Тысяча и одна ночь

Давящую напряженную тишину квартиры нарушали только шорох одежды, звяканье застегиваемой пряжки ремня с неизбежными цепочками на карабинах, и легкие, почти беззвучные шаги. Женя собирался привычно деловито, как на концерт, без спешки, но и без проволочек. Будто и правда ничего необычного не происходило. Юра всего этого не видел. Не хотел видеть. Слышать тоже не хотел, но затыкать уши было бы совсем по-идиотски. Все происходящее было невыносимо идиотским, похожим на бредовый сон. Приблизительно в таком ключе выразился Максимкин, когда неделю назад не без труда собрал всех у себя и, посмеиваясь, пересказал поступившее на днях более чем странное предложение от некоего господина мецената. Этот самый меценат обещал группе солидное спонсорство в обмен на… Юре даже сперва показалось, что он ослышался, но тут подал голос Илья: −Я правильно понимаю, − тщательно подбирая слова, выговорил Ларс. – некий далеко не бедный товарищ предлагает нам большие деньги в обмен на время, проведенное с Женей? Выражение лица Максимкина стало непередаваемым. Побагровевшего директора душил смех. −Именно так, Ларс. Я, честно, таких психов давненько не встречал. Ну, кроме особенно шибанутых Женькиных фанаток. Сидевший верхом на подлокотнике дивана Женя задумчиво повел плечами, но промолчал, словно его все это не касалось. −И во сколько же этот таинственный меценат оценил нашего Женю? – полюбопытствовал Процко, делая глоток пива из банки. Дир ответил. Димка благополучно подавился и закашлялся. Женя снова повел плечами, выражая то ли удивление, что так много, то ли негодование, что так мало. Лицо у него было совершенно невозмутимым, похожим на лик мраморной статуи. −Это как же он время проводить собрался? – полюбопытствовал Дед. −Да уж не в шахматы играть. – скривился Максимкин. – Я, конечно, максимально вежливо объяснил, что так дела не делаются, и куда бы ему с такими предложениями пойти… −Дир. – негромко, но твердо оборвал его Женя. – Надеюсь, послал ты его не очень далеко. Тишина в комнате повисла такая, что было слышно, как скребется на улице снегоуборочная машина. Женя, очутившийся в перекрестье бесконечно выразительных взглядов, невозмутимо тряхнул стянутыми в хвост волосами и так же твердо закончил: −Свяжись с ним и скажи, что мы согласны. Обговори аванс и все такое прочее. Ну да ты лучше меня знаешь, что делать. −Жень. – сдавленно проговорил Максимкин. – Ты что несешь? Ты серьезно собрался?.. Женя усмехнулся уголком рта и прищурил глаза. Сверкнувшую золотом радужку рассек вертикальный зрачок. −Такие деньги на дороге не валяются. А уж применение им мы найдем. И так прошлый концерт еле-еле расходы покрыл. Надо как-то выкарабкиваться. −Женя… − Ларс осекся и метнул быстрый взгляд в сторону молчавшего Юры. – Как-то это… −Не по-людски? – Женя широко улыбнулся, сверкнув острыми белыми зубами. – Но ведь и я не человек. Очнуться от воспоминаний заставили все те же легкие шаги, прозвучавшие за спиной. Юра вздрогнул, когда на плечи легли теплые широкие ладони, но так и не отвернулся от окна. Весь мир как будто сжался до пустого стола, за которым он сидел, и этой полутемной маленькой кухни. В окне отражался свет настольной лампы и Женина фигура. −Почему ты мне не доверяешь? – тихо проговорил над головой Женя. −Я доверяю. – с трудом разлепил сухие губы Юра. −Нет. – парировал Женя, крепче сжимая пальцы. – Если бы доверял, ты бы сейчас не жрал себя самого. −Ты даже не счел нужным посоветоваться со мной. −Потому что ты не захотел бы меня услышать. На макушку неожиданно улегся Женин подбородок. Теплые родные руки обняли за плечи. −Верь мне. – прошептал Женька, обнимая так крепко, как будто придушить хотел. – И все будет отлично. Сопротивляться этому голосу, этим объятьям было мучительно трудно. Юре не удавалось никогда. −Я пытаюсь. – с тяжелым вздохом проговорил он. −Надо не пытаться, а верить. – веско поправил Женя и быстро коснулся поцелуем его волос. – Мне пора. Вернусь утром. Сил встать и проводить его Юра так и не нашел. Ссутулился, упираясь локтями в стол, и закрыл лицо руками.

