Прогони мои кошмары

      С момента последних событий, случившихся в тихом городке «Хоукинс», таких как «землетрясение», прошло уже несколько месяцев. Векна залёг на дно, позволяя жителям вздохнуть спокойно, а в основном — одной небольшой компании подростков. В разгар осенних каникул, сразу же после лучшей ночи в году — Хэллоуина, все ребята собрались в подвале дома Уилеров. Они вывалили на кофейный столик заработанные за праздник конфеты, начиная сортировать их на вкусные и невкусные, не прекращая громко смеяться и шутить.       В любую другую ночь Миссис Уилер начала бы ругать их за шум, но сейчас она была в доме бабушки Майка, куда они вместе с Тедом и Холли приехали на два последних дня каникул, погруженная в марафон фильмов ужасов по телевизору. Уиллу, к несчастью, досталось больше всего батончиков с мушкетерами, что стало поводом для парочки шуток. Но, глядя на них, ему невольно вспоминался Д’Артаньян, эпизоды и Свежеватель разума. Держа в руке нелюбимую всеми, кроме Дастина, сладость, его снова стали одолевать воспоминания, но он почувствовал, как чья-то тёплая рука бережно коснулась его плеча. Тембр голоса приятно защекотал кончики ушей — это был Майк.       — Уилл? С тобой все в порядке? — обеспокоенный состоянием шатена, он попытался «растрясти» его, показывая , какие конфеты он может съесть прямо сейчас, какие забрать домой, а какие можно оставить, чтобы потом куда-то сплавить. Такая своеобразная забота всегда грела душу и сердце, но Уилл боялся на эмоциях сболтнуть лишнего, потому выдавил из себя глуповатую улыбку и кивнул, разворачиваясь к столику с упаковками шоколадных драже, ирисок и леденцов.       На самом деле, ему хотелось разболтать очень много, но не всей компании, а только одному человеку — Майку. Байерс желал наблюдать, как вьются завитки на гуталиновых волосах, двигаются пухлые губы цвета клубничной карамели, а веснушки на аккуратном лице начинают подсвечиваться и соединяться в созвездия, например, «Рыбы», или горячо любимую им «Кассиопею».       Но ничто на свете сам Уилл не любил сильнее, чем Майка Уилера. Слегка сжимая в кулак изрядно потрепанный шоколадный батончик в шуршащей обертке, он только и делал, что подпирал рукой лицо, потряхивая головой, чтобы убрать с глаз надоедливую челку. Взгляд был зациклен только на объекте обожания. Даже весь внешний шум нисколько не мешал ему, когда он старался сконцентрироваться и вобрать в себя как можно больше движений Майка, чтобы позднее, перед сном, закрыть глаза и любоваться им снова и снова.       Из легкого транса его вывел крик Дастина, гласящий «Я домой!», а после и возникший из-за этого гул. Майк схватил из руки Уилла батончик, после чего кинул им в Хендерсона, стоящего на лестнице. Улыбка не сходила с его лица, но после он все же обратил внимание на тихого шатена, а затем на его кисти, медленно скользя взглядом ниже.       — Я тебя не поранил? Всё в порядке? — брюнет плавно скользит пальцами по тыльной стороне его ладони, после переворачивает её и внимательно, чутко осматривает. Байерс застыл, словно напуганный фенек, боясь и пошевелиться, когда получает так много ласковых касаний от Майка. После тот всё же сжимает его руку в своей и поправляет причёску.       — Ты меня не поцарапал, все хорошо. Давайте дальше сортировать конфеты? Совсем немного осталось! — чтобы отвлечься от большого количества тактильного контакта и не засвистеть, словно чайник, Уилл принимается растаскивать сладости по кучкам, но взгляд его поднимается на Макс и Лукаса, лежащих на втором диванчике прямо напротив них. Рыжие кудри распластались по подлокотнику и части изголовья, а на её груди расположилась голова Синклера. Маска от костюма Мэйфилд была немного сдвинута вверх, располагаясь на месте, куда обычный человек поднимает мешающие солнцезащитные очки. Они говорили о чем-то своём, Макс иногда подносила ко рту парня шоколадные драже или мармелад, а когда тот уже намеревался сделать укус, одергивала руку и съедала сладость сама, начиная хохотать и трепать своего молодого человека по голове. И Уилл завидовал, завидовал белой завистью, что они спокойно могли говорить друг другу о своей взаимной любви, целоваться, обниматься, зажиматься, ходить на свидания, посылать друг другу воздушные поцелуи, и бог знает сколько ещё вещей, которыми занимаются обычные парочки, не боясь косых взглядов в свою сторону, криков осуждения, или прозвищ вроде «педик» или «геюшка». Даже спустя столько времени слова отца и Троя давят на мозг, будто пытаются сплющить вместе левое и правое полушарие.       Как же его раздражает то, что он отличается от других. Джонатан твердил ему, что быть психом это здорово, но только не тогда, когда ты влюблён в собственного лучшего друга. Что Майк сделает с ним, если узнает? Перестанет общаться? Возможно. Возненавидит? Ещё более вероятно. Но Уилл сильнее всего страшился того, что Майк настроит против него всю компанию и он снова останется один, прямо как тогда, в Изнанке. Всё такое же, как и дома, но никого из близких нет рядом. Терзали мысли о том, что если правда вскроется, то даже родная мать не захочет принимать сына обратно. Порой он смотрел в зеркало и не понимал, почему ему так сложно быть нормальным? Почему не получается полюбить девочку, представить её в пошлых фантазиях и наконец-то отбросить детскую влюбленность? Вероятно потому, что сам Уилер и чувства к нему уже давно стали частью самого парня. Не будь их, он не смог бы существовать. Наверное, это было бы то же самое, как существование без почек или без сердца, но сердце у парня было, и при этом просто огромное, жаждущее тепла и любви от единственного в мире, по крайней мере, для него самого, веснушчатого кудрявого брюнета по имени Майк.       Байерс неосознанно хмурится, опуская глаза и начиная рассматривать яркие фантики, валяющиеся у него под ногами. Пальцы тянутся к оберткам, чуть сминая их, а сам он наслаждается этим шелестом, легонько вдавливая бумажки, похожие на конфетти, в пол. Желание отвлечься от терзающих мыслей настолько сильное, что Уилл сам начинает разговор.       — Майк, а где Одиннадцать? Я думал, она будет сидеть с нами, а вы, не знаю, целоваться? — на кукольном личике проявляется заметное отвращение на фразе о «девушке Майка» и их поцелуях.       — Она у Хоппера. Сказала, что в этот раз не будет оставаться с нами после колядования. Да и мы расстались, с чего бы нам с ней целоваться? — Майк говорит об этом очень непринужденно, а вот в груди Байерса это вызывает целый ураган различных эмоций. Он ловит себя на том, что главенствующая – радость. Ему становится даже стыдно радоваться тому, что его лучший друг разорвал длительные отношения, но в глубине души теплилась надежда на то, что теперь всё станет как раньше, до того, как в компании появилась Одиннадцать. Уилл решил, что расспросит его о подробностях немного позже, а сейчас важно не показывать улыбку, так и тянущуюся на лицо от услышанных новостей.       — Почему ты не рассказал? — в ответ доносится размазанное «Не хотел афишировать». Шатену кажется, что тот просто не хочет обсуждать настолько личные вещи при Лукасе и Макс, которые буквально зарылись друг у друга в костюмах, походя издалека на шоколадно-апельсиновое печенье с джемом. Сам Уилл, как и Майк, был одет в костюм охотников за приведениями. Они всей бандой решили, что наряжаться в них каждый год — хорошая традиция, потому стали ей следовать.

