----------- ✶ -----------
День выдался тяжелым. «Но так всегда по началу» — думал Чжань, заваривая себе мятный чай в любимой пузатой кружке уже дома, сидя вечером за приятно чистым рабочим столом. Всего он вел занятия у четырех групп — 3-1, 2-1, 1-1 и 1-3. Система нумерации классов в китайских школах была проста: первой цифрой обозначался номер класса (чем меньше цифра, тем старше класс), второй — номер группы. По понедельникам, средам и пятницам у Чжаня были уроки у старших, в группах 1-1 и 1-3, по вторникам и четвергам — у младших, в 3-1 и 2-1. Чжань вспоминал об этом, записывая себе на стикере приоритетность проверки работ. Младшие классы с тестами справились лучше, чем он ожидал. В государственных школах, в отличие от частных, к изучению иностранных языков всегда относились постольку поскольку, никто не придавал языковым предметам (за исключением китайского) должного значения, и Чжань лишь обреченно вздыхал, вспоминая об этом. Хороший уровень английского можно было встретить у учеников частных школ, где его изучение было буквально необходимым, чтобы вообще продолжать обучение — около половины предметов преподавалась на нем, а отдельные уроки английского были нужны для освоения грамматики и совершенствования словарного запаса более сложными выражениями. Удивительно, но ученики таких школ владели английским сленгом практически на том же уровне, что и носители языка, по большей части именно благодаря занятиям с приглашенными преподавателями. Те, конечно же, были американцами (или британцами), любезно приглашенными на контрактную работу в поднебесной. Но в реальности Чжаня, в государственной школе подростки не сильно заботились изучением иностранных языков, потому что были уверены, что им это никогда не пригодится. Здесь прослыл негласный внутренний девиз — «где родился, там и пригодился». Не очень амбициозно, думал про себя Чжань, прокручивая фразу в голове. Философия частной школы ему была определенно ближе, но сам Чжань не был достаточно американцем, чтобы преподавать там. С учениками старших классов все оказалось сложнее. Хоть уроков английского в их расписании было больше, уровень знаний… огорчал. И было сложно определить, проблема была в самих учениках, абсолютно не желающих учиться, или в предыдущем учителе. Чжань заканчивал проверять последнюю стопку работ. Очередной раз тяжело вздохнул, выводя в журнале натянутую «D», поправил очки и потянулся за последней работой. Ван Ибо. Абсолютно чистый лист. В голове мгновенно всплыли воспоминания с урока с группой 1-3 и лицо ученика, который весь час прожигал учителя своим взглядом. — Ван Ибо, значит, — произнес в пустоту Чжань и потянулся к журналу, чтобы поставить заслуженную «F» напротив его имени. А затем, любопытства ради, решил заглянуть на пару страниц назад, вскользь просмотреть успеваемость Ван Ибо за прошлые семестры. Сплошные «А». У Ван Ибо в журнале по английскому всегда были только «А». Ситуация явно просила, чтобы над ней подумали подольше. В голову пришло всего два варианта: либо проблема (проблема ли?) была в самом Сяо Чжане, из-за него Ибо сдал пустой тест и хотел этим что-то сказать, либо предыдущий учитель не брезговал «брать на лапу», чем ученик активно пользовался, и Чжаню скоро предстояло услышать похожее предложение, чтобы не портить красивую статистику Ван Ибо в журнале. Но, если подумать, ни один из вариантов ему не нравился.----------- ✶ -----------
Сяо Чжаню двадцать пять лет. У него есть толстенный блокнот в твердой обложке синего цвета, куда он записывает свою жизнь. Не потому, что боится что-то забыть, а потому что так удобно. В этом блокноте он расписал план действий на ближайшие пять лет еще когда ему было двадцать три, и до сих пор успешно его придерживался. Если бы слева от каждого пункта были чекбоксы, то на отметке «иметь/быть в 25» Чжань мог смело ставить зеленую галочку напротив каждого. Но вместе с этим… Двадцать пятый год жизни подходил к концу, оставалось чуть меньше полутора месяцев до двадцати шести, а Сяо Чжань все не мог до конца понять, рад ли он снова быть в Китае. Мысли об этом заметно затормаживали все остальные процессы в голове, иногда даже подступали легкой тошнотой к горлу. Не хотелось думать, что нет, потому что от этого рушилось нечто важное — то, что Чжань скрупулезно выстраивал в своей голове, кирпичик за кирпичиком. Пропустить один пункт в плане означало нивелировать значимость последующих. Он ошибался, возможно, чуть реже остальных, но даже тогда не жалел о сделанном выборе, ведь это было опытом на будущее — все воспринимается легче, когда смотришь с призмы опыта и пользы. Возвращение в Китай стало выходом из зоны комфорта, успевшей появиться за четыре года жизни в штатах, и именно на этот пункт жизни его философия никак не хотела накладываться. Возможно, ему вообще не стоило туда уезжать. Не стоило узнавать другую страну, то, как и чем люди живут в ней, не стоило примерять на себя их свободу. Думать об этом было неприятно, бессмысленно, обидно, и Чжань переставал. Ему просто нужно было чуть больше времени, чтобы привыкнуть. Наверное. В том синем блокноте постоянно пополнялось количество страниц (на пружину не сложно добавить новые листы) и в целом хранились основные моменты и важные осознания Чжаня за последние десять лет жизни, разделенные цветными пластиковыми вставками. На первых -дцати листах еще не таким красивым почерком были записаны размышления шестнадцатилетнего Чжаня о том, как же неправильно устроена система школьного образования, где от настроения социальной массы (так он обозначал всех учеников в записях) зависела не только твоя самооценка, что уже немало, но зачастую и моральное, а иногда и физическое состояние. Чуть позже американцы дали этому название — «буллинг», но исправлять свои записи Чжань не стал. Сам он никогда не был жертвой, потому как любой из «массы» мог бы описать его лишь «нейтральный, ничего особенного», и если в любом другом контексте это могло звучать обидно, то в данном — вызывало вздох облегчения. Но Чжань не был слепым, а к тому же определенно был эмпатом. Из раза в раз наблюдая за тем, как толпа выбирает отличного от них человека и придает буллингу, Чжань страдал. Корил себя за то, что не имел достаточно смелости, чтобы вступиться. Молча наблюдал, но морально проживал практически все то же, что и тот несчастный человек, уходил домой подавленным и проводил ночи в раздумьях «Почему?» и «До каких пор?». Когда-то Чжань пытался обсуждать все с мамой — единственным родителем, воспитывавшим его. Но каждый раз слушая размышления сына она хваталась за сердце, всерьез думая, что это его, Чжаня обижают, а рассказывает он в третьем лице потому что не хочет волновать. Из раза в раз повторяла: «Чжань, милый, скажи честно, это все ведь с тобой происходит, да?» и даже предлагала пойти в школу, чтобы поговорить с учителем. С тех пор все размышления Чжаня переносились только в блокнот, и очень скоро заняли практически половину от всего объема. Затем наступила пора университета. Чжаню было восемнадцать, когда он оставил родной Чунцин и переехал в Пекин, в квартиру, что осталась ему от отца. Единственное, что отец оставил после себя, исчезнув из жизни трехлетнего Чжаня. Мама как-то рассказывала, что после ухода он много работал, а потом связался с плохой компанией, стал часто попадать в полицейский участок, откуда ей регулярно приходилось его доставать. В один день ей позвонили, чтобы сообщить «так и так, колотая рана, летальный исход. Наши соболезнования». Маленький Чжань не знал, что такое соболезнования, но знал, что если мама плачет, то слово явно плохое. Это все воспоминания, что были у него об отце, и с возрастом даже они перестали вызывать какие-либо эмоции. Теперь это было просто фактом, одним из этапов жизни Сяо Чжаня. Приоритеты и сферы влияния менялись, новые записи в блокноте появлялись все реже. Чжаню нравилась новая студенческая жизнь, где «масса» вносила в жизнь ровно столько влияния, сколько он сам позволял, и позволял он… на четыре из десяти, наверное. Возможно, именно размышления о школьной жизни стали триггером к тому, чтобы Чжань выбрал профессию учителя, но с важной поправкой — учителя иностранного языка. Это означало, что Чжань в перспективе не будет привязан к Китаю, а сможет поехать в другую страну (ту, язык которой выберет) и работать там. Примерно в то же время Чжань начинает писать в новом разделе блокнота, отделенным красным пластиковым разделителем. Он пишет о том, что не находит в себе особого трепета и восторга от отношений с девушкой, а вместо этого все чаще засматривается на губы своего друга, с которым иногда заходит в кофейню возле кампуса после пар, и представляет, каково было бы их поцеловать. Тогда Чжань решает выбрать английский язык и ставит себе цель — закончить аспирантуру в Америке.----------- ✶ -----------
Перед началом урока у группы 1-3 учитель Сяо ловит старосту, выдает ему проверенные работы и просит раздать ученикам. Тот кланяется и почти уходит, когда Чжань его останавливает: — Я просматривал ваш журнал и заметил, что у вас в классе есть отличник, Ван Ибо. Дело в том, что… мм, он очень плохо написал этот тест. — Ибо? Плохо написал тест по английскому? Вы уверены, что не перепутали имя, Сяо-лаоши? — Ты так удивлен, могу я узнать почему? Ученик фыркает и усмехается, но опомнившись, с кем говорит, тут же опускает взгляд и поджимает губы: — Прошу прощения. Ван Ибо — лучший ученик, не только в нашем классе, но и, кажется, во всей школе. Он отлично знает английский, лаоши. У него даже сертификат есть, называется как-то… как тофу. Чжань кивает, благодаря ученика, и отпускает. Звенит звонок. Весь урок Сяо Чжань чувствует на себе внимательный взгляд. В этот раз Чжань много говорит. Записывает на доске план занятий на ближайший месяц и рассказывает ученикам свои впечатления от их тестов — без негативного окраса, не говорит о том, что ожидал лучших результатов, а подводит к тому, что им нужно будет уделить много внимания оттачиванию базовых правил грамматики и времен. — Вижу ваши хмурые лица, поэтому давайте сразу договоримся: я не собираюсь нагружать вас большим объемом сложной информации. Да, вам придется выучить некоторую теорию, но больше времени мы будем практиковаться. Нам не обязательно идти строго по школьному учебнику, вместо этого у меня есть современные задачники. В них много заданий, для которых нужно будет посмотреть отрывок из популярного видео и фильма. Даю слово, вам будет интересно, — улыбнулся Чжань. Нельзя быть уверенным, но судя по выражениям лиц учеников, молодой учитель постепенно растапливал лед в их сердцах. У такого метода обучения были все шансы на успех, ведь в любом процессе главное — искреннее желание и интерес, и со вторым Чжань постепенно начинал справляться. Урок проходил легко. Ровно до тех пор, пока Чжань не наткнулся на взгляд Ван Ибо. Тот, наконец поймав взгляд учителя, слегка прищурился, облизал губы и растянул их в однобокой улыбке. Чжань сглотнул, мысленно сосчитал до пяти и перевел внимание на тетрадь на своем столе. Впору бы похвалить себя за привычку прописывать все в деталях: ход урока, разделенный на пункты, помог быстро вернуться к теме. После звонка, когда в классе почти никого не осталось, Чжань посмотрел на Ван Ибо и попросил задержаться. — Ибо, могу я узнать, почему ты сдал пустой тест? Теперь Ибо стоял гораздо ближе, и смотреть на него снизу вверх было еще менее комфортно, чем раньше. Тот сначала молча смотрел в глаза, затем снова ухмыльнулся, как раньше, и негромко ответил: — Это же очевидно, Сяо-лаоши. Вы говорили отвечать только на то, что мы знаем, а я не знал ничего. Но если бы лаоши согласился позаниматься со мной дополнительно, думаю, следующие работы я бы мог написать гораздо лучше. Чжань секунду молча смотрит в глаза Ибо, поджимает губы и выдыхает. Этого стоило ожидать. Затем молча тянется к журналу, открывает последнюю страницу с оценками за предыдущий семестр, разворачивает к Ибо и тычет в строку с его именем, напротив которого стоят сплошные «А». Ибо переводит взгляд на журнал, наклоняется ниже и слегка прищуривается, всматриваясь в написанное, будто впервые видит свои оценки. Осторожно подхватывает страницу журнала и перелистывает назад, едва касаясь костяшками своей ладони руки учителя, вызывая у того волну мурашек. Еще секунду изучает записи, довольно хмыкает и наконец выпрямляется: — Ах, это. Это потому что предыдущий учитель занимался со мной дополнительно, Сяо-лаоши. Чжань прищуривается, глядя на Ибо, и совсем ему не верит. — Хочешь сказать, что в тесте не было ничего из того, что вы проходили? — Не могу сказать точно, — Ибо переводит взгляд вверх, словно пытается вспомнить что-то, закусывает щеку изнутри, — но то, в чем я уверен, так это то, что уроки с Сяо-лаоши точно помогут мне все вспомнить. Затем широко улыбается, кланяется и, поправив рюкзак на плече, покидает кабинет. В голове Чжаня поднимается ворох мыслей, но одна из них агрессивно выбивается вперед — нельзя заниматься с Ван Ибо. Еще всплывает подозрение, что ученик с ним флиртует — вот так, открыто и настойчиво, как Чжань никогда не мог бы себе позволить в его возрасте. Да и в своем наверняка тоже. Но даже думать об этом кажется из ряда вон, и Чжань прекращает. Сложив последние работы в рюкзак, он закрывает за собой кабинет и отправляется домой.----------- ✶ -----------