***

Вид из огромного панорамного окна открывался просто изумительный. Москва лежала под ногами и переливалась тысячами огней, улицы казались артериями, по которым циркулировала пылающая электричеством кровь. Женя, пожалуй, сам бы заплатил, чтобы стоять и любоваться этой красотой вечно, но чужая рука коснулась распущенных волос, разрушая всю красоту ночной столицы. Медленно вплелась в густые пышные кудри, легко массируя кожу головы. Это было, пожалуй, даже приятно. Сзади прижалось высокое крепкое тело. Таинственный меценат, назвавшийся Кириллом, оказался высоким, как небоскреб, и красивым какой-то непривычной дворянской красотой. Женя легко представил его в белоснежном мундире с эполетами, с саблей на перевязи, держащим под уздцы вороного коня каких-нибудь арабских кровей. −Какие у тебя волосы. – негромким красивым голосом проговорил Кирилл, наклоняясь и прикасаясь к ним уже губами. – Какой ты весь… −Мальчик по вызову обошелся бы дешевле. – заметил Женя, упираясь ладонями в стекло, когда нахальные руки спустились ниже, обнимая за талию и потихоньку вытаскивая из-под ремня рубашку. −Не спорю. – выдохнул Кирилл, находя губами Женино ухо и слегка прихватывая раковину. – Но я хочу тебя. Какой же ты красивый, Женя… Последняя фраза вырвалась у Кирилла почти стоном, и Женя прикусил губу, сдерживая смешок. Юра тоже периодически это повторял. Юра… Мысль о нем заставила опустить веки и расслабиться в обнимающих руках. Откинуть назад голову, послушно подставляя шею под настойчивые поцелуи, грозящие вот-вот перейти в укусы. Чужая большая ладонь накрыла пах. −Посмотри на меня. – хрипло выговорил Кирилл. – Пожалуйста… По Жениным губам скользнула улыбка. Надо же, как быстро. Даже пяти минут не понадобилось. Он легко оттолкнулся ладонями от стекла, разворачиваясь в чужих объятьях. Улыбнулся шире, запрокидывая голову и, наконец, открывая глаза. В полумраке сверкнула золотом радужка, расколотая узкой щелью черного вертикального зрачка. Женя негромко запел: −И зачем ты вертишься, Земля? Жизнь без смысла, если нет тебя. Дай мне выжить — я схожу с ума. Виновата, впрочем, ты сама. Руки Кирилла безвольно упали вдоль тела. Темные горящие от желания глаза остекленели. Он покорно отступил от Жени, механически прошагал в сторону дивана, почти рухнув на него. Зашарил руками, будто пытался что-то отыскать. Женя пел, почти не прилагая усилий, легко играя с собственным голосом, как не каждый взрослый инкуб умел. Кирилл негромко застонал. Он грезил с открытыми глазами, и эта греза явно была гораздо лучше реальности. Женя присел на подлокотник и задумчиво положил ладонь Кириллу на лоб, отводя темные уложенные набок волосы. Метавшиеся в этой красивой голове мысли понемногу успокаивались, смиренные песней инкуба. Сквозь них проступали образы сновидения, присматриваться к которым Женя не хотел. Хватило мельком увиденного, как его самого с силой вжимают в этот диван, наматывая на руку волосы. Подчиняясь изменившемуся тону песни Кирилл приподнялся и начал раздеваться. Женя отвернулся, вновь разглядывая сверкающую за окном Москву. Дождался, пока Кирилл вновь устроится на диване, что-то невнятно шепча сквозь сон, бросил на него беглый взгляд и, вздохнув, прибавил грезе чуть больше реализма. Кирилл застонал, выгибаясь. Потянулся к себе руками, сжимая напряженный член. Выдохнул сквозь зубы, кончая почти беззвучно. Женя, прикусив губу, сделал вид, что собственное имя ему всего лишь послышалось. На уставшее от иллюзии сознание Кирилла потихоньку опускался сон. Женя, не оглядываясь на диван, поднялся на ноги и выскользнул из апартаментов. Первая ночь из договорных десяти прошла успешно.