***

      Близилась полночь, кричащие из телевизора девушки, убегающие от вампиров и оборотней изрядно поднадоели, потому очередной фильм был поставлен на паузу. В тишине раздался громкий зевок — это была Мэйфилд, которая теребила Лукаса за плечо, намекая на то, что она уже устала и им пора. Оба стали собираться, после чего друг с другом попрощались, что удивило Уилла.       — Вы разве не вместе будете ночевать? — чуть приподнимаясь на локтях, спрашивает парень.       — В этот раз нет, Макс поедет к Оди, у них намечается какая-то туса.       — Девичник, а не туса! — бойко поправила его Максин, вкладывая ему в руки мешок со сладостями. Лукас видел, что парни уже полусонные, потому издал легкий смешок.       — Уилл, не засиживайся там! Будешь на утро как зомби, — но девушка толкнула его локтем в бок и они поднялись по лестнице. Шатена больше не обижали шутки про зомбячка, о чем он заявлял им не раз, потому сейчас хихикнул, решая, что им и вправду стоит выключить телевизор, вот только он так и не услышал, что Джойс приехала к дому Уилеров, ведь не было ни гудка, ни её стука в дверь.       — Майк, мама, кажется, не приедет. Может, она с Хоппером, или у неё сегодня ночная смена, не знаю. Можно остаться на ночь? — Уилл потихоньку освобождался от кокона своего костюма, но пока он начал расстегивать только верх комбинезона, поскольку под ним была пижамная футболка, а вот внизу ничего кроме боксеров не было, так что избавляться от обличия охотника полностью он не спешил.       — Конечно оставайся! Я и сам хотел предложить. Почитаем комиксы перед сном, хочешь воды? Я могу принести. У меня от шоколада уже во рту вяжет. А у тебя? — Уилл молча кивает, решая, что пока сможет переодеться. Брюнет отправляется наверх за водой, а Байерс встает с диванчика и начинает вылезать из комбинезона, доставая заранее захваченные с собой пижамные шорты. С ужасом он обнаруживает, что надел с утра разные носки: один белый, а второй черный. Это кажется вселенским позором, но быстро забывается, как только Уилл остается в футболке, носках и белье, а дверь в подвал легонько хлопает, оставляя его наедине с собой. Просовывая ноги в штанины, он невольно прикрыл глаза, представляя, как Майк бы подошел к нему сзади и положил вечно теплые руки прямо на талию, а он бы не сопротивлялся, только льнул бы к его касаниям и жадно впитывал в себя эти моменты. Вновь открыл глаза он через пару минут, простояв в таком положении, со спущенными лишь до середины ягодиц штанами и умиротворенным лицом, около двух минут, что сам Уилер уже начал за него беспокоиться и приготовился вытаскивать из забвения, поставив стакан с водой на стол.       — Уилл? С тобой всё нормально? Ты устал? Ты весь вечер на ходу засыпаешь. — не успел Байерс промямлить что-то в ответ, как сильная рука хватает его за затылок, а вторая прижимается ко лбу, периодически меняя положение, приподнимая непослушную чёлку, — Температура нормальная. — юноша плавно опустил взгляд ниже, смотря на то, что держась за резинку шорт, шатен всё еще их не надел, и те до сих пор находятся на середине его бёдер. Убрав руки с теплого лба, Майк схватился за шорты и потянул вверх, затем даже выправляя края примятой футболки, — Я принёс воды, пойдём наверх. — Уилл послушно отпил несколько глотков из стакана, затем относя его в мойку, но из головы никак не выходила мысль о том, что Уилер, пусть и слегка, почти невесомо, совсем недолго, но всё же касался его собственных бёдер, и всех слов мира не хватит описать то, какое для Уилла это желанное прикосновение.       Даже в комнате Майка они включили телевизор, бегло пролистав несколько старых комиксов, а после запустили на кассете тот фильм, который ещё не смотрели. Байерс подмял под голову подушку, лежа с краю кровати. Она была настолько просторной, что они запросто помещались там вдвоём. Обняв правую руку брюнета, спустя всего пять минут тот уже сладко сопел на его груди, иногда ёрзая, чтобы найти более удобное положение. Во сне ему не было подвластно собственное тело, потому он мог позволить себе вытворять то, что при бодрствовании не сделал бы ни за что, например высоко и резко закинуть ногу на Майка, пока тот старался не делать лишних движений.       В мгновение ока Уилл уже был укрыт одеялом, которое Уилер заботливо заправил под него, чтобы прохлада окружающего пространства ощущалась им не так сильно. Он даже развернулся к шатену боком, перекидывая руку через его плечо, чтобы максимально сократить расстояние между ними, да и Байерсу так было попросту удобнее спать. Тепло их тел быстро нагрело воздух под одеялом до комфортной для обоих температуры, а сам Майк прикрыл тяжелеющие с каждой секундой веки, поднимая левую руку чуть выше, заползая пальцами в его короткие, шелковистые волосы кофейного цвета, подбородком утыкаясь ему прямо в темечко. Перебирая в ладони тонкие прядки, ему удалось быстро уснуть, увидев, что сейчас лишь час ночи.