Планирование учебного процесса и работа с учениками здорово нагружают голову и тренируют терпение, но иногда даже этого Чжаню мало — стабильные три раза в неделю, когда он ведет уроки в группе Ван Ибо. Выдерживать его становится все тяжелее. Сяо Чжань всеми силами старается не смотреть в его сторону, не спотыкаться о пристальный взгляд, но иногда осечки случаются, и учитель мелко вздрагивает. Ибо продолжает сдавать пустые работы и получать позорные «F» в журнал. И кажется, будто самого ученика это вполне устраивает, раз он даже не пытается исправить ситуацию, но чуть позже выясняется, что это не устраивает директора школы. Тот, пусть и не прямым текстом, но очень прозрачно намекает Сяо Чжаню, что портить успеваемость Ван Ибо нельзя, пусть тот хоть трижды сдает пустые работы. Ибо — чуть ли не единственная гордость этой школы, это Чжань уясняет быстро, а после все в том же кабинете директора на стене видит копию сертификата TOEFL на имя Ван Ибо и… усмехается. Последней каплей (или отправной точкой) становится очередная среда. Чжань снова просит Ибо остаться после уроков, когда все уходят, трет переносицу, привычным движением приподнимая очки, и устало спрашивает, чего тот добивается. — Я же уже говорил. Занятия с Сяо-лаоши, — уже привычно ухмыляется ученик. Чжаню хочется схватить его за грудки, хорошенько встряхнуть и прокричать прямо в лицо, что видел копию его сертификата и уверен, что гребаного С1 Ван Ибо вполне хватило бы, чтобы написать тест, рассчитанный максимум на слабый В1. Кажется, Ван Ибо умеет читать мысли, потому что перестает нести чушь о сложных заданиях и пробелах в знаниях. Вместо этого он подходит ближе, склоняется к чужому уху и говорит тихо, почти шепчет. Что-то о том, что очень нуждается в персональных уроках с лао Сяо, и как можно чаще. Если не для получения знаний, то хотя бы для живой практики, языковой. Говорит про то, что уже даже выбрал темы, которые они могли бы обсудить: — Например, я спросил бы, какой парфюм носит Сяо-лаоши, it is so stunning, — произносит он и едва ощутимо ведет носом вверх по шее учителя, к загривку. Всего секунда, но ее достаточно, чтобы разогнать по телу Чжаня табун мурашек, а вместе с тем и отрезвить разум. Он рывком поднимается со своего места, разворачивается к Ибо и хочет думать, что ученик способен оценить степень ярости в его глазах. — Ван Ибо, какого черта ты себе позволяешь?! Ибо же, напротив, видит в его глазах испуг и привычно скалится в однобокой улыбке.----------- ✶ -----------
С того дня Ван Ибо живет в мыслях Сяо Чжаня слишком часто. Устраиваясь на работу в школу, Чжань и подумать не мог, что наибольшая проблема, с которой он столкнется, будет такого характера. Характера и вида Ван Ибо — наглого, невозможного, чересчур самоуверенного и… до мурашек притягательного. «Притягательный» Чжань морщился, силясь вспомнить, в какой момент все пошло настолько не в ту сторону, что именно таким словом ему хотелось описать ученика? Может, не хотелось, но получалось — автоматически, рефлекторно, не контролируемо. Ибо был красив, даже очень. Но все бы ничего, Чжань бы никогда не помыслил об ученике в таком ключе, если бы тот вел себя нормально, так же, как и остальные. Но он не. Ибо дразнился, привлекал внимание специально, вел себя вызывающе и делал все для того, чтобы прочно засесть в мыслях молодого учителя. Чжань регулярно осаждал себя, напоминая, что Ибо — ребенок, хоть совершенно так не выглядел, а до совершеннолетия ему оставалось меньше года. Ненадолго спасало. Порочные мысли улетучивались, уступая здравому смыслу. Ровно до следующей провокации со стороны Ибо. Самое ужасное, что чаще всего его образ всплывал в голове в тот самый момент, перед сном, когда тело отчаянно требует разрядки. Месяц. На протяжении целого месяца Ван Ибо испепелял Сяо Чжаня выразительным взглядом на каждом уроке, но теперь учитель не сомневался в том, что за ним крылось. В такие моменты ему очень хотелось обнять себя руками, плотнее укутаться в плотную ткань пиджака и вообще одеться, потому что каждый раз под взглядом Ибо Чжань чувствует себя абсолютно голым. Он нашел решение ситуации с пустыми работами — теперь, проверяя работы его группы, Чжань сам заполняет работы Ибо правильными ответами и выводит «А» в журнале напротив его имени. Пришлось пойти на сделку с совестью, оправдав все тем, что «ну, я видел сертификат, знаю его уровень. Будь он нормальным учеником, ответил бы на все запросто», и это срабатывает, ведь совесть затихает. Вдобавок, еще и избавляет от нужды снова оставаться с Ибо наедине после уроков и упрашивать того учиться нормально. С таким подходом градус напряжения постепенно спадает, подогреваемый только неизменно пристальным взглядом Ибо на уроках, но и к этому Чжань уже начинает привыкать. В один из дней на уроке Чжань в качестве практики разговорного английского задает ученикам вопрос: «Расскажите, как обычно проходят ваши выходные?». Ибо неожиданно тянет руку, и лицо учителя озаряет удивленная улыбка: — Ибо, ты хочешь ответить? Ибо едва заметно кивает и отвечает: — I usually spend my entire weekend playing video games, but I wouldn't mind watching Netflix and chill with you, teacher. Улыбка Сяо Чжаня постепенно сходит на нет. Он отворачивает взгляд в окно и медленно вдыхает, в классе повисает молчание. Остальные ученики в недоумении смотрят на Ибо, не понимая, что такого он сказал, а тот неизменно смотрит на своего учителя, расплываясь в самодовольной улыбке. «Дьявол», — думает Чжань, ощущая, как по телу пробегают мурашки от идеального произношения младшего.----------- ✶ -----------
Сяо Чжань решает, что с этим пора заканчивать. Перед глазами снова возникает слишком отчетливый образ все того же ученика — голого, стоящего на коленях, со своей фирменной полуулыбкой на губах, пока Чжань дрочит себе в душе. Прикрыв глаза, закусывает губу и готовится спустить прямо на лицо подростка в своей порочной фантазии. Очередной. В списке контактов Вичата быстро находится профиль Шена. Шен — легкий на подъем, симпатичный парень, на два года старший самого Чжаня, абсолютный гей. Они познакомились в университетские годы на каком-то форуме в треде, когда Чжань только начинал исследовать свою идентичность, а Шен активно пополнял список новыми партнерами. В переписке договорились помочь друг другу: предварительно встретились на нейтральной территории, оценили друг друга, недолго пообщались и, убедившись, что оправдали ожидания друг друга, отправились в отель. Всего за два года знакомства они встречались трижды: два раза действительно переспали, а на третью встречу Шен пришел настолько пьяным (ничего вразумительного так и не сформулировал, но мычал что-то про «поспорил, несправедливо и кинули»). Чжань удивился, как вообще в таком состоянии можно было куда-то дойти, обреченно вздохнул, затащил любовника в номер и оставил там, надеясь, что сон на кровати king-size решит все его проблемы. И вот, спустя четыре года, Чжань снова открыл их с Шеном переписку. Не долго думая, отправил короткое сообщение с несколькими вопросами: в Пекине ли тот, есть ли у него кто-то и есть ли планы на вечер пятницы. Ответ пришел практически мгновенно: «Да, нет и нет. Хочешь встретиться?» Чжань с минуту молчал. На вопрос Шена он мог бы ответить честно, как подначивала совесть внутри: «Не то чтобы очень хочу, но не могу по-другому», но не в его положении было так откровенничать. Тело требовало разрядки, просило близости с реальным человеком, и Чжань должен был попробовать. Количество мыслей о Ван Ибо нужно было немедленно сократить, в идеале — свести к нулю.----------- ✶ -----------
Стопки отчетов, накопившиеся словно за все годы работы школы, утяжеляли рабочий стол, а вместе с ним и взгляд Сяо Чжаня. Его не предупреждали, что учитель вообще должен заниматься ведением этих документов, но внезапно поставили перед фактом, передав стопки бумаг через лаборантку. В Чжане кипело сильно больше злости, чем могло бы, если бы это случилось в любой другой день. Но он договорился о встрече с Шеном шесть вечера именно на сегодня, а часы в кабинете показывали пять двадцать восемь. Объем работы таял до невозможного медленно. Но отступать было некуда: следующим утром у Шена был самолет в Италию, а у Чжаня — просранная возможность наконец-то удовлетворить свои потребности. Чем это могло обернуться позже он думать не хотел, потому на свой страх и риск отправил любовнику сообщение с адресом школы, номером кабинета и просьбой приехать к восьми. Обычно в такое время школа пустует, и даже если они не выдержат до отеля, ничего страшного не произойдет. В без пятнадцати восемь очередной отчет отправляется в папку к остальным закрытым, когда раздается негромкий стук в дверь. — Войдите. Шен приоткрывает дверь, заглядывает в кабинет, убеждаясь, что Чжань там один, и проходит внутрь. Внешне за четыре года он словно не изменился, разве что волосы, кажется, стали чуть темнее, но Чжань не был уверен. Зато выражение лица было все то же. — Выглядишь уставшим, — улыбается тот и подходит ближе. — Хочешь, сделаю массаж? Или сразу займемся делом? Чжань снимает очки, устало трет переносицу; наконец встает, слегка потягиваясь, расстегивает пару верхних пуговиц на рубашке и, схватив любовника за ремень, притягивает к себе. Тот усмехается, подхватывает учителя под бедра и сажает на край стола. Коротко целует в губы и спускается ниже, широко проводит языком по открытой шее. Чжань глухо стонет и вплетает пальцы в чужие волосы на затылке, когда… — Вау, Сяо-лаоши так горячо смотрится в кадре. Ибо. В дверях кабинета стоит гребаный Ван Ибо. Одной рукой держит палочку чупа-чупса, перекатывая конфету во рту, другой — крепко удерживает телефон, направляя камеру на своего учителя, и снимает его на видео. Блядство. Чжань мгновенно отталкивает Шена и двигается в сторону Ибо, а тот, ожидаемо, пятится назад. — Ибо, стой. Но Ибо, очевидно, не останавливается. Сначала пятится назад, а затем разворачивается срывается на бег, и Чжаню не остается ничего, кроме как бежать следом. Абсурд. Они буквально играют в догонялки и останавливаются только в дальнем крыле школы, где, кажется, еще более тихо и пусто. Ибо несколько мгновений стоит спиной к учителю, а затем медленно разворачивается. Чжань слегка запыхавшийся (скорее от нервов, чем от беготни), смотрит на него и пытается понять, что тот будет делать дальше. — Ибо, прошу… — Что, Сяо-лаоши? — Ибо делает шаг ближе. — О чем вы меня просите? Чжань на секунду зажмуривается и шумно выдыхает. Говорить получается только вполголоса: — Ты… снимал ведь, да? Удали видео. Пожалуйста, — на последнем слове голос предательски срывается на шепот. Чжань начинает чувствовать себя беспомощным кроликом, попавшим в лапы огромному льву. — Мм. А что мне за это будет? — Ибо, — Чжань поднял взгляд на ученика, вкладывая в него всю серьезность, на которую был способен: — Ты вообще в курсе, что это незаконно? Снимать людей без их согласия. — Лаоши, не будьте таким наивным. Если подобное видео где-то всплывет, то последнее, что всех будет интересовать, это законность съемки. — Чего ты хочешь? — сдается учитель. — Это же очевидно, — улыбается Ибо и делает еще шаг вперед, буквально выдыхая в губы старшего: — Вас. — Ибо! Ибо тянется вперед, но Чжань успевает отвернуться и упирается руками в грудь ученика. — Прекрати. Ты знаешь мой ответ. Нет. — Как жаль, — наигранно разочарованно произносит младший. — Ничего другого меня не интересует. Тогда я пойду. — Ибо, прошу, — Чжань хватает ученика за руку, не давая окончательно уйти. Тот останавливается, молчит в ожидании продолжения, но Чжань больше ничего не говорит. — Сяо-лаоши, — начал младший, снова разворачиваясь лицом к учителю. — Вы знаете, я могу быть очень упертым. И настойчивым. Чжань вновь шумно выдыхает и мысленно кивает словам ученика. Он знает. — Я понимаю, чего вы боитесь. Но все же, я — человек слова, и всегда выполняю свои обещания. Ровно как и не обещаю того, чего не смогу выполнить. То, о чем я прошу… если вы согласитесь, я удалю видео при вас же. И о том, что между нами произойдет, никто не узнает. Если так подумать, это и в моих интересах тоже. Могу даже договор заверить и подписать, если захотите. — А что… если я откажусь? — тихо спросил Чжань. — Выставишь видео? Покажешь директору? Разошлешь моим родным? Взгляд Чжаня постепенно тускнеет, хоть на губах все еще держится мягкая улыбка. Так выглядит разочарование? Отчаяние? Ибо устало хмыкает и переводит взгляд на руку учителя, что все еще удерживает его. Мягко, почти невесомо оглаживает ладонь старшего большим пальцем: — Я позже напишу адрес. Хорошего вечера, лаоши. И уходит. Оставляет Чжаня одного в коридоре, и тот послушно стоит, не ступая ни шагу. Кожу предательски покалывает в том месте, где только что касался ученик. Сяо Чжаню так жалко себя. В кабинете Шена ожидаемо не оказывается, а на своем столе Чжань находит желтый стикер с запиской: «Надеюсь, ты уговоришь его удалить все, не хочу проблем. Рад был повидаться». Учитель сжимает бумагу в кулаке и закрывает глаза. На телефон Ван Ибо сообщение с адресом приходит раньше.----------- ✶ -----------