***

До утра было еще далеко, а Юра так и сидел за столом, не имея сил даже выпрямиться. С одной стороны, ужасно хотелось напиться. С другой… Хрен знает, чего хотелось с другой. Наверно, надо было что угодно сделать. Хоть связать его, но не пускать. Не добавлял спокойствия дурацкий внутренний голос, без конца твердивший одно и то же – Женя знает, что делает. Женя не даст себя в обиду. И все равно напиться хотелось сильнее. На бог знает каком часу этого всенощного бдения в дверях загремел ключ. Юра вскинулся, глянул безумными глазами сперва в темный ночной двор за окном, потом подскочил, едва не уронив стул, и вышел в прихожую. Женя стряхивал с воротника куртки снег и скидывал ботинки, улыбаясь привычно ласково и невозмутимо. −Так и сидел? – с веселой укоризной спросил он, сияя золотом глаз. – Ну Юра… −Ты говорил, что будешь под утро. – сам не зная, почему, выговорил Юра, ухватившись пальцами за косяк. Женя повесил куртку на крючок, передернул широкими плечами под голубой рубашкой и усмехнулся: −Долго ли умеючи. Наш меценат доволен, как слон. И спит, как младенец. А я голоден, как волк. Женины глаза в тусклом свете небольшой прихожей горели так ярко, что, казалось, освещали все его лицо – точеное, как у статуи, и одновременно парадоксально живое и нежное. Смысл сказанного до залюбовавшегося Юры дошел не сразу. −Так ты не ел?.. Его?.. −Что я должен был есть? – фыркнул в ответ Женя, шагая ближе. – Собственный фантом? Сон его разума? Так сны невкусные и совершенно не сытные. Юра выдохнул, обнимая ладонями самое родное на свете улыбающееся лицо. Наклонил голову, целуя с готовностью раскрывшиеся навстречу горячие губы. Женя попятился, увлекая его за собой в комнату и одновременно ловко справляясь с мелкими пуговицами своей рубашки. Ненужную тряпку Юра стащил с него сам, в который раз любуясь крепкими литыми мышцами груди и живота и изящным изгибом тонкой талии. Женя со смешком повалился на кровать, опрокидывая Юру на себя, подставляясь под град голодных нетерпеливых поцелуев. Позволил стянуть с себя штаны вместе с бельем. Шумно вздохнул, когда поцелуи стали настойчивее. Светлая кожа на его шее расцвела алыми пятнами. −Женя… Женечка… − торопливо шептал Юра, на мгновение открываясь от гладкой солоноватой кожи. – Если бы ты знал… −Я знаю. – тихо отозвался Женя, выгибаясь навстречу, потираясь пахом о вклинившееся между его ног бедро. – Знаю… Я тоже тебя люблю. Золотые глаза – единственное видимое свидетельство его сущности – щурились от удовольствия, как у сытого кота. Юркий влажный язык то и дело пробегался по блестящим ярким губам. Глядя на такого Женю, Юра начинал подозревать, что древние греки лепили свои статуи с его сородичей, не иначе. И в мифах воспевали тоже их. Все эти Адонисы, Гиацинты, Ганимеды и прочие – разве могли они быть обычными людьми? Женя негромко застонал, побуждая действовать активнее. Нашарил под подушкой флакон смазки, перекинул Юре и шире развел колени, подставляясь и предлагая. А на первое движение пальцев внутри отозвался таким долгим и мелодичным стоном, который запросто сошел бы вместо песни. То, что между ними происходило, Юра никогда не называл сексом. Впрочем, любовью не называл тоже. Слов было слишком мало, они казались какими-то плоскими и невыразительными. Все это было чем-то иным. И Женины глаза, огромные на худом точеном лице, и его губы, почти беззвучно выговаривающие Юрино имя, и его руки, обнимающие так крепко, будто в целом мире не осталось ничего и никого – только они вдвоем. Эта вечная Женина порывистая несдержанность, заставляющая его то и дело торопиться, с первого движения принимать на всю длину, стонать, изгибаясь и обхватывая Юру ногами за бедра, побуждая двигаться быстрее, резче. Короткие ногти, до боли впивающиеся Юре в спину. Всего этого было так много. И одновременно так мало. Даже время, верно, подчинялось чарам инкуба, умудрялось растягиваться до бесконечности, а потом сжиматься в одно раскаленное добела мгновение, так похожее на Большой Взрыв. Женины глаза в этот миг вспыхивали, как тысячи солнц посреди бескрайней ночи. И становилось очень хорошо и очень спокойно. Об инкубах говорили, что они никогда не выбирают себе пару навсегда – лениво думал Юра, разглядывая тяжело дышащего Женю, прикрывшего глаза и как будто слегка светящегося от сытости. Да что они, эти говорившие, вообще знали? Женя, не открывая глаз и даже не думая обтереться, перекатился Юре под бок и прижался губами к плечу. −Вкусно. – тихонько выдохнул он и счастливо вздохнул. −Бедный. – улыбнулся Юра, зарываясь лицом в рассыпавшиеся по простыне кудри. – Голодом заморили. −Еще девять ночей так поститься. – хмыкнул Женя. – Как раз песни хватит. −Что ты ему хоть поешь, Шахерезада? −«Фею моих снов». – по губам Жени скользнула хитрая улыбка. – Пусть поспит, бедолага. Может, выспится, и такой бред больше не будет сочинять. А вообще… − Женя даже приподнялся на локте, осененный какой-то идеей. – Ты знаешь, ему ведь полезно будет найти того, о ком можно заботиться. А то одурел от одиночества. −Предлагаешь, котика ему подарить? – фыркнул от смеха Юра. −Сразу шестерых. – сверкнул глазами Женя. – Кудрявых, раз уж ему так мои волосы понравились. −Бедолага. – не без сочувствия в голосе констатировал Юра. Когда Женя загорался идеей – всем оказавшимся поблизости следовало бежать и прятаться. Потому что задуманное он всегда доводил до конца. И потом с чувством выполненного долга пожинал плоды. Эта черта Юре в нем особенно нравилась.