***

      Уилл открывает глаза. За окном густая тьма, луна заслонена тучами, потому в комнате не видно ровным счетом ничего. Ему даже радостно видеть такое небо: не запыленное кроваво-красным туманом, а обычное, спокойное, темное. Пытаясь сделать небольшой рывок вперед, он ощущает, что застрял в чьей-то крепкой хватке, что не похожа на привычные объятия Майка, хотя в кровати с ним определенно никто другой лежать и не может. Пытаясь развернуться, шатен чувствует холод, проходящий сзади по шее, чуть ниже затылка, где он до этого чувствовал Свежевателя разума. Ледяной ужас пронзает каждую клетку тела. Пихаясь локтями, ему удается чуть сильнее повернуть голову и увидеть воплощение своих ночных кошмаров. Уродливая, склизкая, кровавая морда демогоргона омерзительно сокращает хаотичные мышцы, но почувствовав столь сильный толчок, растворяется в буквальном смысле. Когти, ранее оставившие на предплечьях глубокие царапины, сменились мягкими, теплыми руками родного человека.       Распахнув зажмуренные глаза, Байерс видит Майка, смотрящего на него с интересом. Он будто что-то говорит, подползая ближе, а когда ему удается коснуться грудной клетки доверчивого Уилла, тут же сбрасывает маску, открывая ему обезображенную морду, походящую на воронку с огромным количеством грязных, заостренных на концах клыков, покрытых чем-то, напоминающим густую плазму. Физиономия чудища не медлит, тут же впиваясь прямо в оголенное плечо шатена, выбивая из него громкий, пронзительный, полный отчаяния крик.       На кровати он подрывается в холодном поту, понимая, что и при пробуждении вопил так же истошно, как и в кошмаре. Глазам тяжело сразу сфокусироваться, но нотки ипохондрика внутри внушают, что укус обезображенной твари настоящий, заставляя дрожащей, потной рукой искать у себя отпечаток зубов и опухшие ранки от укуса.       — Уилл! Что случилось? Почему ты кричал? — слева он слышит всё тот же заботливый голос, который только что чудился ему и в кошмаре, но теперь он не верит, что напротив него сидит настоящий Майк.       — Нет! Не трогай меня, чудовище! — с придыханиями, чуть ли не в панической атаке бормочет Уилл, понимая, что сердце у него колотится где-то в ушах, постоянно ускоряясь и долбясь в барабанные перепонки с новой силой.       — Ты чего? Это же я, Майк! Твой лучший друг, — но попытавшись коснуться его лица, Уилер получает удар по руке, даже без длительного контакта чувствуя, насколько тело его лучшего друга оледенело от ужаса.       — Ты демогоргон. Нет, я не... Я не верю, докажи, что ты настоящий! Сделай только то, что сделал бы настоящий Майк! — паника, достигнув своего предела, не хочет стихать, но брюнету удается изменить положение дрожащего под ним тельца, ставя руки по обеим сторонам от лица младшего. Все его движения размеренные и плавные, направлены на то, чтобы не напугать лучшего друга, но тот, по всей видимости, уже через пару мгновений навсегда сменит этот статус.       Уилл зажмурился, сжимая простыни по бокам от себя. Все его тело напряжено, словно натянутая струна, лишь приподнятые из-за подушки голова и шея выбиваются из картины прямого объекта. Уилер же опёрся на локти, будто вставая в планку. Бегло облизнув губы, он делает слегка робкий кивок головой, касаясь своими губами чужих. Изогнутых, будто ниточка, искусанных, местами даже с тонкими ранками, но всё же тёплых и родных. Майк, целуя Байерса, мог бы грубо схватить его за челюсть, удерживая с такой же силой, как и чудовище из кошмара, но нет. Он был нежен, льнул к шатену, вновь запуская пальцы ему прямо в волосы. Чувствуя, что брюнет пытается протолкнуть язык сквозь плотно сомкнутые губы, Уилл слегка приоткрывает рот, а напряжение вырывается в одно плавное движение: он подается вперед, навстречу, обвивая руками шею любимого, точно так же зарываясь в его волосах пальцами, иногда путаясь в небрежных лакричных кудряшках. Парень чувствует напор старшего, но при этом ощущает и то, как он умело его контролирует, не позволяет губами опуститься ниже, на шею или ключицы, пусть они столь желанны, но до кивка, или же уверенного, давящего касания его макушки рукой Уилла, увы, недоступны.       