Чжань методично нарезает овощи, стоя босиком на своей кухне. Блютуз-колонка мягко урчит какой-то lofi, погружая пространство в привычную атмосферу размеренного уюта. За окном уже достаточно темно и пора бы включить лампу, чтобы не портить и без того плохое зрение, но Чжань всегда предпочитает включать лишь мягкий теплый свет от вытяжки. Он мелко вздрагивает, когда в дверь раздается звонок. Делает глубокий вдох, откладывает нож на столешницу и идет открывать. На пороге квартиры стоит Ибо с легкой улыбкой на губах и бумажным пакетом в руках. — Родители не будут ругаться, что ты не дома в такое время? Ибо не отвечает. Молча ухмыляется, уловив сарказм старшего, и проходит в квартиру. Наступает на пятки фирменных кроссовок, чтобы отбросить их в прихожей, отдает пакет в руки Чжаня. Стягивает кожанку с плечей и небрежно бросает на тумбу, сваливая с края флакончик чего-то. Коротко осматривается. Чжань не включает свет в прихожей, и Ибо, видя единственную освещенную зону перед собой, молча двигается в сторону кухни. Старший поджимает губы, секунду смотрит вслед подростку, уже скрывшемуся в его кухне. Вдох-выдох. И идет следом. — Не знал, что вы любите, поэтому взял на свой вкус, — спокойным тоном говорит Ибо. — Ничего существенного, просто снеки. Чжань ставит пакет на стол и с осторожностью заглядывает внутрь. — Бейлис? — Поднимает вопросительный взгляд на ученика. — Ибо, как тебе его продали, тебе ведь нет восемнадцати? Ибо усмехается и не чувствует необходимости отвечать. Следом из пакета выуживается пара круассанов в отдельных бумажных пакетах, большая пачка Skittles и подарочная коробка клубники в шоколаде. На пачку презервативов и флакончик со смазкой на дне пакета Чжань старается не смотреть. Ибо внимательно следит за каждой реакцией на лице учителя, пока тот разбирает содержимое пакета, и подходит ближе. Останавливается настолько близко, что, наклонись он хоть немного вперед, мазнет губами по чужой щеке. — Ибо, послушай, — учитель напрягается всем телом, руки рефлекторно поднимаются выше и упираются в грудь ученика. — Прошу, давай поговорим, найдем другой вариант. Если ты уважаешь меня хоть немного. Чжань поднимает взгляд на младшего, чтобы смотреть глаза-в-глаза, и тот ожидаемо смотрит в ответ. На его лице невозможно различить ни одной эмоции, и Чжань теряется, не зная, чего ожидать. Хотелось бы понимания, сожаления и «вы правы, Сяо-лаоши, я зря все это затеял», но надежды мало. — Я ведь не дурак, Сяо-лаоши, — негромко, с легкой хрипотцой в голосе начал Ибо. Такой тон ощущался слишком интимным для их положения. — Я знаю, о чем вы думаете, вижу все. Вы говорите одно, но делаете обратное. Ваше тело выдает вас, лаоши. Вы ведетесь на все мои провокации, вздрагиваете, когда замечаете мой взгляд. Избегаете. Но каждый раз, когда пытаетесь оттолкнуть и устрашить — а вам наверняка хотелось, чтобы я испугался и наконец отступил, да? — когда пытаетесь показать, как сильно злитесь и не приемлете такое поведение… вы заводитесь, так очевидно и быстро. Возможно, даже сильнее, чем я. В такие моменты безумно сложно сдерживаться, вы знаете? Знаете, как влияете на меня? Чжань отводит взгляд. Сердце заходится в бешеном ритме, но он всеми силами старается успокоиться. Нет смысла спорить с Ибо, потому что, черт возьми, он прав. Но Чжань никогда бы не признал этого вслух. Ибо продолжает: — Не будь я уверен в своих словах, ни за что бы не стоял сейчас здесь. Вам хочется того же, чего и мне, Сяо-лаоши, и не врите, что это не так, — закончил он и мягко обхватил ладони учителя, что неосознанно сжимали его футболку на груди в кулаки. — Ибо… Ибо резко подается вперед, накрывая губы старшего своими. Несильно прикусывает нижнюю губу, оттягивает, одновременно перемещая руку на затылок старшего, и напирает, стараясь затянуть Чжаня в глубокий поцелуй. Тот протестующе мычит, пытается оттолкнуть, упираясь кулаками в грудь, но Ибо одной рукой обхватывает оба его запястья, сжимает и прижимает к себе, отрезая все попытки отстраниться. Безумие. Чжань должен сейчас же остановить происходящее. Напомнить наглому Ван Ибо кто есть кто, ведь тот определенно забыл, засовывая свой язык в рот учителю. Выгнать взашей из своей квартиры, а следом и из головы. Эта мысль кажется самой здоровой из всех, что крутились в голове Сяо Чжаня, но. Все желание сопротивляться оказывается настолько мнимым и искусственным, что быстро рассыпается в прах, а тело… Тело сдается, впуская настойчивый язык Ибо глубже, позволяет вылизывать свой рот, а руки предательски слабеют. Ибо чувствует это, потому ослабляет хватку на запястьях старшего, и тот выпутывается, ведет ладонью выше, останавливаясь в изгибе между шеей и линией челюсти младшего. Целоваться с Ибо до мурашек приятно, горячо и мокро. Лучше, чем Чжань когда-либо представлял. Ноги начали предательски подрагивать, тело отказывало и одновременно молило, чтобы происходящее не заканчивалось как можно дольше. Но Чжань — все еще учитель Ван Ибо — нашел, соскреб на задворках сознания крупицы здравого смысла, слепил в слабый импульс и мягко отстранил ученика от себя. Не убирая руки с шеи младшего, но не глядя в глаза, негромко произнес: — Ибо, пожалуйста, давай прекратим. Это… так нельзя. Все это неправильно. Нам нельзя, и тоже это понимаешь. Младший медленно скользит ладонью с шеи на щеку старшего, чуть приподнимает за подбородок, заставляя посмотреть на себя. Замечает покрасневшие кончики ушей старшего, засматривается на то, как поблескивают чужие губы. Сердце гулко стучит от того, как уязвимо тот выглядит перед ним. — Хотя бы на этот вечер, — совсем тихо произносит Ибо. — Мы можем забыть об этом? Обстоятельства, статусы, цифры… все же меняется. Всего через год все будет другим, никому не будет дела до нас. Я клянусь, что все, что произойдет в этой квартире, останется здесь же. Ибо оглаживает большим пальцем щеку старшего, слегка задевая нижнюю губу. — Чжань-гэ, отъебись уже от себя наконец. Всего на один вечер, и сделай наконец то, чего на самом деле хочешь. Со мной. Чжань на секунду закрывает глаза, чтобы не смотреть на Ибо. В голове завязывается нешуточная борьба, но Чжань уже знает, что любой из исходов окажется не в его пользу. Он хочет, он очень сильно хочет Ибо, но разве может себе позволить? Имеет право? Ибо — школьник. Ибо — его ученик. Ибо — несовершеннолетний парень. Чжаню нужен перерыв, блокнот в синей обложке и несколько часов в тишине, чтобы осмыслить все. Зачастую ответы на вопросы находятся сами собой, если прописать их на бумаге, и сейчас он отчаянно в этом нуждался. Вдруг бумага предложит не столь категоричные решения, как здравый смысл? Но, как показывала практика, чаще всего они оказываются за одно. Дерьмо. Теплые пальцы младшего осторожно оглаживают ребро чужой ладони и несмело переплетаются с пальцами учителя. Ибо буквально чувствует его напряжение, видит тяжелый мыслительный процесс на хмуром лице и решает помочь. Снова наклоняется к чужим губам и мягко прикасается. Почти не давя, дает возможность осознать, отреагировать и… …ответить. Чжань отвечает, снова впускает язык Ибо в свой рот, и все причинно-следственные связи в его голове, все здравые и истинно правильные решения взрываются и рассеиваются в мелкую пыль, оседая где-то на дне черепной коробки. Они долго целуются. С каждой секундой все жарче, горячее и, кажется, обжигаются, когда руки уже свободно блуждают по телам друг друга, залазят под футболки и притягивают еще ближе. Оказывается, что Ибо очень любит кусаться, и от осознания этого по телу старшего вновь проносится волна жара. Он в поцелуе цепляет чужой язык зубами, оттягивает нижнюю губу и ласково прикусывает, тут же нежно зализывая следы. Ибо отстраняется, когда неосознанно вжимается пахом в чужой и чувствует возбуждение Чжаня — такое же, как у самого. — Где здесь спальня? Чжань облизывает губы, смотрит в глаза и не отвечает. Тело горит от накатившего возбуждения и желания, но мозг до сих пор пытается докричаться, просит остановиться здесь и сейчас. Хотя бы сейчас, Сяо Чжань. — Окей, сам найду, — решает Ибо и тянет старшего за руку к выходу из кухни. Лишь одна из трех дверей оказывается закрыта, и Ибо наугад вталкивает Чжаня в нее. — Угадал, — выдыхает младший. Заметив высокий торшер, он вслепую находит выключатель и щелкает: за долю секунды комната освещается мягким теплым светом. Ибо коротко осматривается, затем тянет старшего за руку вглубь и толкает на кровать. Нависает сверху и утягивает в поцелуй. Как же часто он делал это в своих снах. Теплые пальцы все смелее скользят по телу учителя, изучая его изгибы, сжимаются на талии, забираются под тонкую футболку, постепенно задирая ее выше. Ибо отрывается от губ учителя и короткими поцелуями спускается ниже, к шее, оставляя дорожку влажных следов на острой челюсти. Член уже давно и крепко стоял, находиться в штанах становилось до болезненного неприятно, но радовало одно — с Сяо Чжанем было то же самое. Ибо, с каждой секундой все смелее выцеловывая шею старшего, опустил ладонь на его пах, пару раз огладил, выбивая из старшего сдавленный стон, и одним движением скользнул рукой под резинку чужих штанов. — Ибо… Ибо, подожди, — прошептал старший. — Сейчас… еще не поздно остановиться, Ибо. Младший замер на несколько мгновений, отрываясь от выцеловывания шеи учителя, вынул руку из чужих штанов и подтянулся наверх, снова нависая: — Чжань-гэ, — тихо произносит он, и Чжань мелко вздрагивает. — Если ты снова хочешь напомнить о том, что ты — мой учитель, а я — твой ученик, то не нужно, я помню. Как видишь, это не совсем то, что может меня остановить. Но если… если ты не хочешь меня, скажи это. Сейчас скажи. Я не стану делать то, что тебе будет неприятно. Чжань молчал, лишь закусывал щеку изнутри, глядя на ученика. На его лице отражался тяжелейший мыслительный процесс. Ибо осторожно огладил пальцами розовеющую щеку старшего и коротко вздохнул: — Я понимаю слово «нет», Чжань-гэ. Когда со мной честно. Только скажи, что не хочешь меня, что тебе неприятно, и я уйду. Повисло молчание. Чжань смотрел в лицо Ибо, всматривался в каждую черту и обдумывал сказанные им слова — такие искренние, не по-детски серьезные, полные решимости. Думал о том, что одновременно и удивлен такому Ибо, и в целом мог ожидать подобного. Чжань внимательно смотрел в чужие глаза, но сколько бы ни вглядывался — не находил в них ни отголоска от произнесенных слов. В них, вопреки решительному «только скажи, и я уйду» плескалось море надежды на «нет, останься» и страха быть отвергнутым. Он сказал, что готов к этому, но совсем так не выглядел. Это умиляло, но совершенно не влияло на решение Чжаня. Только не это. Последний рывок, Сяо Чжань, сейчас или никогда. — Хочу. Очень хочу, Ибо, — прошептал он, ощущая табун мурашек, которых сам же запустил по телу. Вплел пальцы в волосы на затылке младшего, едва заметно улыбнулся и притянул в очередной долгий поцелуй. Ибо от неожиданности выдохнул в губы старшего, но тут же ответил на поцелуй, постепенно перехватывая инициативу и все больше напирая, а Чжань послушно принимал его, позволяя делать с собой все, что тому захочется. Губы обоих саднили, раскраснелись от бесконечных укусов, дыхание постоянно сбивалось. Чжань неожиданно слишком горячо стонал даже с языком младшего в своем рту, и по телу Ибо вновь и вновь прокатывалась волна жара: просто поцелуев уже не хватало, член в штанах изнывал от желания ласки. Он в два движения поднялся, быстро скинул с себя футболку, затем потянулся, чтобы стянуть ненужную одежду и с Чжаня, но тот уже сам избавился: сначала от футболки, а следом и от штанов, оставаясь в одном белье. На белых боксерах темнело пятнышко от смазки, сочившейся из возбужденного члена. Чжань не двигался, молча наблюдал за Ибо, давая тому время рассмотреть всего себя. И Ибо рассматривал. Скользил взглядом сверху вниз: от залитого румянцем лица к вздымающейся груди, по торсу с едва различимыми очертаниями пресса, к талии, которую он так правильно сжимал в своих руках минутами ранее. Залип на дорожке темных волос, уходящих от пупка вниз, под белье, и неосознанно закусил губу. — Иди ко мне, — потянулся старший, притягивая ученика за плечи вниз. — Смазка… на кухне, — между поцелуями выдохнул Ибо и собрался снова встать, но Чжань цокнул, завел руку под подушку и выудил оттуда знакомый флакончик и серебристый квадратик презерватива, протягивая младшему. Ибо прыснул, растягивая губы в привычной однобокой ухмылке, и еще раз с влажным чмоком поцеловал учителя. Огладил руками его ребра, спускаясь ниже. У Ибо были горячие пальцы, наверное, даже горячее, чем кожа Чжаня в тех местах, но по следам его прикосновений все равно проступали приятные мурашки. Губами прочертил дорожку из поцелуев от груди, невесомо задевая соски, вдоль торса до самого низа живота, слегка прикусывая выступающие тазовые косточки. Пальцами подцепил резинку чужих боксеров, одним движением стянул их, откидывая куда-то на пол, выдыхая: — Чжань-гэ, ты такой пиздецки красивый. Сяо Чжань открыл рот и хотел что-то сказать, но все слова в миг слиплись в громком протяжном стоне: Ибо обхватил его член рукой, провел вверх-вниз на пробу, затем коротко лизнул головку и тут же же вобрал в рот наполовину, устраиваясь удобнее между ног старшего. Рот Ван Ибо вытворял немыслимые вещи. Ибо вылизывал его член, обводя влажным языком каждую венку, насаживался глубже и сосал, втягивая щеки. Пальцами нежно массировал яички, затем возвращал руку на чужой член и помогал себе, надрачивая в такт движениям головы. Чжань не заметил, когда тот успел раздеться окончательно. Не заметил, как сам развел ноги шире, запустил пальцы в спутанные волосы Ибо и пару раз насадил его ртом глубже на свой член. Чжаню было чертовски хорошо. Не сразу заметил, когда Ибо открутил флакон лубриканта и смазал свои блядски длинные, тонкие пальцы, чтобы следом провести по ложбинке, размазывая смазку между ягодиц старшего. Остановился на сжатом колечке мышц, несколько раз обвел пальцем по кругу и на пробу протолкнул одну фалангу внутрь, практически не встречая сопротивления. Чжань почувствовал, как по члену прошелся холодок — Ибо остановился, выпустил его из теплого рта и вопросительно вскинул бровь. — Что? Не смотри так, у меня сегодня планировался секс, ты же знаешь. Конечно… я подготовился, — смущенно произнес старший и отвел взгляд в сторону. В ответ Ибо больно прикусил нежную кожу на внутренней стороне бедра Чжаня, услышал недовольное шипение и тут же принялся зализывать место укуса. Затем одним движением ввел палец до конца, вновь опускаясь ртом на член старшего. Тот гортанно простонал, сжимая простынь в кулаки, и очень скоро почувствовал, как к первому пальцу внутри добавился второй. Чжань хорошо растянул себя, но это ничего не меняло — Ибо хотел все сделать сам, от и до. Он осторожно разводил и сводил пальцы внутри, оглаживал нежные стеночки и сгибал пальцы разными углами в поисках, до тех пор, пока не услышал особенно громкий стон. Нашел. — Ибо, давай, трахни меня уже, — простонал старший, приподнялся на локтях, чтобы притянуть того к себе за шею, и влажно поцеловал. Ибо не глядя нашел на простыни презерватив, быстро разорвал квадратик упаковки и раскатал тонкий латекс по своему члену. Потянулся за смазкой, отрываясь от чужих губ, но Чжань и не думал его отпускать. Пока Ибо размазывал прохладный гель по члену, старший оставлял легкие поцелуи везде, до куда мог дотянуться: несколько невесомых за ухом, два на шее; обхватил губами нежную мочку уха, всасывая холодный металл сережки; спустился ниже, покусывая линию челюсти, и снова вернулся к чужим губам. Целовать Ибо хотелось бесконечно. — Как ты хочешь? — низким, хриплым голосом спросил Ибо, ладонью оглаживая щеку старшего. Чжань лег на спину и потянул младшего за собой, укладывая между своих ног: — Хочу тебя видеть, — прошептал в губы. Ибо подался чуть вниз, одной рукой подхватил Чжаня под колено, другой направил член к растянутому входу. Уперся головкой, поднял