыхает на её отчаяние, загоняет в угол и добивает с театральным сожалением:
— Мне ведь придётся тебя уволить, — Галина Сергеевна отводит взгляд, в лице не меняет и Федотов не видит, но чувствует:
ей не хочется уходить — уже давно, как бы она не доказывала обратно.
Конечно, Федотов блефует: он бы не прогнал её, даже если бы словил с передачей информации конкурентам —
уверен, она выкрутилась бы с двойной прибылью, — но этого должно хватить, чтобы зацепить на новый крючок, заставить признаться её в чём угодно, даже ненастоящем, и знать, где заключается несовершенство, чтобы снова чувствовать власть: скажет правду — отлично, нет — ложь тоже считается за порок.
Он подталкивает к ней шахматную доску и Галина Сергеевна неосознанно начинает игру.
белая пешка на h4
— Но я не понимаю, — она нервно натягивает свои старомодно-кружевные рукава на ладони и поджимает губы, уязвленная собственной растерянностью на рухнувшую несправедливость:
всё ведь было хорошо, правда? чём её можно скомпрометировать?
чёрный конь на с6
— Я не могу тебе доверять, — Федотов отвечает почти ласково, но он давно уже знает, как ударить Галину Сергеевну побольнее — на её собственные принципы, которые она отстаивает с такой страстью и старается переубедить его самого:
а теперь вот она и есть по ту сторону баррикады.
— Почему?
белая пешка на е5
— Я не могу понять, из-за чего ты так бескорыстна. Что за планы в тебе созревают?
чёрный конь на d5
— А вы никогда не думали, что я делаю это просто так? — Галина Сергеевна поднимает к нему глаза и те горят решительно и страстно.
она жертвует белого слона
Просто так?
белый конь на g5, чёрный король отступает
Просто так?
он знает этот приём: сейчас белая пешка пойдёт на g6 и чёрным не предотвратить свой мат
Проклятье.
Федотов склоняется к ней через стол близко-близко и тихо бросает:
— Никто никогда ничего не делает просто так.
Даже ты.
И тут внезапно он видит то, что Галина Сергеевна чувствует уже давно: и глубокую ночь за окном, и ощущение отрезанности от всего мира запертой дверью, и её безоговорочную преданность, и сбитое дыхание, и ищущий взгляд, и дрогнувшие на его рывок пальцы — и наконец-то понимает: перед ним не только гениальный соперник-помощник с альтруистическими наклонностями.
Перед ним ещё и девушка.
Да — юная и сама себя ещё не осознавшая, но когда она вскидывает на него отчаянно жаждущие глаза, всё становится на свои места.
Что же: он снова оказался прав — всё это не просто так.
Галина Сергеевна ни за что на свете не решится первая: между ними двадцать лет разницы, его супруга и запрет на отношения в рабочее время, но Федотову чертовски не хватает острых ощущений — ему бы убедиться, проверить эту теорию.
На практике.
Сначала она стеклянно-недоверчивая, ждущая очередного коварства, уловки, обмана и хитрости, неподатливая, неуверенная, внимательно наблюдающая и анализирующая каждую секунду, но под напором этих незнакомых ощущений, вспыхивающих попеременно в голове, в животе, в ладонях и в груди — медленно расслабляется, раскрываясь, и едва ощутимо поддаётся вперёд: Федотову этого более чем достаточно, чтобы яростно вцепиться в её дрожащие губы поцелуем, завершая шахматную партию в патовом положении.
Он едва ли не зол — теряет хватку:
не смог догадаться о первопричине раньше, подозревая девчонку во всём, кроме такого простого варианта, — но тут же смягчается, когда Галина Сергеевна хватается за его плечи жестом утопающего, и неумело, но доверчиво вторит жадному напору — тут не нужно разгадывать загадки и продумывать варианты, а обо всем остальном можно будет подумать потом.
Сейчас бы отстраниться и разомкнуть замок сплетённых тел, привести в порядок волосы, одежду, мысли, и, не глядя на обожжённые поцелуем девичьи губы, довольствоваться победой — карты раскрыты, теперь он знает ответ на свой вопрос, может использовать при любой подходящей возможности и наконец-то не терзаться сомнениями уверенности в своей приближенной помощнице.
Но Федотов привык доводить дело до конца — такая уж работа.
И если
он — та цена, которую Галина Сергеевна требует за себя.
Федотов готов платить.