Байерс не знает, куда себя деть, ему слишком хорошо, разум стремительно плавится, сердце внутри мечется и трепещет. Напрягая поясницу, он изгибается, словно дуга, чем моментально пользуется Уилер, просовывая руку под его тело, касаясь чуть промокшей спины. Оба улыбаются в поцелуй, иногда мычат или хихикают. Уилл ёрзает, точно так же поднимая поясницу и бедра, и замученно стонет, когда его пах касается паха Майка.       Постепенно обе сильные руки оказываются у младшего за спиной, пытаясь перевернуть его так, чтобы он сам нависал над брюнетом, но тот противится и позволяет лишь слегка сменить позу, ложась на бок и наконец отстраняясь от упругих, действительно клубничных губ Уилера. Шатен, не медля ни минуты, целует старшего ещё несколько раз, но теперь это быстрые, однако полные нежности и любви поцелуи, где он слегка извивается и наплывает, а после, чувствуя горячие ладони у себя меж лопаток, льнёт к нему вновь, обветренными губками и носом утыкаясь в изгиб шеи, сперва сжимая футболку на его груди в кулаки, но после в некоем отчаянии переходя на плечи и локти.       — Это ты, Майк... — еле слышно шепчет Байерс, наконец убедившись, что это не кошмар наяву, а сама явь. Но теперь ему будто было вдвойне сложнее поверить в это, поскольку произошло то, о чем с утра ему не доводилось и мечтать – его поцеловал объект горячей, тягучей любви и томного обожания, который прямо сейчас своими смоляными, мягкими прядками волнистых волос щекотал ему левое ухо и висок. — Пожалуйста, прогони все мои кошмары. Мне очень страшно...       Действия Уилера теперь воспринимаются им совсем по-другому. Будто именно поцелуя им не хватало для того, чтобы перестать бояться проявлять чувства друг к другу, стереть эту чертову грань, ведь объятия Майка теперь пропитаны небывалой заботой и отвагой. Он бегло проходится ладонями по спине Байерса, задерживаясь, а после и оставаясь на его талии. Чуть хриплый, но мягкий голос ласково шепчет:       — Пока я с тобой, ты в безопасности, слышишь? И никакой демогоргон не посмеет тебе навредить. Я люблю тебя, Уилл. — облегченный вздох срывается с уст шатена. Его глаза постепенно закрываются, а руки непослушно забегают брюнету на спину. Он ощущает, как чужие губы легким дуновением воздуха на миг раздвигают его чёлку, чтобы после оставить там ласковый поцелуй.       — И я тебя люблю, Майк. — столь ожидаемая Уилером фраза наконец-то ложится ему на уши, он будто пытается пропустить её через себя, чтобы после в ней раствориться. Самому Уиллу хочется сказать ещё очень многое, говорить и говорить о своих чувствах, тараторить не замолкая, чувствуя комфорт, принятие, наконец ощущая то, что он нужный, любимый, не чужой, не лишний, не неправильный, но сейчас его так сильно клонит в сон, что за исключением нескольких невнятных звуков, похожих на одновременное мычание и бормотание, он не способен ничего произнести.       Байерс быстро проваливается в сон, за ночь ни разу более не вскакивая, а наутро открывает глаза из-за быстрых, приятных всплесков тепла и касаний, что перемещаются ото лба до скул и щёк за считанные секунды, затем плавно, но уверенно приземляясь на его губы. Еще вчера он и подумать не мог о том, что сам Майк Уилер будет будить его поцелуями, но теперь это правда, чему он несказанно радуется, вновь обвивая руками его нежную шею.