взгляд на лицо старшего и, получив одобрительную улыбку, медленно толкнулся внутрь. Чжань закусил губу и прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться на ощущениях и максимально расслабиться. Все же ощущение члена внутри сильно отличались от пальцев, и к этому нужно было привыкнуть. Ибо не спешил, осторожно наклонился и принялся покрывать поцелуями лицо старшего — скулы, нос, веки, губы. Чжаня вело от такой ласки: обычно грубый и бесстыжий Ван Ибо был чересчур нежен с ним, смотрел так, как никто и никогда раньше. В его взглядах, действиях и словах было гораздо больше, чем простое плотское желание, и Чжань не знал, какую эмоцию у него вызывает это осознание. Привыкнув к ощущениям и чуть расслабившись, старший закинул свободную ногу на поясницу Ибо и слегка надавил, прося того двигаться дальше. — Черт, Чжань-гэ, в тебе так хорошо, я боюсь не сдержаться, — выдохнул он и медленно, без остановок вошел на всю длину. Чжань откинул голову на подушки, закрывая глаза, и простонал: — Бо-ди… По плечам Ибо побежали мурашки. Он наклонился, оставил полу-поцелуй полу-укус на нежной шее учителя и начал медленно двигаться, с оттяжкой погружаясь в податливое тело, постоянно меняя угол, пока… — Блять, — вырвалось из губ учителя. — Еще, Ибо, сделай так еще раз. Ибо победно улыбнулся, обхватил рукой сочащийся смазкой член Чжаня и еще раз толкнулся внутрь его тела, чуть резче и быстрее, выбивая очередной утробный стон из старшего. — Бо-ди, пожалуйста… Такой разгоряченный, полностью расслабленный Сяо Чжань, просящий еще и еще, был слишком даже для самых смелых фантазий Ибо. Он сдерживался слишком долго, запрещал себе слишком часто, чтобы сейчас остановиться. Ибо отпустил ногу старшего, позволив обвить ее вокруг своей талии, сжал в крепких ладонях его бедра и стал вбиваться быстрее и глубже, раз за разом проходясь по чувствительной простате. Старший до красноты искусывал свои красивые губы, громко стонал и повторял его имя, словно в бреду. Ибо наклонился к чужой шее, коротко поцеловал, затем втянул губами нежную кожу и прикусил, оставляя слабый след, который позже расцветет ярким засосом. А затем еще один. И еще. Оставить как можно больше меток на этом теле казалось необходимостью. Чжань низко простонал, вжал ладонь в затылок младшего, потянул за волосы выше и поцеловал, сильнее прикусывая губу Ибо. Ощутил привкус крови и тут же принялся зализывать место укуса, извиняясь. Ибо сходил с ума. Учитель, которого он привык видеть лишь в строгих брючных костюмах, встречал взгляд лишь через линзы его очков, голос которого прежде слышал лишь размеренным и уверенным, сейчас лежал под ним невозможный — абсолютно голый, раскрасневшийся, широко раздвинувший свои длинные ноги для него. Раз за разом стонал короткое «Бо-ди» между поцелуями, а на красивых губах блестели капельки его, Ибо, слюны и о, как же он сжимал в себе его член. Хотелось закрыть глаза и не видеть ничего, погрузиться в темноту, в крайнем случае — представить что-то мерзкое, отрезвляющее, чтобы продержаться как можно дольше, продлить ощущения от происходящего. Видеть такого учителя было слишком. Чжань не церемонился, хватался за плечи младшего, скользил ладонями по крепкой спине вниз, к пояснице, сжимал напряженные ягодицы и возвращался назад. Словно нарочно впивался ногтями, оставляя за собой краснеющие царапины. Ибо не видел их, но хорошо чувствовал каждую метку, оставленную им. Ибо был на пределе. Рука старшего проскользила между их телами, Ибо опустил взгляд вниз и увидел, как тот обхватил свой член и стал надрачивать в такт толчкам, доводя себя, бесстыже глядя прямо в глаза Ибо. С помутневшим взглядом, раскрасневшимися щеками, закусив нижнюю губу, открывая невозможно трогательную родинку под ней. — Чжань-гэ… Старший кончил за несколько сильных толчков, сжимая в себе чужой член, протяжно застонал, и Ибо кончил следом. Перед глазами плыли звезды. Оба тяжело дышали, расфокусировано глядя в лица друг друга. Почти синхронно улыбнулись мыслям, кажется, одним и тем же, но так и не произнесенным вслух. Отдышавшись, Ибо медленно вышел, стянул с себя презерватив и, завязав его, откинул его куда-то на пол. Сяо Чжань неподвижно лежал, восстанавливая ритм дыхания, и смотрел в потолок. На впалом животе и ладони поблескивала его же сперма, но сил на то, чтобы встать, найти салфетки и вытереться не было совсем. Но оно и не нужно — Ибо снова навис сверху, коротко поцеловал в изгиб шеи, вызывая легкую улыбку на лице учителя. Затем спустился ниже, и… — Ибо, что ты делаешь? Ибо широко провел языком по животу старшего, в один подход слизал всю сперму, дернул кадыком вверх-вниз, проглатывая. Затем взял старшего за запястье, глядя прямо в глаза, и с хищной ухмылкой принялся нарочно медленно вылизывать ладонь от остатков солоноватой жидкости, обводя влажным языком перепачканные костяшки. Чжань из-под ресниц наблюдал за тем, как нежно кончик языка младшего собирал последние капли спермы с пальцев, по кругу обводил большой и затем вобрал кончик пальца в рот, слегка прикусывая зубами. Невозможный. Старший сглотнул подступившую слюну, чуть нажал на чужую пухлую губу, оттягивая, и резко поднялся, чтобы снова влажно, тягуче, с укусом впиться в раскрасневшиеся губы Ибо. Думать о том, что делать дальше и как потом вести себя, когда будет вести у его группы уроки, Чжань не хотел. Сейчас ему было хорошо, даже слишком. В конце концов, он обещал «отъебаться от себя» — и кто он такой, чтобы спорить с Ван Ибо? За окном была уже глубокая ночь. Посторгазменная нега приковала к кровати, тела ощущались свинцовыми. Обоих клонило в сон, но Чжань настоял на том, чтобы сходить в душ, а Ибо не смел противиться. Держа старшего за руку, будто тот в любой момент мог передумать и сбежать, Ибо шел за ним следом, шлепая босыми пятками по полу. Ванная комната в квартире Чжаня была небольшой, но с вместительной душевой кабиной, где практически комфортно умещалось двое людей. Ибо неожиданно выругался, когда на практике узнал, что Чжань любит мыться в почти кипятке, на что тот тепло рассмеялся и покрутил смеситель, регулируя температуру воды. Теплые струи больше не обжигали, а мягко согревали, но Ибо все равно притянул старшего к себе и больно куснул за губу в наказание. Тот негромко зашипел, проводя языком по саднящей губе, и куснул в ответ, затем сразу же же проникая языком в рот младшего и утягивая в поцелуй. И Ибо брал его в душевой кабине. Лениво, не спеша и мучительно медленно. Касания и ласки стали увереннее, но несли в себе ту же всеобъемлющую нежность, что и там, в постели. Чжань плавился под прикосновениями его пальцев, хотел ощущать их везде: в своих волосах, на плечах, во рту, сжимающими талию и растягивающими глубоко внутри. У него определенно был фетиш на пальцы Ван Ибо. Ибо обнимал сзади, крепко обвив одной рукой за талию, покрывал поцелуями плечи учителя и медленно входил в податливое тело. Свободная ладонь оглаживала твердеющий член старшего, иногда соскальзывая ниже, чтобы помассировать мошонку, и возвращалась назад. Ибо не набирал темп, напротив — брал Чжаня нарочито медленно, тягуче. Старший чувствовал, будто во всем происходящем сейчас важным был не сам секс, не желание довести друг друга, быстрее и (желательно) одновременно кончить, а те нежные поцелуи, которыми Ибо покрывал все, до чего мог дотянуться на его теле. В которые вкладывал нечто большое и вязкое, что не имело словесного эквивалента в словаре. Чжань обнял руку Ибо, что крепко удерживала его, переплел их пальцы, откинул голову на плечо младшего и потянулся к его губам. Влюбленные люди сказали бы, что они занимались любовью, Сяо Чжань сказал бы, что не хочет давать этому имя. Но кончили они все-таки вместе.----------- ✶ -----------
Утром субботы Чжань стоял перед зеркалом в ванной и рассматривал свое отражение. С той стороны на него смотрел он же: помятый, с растрепанными волосами, распухшими красными губами, бессовестно истерзанными поцелуями, и абсолютно беспорядочным ворохом зазосов по телу: на шее, плечах, под челюстью и вдоль ключиц. Наверное, это не все, и если посмотреть сзади, то сможет насчитать еще несколько. Он смотрел и думал, что из этого должен был записать в свой блокнот, да и должен ли вообще. К своему удивлению, Чжаню хотелось оставить эту ночь лишь в своей голове. Причин было много, все не особо приятные, но главная — закончить ему пришлось бы записью о том, Ибо ушел еще до его пробуждения. «Так даже лучше» — подкидывало сознание, и Чжань соглашался, утвердительно кивая в пустоту. Закрытая бутылка Бейлиса отправилась в верхний ящик на кухне, а на холодильнике нашелся желтый стикер с короткой запиской:«Не встречайся ни с кем, пока мои засосы не сойдут, ладно?»
Чжань усмехнулся, потирая шею и думая о том, что и сам вряд ли смог бы, но школьнику об этом знать не обязательно. Школьнику. Скомканный клочок бумаги полетел в мусорку.----------- ✶ -----------
Приходя в школу в понедельник, Чжань — неожиданно — был совершенно спокоен. Не вслушивался в разговоры вокруг, не вздрагивал, когда слышал упоминание своего имени, без опаски смотрел в глаза коллегам. Выплыви наружу произошедшее две ночи назад, хоть что-то из того, что он сделал — они сделали — и жизнь молодого учителя в секунду обернется прахом. Никто бы не стал разбираться, кто все начал и кто там кого трахал. Чжань старше, а значит — ответственный. Не хотелось думать о том, что стояло на кону (а стояло и правда многое: карьера, положение в обществе и свобода), и Чжань не думал. Он был спокоен. Где-то глубоко внутри совесть подначивала, что не это чувство должен испытывать учитель, переспавший со своим несовершеннолетним учеником, в телефоне которого наверняка до сих пор хранилось компромативное видео, ведь Чжань так и не проследил, чтобы Ибо его удалил. Но ему не было страшно. Возможно, дело было в самом Ибо. Доверие к его словам возникло из воздуха — само собой, необоснованно, но быстро осело в голове, придушивая собой все переживания наперед. Подумать только: Чжань буквально отдал свою жизнь в руки ученику, который с первой их встречи изводил его, насмехался, издевался. Думать об этом ощущалось почти так же странно, как и не думать, и Чжань в очередной выбирает второе. Прозвенел звонок на урок. Чжань поправляет высокий ворот черного гольфа, скрывающий яркие пятна чужих следов на шее, вытягивает из подставки в учительской журнал группы 1-3 и быстрым шагом направляется в кабинет. — Прошу прощения за опоздание, — коротко кланяется и проходит к своему столу. На нем, помимо заранее подключенного к проектору ноутбука, стоит крафтовый кофейный стаканчик. Ученики сидели тихо, в ожидании, и смотрели то на учителя, то на большой белый квадрат на стене, куда проектор должен выводить картинку. На прошлой неделе Сяо Чжань обещал, что в понедельник у них будет не обычный урок — говорил, что практически половину урока займет просмотр какого-то фильма, название которого предусмотрительно оставил в секрете. Кабинет английского отличался от других: парты здесь были сдвинуты и выставлены всего в три ряда амфитеатром, что было как нельзя кстати для такой ситуации. Ученики перешептывались, чувствуя себя как в настоящем кинотеатре, и Чжаню претило такое настроение. Приятно ощущать, что тем были искренне интересны его уроки. — Сегодня, как вы помните, у нас по плану просмотр фильма. Сразу предупрежу, это не Марвел, — улыбнулся учитель, и по классу пронеслась волна шутливых вздохов. — Мне тоже жаль, но у нас не хватит на это времени. Я нашел для вас не менее интересный фильм — социальный ролик про жизнь одного парня, который вынужден учиться жить заново. Не буду пересказывать сюжет, понять его будет вашей главной задачей на сегодня. Фильм, естественно, на английском, но так как вам может быть сложно воспринимать речь на слух, внизу будут субтитры. Выписывайте себе все незнакомые слова, после просмотра мы с вами их разберем, а потом вы напишите короткий тест. Договорились? Ученики активно закивали, и Чжань принялся закрывать все жалюзи на окнах, погружая кабинет в полутьму. — Не хватает попкорна или чипсов, — послышалось с последних парт, и по классу вновь пронеслись смешки. С каждым новым уроком Чжань ощущал, что практически все группы, в которых он вел занятия, стали вести себя чуть свободнее, чем в первые дни, не так напряженно и скованно. Обычно учителя такое пресекали, требовали полной тишины и запрещали любые проявления эмоций во время урока, но Чжань думал иначе. Он не был уверен, чем ему обернется такой стиль преподавания и рисковал поплатиться за то, что позволял ученикам расслабиться чуть больше на своих уроках, но те, кажется, понимали его мотивы и не переходили черту, пропитываясь все большим уважением к учителю английского и искренним интересом к его предмету. Их работы показательно (и совершенно заслуженно, стоит отметить) с каждым разом получали все более высокие оценки. Вернувшись к своему месту, учитель нажал на «play», и на стене появилось изображение. Группа учеников затихла, и каждый молча уставился на импровизированный экран. У Чжаня было тридцать пять минут, пока шел фильм, чтобы написать отчет о проведении этого урока — изменения, внесенные им в школьную программу, были одобрены директором, но требовали официальной отчетности, которая ожидаемо легла на плечи Чжаня. На столе все так же стоял загадочный стаканчик с логотипом популярной кофейни, но теперь учитель мог разглядеть и маленькую записку, вложенную в картонный держатель. Взгляд рефлекторно поднялся на Ибо. Отчего-то сомнений в том, чьих это рук дело, у Чжаня не было. Тот сидел тихо, вместе с остальными смотрел фильм и был… не таким, как обычно. Младший выглядел расслабленным, изредка переговаривался с соседом по парте — Муцином, теперь Чжань знал — и что-то помечал карандашом в чужой тетради. Почувствовав взгляд учителя, Ибо поднял глаза, встречаясь с чужими, едва заметно кивнул на стаканчик и вернулся к просмотру. Чжань осмотрел учеников, убеждаясь, что те внимательно смотрят фильм, и вынул записку:«Это гречишный чай. Мне кажется, что он пахнет имбирным печеньем, а Муцин говорит, что просто гречкой. Что скажет Сяо-лаоши?»
