Одиночество сильнейшей

Люди никогда не смотрели ей в глаза. Они кланялись, пряча взгляд в сторону, не хотели столкнуться с тем холодом, что обязательно проберет их насквозь. Стоя на коленях, они были уверены, что в безопасности. Проявляя верность, они верили, что их не затронет ее гнев. Но она знала: в глубине их жалких маленьких мозгов существует та искра надежды, эта жалкая червивая мысль, изгибающаяся под потоком страха и жалости к себе, греющая холодными ночами: скоро она сдохнет. Так они и думали. Не покинет этот мир, не умрет от случайно пропущенного камня в лицо, сдохнет. Как псина. Потому что они сами были псами, и желали ей опуститься до их жалкого уровня. Они хотели бы видеть, как она плачет, как ее кости хрустят под весом каменных стен, как руки мерзнут во льдах, как из легких выбирается последняя частичка воздуха и глаза тухнут. Глаза, которых они все боялись. В которых горит не вера, не любовь, а ум, холодный и расчетливый, и они, эти псы, боятся этого, потому что в глазах близких видят лишь усталость. Псы, пресмыкающиеся, скулящие, такие смешные и жалкие, что иногда у нее даже мелькает мысль быть с ними помягче. Самую малость. Они не были ей ровней. Не важно, слуга или товарищ по команде: все они на деле исполняют одну роль — служить ей. Быть полезными, стать ступенькой ведущей ее к пьедесталу. Но никогда не поравняться с ней. Частично это даже внушало ей скуку. Бой за боем, диалог за диалогом, все одинаковое и скучное, друг или враг, противник или союзник, все они были для нее единой массой. А они видели в ней чудовище. Монстра, который придаст мир огню и спалит его вместе с ними. В чем-то они были правы. Все-таки именно она внушила им эту мысль: чтобы они боялись, чтобы они знали свое место и никогда не смели рыпаться с него. Собаке место в будке, и даже самый любящий хозяин не уступит ей свое место на кровати. Хотя. Может иногда ей и хотелось встать с кем-нибудь плечом к плечу, кем-то, кто будет не псом, а человеком рядом с ней, кто поймет ее взгляд на мир, кто не будет тешится жалким подобием дружбы, а возвеличит их союз перед всем миром. Может, ей бы хотелось. Но дорога, которую она выбрала, будет одинокой: и это не плохо. Если ты сильнейший, то тебе никто не нужен. Ничье утешение, ничья поддержка, не нужны сопливые диалоги перед костром, не нужна тупая сказка на ночь или теплые слова перед трудным боем. Это все их, — собачье. Псы не могут в одиночку, сбиваются в свои жалкие стаи, пока люди как она убивают их, чтобы они не раздражали своей вонью на улицах. Это все нужно лишь псам. Но, может иногда, ей бы хотелось. Построить план со своими чудиками и увидеть в глазах искреннее восхищение, а не подавленное отвращение, страх и раздражение. Услышать настоящее: «Азула, это невероятно, Азула, ты восхитительна». Но они боятся. И пусть боятся. Псы только и умеют бояться, поджимают хвосты и бегут, пока люди смотрят страху в лицо и никогда не останавливаются. Но, может быть иногда. Может быть, даже сейчас. Ей бы хотелось.