Северяне

Санса стоит у открытого окна. Ветер перебирает её волосы, заносит в спальню снежные крупинки. Часть их долетает до пола, другая тает у Сансы на лице и руках. Королева Севера. Теперь, когда этот титул пережил суровую зиму, она может гордиться им по праву. На дворе нынче весна, и сегодняшняя метель, скорее всего, последняя за очень долгое время. Позади раздаётся шуршание одеял и мехов, затем — шорох босых ступней о деревянный настил пола. Санса, прикрыв глаза, подставляет лицо снегу, пока на её плечи не ложатся обжигающе-горячие руки. И как они могли столько лет не замечать, что Джон не особенно мёрзнет даже в самый суровый мороз? — Ты простудишься, — бормочет он ей в шею, щекоча нежную кожу усами и бородой. С годами Джон всё больше напоминает Сансе отца, а она сама видит в зеркале новые и новые черты матери. Может быть, это судьба. — Захотелось подышать свежим воздухом, — отвечает Санса. — А ты чего не спишь? — Почувствовал, что ты встала. Широкие ласковые ладони гладят её по плечам, затем перемещаются на живот. Санса откидывается чуть назад, позволяя Джону поцеловать себя в шею. Обнажённым плечом она чувствует грубый рубец на у него на груди — след от кинжалов предателей. Рядом, чуть в стороне, ещё один, не до конца заживший: это Джон Старк, признанный королём Браном Сломленным, закрывал собой королеву Севера от меча наёмного убийцы. Наверняка дело рук кого-то, кому платили Таргариены или Ланнистеры — один род официально прерван, а представителем второго является Тирион. Санса доверяет ему почти так же сильно, как Брану или Арье. Джону она доверяет как себе самой. — Иди спать, — Санса оборачивается, кладёт ладонь ему на щёку. — Мне скоро вставать: слуги уже ходят по коридорам. Сонный и растрёпанный, Джон выглядит намного моложе. Он всегда такой по утрам: уютный, ленивый и ласковый. Его прикосновения не будоражат ни одного жуткого воспоминания Сансы о человеке, которого она даже в мыслях не зовёт по имени. Это имя она мечтает забыть. — Без тебя не хочу. Джон обнимает её и, обняв лицо ладонями, целует. Усы с бородой колются, но Санса благодарна за это Семерым: гладкую кожу, так напоминающую того, другого, она не вынесла бы. И Джона не подпускала, когда тот как-то раз решил побриться. Прикрыв глаза, Санса берётся за подол ночной рубашки и подбирает её, пока вся тяжёлая ткань не оказывается в кулаке. Когда Джон отстраняется, Санса быстро стягивает с себя рубашку, отбрасывает её в сторону. — Только недолго! — Предупреждает она, наставительно подняв указательный палец. Джон смеётся и подхватывает её на руки. — Уж сколько выйдет, ваше величество! Санса улыбается — она и сама знает, как порой умелые ласки Джона отвлекают её от королевских дел. Джона ведь растил Север: Стена, Дикие люди и их женщины. Неудивительно, что его простота и непосредственность так увлекают Сансу, привыкшую за годы, проведённые в Королевской Гавани и Орлином Гнезде к изворотливости и двойным смыслам. В объятиях Джона до неё не могут дотянуться ни жестокий Джоффри, ни похотливый Мизинец, ни безжалостный… Тот-которого-она-скормила-псам. Джон опускает её на постель и нависает сверху. Он становится крупнее — не Большой Джон Амбер, конечно, но настоящий северянин, какого воображала себе в детстве маленькая Санса. — Какая ты красивая, — огрубевшая от морозов ладонь ложится ей на щёку. Санса прикрывает глаза, льнёт к прикосновению. Неожиданно ей хочется большего прямо сейчас, без вступления и предисловий. Она шепчет: — Возьми меня, Джон. Дважды повторять не требуется. Это в первые несколько раз он осторожничал, не наваливаясь на неё, боясь лишний раз тронуть душевную рану; теперь же вся она, сколько есть, принадлежит ему всецело и без остатка. Джон раздвигает её ноги, с нажимом гладит, местами пощипывая светлую, никогда не знавшую солнца кожу бёдер. Санса шумно дышит, закусив костяшку указательного пальца, и просто смотрит. Джон тает под её взглядом, словно лёд по весне: берёт себя рукой и направляет в неё, туда, где уже влажно и ноет от пустоты. Санса чувствует Джона внутри, будто вставшую на место часть своей души. Ей одновременно горячо и хорошо, морозная свежесть из открытого окна холодит правый бок, но ровный жар, идущий от Джона, словно от солнца, греет её. Он лежит на ней, тесно прижавшись грудью и животом, и медленно двигается. Санса поднимает ногу, обнимает ею Джона за пояс, раскрываясь, принимая его ближе, и — ох, когда Джон толкается резче, она вскрикивает практически каждый раз, когда он оказывается в ней наиболее глубоко. Джон старается быть бережнее — там, внизу, он по-настоящему большой, но Сансе нравится, когда Джон теряет контроль, становясь сильнее и яростнее. Она гладит его по лицу, кладёт пальцы ему на губы, требовательно нажимает — и Джон покорно берёт их в рот. Он вбивается в неё, удерживая за талию, и Санса чувствует себя такой маленькой в его руках, что, когда Джон кончает, ей кажется, что её вот-вот порвёт пополам. Джон опускает ладонь между их телами, ласкает её, чтобы Сансе стало легче, и сладостный всплеск всё-таки случается. Она охает, крепко сжимая в себе Джона. Ей так хорошо… — Я люблю тебя. Санса счастливо жмурится, на ощупь обнимая его, тянет к себе, чтоб поцеловать. Когда она стояла в богороще с Джоном, они всего лишь обменялись плащами: никаких смен рода, никаких Таргариенов. Только Старки, истинные короли Севера. — И я тебя. Джон щекотно фыркает ей в шею. — До сих пор немного не верится. Санса ёрзает, прячась от ветра из окна за Джоном — всё-таки пока ещё слишком холодно. — И мне, — шепчет она, вспоминая пережитые ужасы и прижимаясь крепче к надёжной груди брата и мужа. — И мне.