Губы трогает неосознанная улыбка, и Чжань тут же прячет ее за стаканчиком: вдыхает аромат, прикрывая глаза, затем делает осторожный глоток, чтобы не обжечься. Сладко.----------- ✶ -----------
Каждый последующий день на столе Чжаня появляется новый напиток, но он ни разу не ловит Ибо в момент, когда тот его оставляет. В держателях неизменно спрятана записка, в которой лишь короткое описание напитка и новый факт из жизни младшего. Иногда без последнего, и тогда Чжань улыбается чуть слабее. Так проходит неделя. Кроме напитков на столе и нейтральных записок Ибо больше никак не напоминал о себе. Он наконец-то стабильно сдавал отличные работы, как и полагает человеку с его уровнем знаний, никак не провоцировал и перестал пялиться во время уроков. К последнему Чжань все никак не мог привыкнуть. «Абсурд» — думал он про себя, не в силах поверить своим же ощущениям. Казалось, словно теперь Чжань сам чаще останавливал взгляд на Ибо, чем младший на нем, и это вызывало… неоднозначные чувства. Наверное, Ибо добился своего и наконец успокоился, но теперь успокоиться не мог уже сам Чжань. Нет смысла скрывать от самого себя и притворяться, что после той ночи ничего не изменилось. Изменилось, пошатнуло хрупкое самоощущение учителя, плотно засело в голове. Смотреть на Ибо прежними глазами, воспринимать его как одного из массы учеников, не вспоминая о том, как нежно он вел себя с ним в постели, как чувственно целовал и крепко сжимал в своих больших ладонях, было из разряда невыполнимого. Тогда Чжань смотрел в окно, напоминал себе, что за последнее время обрел классный навык не думать, натягивал ворот очередного гольфа выше и продолжал вести урок. В пятницу Ибо находит в рюкзаке пачку кислых slittles и короткий стикер на ней:«Прекращай.»
----------- ✶ -----------
Всю неделю Чжань намеренно задерживался в школе и проверял работы учеников, чтобы не нести работу на дом, потому в субботу со спокойной совестью отдыхал, не думая ни о чем. Ближе к вечеру позволил себе списаться со старыми университетскими приятелями, чтобы договориться о встрече в новом баре. Компанией из четырех человек они заняли дальний столик у стены и сразу подняли шум, изредка выхватывая раздраженные взгляды администратора в свою сторону. Чжань не видел когда-то близких друзей четыре года, потому долгое время молча сидел, слушал их рассказы о позорных ситуациях, которые «ребята, вы просто не представляете, что пропустили». Было интересно, насколько сильно они изменились, ведь сам Чжань практически не, как думал сам. С момента выпуска Хайкуань и Чжочэн часто общались, и из всей четверки, наверное, единственные могли действительно называться друзьями. Сюань Лу же, как и Чжань, улетела из Китая, но в Южную Корею, чтобы там закончить аспирантуру, а в Китай вернулась на год раньше. У них был общий чат на четверых, Чжочэн вспомнил об этом, рассказывая очередную смешную историю, и Чжаню стало как-то стыдно и тоскливо. За то, что не писал туда ничего, когда остальные старались поддерживать общение хотя бы смешными стикерами и короткими голосовыми, даже находясь в разных странах. Было хорошо вот так встретиться, выпить вместе, говорить обо всем и ни о чем, но внезапно Чжань осознал, что не нащупывал в себе прежнего восторга. В студенческие годы он часто приглашал всех троих к себе в гости, иногда оставлял с ночевкой, по умолчанию выделяя для Лу спальню, сам ютясь с парнями на одном диване в гостиной. Их посиделки остались, наверное, самыми теплыми воспоминаниями о студенческой жизни. Будь он прежним, наверняка предложил бы то же самое сейчас. Но он не был. Чжань медленно потягивал пиво из своего бокала и думал о том, что, возможно, за последнее время стал еще большим интровертом. — Чжань-Чжань, ты в порядке? — улыбнулась Лу, осторожно сжимая ладонь друга своей. — Да, порядок. Просто… Чжань замешкался, думая, что должен сказать. За полтора часа, что они сидели в баре, парни изрядно напились и громко то ругались, то смеялись друг над другом, а Сюань Лу сидела рядом и интересовалась его, Чжаня, состоянием. Как и когда-то давно. Их четверка всегда рано или подзно разбивалась по парам, как и сейчас — Хайкуань с Чжочэном, а Чжань с Лу, и никто, в принципе, не возражал. По итогу Сюань Лу всегда знала больше всех. Чжань доверял ей то, что когда-то хотел матери, но не смог, а потом молча стал вписывать в толстый синий блокнот. Она единственная знала, почему Чжань на самом деле выбрал английский язык и так стремился уехать в Америку. — Кажется, я старею, Лу. Сюань Лу на секунду зависла, пытаясь понять, правильно ли она расслышала, а затем прыснула в кулак: — Ты что? Неужели нашел у себя первый седой волос? Дай посмотрю, — улыбнулась она и в шутку потянулась к макушке друга. — Нет, я… Чжань еще раз взглянул на двоих друзей: те развалились на кожаном диванчике, смотрели в потолок и тихо спорили о том, на что был похож узор на нем — на выцвевший грибок или цепи химических соединений. Затем перевел взгляд на свои руки, в которых грел полупустой бокал пива, и тихо продолжил: — Я здесь уже почти два месяца. Все время занимаюсь только работой, учениками, проверяю работы и составляю планы на следующие уроки. Почти ни с кем не общаюсь. Даже кошку до сих пор не завел. Если подумать, это первый вечер, когда я вот так отдыхаю, да и мы наконец встретились спустя столько времени, но, Лу… как будто… что-то не то. Хочется домой. Меня это пугает. Сюань Лу мягко улыбается: — Тебя там кто-то ждет, Чжань-Чжань? — Что? Нет, конечно… нет. — Но не домашки же тебя тянет проверять, Сяо Чжань, — усмехается подруга. — Честно говоря, я весь вечер за тобой наблюдаю и думаю о том, что ты выглядишь… странно. Чжань задумывается. Приходит к выводу, что согласен с подругой. Не замечает, как начинает жевать нижнюю губу, но замечает Лу. Она не торопит. Проблем с тем, чтобы построить и осознать причинно-следственные связи такого своего состояния у Чжаня не было. В его жизнь, голову и сердце нагло влез Ван Ибо, потоптался, хорошенько наследил и вышел. Возможно, если бы жизнь учителя была чуть более интересной, насыщенной, а не ограничивалась работой, бытовыми делами и чтением новых-старых книг, купленных когда-то давно, история с подростком воспринималась бы в разы легче. Было бы здорово обернуться назад, равнодушно хмыкнуть «ну, было и было» и пойти дальше, думал Чжань. Но куда ему было идти? — Мм… я бы хотел тебе кое-что рассказать. Но не сегодня и не здесь. — Это приглашение в гости, Чжань-Чжань? Как в старые добрые? — улыбнулась подруга. — Да, но только для тебя. Я напишу потом, как все обдумаю, ладно? Чжань собирался рассказать ей. У него есть человек, которому можно было довериться и рассказать про другого человека. Оказывается, в этом Китае Чжань не так уж одинок.----------- ✶ -----------
В новой неделе Чжань наконец перестает носить гольфы. На светлой шее постепенно выцветали розоватые следы, и их хорошо перекрывал стик телесного аквагрима. Поначалу Чжань хотел купить какой-нибудь тональный и воспользоваться им, но когда описал консультантке в магазине свой запрос, та предложила попробовать аквагрим, и для примера даже нанесла оба продукта на свою руку. Стик выглядел определенно лучше, к тому же еще не смазывался. На уроке группы 1-3 Чжань поджимает губы, насчитывая лишь девять из десяти учеников, выводит непривычное «отсутствовал» в журнале напротив имени Ван Ибо и начинает новую тему. Ни в среду, ни в пятницу Ибо в школе так и не появляется. Чжань считает, что это не его дело, и не спрашивает у учеников, куда тот пропал, но незаметно вслушивается в их разговоры на переменах, когда слышит упоминание знакомого имени, хоть ни за что не признается в себе этом. Один раз, стоя в очереди в кофейне, стаканчики с логотипом которой Ибо приносил ему каждый день на прошлой неделе, он открыл их короткую переписку. Первым и последним сообщением там висел его, Чжаня, адрес с двумя галочками под, и больше ничего. Статус гласил, что пользователь Ван Ибо последний раз в сети был два дня назад в два сорок три ночи. Не понятно, зачем Чжань вообще открыл переписку, ведь точно знал, что новых сообщений там нет (он бы получил уведомление), и сам тоже ничего написать не смог бы. Возможно, хотел в очередной раз напомнить себе, что Ван Ибо тогда ему не приснился. Вечером той же пятницы Сюань Лу сидела в гостиной Чжаня и читала последние записи в синем блокноте, пока тот возился с завариванием чая. Кажется, уже третий раз за последние два часа. Она предлагала купить вина по пути, но Чжань сказал, что на кухне у него была закрытая бутылка Бейлиса, и при желании они могут открыть его. Желания так и не появилось, разговор за чашкой чая полился сам собой: Чжань рассказал об Америке, своей жизни там, о классных людях и новом опыте, а Лу поделилась одной историей из Южной Кореи — как один из учеников, у которых она вела практику, влюбился в нее и постоянно закидывал ее рабочее место подарками. Сейчас говорить об этом было легко, подруга тепло улыбалась, вспоминая, как тогда всерьез напрягалась, переживая, как бы из-за столь пристального внимания ученика ее практику не прекратили да не депортировали назад в Китай. — Чжань, — позвала она, заглядывая в лицо друга. — Ты здесь? Чжань перевел взгляд на подругу, понимая, что последние минуты смотрел в одну точку на ковре и лишь в пол уха слушал ее. — Все в порядке? Вдох. Выдох. Вдох. И Чжань рассказал. Рассказал все, что грузом лежало на сердце — про Ибо, его пристальные взгляды, про то, как и что тот говорил, когда они оставались наедине. Про ситуацию с Шеном, ту самую ночь, стикер на холодильнике и стаканчики с чаем после. Сюань Лу внимательно слушала, кивала, иногда в изумлении мотала головой, переводила взгляд с Чжаня на чашку в своих руках и обратно. — И… Лу, я не знаю, что мне делать. Он мне нравится, кажется, очень сильно. Но это ничего не значит. Не может. Не должно. Не в нашем времени и обстоятельствах, знаешь, — тихо произнес Чжань, отпивая уже остывший чай из любимой чашки. — Слишком много «не», тебе так не кажется, Чжань-Чжань? Кажется, она хотела сказать что-то еще, но замолчала: раздался звук звонка в дверь. Чжань удивленно посмотрел в сторону входной двери, затем перевел взгляд на подругу, словно это он был у нее в гостях и звонили в ее квартиру. — Ты еще кого-то ждешь, Чжань-Чжань? Тот отрицательно покачал головой, поднялся с места и пошел к двери, проворачивая ключ в замке. За ней стоял Ван Ибо. Правда, стоял не долго — быстро улыбнулся и сделал уверенный шаг в квартиру, закрывая за собой дверь. Поставил пару пакетов на пол и принялся стягивать кроссовки, не сразу замечая Сюань Лу, с интересом наблюдавшей за разворачивающейся картиной. Затем все же заметил — прихожая в квартире Чжаня плавно перетекала в гостиную, не разделенная дополнительной дверью — на секунду завис, а затем поклонился: — Добрый вечер, прошу прощения, что отвлекаю. Я ученик Сяо-лаоши. У нас должно быть дополнительное занятие по английскому сегодня, но я, кажется, пришел чуть раньше. — Ох, это вы меня извините, что задержала вашего учителя. Я уже ухожу, — улыбнулась та, быстро поднялась и направилась к выходу. — Чжань-Чжань, подашь мое пальто? Чжань не понимал, как себя вести и что говорить, но не хотел акцентировать внимание на своем замешательстве, потому послушно достал пальто подруги, помог одеться и подал сумку, когда та уже стояла на пороге. — Хорошо вам позаниматься, — улыбнулась она и, выходя, весело подмигнула Чжаню. «Наверное, догадалась» — подумал Чжань и устало потер переносицу, приподнимая оправу очков. В голове пронесся вопрос, что именно их выдало: то ли у Ибо на лице было написано, что это он тот самый Ван Ибо (ведь он не представился, когда зашел), то ли у самого Чжаня. — Почему ты здесь? — Ты ужинал? — решил ответить вопросом на вопрос Ибо, снова подхватывая пакеты с пола, и понес в кухню. — Я взял разное, что-то тебе точно должно понравиться. Здесь две порции лапши, рис с овощами и морепродуктами, вонтоны с креветками и свининой... — Ибо, где ты был? — спросил Чжань, подходя ближе. — …какие-то булочки и куча закусок. В Америке. У тебя есть кола? Чжань шумно выдыхает и смотрит на Ибо. Ван Ибо, стоящего на его кухне. Снова. Старшему очень хочется спросить и сделать многое, желательно все сразу, но люди так не делают, взрослые и ответственные — тем более. Чжань все еще относил себя к их числу. Ответа Ибо не дожидается, поэтому сам подходит к холодильнику, открывает дверцу и осматривает: полки полупустые, на них аккуратно расставлены несколько стеклянных судочков с едой, стоит упаковка яиц, масленка и о, кола. — Ты не против поесть в гостиной? Не хочу сидеть на стуле. В самолете были ужасные кресла, Чжань-гэ, никогда не летай Hainan Airlines. Чжань несмело кивает, все еще обдумывая происходящее, достает пару красивых стаканов из верхнего шкафа, подхватывает колу и идет в гостиную следом за младшим. Ибо уже сидел на мягком ковре, спиной к дивану, и расставлял на низком столике еще теплые коробочки с едой. Чжань хотел сесть на диван, но, подумав, сел рядом с младшим на ковер и разлил холодный напиток по стаканам. Выложив все, Ибо протянул Чжаню коробочку с лапшой, взял себе точно такую же и принялся есть. Чжань молча смотрел на него какое-то время, затем перевел взгляд на еду в своих руках, подцепил палочками немного и отправил в рот. — Нравится? — спросил Ибо, на секунду отвлекаясь от жевания, и улыбнулся. — Я про лапшу. Чжань тихо хмыкнул, на секунду на его губах появилась улыбка. — Неплохо. Но слишком жирно. Я бы лучше приготовил, — без особого подтекста ответил он. — Ничего не хочешь рассказать? Ибо пошарил рукой по дивану, нашел пульт и выключил телевизор, до сих пор показывающий какое-то популярное шоу. Снова залез рукой в пакет, достал стопку брендированных салфеток и вытер рот от соуса. Потянулся к стакану с колой, сделал два больших глотка, поставил назад. — Мм. Ты мне нравишься, Чжань-гэ. Очень. — Я не об этом. Что? — А, Америка. Да. Меня пригласили… — Ибо, остановись, — сказал Чжань и тоже потянулся за стаканом. Сделал глоток. Пожалел, что в нем была просто кола. — Перестань, ладно? — Думаешь, если не произносить вслух, то факт перестанет быть фактом? Чжань-гэ, мы ведь это уже проходили, тебе так не кажется? — Сейчас мне кажется, что это сон. Или что в моей квартире есть жучки. Или что ты издеваешься надо мной. — Почему издеваюсь? — Потому что знаешь, что я не смогу тебе ответить. Даже если очень сильно хочу, не могу. Даже если ты вдруг переведешься в другую группу и перестанешь быть именно моим учеником, не могу. Даже если Китай уже завтра одобрит однополые браки и перестанет быть таким гомофобным — все равно не могу, Ибо. — Ну, тогда не отвечай, — подытожил младший и в одно движение пересел на колени к Чжаню, обнял теплыми ладонями за шею и притянул для поцелуя. Старший выдохнул в чужие губы и ответил практически сразу: спорить с Ибо, когда тот хотел целоваться, было бесполезно, он уже знал. Всего на секунду отстранился, снимая очки, откинул их куда-то на столик и потянулся назад. Он скучал. Ибо улыбался в поцелуй, ощущал холод пальцев учителя на своей талии и зарывался пальцами в его черные волосы. — То есть, ты готов спать со мной, но не готов признать, что я тоже тебе нравлюсь? Чжань шумно выдохнул, откинул голову на сидение дивана и из-под ресниц наблюдал за Ибо. Затем уложил ладонь на его щеку и стал нежно поглаживать большим пальцем. — Зачем ты уезжал? И почему в Америку? Ибо прикрыл глаза, отдаваясь ласке чужой руки, и полушепотом ответил: — Я был на свадьбе. У своей матери. Мм. Вернулся сегодня утром, — ответил он. Ибо мягко убрал руку Чжаня со своей щеки, переплел их пальцы. Лег на чужую грудь, вжимая учителя спиной в мягкие сидения, и уложил голову щекой на диван, так, чтобы видеть лицо старшего. Оба долго молчали, глядя в глаза. Чжань пальцами свободной руки медленно, почти невесомо обводил позвонки на спине Ибо, а тот уложил свою руку на грудь старшему и пальцами выводил на шее какие-то узоры, изредка царапая. — Ты живешь с отцом? — спросил Чжань. — Мгм, — кивнул младший. — Расскажешь? — Чжань просил практически полушепотом. Если бы кто-то стоял хотя бы в середине комнаты, то не услышал бы, о чем они говорили. Но Ибо был близко. Старший поднял руку к чужому лицу, аккуратно провел пальцем по спинке носа, скуле, и стал медленно зачесывать челку младшего назад. — Отец… он трудоголик. У него строительная компания, филиалы в нескольких странах. Один день он дома, пять — в командировке, так всегда было. Иногда неделями пропадает, но я уже привык. Они из-за этого и развелись с мамой, в общем-то. Мне тогда было тринадцать. Мм. Моя мама американка. Я как-то спрашивал, как она оказалась здесь и как они с папой влюбились — кажется, они познакомились на каком-то аукционе в штатах, и папа увез ее в Китай. Думал, что хочет семью. Но, как видишь, не сложилось, — коротко усмехнулся Ибо. — А отчим? — все так же негромко спросил Чжань. — Вроде нормальный мужик. Мне кажется, слишком мягкосердечный, но, наверное, маме такой и нужен. Первое время он уж слишком навязчиво пытался со мной подружиться, задаривал подарками, интересовался жизнью. Думал, что это повлияет на решение мамы, — улыбнулся младший. — Но они вместе выглядят счастливыми. И я рад, правда. — У тебя такие теплые отношения с мамой? — Мгм. Она мой самый близкий друг. Я периодически летаю к ней, летом могу аж на несколько месяцев зависнуть. А когда я здесь, то мы раз в пару дней созваниваемся по скайпу. Когда-нибудь я познакомлю вас, Чжань-гэ, она тебе обязательно понравится. Рука замирает в волосах младшего. Сердце как-то неприятно сжимается на мгновение — Ибо говорил сложные, практически невозможные вещи так просто, будто делился планами на… покупку йогуртов. — Ты рассказал ей о том, что тебе… нравятся парни? Как это было? Ибо наконец привстает с груди старшего, но остается сидеть на его коленях. — Думаю, поначалу она только догадывалась. Я никогда не приводил домой девушек, не просил совета по ухаживаниям, хотя мог бы. Даже не гулял ни с кем особо, только с друзьями. А потом она как-то зашла в комнату, пока я дрочил на видео с тобой, и, наверное, тогда все поняла. В штатах это не такая… — Пока ты что? — перебил его старший. — Какое видео, Ибо? Когда? Ибо непривычно мягко, даже смущенно улыбнулся и потер шею, из-под лба глядя в глаза старшему: — Где-то полтора года назад, когда гостил у мамы. Я подписан на Энтони, раньше часто смотрел его стримы. А потом появился ты. Вот где-то тогда я и влюбился, наверное. Чжань прикрыл глаза и откинулся затылком о сидения дивана. Как он мог забыть? Он познакомился с Энтони во времена своей аспирантуры. Они вместе учились, часто тусовались в одних и тех же компаниях, и как-то естественно, незаметно для всех и самих себя все чаще стали оставаться наедине. В один вечер, выпивая дома у Тони, Чжань по пьяни выпалил, что гей. Тот долго смотрел, молча, а потом предложил нечто неожиданное. Чжань узнал, что Тони, вообще-то, был довольно популярным стримером в своей комьюнити: просвещал молодежь в вопросах, касающихся ЛГБТК+ сообщества, иногда приглашал к себе представителей разных принадлежностей и ориентаций и устраивал что-то вроде интервью. Он предложил Чжаню стать приглашенным гостем, и тот согласился — где-то в интернете (и на планшете Ван Ибо) до сих пор хранилось видео, в котором Чжань рассказывал о своей истории самоидентификации, опыта общения и вообще жизни в Китае, когда ты, на секундочку, парень-гей. Одно видео превратилось в два, а потом и три — зрителям, смотревшим те стримы, понравился Чжань, вопросов сыпалось слишком много, чтобы ответить на все за один раз. Сам Чжань никакого профита с этого не получил, но зато узнал, что, оказывается, в гомофобном Китае куда больше людей нетрадиционной ориентации, чем он думал всю жизнь. — А я все голову ломал, откуда в тебе столько уверенности и бесстрашия, чтобы подкатить к мужчине, еще и своему учителю, — наконец сказал Чжань. — Ибо, ты невозможен. И так не честно, знаешь? — Почему? Всегда ведь кто-то должен влюбиться первый. В нашем случае это оказался я, — ответил тот и наклонился, чтобы оставить короткий чмок на губах старшего. Улыбнулся. Затем еще один. — А ты? — Что? — Чжань, кажется, уже смирился с поцелуями, да и вообще всем, что младший позволял себе с ним. — Когда Чжань-гэ запал на меня? Старший тяжело выдохнул. Он ведь уже сказал, совсем недавно сказал, что не сможет ответить Ибо, признаться вслух, но тот решил пойти по-другому. Чжань пару раз сглотнул и, прочистив горло, ответил: — Раз уж ты смотрел те стримы, то в курсе, что вписываешься в мой типаж. — То есть, хочешь сказать, что достаточно быть симпатичным по твоим меркам и находиться в поле зрения Сяо-лаоши? — вскинул бровь Ибо. — Нет, конечно нет, — замотал головой Чжань. — Я бы никогда не посмотрел на ученика в таком ключе, будь он хоть тысячу раз красивый. Но Ибо, ты так пялился на меня, что не обратить внимание было невозможно. У меня мурашки каждый раз ползли по телу от этого твоего взгляда, — вспомнил старший и ущипнул младшего за бок, снова пробираясь рукой под футболку. Ибо коротко шикнул и улыбнулся, не сводя взгляда с глаз старшего. — Ты будто издевался, каждый раз все изощренней и изощренней, и в один момент я просто перестал вывозить. — Когда ты первый раз подрочил на меня? — с лукавой ухмылкой спросил Ибо. — Не смотри так, я же сказал… — В день, когда второй раз попросил тебя остаться после урока. Ибо победно улыбнулся и заерзал бедрами на старшем. Тело постепенно накрывало возбуждением, и он хотел показать это Чжаню, а еще лучше — почувствовать его, потому прижался ближе, прогнулся волной в пояснице, задевая своим пахом чужой, и потянулся за поцелуем. — Еще никогда меня так сильно не тянуло вернуться домой, как в этот раз, — шептал между поцелуями младший. — Я так скучал, Чжань-гэ. Чжань слишком плотно увяз в нем. Каждый раз говорил себе, что нужно остановиться, но продолжал целовать и наслаждаться чужими ласками. С ним хотелось все, хотелось всего его и отдавать всего себя. Не проверяя, Чжань точно знал, что чувствовал все это не потому, что не смотря на свой возраст, Ибо был очень искусным любовником; не потому что тело давно просило близости другого человека. А потому что это Ибо. — Бо-ди, подожди, — мягко отстранился Чжань, упираясь ладонью в чужую грудь. — Ты пропустил две контрольные и один тест, ты в курсе? Ибо вопросительно выгнул бровь: — И ты решил вспомнить об этом сейчас? Учитель одним движением сдвинул Ибо с себя и ушел в спальню. Через минуту вернулся, держа в руках несколько листов, книгу в твердом переплете и ручку. — Садись на диван. — Чжань-гэ, ты сейчас серьезно? — протянул тот, но послушно перебрался с пола на мягкий диван. — У меня в штанах стояк. Как и у тебя, попрошу заметить. И ты хочешь, чтобы я сейчас писал какую-то контрольную? — Считай это привилегией, — улыбнулся Чжань и положил перед младшим два скрепленных листа А4, подкладывая под них такого же размера книгу. — Всего одну. Сможешь закончить, не отвлекаясь, и остальные можешь не писать — поставлю автомат. Ибо снова вопросительно выгнул бровь, обреченно выдохнул и перевел взгляд на листы в своих руках. «Должен же быть какой-то подвох» — думал он и оценивал объем предстоящей работы. Но ничего необычного или сложного не увидел. Чжань же, видя, что ученик сосредоточился на заданиях, опустился перед ним на колени, потянулся к резинке чужих штанов и быстрым движением стянул вместе с бельем. — Сядь на край, — скомандовал он. А вот и, мать его, подвох. Ибо закусил губу и послушно придвинулся к краю. — Можешь начинать, — кивнул Чжань на контрольную в руках младшего. И тот начал. Умостил на диван слева от себя листы с заботливо подложенной под них книгой, взял ручку и принялся писать. Старший же в это время выудил из кармана розовый флакончик лубриканта — кажется, с ароматом клубники — и щедро вылил на свою ладонь. Слегка растер по пальцам, разогревая, и обхватил член младшего. Провел вверх-вниз, размазывая смазку, наклонился ближе и слегка подул на головку. — Блять, — выругался Ибо и выпустил ручку из руки, зажмуривая глаза. — Не отвлекайся, Бо-ди. Если не хочешь писать все три работы. Лубрикант оказался с охлаждающим эффектом, и Чжань определенно мухлевал, ставя условие «не отвлекаясь» — невозможно сосредоточиться ни на чем, когда по члену раз за разом проходится холодок и разгоняет стадо мурашек по всему телу. Блядство. Учитель наклонился ближе, коротко лизнул головку, обхватил губами и тут же отпустил с влажным чмоком. Ибо всеми силами сдерживался, пытаясь вчитываться в вопросы и не отвлекаться на блядского Сяо Чжаня между своих ног, но получалось, мягко говоря, плохо. Язык старшего прошелся от самого основания члена вверх, собирая сладковатый лубрикант, обвел чувствительную головку по кругу, несколько раз прошелся по расщелине, выбивая гортанный стон из младшего. — Чжань-гэ, ты ебаный изверг, — простонал Ибо. Чжань улыбнулся, на секунду переводя взгляд на раскрасневшегося младшего, и ртом насадился на член практически до основания, упирая его в заднюю стенку горла. Затем поднялся, выпуская изо рта, еще раз подул, разгоняя холодок по чувствительной плоти. Ибо искусал нижнюю губу практически до крови, стараясь все же не отвлекаться от контрольной, когда Чжань снова взял в рот и стал активно сосать, втягивая щеки, обводить языком выступающие венки на члене младшего и периодически отстранялся, чтобы снова охладить дыханием. Делал он это настолько искуссно, что у Ибо сносило крышу — он готов был кончить за позорные минуты. — Блять, Чжань-гэ, — выдохнул Ибо, наконец откинул ручку в сторону и зарылся пальцами в волосы старшего, глубже насаживая на свой член. Тот гортанно застонал, голос прошелся вибрацией по члену и за две секунды довел до оргазма. Хватка на макушке Чжаня ослабла, и он медленно поднялся, выпуская член младшего изо рта. Глядя прямо в глаза, показательно сглотнул, обвел языком припухшие губы, затем наклонился снова, слизывая последние капли спермы с головки, заставляя Ибо дернуться. — Все-таки отвлекся, — улыбнулся Чжань, вставая на ноги. — С тебя обе контрольные и тест, все лежит здесь. Я пока отойду, минут на двадцать. Думаю, ты уже закончишь. — Сволочь, — полушепотом кинул Ибо, наблюдая, как старший надевает очки, поднимает баночку лубриканта с пола и выходит из комнаты прямиком в ванную, закрывая за собой дверь. Когда Чжань возвращается в гостиную, Ибо сидит, скрючившись над последним тестом, и заканчивает его. В выполнении этих работ он не находил даже спортивного интереса, потому что они рассчитаны на уровень сильно слабее его собственного, но смиренно все выполнял из уважения к учителю и получал заслуженные «А». Чжань это знает и с нежностью улыбается, когда видит, что Ибо отнесся к заданиям со всей серьезностью, как и в этот раз. С все еще слегка влажными волосами после душа он ходит по комнате, собирая мусор, запечатывает недоеденную еду, некоторую даже не тронутую — здесь было много даже на четверых, совершенно не понятно, куда и кому Ибо столько купил — и уносит на кухню. — Лао Сяо, я закончил, — послышалось из гостиной. Ибо все так же по-турецки сидел на диване, но уже без листов, и более внимательно рассматривал гостиную. Прямо перед диваном у стены стояла длинная тумба с телевизором на ней, и Ибо потянулся за пультом, чтобы включить фоновое видео в ютубе, внося свою лепту в уют комнаты. Слева практически во всю стену были окна, закрытые плотными серыми шторами. В голове пронеслась мысль о том, что, наверное, если их не зашторивать, утром можно проснуться от ярких лучей солнца и наблюдать красивейший рассвет. А, может, закат. — Ибо, ты включил… камин, серьезно? — спросил Чжань, усаживаясь рядом с младшим. Чжань не понимал, как кто-то додумался и решил вести прямой эфир в ютуб с настолько реалистичным изображением камина, но что-то притягательное в этом находил. Из динамиков разносились едва слышные звуки потрескивания дров. Ибо решил не отвечать, счев вопрос риторическим, развернулся к старшему всем корпусом и придвинулся ближе. Долго смотрел в его лицо, обводя взглядом каждую черту, и начал задумчиво жевать свою нижнюю губу. Чжань, до сих пор молча наблюдавший за младшим, решил отзеркалить его позу, залез на диван с ногами и тоже сложил по-турецки. — Знаешь… — начал Ибо, наконец переставая терзать уже припухшую губу. — меня мучает один вопрос. Чжань сглотнул и вопросительно вскинул бровь. — Какой? — Ты сказал, что думаешь, будто у тебя дома жучки. Почему? Чжань нахмурился, воспроизводя все их диалоги за вечер в голове, и пытался вспомнить, относительно чего он мог такое сказать. А потом вспомнил. Несколько мгновений молчал, обдумывая, говорить Ибо правду или нет. А потом решил, что уже и так натворил слишком много всего, что еще одна откровенность ничего не изменит, и ответил: — Ты тогда сказал, что я тебе нравлюсь, очень. Ибо утвердительно кивнул. — Буквально перед твоим приходом мы сидели с Лу здесь же, и я сказал ей то же самое про тебя. Слово в слово. Ибо удивился, так явно, что его брови поползли вверх, а губы растянулись в широкой, уже такой привычной старшему однобокой улыбке. В ней одновременно читалось довольное «Я так и знал» и «Попался!», и Чжань был согласен. Попался. — И как много она знает? — все так же улыбаясь спросил Ибо, придвигаясь ближе. Уперся руками в чужую грудь и повалил на диван, укладываясь между ногами старшего. — Практически все, — сдавленно произнес Чжань, когда язык младшего широко прошелся по кадыку, оставляя влажный след. — Она мой самый близкий друг, Бо-ди. А мне нужно было выговориться. — Значит, Сяо-лаоши рассказал о том, как переспал со своим учеником? — откровенно забавляясь, спросил младший. Он смотрел на стремительно краснеющее лицо и уши старшего и пытался вспомнить, так ли легко он смущался в прошлый раз. Определенно, нет. — Не как, а что. Просто факт, без подробностей. Но да, рассказал, что… мм… — Сяо-лаоши, — осторожно начал Ибо, мягко касаясь пальцами уже пунцовой щеки старшего. — неужели вас так заводит мысль о том, что вас тра… — Ибо! — буквально проскулил Чжань и зажмурился, чтобы хотя бы так спрятаться от пристального взгляда Ибо. Ибо вжимал старшего всем своим телом в диван и четко ощущал, как чужой член в штанах стремительно твердел. От того, что осознанием прогремело в голове, улыбка младшего расползлась еще шире. Он рывком впился в чужие губы, одной рукой нажимая на челюсть старшего, а другой забрался под резинку штанов. Белья под ними не оказалось, и Ибо словно прошибло током. Он отстранился, двумя руками схватился за резинку и стянул со старшего штаны, оставляя того в одной футболке. Чжань смотрел на него из-под ресниц и старался свести колени, в смущении закусывая губу, но Ибо уверенно уложил свои ладони поверх, развел чужие — невозможно длинные — ноги, закидывая одну на спинку дивана, и замер. Чжань шумно выдохнул и закрыл лицо ладонями — между его ягодиц блестел черный камушек анальной пробки, и Ибо смотрел на нее с широко раскрытыми глазами. — Блять, — резюмировал Ибо и наклонился к лицу старшего, убирая его руки. — За этим лаоши уходил в ванную так надолго? Как-либо объяснять то, что видел младший, было слишком смущающе, потому Чжань потянулся к чужим губам сам, кусая за нижнюю, и стал стягивать с него футболку. Ибо помог ему, сразу же снял и штаны с бельем, окончательно освобождаясь от ненужной одежды, а затем стянул футболку с Чжаня, оставляя и его полностью обнаженным. — Лаоши такой красивый, — прошептал Ибо и снова навис сверху. Наклонился близко-близко к чужому лицу, практически касаясь носом носа, протиснул руки меж их тел, обхватил теплой ладонью член старшего и медленно провел вверх-вниз. Тот тихо застонал и прикрыл глаза, когда Ибо спустился ниже, нащупал плаг пробки, обхватил пальцами и на пробу прокрутил. Учитель молча смотрел в глаза Ибо через линзы своих очков, которые до сих пор не снял, уложил свои ладони поверх чужих голых плеч и закусил губу, открывая аккуратную родинку под ней. Ибо всерьез задумался, что и не заметил, как маленькая родинка уже стала его огромнейшей слабостью. Как и весь этот человек под ним. Быстро чмокнув аккурат в родинку, снова вернулся к чужим губам, обвел нижнюю и толкнулся языком в рот, утягивая старшего в поцелуй. Чжаня хотелось и кусать, и целовать — неизвестно, что сильнее. Пальцы, держащие плаг пробки, ухватились крепче, и Ибо, глядя прямо в глаза учителя, стал медленно двигать ею внутри, чуть вытаскивая и тут же погружая назад. Кажется, он раз за разом задевал чувствительную зону — Чжань выгибался, сдавленно мычал и прикрывал глаза, когда игрушка оказывалась достаточно глубоко. — Бо-дии, — простонал старший, впиваясь ногтями в плечи ученика. Тот, словно запущенный механизм, набирал обороты: все смелее и с каждым мгновением увереннее играл с пробкой — практически вынимал, прокручивал под разными углами и проталкивал обратно, максимально глубоко, насколько позволял плаг. Ибо буквально трахал старшего пробкой, и от одной этой мысли готов был задохнуться. — Лаоши так нравится забавляться с игрушками? — низко произнес младший, и Чжань не сдержал очередной стон. Было стыдно, но невыносимо хорошо. — Раз так, думаю, вы не будете возражать. Ибо еще раз коротко поцеловал старшего, привстал на коленях, подхватывая старшего под поясницу и перевернул на живот. — Ибо, что ты… Младший двумя руками обнял учителя за бедра и приподнял, ставя в коленно-локтевую позу. Невозможно откровенную, смущающую, бесстыжую. — Никогда не думал, что однажды увижу Сяо-лаоши вот так, — забавлялся младший, запуская очередную волну стыда у старшего, и заставлял впиться зубами в подушку, лишь бы не заскулить вслух. Пару раз ладонями огладил ягодицы, коротко поцеловал в правую; развел половинки в стороны, любуясь все еще невозможным видом пробки в теле учителя, затем обхватил плаг пальцами, еще раз ввел глубже и медленно вынул, откладывая игрушку куда-то в сторону. Нежное колечко мышц сжималось и все еще поблескивало от лубриканта — кажется, того самого, который Чжань совсем недавно слизывал с его, Ибо, члена. Ибо наблюдал за раскрывшейся перед ним картиной и чувствовал, как собственное возбуждение болезненно отдается в паху. Ничего более развратного в своей жизни он прежде не видел. «И не делал» — подумал Ибо и, склонившись, медленно, на пробу провел языком по кромке ануса. Чжань дернулся, напрягся всем телом и постарался вжаться в диван, отстраниться, лицом все больше зарываясь в подушки. Сложно представить, насколько красным было его лицо в тот момент. — Бо-ди, прекрати, — скулил Чжань, — черт, я со стыда сейчас сгорю. Но младший заводился еще больше, будто в нем разом отключили все тормоза. Выцеловывал ягодицы, смело оставляя засосы, вел языком от яичек наверх, вдоль всей ложбинки, обводил колечко мышц и толкался языком внутрь, слизывая сладкую смазку с нежных стеночек внутри, выбивая все более громкие стоны из старшего. Язык припекало от химозности ароматизированного лубриканта, губы саднили и изрядно припухли, но все это ощущалось настолько незначительным в сравнении с тем желанием и возбуждением, что заполняло все нутро до краев. — Лаоши, вы такой бесстыжий. Вы ведь не случайно выбрали именно клубничный лубрикант, когда растягивали себя? Хотели, чтобы я сделал это, чтобы вылизал вас, да? — Заткнись, Ван Ибо, — донеслось откуда-то из подушек, в которых Чжань зарыл свое лицо. Впервые в жизни с ним происходили настолько интимные, вульгарные вещи, и если ощущать их еще было возможно, хоть и на грани, то слышать — просто невозможно. — О, нет, — дразнил младший, отрываясь от своего занятия. Еще раз голодным взглядом обвел ягодицы старшего, на которых постепенно расцветали засосы. — Не обманывайтесь, лаоши. Что вы на самом деле хотите, чтобы ваш ученик сделал? Ибо провел ладонью по спине старшего вверх, остановил на плече и потянул на себя, заставляя тоже стать на колени и вжаться спиной в собственный торс. Возбужденный член уперся в ягодицы старшего, и от этого ощущения по телу прокатилась дрожь. Ибо переместил руку с плеча на чужую шею, обнимая ладонью, а другой крепко сжал талию. — Сяо-лаоши, скажите, что я должен сделать, — шептал младший, оставляя слабые укусы вдоль линии челюсти старшего. Член изнывал от желания ласки, сочился естественной смазкой, но Ибо терпел, одновременно мучая их обоих. Очевидно, что им хотелось одного и того же. — Хочу… твой член… в себе, — хрипло произнес старший, накрывая ладонь младшего на шее своей. — Сейчас, Бо-ди. Ибо на секунду отклонился, потянулся за штанами старшего на пол и выудил из кармана все тот же флакончик со смазкой. Быстро смазал пальцы, завел между ягодиц старшего, распределяя гель, тут же проникая двумя внутрь. Тот уже был хорошо растянут благодаря пробке. — Вау. Сяо-лаоши просит, чтобы я его трахнул? Как бесстыже, — полушепотом дразнил Ибо. — Но у меня нет презерватива, как нам быть? Чжань шумно выдохнул, откидывая голову на плечо младшего, кинул едва слышное «к черту» и потянулся за поцелуем, притягивая того к себе. И Ибо с тем же рвением ответил, несильно прикусывая язык Чжаня, одновременно с тем быстро вынул пальцы, растягивающие старшего, размазал гель по своему члену и одним скользящим движением вошел в чужое тело, выбивая из груди громкий стон. — М-м-м, Сяо-лаоши, в вас так хорошо, — прошептал Ибо в шею Чжаня и начал постепенно двигаться, набирая темп. Чжань прикрывал глаза, неосознанно поджимал пальцы на ногах и практически сходил с ума каждый раз, когда Ибо говорил все это. Младший слишком быстро догадался, что так сильно возбуждало его: быть учителем, которого трахал — к слову, очень качественно и хорошо — его же ученик, было чем-то на грани. Неожиданно Чжань нашел в себе огромный фетиш, когда шире, насколько того позволяла ширина дивана, раздвигал ноги и прогибался в пояснице, чтобы член Ибо входил еще глубже и каждый раз попадал по чувствительной простате. Полностью отдаваться Ибо, ощущать его крепкие руки на своем теле, быть тем, кого берут — влажно, грубо, с оттяжкой — ощущалось самой правильной вещью на свете, и Чжань отпускал себя. Он снова опустился корпусом на диван, прогибаясь в пояснице, уткнулся в изгиб локтя и громко простонал, когда Ибо двумя руками схватился за его ягодицы, сжал до красных отметин и развел в стороны, вбиваясь с новой силой в до предела натянутый вход. На секунду представив то, что сейчас наблюдал Ибо, Чжань закусил губу, прокусывая до крови, и радовался, что не видит лицо младшего сейчас. Ибо не сдерживался, до красноты впивался пальцами в кожу старшего, натягивая того на свой член, и вбивался в податливое тело настолько быстро и глубоко, насколько это было возможно. Плотную тишину комнаты разрезали громкие, хриплые стоны и звуки влажных шлепков тела о тело. — Ч-черт, Чжань-гэ, я сейчас… — прохрипел Ибо, прикрывая глаза, и с протяжным стоном кончил, изливаясь внутрь. Чувствуя, как внутри растекается тепло чужой спермы, Чжань на выдохе выругался и кончил следом, так ни разу не прикоснувшись к собственному члену. Диван был бессовестно заляпан, но у Чжаня не было ни сил, ни желания думать об этом — вместо этого он все еще лежал с поднятым кверху задом, из которого медленно вытекала теплая сперма Ибо, и тысячный раз за вечер чувствовал, как сгорают от красноты уши. — Нужно в душ, — все еще хриплым голосом произнес младший, оставляя последовательные поцелуи по позвоночнику старшего вверх, до самой шеи. — Хотя мне так нравится… Чжань-гэ? Чжань медленно опустился, перевернулся, укладываясь на бок, и молча смотрел на Ибо, примостившегося почти вплотную к нему, лицом к лицу. Он даже не заметил, в какой момент слетели (или он сам скинул?) очки, но хотел верить, что они где-то лежат, целые и невредимые. Хорошо, что Ибо был достаточно близко, и Чжань мог рассматривать его лицо и без помощи очков. Младший, видя абсолютно обессиленного Чжаня, мягко улыбнулся, приблизился к его лицу и коснулся кончика чужого носа своим, потерся, едва прикасаясь, и коротко чмокнул в губы. Чжань с секунду промедлил, глядя на губы младшего, а затем взял за подбородок и притянул снова, утягивая в тягучий, долгий, глубокий поцелуй. — У тебя были планы на завтра? — осторожно спросил Ибо, отрываясь от чужих губ. Чжань отрицательно промычал. — А на послезавтра? Старший замер, снова нечитаемо глядя в лицо ученика, а затем мягко улыбнулся и отрицательно мотнул головой. Ибо непроизвольно улыбнулся в ответ. — Тогда… могу я остаться? И Чжань позволил. На сегодня, на завтра, на столько, сколько Ибо захочет быть с ним.----------- ✶ -----------
Сюань Лу с Ибо познакомились спустя два с лишним месяца после первой встречи. Чжань все еще слабо верил, в качестве кого представил ей ученика, но та будто уже знала, задолго до самого Чжаня, и искренне радовалась за них, приходя в гости в одну из суббот. Она не могла сдержать улыбки, глядя на Чжаня, и пока Ибо отошел на кухню, чтобы заварить чай, тихо прошептала, что еще никогда не видела его настолько счастливым и беззаботным, как сейчас. Чжань шутливо закатил глаза, отмахиваясь, но потом словил взглядом полароидные снимки, висящие над телевизором, на которых они с Ибо дурачились, подлавливали друг друга в самых разных положениях и запечатлевали на пленке, расплылся в улыбке и думал, что, наверное, Лу права. За прошедшие два месяца в квартиру Чжаня как-то естественно перекочевало много личных вещей Ибо, одна из которых — полароидный instax, подаренный кем-то из друзей, с кучей пустой пленки. В Ибо буквально воспылал дух фотографа, он практически каждый день ходил за старшим по пятам и снимал все, что тот делал. В один день Чжань спросил, почему в его комнате в отцовском доме (Чжань приходил пару раз, даже заготовил речь для мистера Вана о том, почему Ибо срочно нужны дополнительные занятия по английскому, но, благо, все это не пригодилось) не было ни одного снимка, на что Ибо лишь пожал плечами и коротко ответил: «Я раньше ничего и не снимал». От этого ответа в душе старшего медленно разливалось что-то вязкое, приятное и трепетное. Не считая занятий, большую часть свободного времени Ибо проводил у Чжаня, оставляя того только в те дни, когда Ван старший возвращался из командировок и хотел провести вечер с сыном. Но в соотношении один к пяти отсутствие Ибо ощущалось более странно, чем постоянное нахождение в квартире учителя. Они буквально жили вместе, и Ибо, осознавая это, едва мог сдержать широченную улыбку, но не комментировал вслух, чтобы не спугнуть Чжаня. Вдруг он еще не заметил? Естественно, Чжань заметил. Он вообще замечал все, что касалось Ван Ибо. То, как он вливался в бытовые процессы, молча разделяя с Чжанем обязанности по дому. Как старался быть тише воды и ниже травы, когда Чжань был занят рабочими делами даже сидя дома в пижаме — младший очень любил свою игровую приставку, которая тоже почти сразу же перекочевала в квартиру Чжаня, подолгу играл и несдержанно эмоционировал, когда проигрывал, но если замечал, что старший молча садился за стол со стопкой каких-то листов, то, не говоря ни слова, тут же выключал консоль, надевал наушники и шел в кухню, чтобы поставить чайник и заварить любимый чай Чжаня. А потом крепко обнимал каждую ночь, оплетая всего старшего своими конечностями, заваливал комплиментами по поводу и (чаще) без, целовал, кусал, еще смелее приставал, осознавая и используя вседозволенность, данную ему старшим. Еще Ибо часто стал помогать Чжаню с проверкой домашних работ, чтобы тот мог скорее закончить всю работу и освободить выходные только для них двоих — хитрый, возможно, эгоистичный поступок с его стороны, но Чжань был искренне благодарен младшему. В школе они практически не общались, чтобы не порождать лишних слухов. Но несколько раз — всего дважды — Чжань не сдерживался, просил Ибо остаться после урока, чтобы «подготовиться к предстоящей олимпиаде» и за закрытыми на ключ дверьми класса бесстыже отсасывал ему, пачкая свои идеально выглаженные строгие брюки в пыли школьных полов. Разница в шесть лет ощущалась лишь в школе, когда во время урока Ибо должен был обращаться к учителю «Сяо-лаоши», и иногда ночью, когда дразнил в постели, помня, как сильно это заводит Чжаня. В остальном же разницы не ощущал ни один из них. Особенно сильно Чжань убедился в этом, когда зашел в гостиную и увидел, как Ибо сидит на диване, привычно скрестив ноги, и читает его синий блокнот, с самого начала. Там было много личного, смущающего, сокровенного, но вместо того, чтобы как-то пошутить или подколоть старшего — как Ибо, несомненно, умел и любил делать — он молча дошел до последней страницы, затем поднялся, подошел ближе, крепко обнял и полушепотом поделился своими мыслями на счет того, о чем писал Чжань. Согласился с его переживаниями, поспорил с несколькими выводами, что сквозь текст показались ему поспешными и невзвешенными, и в конце поблагодарил за то, что Чжань когда-то решил вести эти записи, и теперь Ибо мог понять его сильно лучше. Ибо все еще был несовершеннолетним подростком, временами взбалмошным, наивным, чересчур амбициозным, но он всегда серьезно относился ко всему, что было важно для Чжаня, и это связывало всю душу и сердце старшего в узел, заставляя биться с десятикратной силой. Чжань много думал, многое замечал, но не произносил вслух, думая, что может смутить этим Ибо. Ибо же думал, возможно, даже больше самого Чжаня. Только вот если старший смотрел на Ибо и постепенно, медленно привыкал, учился балансировать в новых обстоятельствах и с дополнительным весом целого человека в своей жизни, тратил много ресурса на то, чтобы осознать их, то Ибо был тросом, за которым их отношения тянулись вперед. Возможно, дело было в том, что именно Ибо все это начал — первый увидел, понял, чего хочет и безостановочно шел к своей цели, имя которой Сяо Чжань. И он не нуждался во времени на привыкание, в отличие от Чжаня. Ибо искренне наслаждался каждым днем, проведенным вместе, ощущал их отношения как что-то самое естественное и правильное на свете, и вместе с тем не прекращал думать о том, что будет дальше. В один из вечеров, общаясь с мамой по скайпу, сидя в Чжаневой гостиной, Ибо подумал, что очень сильно хочет их познакомить. Он доверял ей, как себе самому, точно знал, что может поделиться всем и не услышать осуждения, но с самого их начала решил, что не посмеет этого сделать, не посоветовавшись с Чжанем. От мамы Ибо не укрылась столь очевидная смена локации — практически каждый раз, когда они созванивались, Ибо был не в своей привычной комнате. Как-то невзначай она спросила, но быстро поняла, что пока сын был не готов говорить об этом, и больше вопросов не задавала. Ибо был искренне ей благодарен. Первым, на удивление, этот разговор поднял Чжань. — Бо-ди, — старший подсел к Ибо на ковер, где тот сидел перед телевизором и играл в приставку. Смиренно дождался, пока раунд в Mortal Kombat закончится, и лег тому головой на ноги. Ибо отложил джойстик в сторону, вплетая пальцы в мягкие волосы старшего. — М? — Я сейчас говорил с мамой… — чуть тише начал старший. — Она зовет меня к себе в гости, в Чунцин. Рука Ибо в чужих волосах замерла на мгновение, а затем снова принялась массировать кожу головы. — Когда ты уезжаешь? И на сколько? — спросил Ибо, всеми силами удерживая легкую улыбку на лице. За последнее время они не расставались дольше чем на двое суток, но поездка в родной город определенно заняла бы больше времени. — На следующей неделе, как раз на время школьных каникул, — ответил старший, ненадолго замолкая. А затем продолжил: — Ибо, ты бы хотел… мм… поехать со мной? Младший в удивлении раскрыл глаза, не веря, что услышал именно то, что услышал. — Гэ, ты серьезно? И в качестве кого ты хочешь меня с собой взять? — В качестве того, кем ты являешься, Бо-ди, — улыбнулся Чжань, перехватывая руку младшего, чтобы переплести их пальцы. — Но ты ведь еще… — Она знает, — перебил Чжань. — Оказывается, давно знает. Прочитала в блокноте, когда приезжала ко мне. А я узнал об этом только недавно, представляешь? В общем, я пока не говорил ей о тебе, но… хотел бы вас познакомить. — Почему? Чжань перевел взгляд на Ибо и слегка нахмурился в непонимании. Можно было бы подумать, что он не хочет никуда ехать и ищет поводы отказаться, но Чжань уже достаточно хорошо понимал младшего, чтобы быть уверенным в обратном. Ибо смотрел на него с мягкой улыбкой, будто вот-вот готовой стать широкой и довольной, и большим пальцем поглаживал щеку старшего. — Почему ты хочешь нас познакомить, гэ? — Потому что вы оба очень важные для меня люди, Бо-ди, — произнес Чжань, и в его голове вспышкой пронеслось осознание того, почему Ибо задал этот вопрос. И он обязательно ответит на него именно так, как Ибо того хочет, но чуть позже. Младший наклонился и оставил нежный, почти невесомый поцелуй на губах старшего. — Какие цветы любит твоя мама?----------- ✶ -----------
Пять месяцев спустя. В квартире Сяо Чжаня царил сущий бардак. На полу валялись чемоданы, вокруг которых были раскиданы вещи, какие-то бутыльки, спутанные провода с зарядными блоками и еще черт пойми что. Только документы лежали аккуратной стопочкой на столе, а рядом стоял ноутбук с открытой программой скайпа, из которого доносился звонкий смех мамы Ибо. Сегодня у них был выпускной. У Ибо, как у ученика, закончившего свой последний год обучения в школе, и у Чжаня, как у учителя, провожающего свой первый и последний год работы в этой школе. — Мам, может, нафиг этот галстук? Я в нем себя офисным клерком чувствую, — подошел к экрану Ибо, тыча перед камерой лоскутом ткани. — Я даже завязывать его не умею! — Ибо, ты никогда не работал в офисе, откуда тебе знать, как себя чувствует офисный клерк? — смеялась мама из экрана, кружа в руке бокал розового сухого. — Чжань, милый, ты далеко? Кажется, ему нужна помощь. Из коридора послышались торопливые шаги, и через секунды в перед камерой ноутбука стояло уже двое. Чжань был практически собран, ему оставалось только обуться и пару раз пшикнуть на себя парфюм — тот самый, который Ибо назвал so stunning когда-то давно. — Мисс Браун, вы не представляете, сколько раз я показывал ему, как завязывать этот чертов галстук. Иногда мне кажется, что ваш сын просто испытывает мое терпение, — жаловался Чжань, завязывая многострадальный галстук на шее Ибо. Ибо усмехнулся, глядя на своего учителя, который перестанет быть таковым уже через несколько часов, и коротко чмокнул в губы, нисколько не стесняясь перед камерой. — Ох, мальчики, вы выглядите просто невероятно. Мне так жаль, что я не смогу быть рядом с вами сегодня, — искренне произнесла женщина, наблюдая за парнями через экран. — Да ладно, ты ничего не пропустишь. Я еще никуда не пришел, но уже хочу, чтобы весь этот фарс закончился как можно скорее, веришь? — фыркнул Ибо, застегивая пуговицы на рукавах рубашки. Мисс Браун кивнула, прекрасно зная своего сына. Глядя на них двоих — на то, как они светились вместе, как заботились и понимали друг друга с полуслова, а иногда и без слов — она расплывалась в теплой улыбке и благодарила небеса. Как матери, ей было очень сложно уехать, оставив сына в другой стране, пусть они и регулярно поддерживали связь. Ибо делился с ней всем, доверял больше, чем кому либо, но то, что он рассказывал, все равно нельзя было сравнить с возможностью наблюдать со стороны, чувствовать состояние сына и видеть, как тот менялся с течением времени. Она искренне гордилась им, его взрослым решением остаться в Китае, с отцом, чтобы тот не был совсем одинок, но не могла не корить себя. С появлением в его жизни Чжаня Ибо изменился, наверное, видимее всего. От размышлений, которыми он делился с ней, принятых решений и реакций на трудности сквозило уже не юношеским максимализмом, как раньше, а чем-то взрослым, ответственным, взвешенным. Ибо сильно возмужал характером, и отрицать причастность Чжаня к этому было бессмысленно. Ибо знал, как сильно мама хотела познакомиться с его невероятным Чжань-гэ, но не ожидал, что она слету примет того, как родного, а после практически в каждой их ссоре будет принимать именно сторону Чжаня. Тогда Ибо фыркал, говоря, что все дело в старческой солидарности и уходил на кухню. Чжань шутливо закатывал глаза на такое поведение младшего и продолжал с ней болтать, меняя одну тему за другой. — Ладно, не буду вас дольше задерживать. Вы помните, когда самолет? — Да, завтра ночью, — ответил Чжань, поправляя воротник на рубашке Ибо. — Мы как раз собирали вещи. Думаю, после мероприятия сразу поедем домой и доупакуем все. — Хорошо. Удачи вам, мальчики, и до встречи, — помахала мисс Браун и отключилась, оставляя парней наедине. — Черт, — замер Ибо, глядя в глаза старшему. — Что такое? — Получается… я больше не смогу называть тебя Сяо-лаоши, даже в постели? Чжань-гэ больше меня не захочет, — обреченно произнес Ибо и тут же ойкнул, получая удар в плечо от старшего. Чжань шумно выдохнул, поправляя на себе пиджак, еще раз поднял взгляд на Ибо и сделал шаг вперед, коротко целуя в губы: — В постели ты можешь делать и говорить все что угодно, Бо-гэ.